Выбор Ревекки

      Колеблется граф - не уйти ли назад?       И волосы дыбом, и руки дрожат.       Но дерзкой гордыней он вновь обуян:       Он вспомнил о той, кем гордится Ливан.       Вальтер Скотт «Владыка огня» (Перевод В. Бетаки) Больше недели Ревекка жила в доме ростовщика Меира. Нанеся только один визит, храмовник больше не появлялся, а бывшая пленница о нем и не расспрашивала. Гораздо больше ее тревожило другое: проливные дожди, отворившие небесные окна. Они не прекращались уже несколько дней, размывая дороги. Как бы ни торопился отец, при подобных обстоятельствах он вынужден будет задержаться. Даже такому ненастью, как Всемирный потоп, когда-то настал край. Кто же знал, что за природными бедами придут другие – людские, рукотворные. – Грязные собаки! – влетевший в разбитое окно увесистый камень пролетел всего в дюйме от испуганной Леи. И если бы девушка, взвизгнув, не отклонилась, он бы наверняка размозжил ей голову. – Вывихнуть мне ноги, танцуя на ваших могилах! – с опозданием пытаясь прикрыть собой испуганную дочь, прокричала проклятия Ципора. – Червь им мозг погрыз? Что на них нашло? Судя по шуму, чуть ли не весь город собрался за стенами дома Меира. Голоса сливались в один рассерженный гул, как будто злой великан разорил гнездо гигантских пчел, и теперь весь рой искал обидчика в доме ростовщика. И все же это были люди. До осажденных долетали угрозы и проклятия, пусть и не такие витиеватые и острые, как у хозяйки дома, но еще более страшные, такие, что имели больше вероятности сбыться. Кто-то посоветовал выкурить семейство Меира огнем, но отсыревшая солома отказывалась загораться. – Глупцы! Поджарят нас и весь город в придачу! – Иаков сжал кулаки. Похоже, сейчас он как никто сожалел о несправедливых законах назарян, запрещающих его народу носить оружие. – Град побил их посевы. Вот они и ищут виновных, – не теряя хладнокровия, рассуждал Меир. – Я родился здесь… – И здесь умрешь, если не образумишься. Что ты надумал? – оставив Лею, Ципора бросилась наперерез мужу, который уже потянулся к двери, чтобы ее открыть. – Поговорить. Я знаю этих людей… – Поговорить? Нет, муж мой, это твою голову опустошил титов червь. Ты не Моисей, чтобы этот сброд расступился перед нами, подобно морю, по одному твоему слову. Да и тому понадобилось наслать на египтян Десять казней, чтобы убедить. Воспользовавшись спором родителей, Иаков начал укреплять дверь, подсунув под нее увесистый сундук с крамом. Ревекка подала ему один из стульев. Встрепенувшаяся Симха подхватила еще один стул и, зайдя с другой стороны, передала его Иакову. Загромоздив ими двери, сын ростовщика взялся за массивный отцовский стол, приподняв его без видимых усилий. – Хотите весь дом разворотить? – ворчал Меир. – Негде и присесть. Ревекке показалось, что показной беспечностью ростовщик пытается подбодрить перепуганных домочадцев. Косяки двери уже содрогались, и было ясно, что устроенное наскоро заграждение ненадолго удержит лютующих горожан. – В этом доме нет тайного хода? – Ревекка вспомнила вместительный сводчатый подвал в их доме в Йорке, в котором хранилось достаточно еды, питья и товаров, чтобы в случае напасти переждать несколько дней, не испытывая трудностей. Только одному из назарян довелось раскрыть этот секрет. Он назвался Диком Самострелом. Выкупив его из тюрьмы, пока он не окреп, скорее от отца, чем от преследователей скрывала в подвале. «Благодарность неверного уже в том, чтобы он не обернул твою доброту против тебя», – только и сказал отец, когда все обнаружилось. – Уже жалеешь, что оказалась здесь с нами? – резко ответил Иаков. – В этом доме только один выход, дочка, – мягко пояснил Меир. – Нам некуда деваться. Остается уповать на господа: что дверь выдержит до той поры, как безумие закончится. Они забылись в общей молитве, прерванной вонзившимся в дверь лезвием топора. – Опустите покрывала, – скомандовала Ципора подопечным девушкам. Симха увлекла Ревекку в сторону. Набрав горсть золы из камина, она щедро размазала ее по своему лицу. Ревекка не успела возразить, как девушка проделала подобную процедуру и с ее лицом. – Так надежней. Скажут: «Что с этой никчемной…». Ты же в глаза им не