Пуленепробиваемый купидон

«The worlds an unforgiving place», we've all heard this before But we want hospitals and equal rights instead of fucking wars We want the right to blow our minds, as crazy as it seems The only place youre truly free is cosy in your dreams I said the only place youre truly free is cosy in your dreams Placebo. Trigger happy hands

Они уснули под утро. Что совсем неудивительно. Наконец-то можно было отбросить глупое притворство, ненужную гордость и просто наслаждаться обретенной любовью. Ну и проснулись, соответственно, далеко за полдень. Может, утро наступило бы для них и еще позднее, но ожил навороченный SonyEricsson*, будь он неладен, и начал нещадно верещать. Андрей попытался заткнуть ненавистный аппарат, не выпуская Макса из объятий, но телефон был слишком далеко. – Узнаю кто – убью, – пробормотал он, приподнимаясь на локте и нажимая сброс. – А, этот пусть живет... – Кто ж удостоился такой чести? Максим повернулся к Андрею лицом и смотрел на него. Потом провел пальцем по щеке, улыбнулся и притянул его к себе. В ответ Андрей снова обнял Макса и, поцеловав в висок, спросил: – Чем тебя кормить? – На твое усмотрение. – А вот это ты зря... На мое усмотрение – будешь сыт любовью. – Решил уморить голодом? – какая знакомая язвительность. – Ладно, любовью и... И чем-нибудь еще. – Только пусть это что-нибудь будет съедобным. – Как скажешь, – Андрей с явной неохотой поднялся и уже на пороге, обернувшись, повторил: – Я люблю тебя. Макс в ответ улыбнулся. *** – Расскажи все. Они сидели на просторной кухне, ненавязчиво переходящей в столовую, так не похожей на ту, что была в обычной типовой квартирке более четырех лет назад. Да и сами квартиры сравнивать было по меньшей мере глупо. Здесь были весьма внушительные апартаменты, в которых при желании и с непривычки можно было заблудиться. Но, несмотря на роскошь помещения, не похоже, что Андрей проводил здесь много времени. Зато прежней осталась его манера говорить, удерживая собеседника за руку и гипнотизируя взглядом темных глаз. *** Октябрь 1998 года Андрей с нескрываемым сожалением отпустил Максима, отвлекаясь на телефонный звонок. – Ты будешь дома через десять минут, – произнес отец тоном, не допускающим возражений. – Я могу не успеть. – Не можешь. Не в твоих интересах. Что именно торкнуло родителя, который обычно более чем пофигистично реагировал на выходки единственного сына, Андрей даже представить не мог. Но зато хорошо знал, что спорить в таких случаях не рекомендуется – себе дороже. А сейчас тем более, когда свобода ему была нужна как никогда. – Завтра увидимся! – Он еще раз поцеловал Макса и, дождавшись пока парень выйдет из машины, унесся вдаль, невольно улыбаясь. Ощущение радости и душевного спокойствия, сознание того, что все самое страшное позади – Максим не отвернулся от него, не вернулся в свое окукленное состояние и помешательство на Никольском. У них вполне может быть свое «долго и счастливо». Конечно, какое-то время придется скрывать все от окружающих, но ведь это ненадолго, всего лишь до окончания школы, а сам Андрей найдет способы, сделать эту шифровку максимально безболезненной. Сейчас же надо устаканить проблемы со старшим поколением. *** Отец ждал его в своем кабинете. Таким Андрей видел его нечасто – нужно было очень постараться, чтобы довести Сергея Геннадьевича до точки кипения. Обычная злость, жертвами которой становились его подчиненные и недобросовестные партнеры, не имела ничего общего с нынешним состоянием уважаемого бизнесмена. Что могло так задеть отца, парень не догадывался, пока ему в лицо не швырнули фотографии. – Это ведь не то, что я думаю? – очень тихо спросил он сына, который смотрел на фотографии, раскиданные по полу. Он и Максим. На пейнтбольной площадке. В ресторане. В квартире. За городом. Андрей молчал. Он уже понимал, что малой кровью не отделаться. Мужчина подошел к парню. Рука сжала горло, перекрыв кислород: – Ну?! – А что ты подумал? – прохрипел он. – Что мой единственный сын – пидор, который трахает мужиков. Или они тебя? Не сдерживая ярости и отвращения, Рагозин-старший оттолкнул Андрея так, что тот отлетел в противоположный угол. Из рассеченной губы шла кровь, а горло до сих пор хранило ощущение стальной хватки. – До тебя не доходит, что у меня не может быть сына-гомика?!** – реплика сопровождается новым ударом о стену. – Со мной никто не будет иметь дело, это ты можешь понять? – еще удар. Но упрямство сыну досталось от отца. Корчась от боли, Андрей тем не менее отвечает: – И что же ты сделаешь? Посадишь на цепь, наденешь намордник? Или просто пристрелишь? Или еще проще – меня задавит тачка, водителя которой никогда не найдут? Тебе же не привыкать? Сергей Геннадьевич перевел дыхание. – Так ты таким образом решил пожалеть сироту? Оттрахать его во все щели? – А что? Отбирать у людей самое дорогое – это исключительно твоя фишка? Ты убил его родителей, я лишил невинности, все круто, – Андрей выдавливал из себя слова, стараясь не обращать внимания на тошноту и плывущую картинку. – А с чего ты решил, что за рулем был я? – совершенно спокойно произнес мужчина. Андрей непонимающе смотрел на отца. – Видишь ли, в этой семье права есть у всех. – Мама не водит... – Конечно, не водит. С тех пор и не водит. Угробила двух людей и смылась. Прилетела домой в слезах и истерике. Жаль, конечно, родителей мальчика, но им уже не помочь... А ты бы хотел видеть свою мать за решеткой? И я не хотел. Пришлось отмазывать дуру... Андрей молчал. Водителя никто не видел... Его милая, скромная, заботливая мама, убившая родителей парня, которого он полюбил... Она всегда ездила исключительно на пассажирском сидении и ходила в церковь по тринадцатым числам января в течение нескольких лет. – Значит, так. О твоих подвигах никто не узнает. Ближе, чем на десять метров, ты к этому Ткачеву не подходишь. Узнаю – будет хуже. Андрей ухмыльнулся. Заметив ироничную улыбку на лице сына, мужчина продолжил: – А ты знаешь, что чувствует нормальный здоровый человек, если его засунуть в психушку? Он не просто сходит с ума, он это делает медленно и мучительно. Хочешь, я тебе подробно расскажу о порядках в таких лечебницах? Так вот, если ты посмеешь сделать хотя бы шаг в сторону пацана, он проведет там остаток своей жизни. А ты будешь круглосуточно наблюдать за его мучением. Извини, оговорился, лечением. Сергей Геннадьевич покинул комнату, оставив сына сидеть в углу и размазывать слезы, смешанные с кровью. * SonyEricsson T610 – самая продвинутая модель телефона на тот момент времени, с таким дивом дивным, как полифония))) ** Криминальный авторитет и гомосексуальные отношения не совместимы.