About Last Night

      Позже тем утром Реджина сидела под яблоней на заднем дворе, обдумывая все произошедшие за завтраком события. Она поняла, что сделала что-то, что расстроило Шерифа, но не была уверена, что именно натворила. Брюнетка полагала, что это могло как-то быть связано с тем, что Генри предложил им съехаться. И как только прошел шок, всё стало на свои места. Она привыкла к постоянному присутствию Эммы у неё в доме, а особенно — к её объятиям.       Реджина думала об утреннем разговоре и о том, как именно она говорила, пока поведение Эммы не изменилось. Блондинка так резко ушла, что Мэр и глазом не успела моргнуть. А затем был поцелуй; поцелуй, от воспоминания которого появлялись мурашки по коже. Словно этот поцелуй был каким-то тайным посланием для Реджины. Она была сбита с толку. Брюнетка прекрасно знала, чего хотела. Она хотела Эмму. Что она ещё должна была сказать Шерифу, чтобы убедить её переехать к ней?       Брюнетка вспомнила признание Эммы в любви. В груди сразу разлилось тепло, а глупая улыбка появилась на её лице. «Любовь — это слабость». Нет! Она больше не собиралась позволять своей матери влиять на неё, даже после смерти. С Генри её любовь была силой, и благодаря этому она разрушила проклятие Зелены. А с Эммой… Реджина остановилась и вспомнила все те случаи, когда они с блондинкой объединяли магию. Возможно, это и не было романтической любовью, но было что-то сродни любви между ними, делая их силы такими мощными. Она чувствовала это. Она и раньше практиковала магию с Румпельштильцхеном и Малифисент, но с магией Эммы всё было иначе. Она была мощнее. Была какая-то необъяснимая динамичность между ними; сила, способная это объяснить.       Вздохнув, она поняла, что дело в её поведении. Закрадывалось подозрение, что всё произошедшее накануне — её вина. Брюнетка подумала, что было немного бестактно не поговорить о произошедшем в участке. Воспоминания до сих пор заставляли кровь быстрее течь в жилах, гоняя адреналин. Она хотела покончить с этим, точнее кончить. Реджина застонала. Шерифа не было рядом с ней, а одна лишь мысль о ней… возбуждала её. Они постоянно занимались сексом, но желание обладать Эммой лишь только в разы возрастало.       Я явно сказала что-то не то. Я просто не очень хороша в этих вещах.       Помимо любви к Генри, у Реджины не было огромного опыта в любовных вопросах и эмоциях. Она чувствовала это, и довольно сильно, но как справиться с этими эмоциями, как правильно понять всё… вот это — уже совсем другой вопрос. Она хотела быть лучше, хотя бы потому, что Эмма Свон стоит того.       Я, конечно, знаю, как всё испортить. Что бы сказала Снежка?       Она бы никогда и никому не призналась, но было кое-что в Белоснежке, чему она завидовала — способности любить. Ведь она делала это с такой лёгкостью и непринуждённостью, так просто открывала людям свою душу.       Тьфу, я знаю, что этот бочонок, полный жизнерадостности и веселья, сказала бы. Она бы сказала, обрести надежду и полюбить вновь, и, что более важно, не закрываться от любви или же от Эммы.       Реджина покачала головой и закатила глаза.       Она опустила несколько яблок в корзину, стоящую у её ног, а затем подумала о Робине. Ей стыдно было признаться в том, что с тех пор, как он пересёк черту, она почти не думала о нём. Она испытывала вину и гнев. В конце-то концов, Робин предназначался ей судьбой, но после той роковой ночи всё, о чём могла думать брюнетка, было связано с Эммой Свон. Когда Робин сказал ей, что выбрал её, а не свою жену, она была безмерно счастлива, но сейчас оглядываясь на своё прошлое, Реджина осознавала, что была влюблена не в него, а в идею быть с ним. Когда вернулась Мэриан, она провела так много времени тоскуя по нему. Сейчас это больше походило на жалкий второй шанс. Когда она была с Эммой, всё ощущалось неизбежным, заранее запланированным и предначертанным. Как вообще она могла всё это испытывать с Эммой, если Робин должен был стать «одним и единственным»? Свон заставила её почувствовать себя так, словно её приняли и поняли.       