смотри. Может, все и обойдется. – А как же Лея? – не выказывая особой благодарности, Ревекка попыталась вернуться к Ципоре и Леи. Обе женщины, не отрывая взгляда, пристально следили за брешью в двери, увеличивающуюся с каждым мгновением. Мать положила на плечо дочери руку, как будто желая придать уверенности. Ревекке вдруг также захотелось передать хоть часть тревог кому-то, кто старше, сильнее, опытнее ее. Вроде недавно, но как будто в другой жизни она наблюдала за кровавым падением замка. Всего лишь случайный свидетель тогда, теперь она была на одной из сторон противостояния, победитель которого уже известен. – Она не согласится. Слишком много в ее жизни было солнца, чтобы забыть, зачем нужен плащ. Да и времени нет убеждать. На этих словах Симхи преграда, защищавшая обитателей дома, рухнула, и разъяренные разбойники вломились внутрь. Ринувшись навстречу, Иаков безуспешно пытался их остановить. Ударом кулака ему удалось свалить одного из захватчиков, но следующий ворвавшийся подобным же образом остановил самого Иакова. Лея вскрикнула. – Какой цветочек взрастил старый пес, – один из разбойников, мужчина лет сорока, с жидкими, неясного цвета волосами, в одежде, скорее грязной и сваленной, чем действительно старой, сдернул с лица девушки вуаль. Его действия противоречили грубым словам восхваления красоты дочери ростовщика. Без единого раздумья мужчина сорвал с шеи Леи ожерелье. – Вот! Возьми все! – пока злодей не причинил дочери боль, Ципора сама скоро сняла с нее остальные украшения и протянула грабителю. – Не обижай мою девочку. Чтобы ни произошло – она невиновна. – Бедный агнец! – засмеялся разбойник. – Не беспокойся, старуха, от Эйкена еще ни одна женщина не уходила обиженной. После такого заявления мать и дочь просто-таки вцепились друг в друга. Несколько здоровых горожан с трудом их растащили. – Пффф! – стиснув подбородок Ревеки в ладони и приподняв его, окатил гнилостным запахом изо рта еще один из захватчиков – обрюзгший от выпивки йомен. Похоже, хитрость Симхи сработала и Ревекка не показалась толстяку привлекательной, впрочем, как и маленькая служанка. Сопровождая каждый толчок и пинок проклятиями, их погнали к выходу. Меир получил увесистый удар только за то, что пытался успокоить жену. Беда в том, что от волнения он сказал это на родном языке, что тут же вменили ему в вину: – Проклятый колдун! Хватит бормотать свои заклинания! Оказавшись за порогом, пораженная Ревекка застыла: ей никогда не доводилось видеть столько ненависти. Возле дома Меира и вправду собрался весь город: мужчины, женщины, дети, старики – лица у всех перекошены злобой. – За что ты так страшно убил моего сына? Что тебе сделал мой мальчик? – мощная, как колосс, женщина трясла огромными кулачищами, пытаясь дотянуться до Меира. – Ты же Идгит, валяльщица шерсти? Скорблю вместе с тобой, если с одним из твоих сыновей произошло несчастье, но ни я, ни мое семейство к этому не имеет никакого отношения. – Может, скажешь, что ничего об этом не знал? – судя по сутане и особым образом выбритой голове, обвинителем был священник. – Мальчик был утоплен, точно так же, как ваше подлое племя ранее убило другого ребенка в Норвиче. Тогда было доказано, что преступление оказалось сатанинским обрядом, призванным навредить добрым христианам. – Клевета! – Ревекка заметила, как сложно сдержаться Иакову. Он снова готов был ринуться на обидчиков, но понимал, что силы не равны и его опрометчивость может стоить жизни его родителям. – Ты смеешь обвинять Божьего человека во лжи, мерзкий червь? – в разговор вступил тот, кто, скорее всего, являлся истинным командиром погрома: мужчина лет тридцати, несомненно, рыцарь, вернувшийся из крестового похода, о чем свидетельствовал нашитый спереди на плаще крест. – Ты требуешь доказательств? Его речь прервал истошный вопль Леи. По слишком уж очевидной причине ее, в отличие от остальных пленников, оставили в доме вместе с задержавшимися там «добрыми христианами». Меир побледнел и издал стон, похожий на скулеж раненого животного. Ципора упала на колени, открыв рот в беззвучном плаче. Симха закрыла глаза и зажала ладонями уши. Ревекка желала бы последовать ее примеру, отрешиться