Пуленепробиваемый купидон

Lovers seem to run around Wanna see you now Wanna peace right right now (See you at the bitter end) Placebo. The bitter end

Андрей полагал, что все пойдет как всегда – пару дней Максим пообижается на весь свет, поплюется ядом и успокоится, посмеиваясь над очередным избранником Никольского, осыпая самого Рагозина признаниями в любви и верности. Но шли дни, и становилось все хуже. Действия Ткачева перестали вписываться в привычную схему, и Андрей чувствовал, что они отдаляются друг от друга все больше и больше. Все попытки поговорить Максим встречал стеной молчания. Был, конечно, вариант прояснить ситуацию непосредственно с Вадимом, но это все равно, что расписаться в собственном бессилии. В конце недели намечался корпоратив по случаю юбилея компании, посещение которого было обязательным для всех сотрудников, в том числе и для Максима. Зная, что он не приветствует подобные мероприятия, Андрей ожидал его возвращения через пару-тройку часов с намерением расставить все точки над i и разрядить, наконец, обстановку, ставшую невыносимой. *** Макс вернулся под утро, пьяный в хлам. – Скажи, почему он? – покачиваясь, спросил он Андрея, сидевшего в кресле перед работающим телевизором с бокалом коньяка, – почему именно эта взъерошенная бледная поганка? Выяснять отношения в четыре часа утра – глупо, делать это, когда один просто пьян, а второй пьян капитально – бессмысленно, слушать голос не разума, а ревности – опасно. Но Максиму было море по колено, а Андрей уже не мог мириться и держать все в себе. – Что тебе не дает покоя? Что ты не понимаешь его вкусы? Или что он выбрал не тебя? – А почему меня не может это беспокоить? Чем я хуже этого, Юрика? Ярость захлестнула Андрея, остатки самообладания потеряны. – А чем я хуже? Почему на меня тебе вдруг стало наплевать? Мы столько лет с тобой вместе, а ты обнимая меня, думаешь только о нем?! Что есть у него, чего нет у меня?! Максим молча смотрел, пытаясь подыскать ответ, но вид взбешенного Андрея и огромная доза алкоголя глушили любые проблески разумных мыслей. Не слыша ответа, Андрей схватил Макса и швырнул его на диван, придавливая своим телом. Вместо поцелуев – укусы, вместо нежности – нарочитая грубость, руки не снимают одежду, а рвут на части. Андрей опомнился, увидев струйку крови, стекающую с губы. Он смотрел на Макса, не понимая, как мог причинить боль человеку, которого любил так же, как и много лет назад. – Прости, – он сел на пол, положив голову на руки. – Наверное, тогда я совершил ошибку, пытаясь заставить тебя не думать о Вадьке. А надо было дать тебе дойти до конца. Он встал, оставив Макса лежать на диване, прикрытого жалкими тряпками, не так давно бывшими его костюмом. Сквозь открытые двери было слышно, как Андрей по телефону заказывает билет на ближайший рейс. Десять минут прошло или час, Макс не знал. Андрей подошел к нему, провел рукой по щеке и произнес: – Я не буду мешать. Скажи ему все. И сам сделай выбор. Ему хотелось сказать, что он любит, любит несмотря ни на что, но... Он пообещал не вмешиваться. Входная дверь хлопнула, поставив точку. *** – Может, хоть ты мне объяснишь, что вытворяет твой благоверный? Несмотря на то, что Вадим и Андрей жили в одном городе, встретиться им проще оказалось в Париже. Оба оказались здесь благодаря рабочей необходимости, и теперь пытались разобраться каждый в своей личной жизни при помощи другого. – Не он вытворяет, его ревность. – А ты решил сложить лапки? – Предлагаешь посадить его на поводок? – Знаешь, – Вадим тоже с трудом сдерживал эмоции, – раньше ты действовал, а не сидел в сторонке. – И это, как оказалось, ни к чему не привело. – Девять лет не в счет? Или я ошибаюсь? Рагозин молчал. – Ладно, а если и твоя новая тактика не поможет? – У меня по-прежнему есть разрешение на оружие, – криво усмехнулся Андрей. – Вы – два идиота, которые мучают друг друга не пойми зачем. А я третий идиот, потому что влезаю в ваши разборки. – А тот, из-за