По словам Эммы, во время путешествия в Зачарованный Лес, она повстречалась и даже побывала в плену у Злой Королевы. Блондинка сказала, что она источала силу и уверенность, и это заставило Эмму бояться за свою жизнь. Реджина была рада, что девушка выбралась оттуда живой. Она видела злую сторону брюнетки и всё же была здесь: любила и заботилась о ней. Несмотря на всё плохое и хорошее, Эмма любила её. Никогда, даже в самых безумных мечтах, Реджина не думала о том, что сможет полюбить вновь. Это было невероятно. Это пугало. И если потеря Даниэля была мучительной для Реджины и привела к одиночеству и тьме, что же произойдёт, если она потеряет Эмму?       В голове у Реджины воцарилась полная неразбериха, и чем больше она пыталась всё понять, тем сильнее погружалась в весь ужас прошлого. Но одно было ясно наверняка — она должна признаться Эмме в любви.       Внезапно она почувствовала это: странное ощущение посетило её, предупреждало о чём-то. Она почувствовала, будто не одна находится рядом с яблоней. Реджина попыталась успокоиться, но сработал старый защитный механизм, и она вновь стала Королевой. Непоколебимой и властной.       Так и не повернувшись, она начала:        — Ты так и будешь стоять здесь или всё же скажешь мне, зачем явился? — услышав его вздох, она попыталась подавить своё отвращение.       — И Вам доброе утро, Ваше Величество. Разве это не прекрасный день для сбора яблок?       Реджина злобно посмотрела на незваного гостя, сожалея, что в данную секунду где-то рядом не завалялось отравленное яблоко. Она вздохнула:       — Не пытайся очаровать меня, Крюк. Чего тебе?       — Ну, раз уж так, тогда сразу к делу, — откашлявшись, он продолжил: — я сегодня прогуливался по пляжу и кое-что понял.       Закатив глаза, Реджина секатором обрезала несколько листьев с дерева. Просто покончи с этим!        — Говоришь, понял кое-что? Боже, какая это дремучая территория для тебя. И как это касается меня?       — Это касается Эммы, — грубо плюнул Крюк. — Я думал об Эмме.       Взяв под контроль свои действия, она глубоко вдохнула и как можно спокойнее ответила:       — Насколько я помню, ты с ней больше никак не связан, — Миллс повернулась к дереву, — … и я не собираюсь обсуждать её с тобой.       Моя. Моя. Моя!       Она надеялась, что он поймёт намёк, но Крюк был не только надоедливым и раздражающим, но и упрямым и неприятным. Сорвав сочное яблоко, Реджина протёрла его, прежде чем положить в корзину.       — Почему ты так уверена, что я не её родственная душа? — уверенно поинтересовался мужчина.       Этот вопрос озадачил, поскольку вся эта тема с «родственной душой» была очень щекотливой прежде всего для самой Реджины. Она начинала ненавидеть эти слова. Попытавшись расслабиться, она дьявольски рассмеялась:       — Крюк, ты всегда настолько тупой, или сегодня какой-то особенный день?       Он высокомерно выпятил грудь и подошел ней, всматриваясь в небо.       — Вообще-то я умный, но думаю, тебе в это трудно будет поверить.       — Во что мне трудно поверить, так это в то, что ты предположил, будто кто-то, кроме твоего собственного отражения в зеркале, может быть твоей родственной душой.       — И это мне говорит женщина, которая разговаривала с ним в течение многих лет.       — Послушай меня, капитан мерзкая бородка, — раздраженно вздохнула Реджина. — Вы с Эммой не являетесь родственными душами.       — А ты у нас эксперт в родственных душах, да? После того, как упустила свой шанс?       Реджина отвернулась к дереву.       — Ты разрушила свою жизнь, Реджина, — наседал Крюк, не теряя времени. — Ты упустила свою родственную душу. Ты позволила ему уйти. И сейчас ты настолько в печали и горюешь, что заодно готова уничтожить шанс Эммы на счастье?       — Крюк, если бы Эмма полагала, будто ты — её счастливый конец, то уверена, Шериф всё ещё была бы с тобой, — сказала она, оглянувшись.       — Вы полагаетесь на это, Ваше Величество? Чертовски хреново, что у нас нигде здесь не завалялось лишней пыльцы феи, не так ли? — когда Реджина развернулась к яблоне, он продолжил: — интересно, Вы бы согласились на эту затею? Ну, чтобы проверить, прав ли я?       Да, чёрт бы побрал его со всей этой чепухой о пыльце фей и родственных душах. С тех пор, как она вернулась из Невэрленда, это стало щекотливой темой. Часть Реджины всё ещё чувствовала себя зависимой от сияющей пыльцы фей и предсказаний о родственной душе. Что, если у Эммы уже есть кто-то, предназначенный судьбой, а Миллс только стоит на их пути?       Словно прочитав её мысли, Джонс выплюнул:        — Что, если ты отнимаешь счастье у Эммы? — его глаза казались холодными. — Так же, как ты лишила её родителей. Разве ты не достаточно разрушила ей жизнь?       — Ты — не родственная душа Эммы, Крюк, — наступала Реджина, изо всех сил сдерживая поток магии, искрящейся на кончиках пальцев. Она остановилась в четырёх футах от него, поскольку не доверяла себе, и это не давало покоя. Крюк подошел ближе и наклонился, доказывая, что либо он очень смел, либо и вправду глуп.       — И почему же это, Ваше Величество? Потому, что злодеи не получают счастливый конец? Ох, Реджина, если я не заслужил Эмму за все свои грехи и преступления, так ты тем более, — он пристально посмотрел на неё, а затем развернулся и начал уходить. Резко остановившись, он обернулся: — Ты причинишь ей боль. И когда ты сделаешь это, я буду рядом, и она придёт ко мне… и ко мне в кровать.       Реджина инстинктивно подняла руки, но сжала их в кулаки, прежде чем смогла сделать что-нибудь необратимое. Она теперь другая. Сделай это. Уничтожь его. Она боролась с собой, пока Крюк не скрылся из вида. Она могла убить его. Но не сделала этого. Она хотела этого. Лишь на секунду.       — Нет, — она упала на колени, крепко стиснув кулаки. — Нет!       Она ощутила, как огромная волна-цунами из вины накрывает её с головой, подкидывая картинки прошлого, которые она отчаянно пыталась не вспоминать. Человек, которым она пожертвовала. Она любила его, и он не был в безопасности рядом с ней. Это дало мне Генри. Она подумала об этом, когда впервые пришла в склеп на могилу отца. «Я люблю тебя, папочка!» Нет! Она никогда не причинит вред Эмме и Генри! «Ты такая злая.» Чувство вины, темноты, боли… она тонула в этом.       Королева повержена. Прислонившись лбом к земле, она неудержимо плакала, её крики и печаль засели где-то глубоко внутри. Она сжимала и разжимала кулаки, ощущая, как сердце разрывается на части. Любовь привела её к потере. А потеря — к темноте.       Сидя на траве и захлёбываясь собственными слезами, Реджина и не заметила, как оказалась не одна, пока не почувствовала, что сильные руки подхватили её. Брюнетку пытались утешить поцелуями.       — Тише, Реджина… я здесь… эй, я здесь… — успокаивающий голос Эммы прорвался сквозь спутанные мысли. Её Спаситель сидела на траве, держа в руках, и успокаивала. Эмма так крепко держала Реджину, словно она никогда в жизни не отпустит её. Миллс устала, сильно устала. Хлюпая носом и рыдая, она закрыла глаза, позволяя всем чувствам выйти наружу.       Открыв глаза, она заметила, что лежит на диване, укутанная в плед. Генри скоро должен был вернуться домой. Последнее, что Реджина помнила, — как Эмма целовала и утешала её. Она почувствовала себя маленьким ребёнком, когда Свон занесла её в дом на руках. Ей вновь хотелось оказаться в этих сильных руках, но обойдя дом, Реджина поняла, что была в нём одна. Это ранило.