хоть на краткий миг, равный удару сердца, от творящегося ужаса, но еще раз оглянулась на окружавшую толпу, надеясь увидеть хотя бы одно сочувствующе лицо. Нет, только злорадство и ярость, даже у женщин. Иаков сделал отчаянный рывок, пытаясь хоть поздно, но спасти сестру – и тут же был сбит с ног и повален на землю. – Скотина! – первый расчетливый удар в бок поверженного бунтовщика нанес благородный рыцарь. Как по команде толпа сомкнулась вокруг Иакова. Дубинки, палки, кулаки так и взмывали вверх. Крики, плач и мольбы только подбадривали палачей, заставляя сильнее избивать жертву. Другие же добровольцы из «добрых горожан» держали пленников, не позволяя бросится на помощь родственнику и соплеменнику. – Достаточно! – рявкнул рыцарь, но не из милосердия к избитому молодому еврею, а потому что его внимание привлек выходивший из дома Меира толстяк: тот самый, который пренебрег Ревеккой. Толпа неохотно, как свора собак, которую отогнали от затравленной полумертвой добычи, отступила. – Так вот какие доказательства нужны были тебе, Сэйр Аркур, – Ревекка не узнала голос старого ростовщика: глухой голос человека, которого уже ничто не связывает с этим миром. В руках у рыцаря оказался кованый ларчик. В подобном отец Ревекки хранил долговые расписки. И у этого было то же назначение. Поддев острием ножа крышку, Сэйр Аркур высыпал на землю бумаги, стоившие целого состояния. – Огня! – приказал он, и заботливая рука тут же поднесла зажженный факел. Меир равнодушно смотрел на костер, онемела и острая на язык Ципора. Она и Симха неотрывно смотрели куда-то – и Ревекка решилась перевести туда взгляд: на тело Иакова. Чуда не случилось. Молодой Давид оказался повержен и разбит. Он лежал без единого движения и звука. Красивое лицо изувечено и похоже на изуродованный кусок мяса, левая рука неестественно выгнута, и столько крови, смешанной с грязью. К горлу подступил ком от ощущения собственной слабости и бессилия и холод от понимания, что если Ревекке из Йорка и случится перенести нынешний день и увидеть солнце следующего, то эту картину из памяти ей не изжить никогда. – Это еще не все! – провозгласил Сэйр Аркур, оборачиваясь к толпе. – Наверняка в доме этого нечестивца есть тайник. – Так развяжем ему язык! – Давайте-ка поджарим всю свору! – Сотворим чудо: превратим собаку в поджаренного поросенка! – Стойте! – рыцарь поднял руку, умеряя воодушевление толпы. – Есть лучший способ. Ревекка, как и остальные, повернула голову туда, куда указывал Сэйр Аркур. В проеме двери стояла Лея, сама не своя, но живая. На бледном лице краснел след от удара, платье от ворота было разорванно, а волосы намотаны на кулак возвышающегося, как палач над жертвой для заклания, Эйкена. Его правая рука сжимала нож, приставленный к горлу Леи. Казалось, он уже впился в нежную кожу. Еще чуть-чуть и появится кровь, но Лея выглядела безразличной. Она ждала смерти, догадалась Ревекка. – В углу, третий камень от камина, чуть светлее остальных, – Меир не собирался упорствовать, рискуя жизнью дочери, хотя и понимал, что, скорее всего, оттягивает смерть ненадолго. – Я сам взгляну, – как-то вдруг неожиданно вызвался Сэйр Аркур. Время, пока шел обыск, показалось Ревекке вечностью. Наконец-то смельчаки, рискнувшие войти в логово колдуна, вернулись. – Найдены ли доказательства сношений с дьяволом? – озвучил всеобщий вопрос священник. – Неверный не соврал, – сообщил Аркур. – Точно там, где он указал, найден тайник с серебром и золотом. Отец Томас, несомненно, распорядится грязным богатством во благо и во славу Господа. В толпе прошел глухой рокот: – Наверняка уже со своими сподручными успели набить кошельки. – И что теперь? – Отпустят и все? – Наверняка сговорились! – Поганый пес сумел откупиться! – Кроме того в тайнике было найдено еще кое-что! – не обращая внимания на недовольство горожан, жаждущих справедливости, а скорее, наживы, Аркур продемонстрировал находку: ожерелье. – Узнаешь? Подтолкнув безвольную Лею к матери – знак честно исполненного уговора, рыцарь шагнул к Меиру. – Узнаю, – неожиданно согласился тот. – Я продал его одному рыцарю. Сэру Годрику Готье. – Я тоже его узнаю! – вперед вышел высокий нескладный