кого Макс на уши встал – тоже идиот? Он называет его «взъерошенной бледной поганкой». – Еще хоть слово скажешь, и твой пистолет тебе уже точно не понадобится. – Кажется, я понял, в чем дело, – Андрей откинулся на спинку стула и впервые улыбнулся, – ты влюбился! Ну ясно, почему он на стены лезет. Ты никогда не влюблялся. Бедный Макс... – Нет, – покачал головой Никольский, – вы не два идиота. Вы гораздо хуже. – Пусть он сделает так, как считает правильным. – Если его «правильно» будет заключаться в распускании рук – не обижайся, но он схлопочет и по почкам, и по печени, – Вадим взглянул на часы, – мне пора. *** По внешнему виду Максима никто бы и не заподозрил, что он переживал личную драму. Его приколы, шутки и язвительные комментарии сыпались как обычно. И только приходя домой, он скидывал маску ироничного безразличия и тихо выл на луну. Ему было плохо, очень плохо. Да, Андрей часто уезжал, да, у них, как и у любой пары, были ссоры, но сейчас был конец. Конец всему. Да не нужен был ему ни Вадим, ни эта его большая блондинистая любовь по имени Юра. Он все уже для себя понял и решил. Казалось, чего проще, взять трубку, нажать вызов номера, чье имя на первом месте в телефонной книге, но Максим прекрасно знал, что на этот раз Андрею потребуются более весомые аргументы, а не «Извини, я так больше не буду». План действий созрел сам собой. *** Спровоцировать Никольского на разговор. Признаться ему в любви, раз таково условие Андрея, и забыть обо всем. То, что камеры видеонаблюдения стояли везде, включая туалеты – Максим прекрасно знал. Один поцелуй с растерянным Юриком – и все, вызов к разъяренному шефу на ковер гарантирован. Макс не отказал себе в удовольствии слегка поддразнить Никольского (а что, пусть тоже помучается) и намекнул на симпатию к Юре. Вадька не поверил, но врезал. Ну, его можно понять, настоящая любовь и все такое, сбежавшая чуть ли не из-под венца, кто угодно на стены полезет. Признание в любви – опять не поверил. Видать, херовый из вас актер, Максим Анатольевич! Сердце ни екнуло, ни отозвалось, ни оборвалось. Ему было наплевать. Поддерживая челюсть, которую Вадим слегка сдвинул вбок, Максим улыбался – он прошел до конца и осознал, что глупая детская обида и реальная любовь ничего общего не имеют. Теперь он мог позвонить Андрею. *** Звонок пришлось отложить до утра из-за все той же «взъерошенной бледной поганки», которая устроила истерику и свалила в бега, прихватив неисправный мотоцикл Никольского. Только когда Вадим удостоверился, что Юрику обеспечен самый лучший уход, и перевел дух, Макс попрощался с другом детства и набрал номер. – Теперь моя очередь просить прощения. Где ты? – Дома. Путь из больницы домой Максим преодолел за рекордное количество времени. Андрей сидел в своем любимом кресле, бокал с коньяком стоял на столике. Макс сел на пол и потянул Андрея за руку, заставляя сесть рядом с собой. Ни звука, ни слова, только темные глаза смотрят в упор. – Ты всегда знаешь, что лучше для меня? – проводя рукой по темным волосам, спросил Макс. – Со стороны виднее. – Ты был прав – мне это совсем не нужно. – А что же тебе нужно? – Не что, а кто. Ты мне нужен. Андрей незаметно выдохнул. – У меня нет уверенности в том, что ты опять не передумаешь через пару месяцев. – У всех бывает кризис отношений. И, знаешь, – продолжил Максим после паузы, – эти кризисы необходимы – помогают понять, что истинно, что ложно. – И что же понял ты? – Что хочу быть с тобой до конца. До самого конца. А это дольше, чем пара месяцев. Молчание. – Больше ничего сказать не хочешь? – Андрей задает вопрос, практически касаясь губами губ Максима. – Хочу. Я люблю тебя. Только тебя. Именно тебя. Андрей смотрел, не отрываясь. Потом притянул Макса к себе и легко поцеловал. – Если ты все сказал, переходим к доказательству делом. – И сколько мне придется доказывать? – Макс улыбнулся – его простили. – До конца, – новый поцелуй, медленный, глубокий, нежный. – До самого конца...