Утро Гражданской войны

День и правда не задался, и мысль о том, что стоило бы бросить курить, уже не кажется настолько наивной, когда ты вышел за сигаретами, а вместо этого вошел в историю - ну, или ввязался в нее, или, попросту говоря, попал. Когда тебя взрывают, это, безусловно, неприятно, но хотя бы сколько-то закономерно, а вот когда взрываешь себя сам - это уже пахнет суицидом, ну, или дуростью, как минимум. Ни дураком, ни суицидником Брок себя не считал. Но в историю таки влетел с разбегу. Когда посредник привел к нему этого серенького невзрачного человечка, Рамлоу знал о нем уже практически все, что ему надо было знать. И когда «невзрачный» предложил Броку «добыть» вирус, тот уже знал, что потребует в качестве платы. - Коды. Я вам - вирус, вы мне - коды Зимнего солдата. Человечек, как ни странно, даже не вздрогнул. Только спросил удивлённо: - Вам-то они зачем? - А вот это уже не ваше дело. Брок усмехнулся во весь рот и потер обожженное лицо: вроде и не болит, и даже не чешется уже, но руки сами тянутся. - Так вы согласны? Человечек не думал и минуты: - Да, я согласен: вы мне - вирус, я вам - коды. Рамлоу никогда не хотел быть героем. «Будь героем» - это для таких, как Кэп: прыжки без парашюта, рукопожатия сенаторов, восхищенные взгляды... ледяная могила на дне океана и сон сроком на очередное столетие. Рамлоу никогда не хотел быть героем, но он никогда не мог понять бессмысленных действий. Бессмысленного мучительства и издевательства над человеком, в том числе. Он точно знал, что договориться можно всегда: где-то надавить, где-то прижать, где-то подмаслить, но именно договориться, а не сломать. Ну, или хотя бы не делать с человеком что-то, что не умещается в сознании. Крик Зимнего при обнулении в сознании не умещался никак. Нет, Брока не мучили ни кошмары, ни совесть. Гидра платила достаточно, чтобы совесть спала крепко, хотя порой ему казалось, что дело даже не в плате, а в том, что она давно уснула вечным сном от избытка впечатлений. А для кошмаров у него была слишком стабильная психика. Но было одно «но». Точнее, этих «но» было несколько, но это "но" стояло на первом месте. Рамлоу нравился Зимний солдат. Нравилось, как он «работает», нравилась его надежность, нравилось то, что он никогда и ни на что не претендовал. А еще Броку нравились губы Зимнего. Когда они пересыхали, между ними показывался острый кончик языка и проходился по ним, делая их из просто ярких невыносимо-алыми, блестящими, соблазнительными. Солдат не задумывался, как это выглядит - с его выжженными мозгами вот только об этом и задумываться, а Брок в такие моменты готов был или провалиться сквозь землю, или сдрочить себе член до крови, или стоять и «залипать» взглядом на этих губах и быстро мелькающем между ними кончике языка. Если получить коды и отдать их Зимнему, тот, уже частично восстановивший себя и свою память, будет благодарен. Если будет благодарен Баки Барнс, то будет благодарен и Стивен Роджерс. А поскольку Стивен Роджерс мало того что Капитан Америка, но еще и неистребимый идеалист, которому даже Вторая Мировая не смогла отбить веру в человечество, то его благодарность Броку может оказаться вполне реальной. К примеру, хоть как-то, но помочь с легализацией и снятием, ну хотя бы части, обвинений. Рамлоу строил логические цепочки, находил себе оправдания, делал вполне оправданные действия - и как можно реже старался вспоминать о том, какие у Джеймса Барнса замечательно яркие губы, и уж совсем редко о том, какой у Кэпа аппетитный зад. Он не был первым в списке тех, кто делает глупости из-за чужих ярких губ и аппетитной задницы. Не был и последним мудаком, который ни за что не признается себе в том, что делает всё исключительно ради них. Ну, и еще из-за каких-то сомнительных переживаний, связанных с их владельцами. Но как всегда в таких случаях, с самого начала что-то пошло не так. Как всегда в таких случаях... И Кэп как-то узнал о готовящейся акции, и Мстители оказались не там, где надо, да ещё этот дополнительный «пинок» от странной девахи с шальным взглядом и спутанными волосами. Да, с самого начала что-то пошло не так. С того самого момента, как серенький невзрачный человечек согласился обменять коды на вирус. Уже отлеживаясь в своей «норе», Брок понял, что не просто подставился и «взорвал» себя сам, но вместе с ним подставились и «взорвали себя» еще Мстители. И теперь, даже если он раздобудет коды, Кэп в благодарность разве что сможет ему руку пожать – и то, если захочет. Последнее вызывало у Рамлоу особенно сильные сомнения. И дело не в жителях «маленькой, но гордой страны», не в вирусе и даже не в каком-то там пакте или акте, который теперь Сенат изо всех сил пытался заставить подписать Роджерса и компанию. Дело – как, впрочем, и всегда, – было в том, что Баки Барнс вновь оказался «крайним» в этой ситуации, а этого Роджерс не простил бы никому. День и правда не задался, и мысль о том, что стоило бы бросить курить, уже не кажется настолько наивной, когда ты вышел за сигаретами, а вместо этого вошел в историю – ну, или ввязался в нее, или, попросту говоря, попал. Когда тебя взрывают, это, безусловно, неприятно, но хотя бы как-то закономерно, а вот когда взрываешь себя сам, это уже пахнет суицидом, ну, или дуростью, как минимум. Ни дураком, ни суицидником Брок себя не считал, а потому надо было срочно исправляться, надо было срочно что-то делать... Несколькими днями позже один черножопый пират в порту той самой Ваканды расскажет Броку, что слышал от брата бывшей жены троюродного козла, что в одной из горных лабораторий якобы Король ставит эксперименты над людьми, замораживая их так, чтобы они потом размораживались живыми. Этот самый брат козла бывшей жены работал там то ли уборщиком, то ли сантехником, но это было уже не важно. Рамлоу на сто процентов был уверен, что нет никаких экспериментов, а еще больше был уверен в том, что меньше всего он снова хотел бы видеть Зимнего в виде ледяной куклы и в чьей-то собственности. Кроме, само собой, его – Брока Рамлоу. Но это уже были частности.