юноша. – Я Сакса, сын Идгит, подмастерье, желаю свидетельствовать! Я видел это украшение у моего брата Редульфа. Ему передала его красивая, богато одетая незнакомка за то, что он показал ей, где дом ростовщика. – Как видите, все дороги ведут в дом ростовщика, – провозгласил Аркур, взявший на себя роль судьи и обвинителя. – Кто же та загадочная красавица? Может она? – он ткнул пальцем в Лею. У Ревекки перехватило дыхание, как будто она летела в пропасть: преступление ужасное, подлое… Несчастный мальчик, из-за нее оказавшийся звеном в цепи заговора… Ревекка тоже узнала ожерелье. Возможно, стоило учинить другой обыск, чтобы найти того, у кого остались браслеты и серьги? Она понимала, как мал шанс, что ее услышат, но и молчать, позволяя твориться несправедливости, не могла. – Я Ревекка из Йорка, дочь Исаака! Я желаю свидетельствовать! – Толпа снова зарокотала, но не от внезапного заявления Ревекки, а оттого, что людей вынудили расступиться, чтобы пропустить новых действующих особ судилища – трех всадников. Ревекка прекрасно знала всех их, особенно того, кто в полном боевом вооружении возглавлял небольшой отряд. – Вот он, сэр Годрик Готье! – Это не мое имя, тебе это прекрасно известно, – того, к кому обращалась, совершенно не смутил странный вид Ревекки. Он медленно, по кругу объезжал со своими спутниками пленных евреев и их судей, и горожане вынужденно отступили еще на несколько шагов. – Так свидетельствуй, Бриан Буагильбер! Спаси несправедливо оклеветанных! – Я приехал спасти тебя, – он протянул руку, но Ревекка отступила. – Нет! Я останусь с теми, кто близок мне по вере и положению! Ай! Ревекка не успела уклониться. Нога предательски подвернулась, и прежде, чем девушка успела утихомирить резкую боль и прийти в себя, храмовник, слегка нагнувшись, схватил ее за ворот платья, как котенка за шкирку, и приподнял. – Головой за нее отвечаешь, – довольно бесцеремонно Буагильбер передал не успевшую прийти в себя Ревекку подъехавшему почти вплотную молодому оруженосцу Арну. Горожане начали подозревать неладное: у них из-под носа уводили одну из жертв. Пока что никто не решался противостоять открыто, даже Сэйр Аркур, только сама спасенная вдруг начала возражать. – Отпусти! Прошу тебя! Я должна быть там! – умоляла она, но безрезультатно. – Тише, госпожа. Не осложняй мастеру его миссию. Ради тебя он совершает то, что навсегда закроет путь к положенным ему почестям и возвышению, – негромко, но грозно предупредил подопечную Арн. Ревекку поразило не вежливое обращение – мало кто решился бы назвать «госпожой» еврейку и поставить, таким образом, над собой, но весть об опасных намерениях Буагильбера. Она притихла. Лошадь с ровного шага перешла в галоп, а Ревекка так и не решалась оглянуться, словно один взгляд превратит их в соляной столб, как непослушную жену Лота. Они остановились далеко за городской чертой. Арн слез с лошади и осторожно снял Ревекку. Молодой оруженосец пожертвовал большей частью воды из бурдюка, чтобы она смыла с лица сажу. Потом Арн удалился по своим мужским делам и долго не появлялся. Ревекке показалось, что все это он делал специально. Пока он отсутствовал, она даже с вывихнутой лодыжкой могла придумать, как взобраться на лошадь. Ревекка не верила в бескорыстное благородство Буагильбера. «Какое мне дело до того, что станет с евреем?», – кажется, так ответил храмовник на ее мольбы спасти отца из пылающего замка. Если он только прикрывал бегство Арна и Ревекки, то уже давно должен был их найти. Он сильный и опытный воин, но что два пусть и умелых человека против толпы? Многие горожане, отправляясь разбираться с «колдунами», вооружились вилами, топорами, дубинками… – Он скоро будет здесь, госпожа, не успеешь и молитву прочитать своему Богу, – как будто разгадал ее мысли Арн. Ревекка кивнула. – Но как он узнал, что я в беде? Прежде чем ответить, Арн сорвал колосок пырея, очистил его от листочков и сунул в рот. – Городок невелик. А уж о погроме весть скоро разлетелась, – сквозь зубы ответил он. – Если бы мастер не боялся опоздать, то соглядатай за домом получил бы нагоняй за позднее донесение. – Так он знал… – еще бы понять: сама она разочарована или обрадована прозорливостью врага… – «Если птичка захотела ощутить свободу, то пусть насладится в полной мере до поры до времени. Пока она затаилась в гнезде и не чирикает, и мы, и она в безопасности». Ревекку не обидела попытка так бесхитростно ее ужалить, передав слова Буагильбера. Скорее, насторожило то, что за этим стояло. Так же, как легко храмовник предположил, куда скрылась его пленница, так же легко было предположить, что его дерзкая выходка не окажется безнаказанной. Тяжелой поступью возмездие шло за ними следом. – Какое бы беззаконие ни учинил твой хозяин, ты его оправдаешь, – беззлобно сказала Ревекка. Раньше она не желала замечать, насколько преданы Буагильберу его люди, раз готовы сложить голову в сомнительном деле только ради прихоти хозяина. Одним страхом подобной верности не добиться. Арн не успел ответить. На дороге показались те, кого ждали: два всадника, и не только. В телеге, запряженной беломордым рыжим мулом, ехало все семейство ростовщика Меира. Почти все… Наскоро прикрытый мешковиной и ветошью, с ними ехал скорбный груз: Иаков. Ревекка и хотела бы если не приободрить, то хотя бы разделить общую скорбь, но подойдя ближе, услышала полушепот потемневшей от горя Ципоры: – Не могу видеть эту девку! С ней к нам в дом пришло несчастье. Сам Ангел Смерти выбрал ее своей спутницей. Ревекка не стала дожидаться, пока Меир ее прогонит и навлечет гнев храмовника, но ростовщик сам догнал ее. – Прости ее, дочка. Она не хотела тебя обидеть. – Госпожа Ципора права: я навлекла на вас беду. Если бы я не пришла к вам за помощью, Иаков был бы жив. – Мы не знаем, какими путями поведет нас господь. Если соседи держали за пазухой камень, то все равно когда-то бросили бы его: с лживым наветом или без. Но тогда бы у нас не было защитника. – Благодарю вас, что не держите зла, – такую тоску ей еще не переходилось переживать. Было ли искренним прощение Меира или нет, но она впервые ощутила преграду между собой и своим народом. – Куда вы теперь? – В Уэлби. Там у Ципоры родня. Ты могла бы поехать с нами, если только… – ростовщик бросил беглый взгляд на Буагильбера, сидевшего, прислонив к дереву спину. – Пусть удача вам светит, как звезды на небе, – прервала его Ревекка, пока Меир не произнес: «если храмовник тебя отпустит». У нее оставалась тревога, тяжкими путами сжимавшая сердце. Если сначала она хотела посоветоваться с Меиром, то теперь совсем отказалась от этой идеи. Что он мог сказать? Проси помощи у своего покровителя? И разве в сложившейся ситуации у нее был иной выбор? Дерево было достаточно широким, чтобы найдя в стволе опору, присесть рядом с Буагильбером, но не коснуться его. – Прекрасная дева снизошла одарить вниманием того, кто из-за ее прелестей теперь навсегда отвергнут своими соплеменниками? – дурной знак: храмовник даже не повернул в ее сторону голову. – Христиане нередко проливают кровь друг друга ради славы или богатства. Но делать это ради евреев? – Ты говорил о своей душе, как о засохшем саде… Но сегодня я увидела там невероятной красоты цветок… – как-то само собой Ревекка так же, как ранее Арн, сорвала колосок. Только вместо того, чтобы использовать его как зубочистку, она свернула его в травяное колечко – нехитрое украшение на палец. – Лучше уж твое молчание, чем такая грубая лесть. Чего ты хочешь? Просто чтобы занять руки и скрыть волнение, Ревекка надела травяное колечко на палец. – Мой отец… Он направляется сюда, чтобы встретиться со мной, и может угодить в ловушку. – Уже нет! – Как? Что с ним произошло? Ты…? – на мгновенье перед глазами Ревеки погас свет. Она боялась озвучить страшную догадку. – Я перекупил посланца. Это было не так и сложно: ростовщик скуп, двойная цена за то, чтобы донесение не было доставлено, оказалась не такой и непомерной. Твой отец и не предполагает, где ты. – Невероятный человек! – Ревека скомкала стебелек и отбросила прочь. – Прекрасный цветок увял? – Буалгильбер усмехнулся, но это была не злобная, а, несмотря на прожитые лета, коварная ухмылка мальчишки, которому удалась проказа. – В путь! – скомандовал он. Ревекке только и оставалось подчиниться. Главное, что успокаивало ее, что внушало надежду: отец в безопасности.