***
Разочарован, но не удивлен. Сиэль отложил злосчастный клочок бумажки на край стола. Это уже вторая бумажка с адресом и именем — только теперь он не знал точно, для чего она предназначается, мог только строить предположения. Анна разговаривала на улице с какой-то женщиной — это она ей подсунула, вестимо. Больше она ни с кем наедине не оставалась. Что ей предложили? Работу? Убежище? Заговор против него? Неясно. Почему она не выкинула эту бумажку, а спрятала её? Очевидно, раздумывала над предложением. Может быть, даже хотела его принять. Сиэль с тяжёлым вздохом откинулся на спинку кресла. И почему всё сложилось так, что он не может прямо сейчас пойти и всё выяснить? Да и что он скажет? Уличит её в предательстве? Он и так с самого начала знал, что она не предана ему. И даже забыл уведомить, что у неё есть такая обязанность, вот же. Хотя, с другой стороны, зря, что ли, он её кормит и учит? Надо будет непременно с этим разобраться. — Господин, что будем делать? Леди Анна сегодня не настроена ехать куда-либо с вами. Ах, да, всё утро препиралась на тему того, что пользы от этого никакой нет. Даже сказала, мол, с такими «джентльменами» в сосульку обернуться труда не составит. Ещё совсем недавно она, кажется, только взгляды неодобрительные бросала, словно язык проглотила. Сиэль думал, что это от серьёзного языкового барьера, но сейчас, выслушав, как она криво-косо, с ломаным акцентом, но ворчит и спорит, он понял, что она просто недавно страх потеряла. В буквальном смысле. И вот к чему это привело. Бумажка. Даже две. Её надо переманить на свою сторону, привязать к себе не только экономически, но и психологически, иначе она точно сбежит, и, может, ещё и проблем на голову ему создаст дополнительно. Почему он вообще не позаботился об этом раньше?.. — Пускай останется здесь. Скажи этим иностранцам, чтобы они присматривали за ней. Пускай они и не лучшие надзорщики, но даже так она вряд ли сможет что-то сделать. — Как прикажете, господин. Пора за работу.***
Согласно документам, большинство родственников пропавших дали весьма скудные показания. «Ушла, не вернулась домой». «Сбежала посреди ночи и растворилась, как в тумане». Ничего подозрительного в поведении перед исчезновением. Никаких помощников не заметили. Не могло же это быть тайным женским массовым побегом? Было, конечно, нечто общее: все обнаруженные и опознанные трупы были телами юных леди в возрасте до двадцати лет. Большинство из бедных семей, хотя некоторые были среднего достатка и даже парочка довольно богатых и влиятельных фамилий, из-за которых это дело и начало шевелиться. Пол пропавших преимущественно женский. Некоторые тела нашли со смертельными ожогами по всему телу. Чёрт. Сиэль вообще не мог понять, на каком основании Скоттланд-Ярд связал всех этих людей. Ощущение, словно ему в руки попал просто список всех пропавших Лондона. Они что, без разбору пихали всех в это дело?! Однако было одно интервью, за которое зацепился его взгляд. Его давала женщина, чья дочь одной из первых пропала без вести. Скоттланд-Ярд не нашёл связи между тем, что она рассказала, и пропажей её дочери — и Сиэль тоже чувствовал себя хватающимся за соломинку утопающим до тех пор, пока не связал показания в документах и найденный у его гостьи неизвестный адрес. — Дать показания? Снова?! Да сколько можно-то на больные мозоли наступать?! У Скоттланд-Ярда, видимо, совсем нет чувства такта! Женщина, едва услышав, кто и с чем пожаловал в её жилище, сразу вскинула руками и начала причитать. — Попрошу не связывать меня с этими неумелыми щенками. Он высоко задрал голову и презрительно сощурил глаза при упоминании этих… Как бы помягче сказать… Неумёх, которые не только не могут нормально выполнить свою работу, но и мешают Сиэлю сделать всё нормально. — Ну и откуда вы тогда? — Юный господин расследует это дело от имени Королевы. Если вы хотите, чтобы мы нашли вашу дочь, в ваших интересах посодействовать нам в этом расследовании. Она скептически посмотрела на Сиэля, но ни слова против не сказала, а только села за стол перед ним. Это напомнило ему Анну — он ведь ещё пару часов назад думал об этой её теперь уже бывшей привычке делать вид, будто язык проглотила, но взглядом метать искры. Ассоциация показалась ему неуместной, а потому он одним мысленным взмахом руки прогнал её, словно сгустившийся над головой пар. — Да ничего нового я вам не скажу. Шли мы с Дейзи домой, значит, и повстречалась нам какая-то женщина где-то на Милл-лэйн, глазища у нее огромные были, в платке ходила по жаре, нервная вся, дёрганая, в общем, чудная, мне она сразу не понравилась, но внезапно почему-то именно к нам прилипла, гадость такая! Работу всё какую-то предлагала, зарплата хорошая, начальник добрый… Ясно дело, что это за работа такая! Она хлопнула своей грузной рукой по столу, и он весь затрясся, как струнка, расплескивая чай вокруг. — Извините, давно на меня что-то не находило… — она тяжко вздохнула, той же рукой пытаясь остановить дрожание дешёвой хрупкой мебели. — Продолжайте. — А у неё, дочки моей, опыта такого нет! Ну, наивная она, не знает, что за работу такую только женщинам могут предлагать! Столько мужчин перед нами прошло — и хоть бы хны, а нам так сразу… Начала интересоваться, адрес взяла, я сколько ей ни пыталась объяснить — всё без толку, ушла утром «просто посмотреть» и не вернулась… — Вы знаете адрес? — Даже не посмотрела! Знала бы — пошла бы к ним! — Расскажите подробнее о внешности. — Ой, ну не знаю даже, совсем давно это было ведь. Я не всматривалась в неё. Ну волосы у неё вроде тёмные, губы тонюсенькие. А глаза, глаза — карие, это я точно помню, они большие у неё потому что. — Это всё? — М-м-м… Да, больше ничего не помню. — Ясно. Спасибо за содействие. Всего доброго. Новой информации было совсем немного. Самое ценное — то, что она сказала о внешности той женщины. Сиэль тщетно пытался вспомнить, как выглядела та, что разговаривала с Анной. Кажется, на ней был платок… Или нет?.. — Себастьян, ты запомнил, как выглядела женщина, стоявшая у Скоттланд-ярд? — Само собой, господин. Описание свидетельницы полностью соответствует её внешности. — В таком случае мы, похоже, напали на след. Осталось лишь проникнуть в их логово и всё выяснить. Судя по всему, в мальчиках они не заинтересованы… Как хорошо, что у нас есть, кого подложить. Сам бы он переодевания в женское, наверное, не перенес. Себастьян ухмыльнулся, открывая ему дверь. Может, представил его в женской одежде?.. Впрочем, Сиэль решил, что лучше в его голову не лезть, и сделал вид, что не заметил этого загадочного жеста. — Думаю, с этим могут возникнуть проблемы. — У неё в любом случае нет другого выбора. Никуда она не денется с этого корабля. Все пути отрезаны. Остаётся только повиноваться. Так что на этот счёт совсем не о чем волноваться. Тем более, это послужит отличным поводом дать ей понять, что не стоит даже пытаться уйти куда-то.***
По возвращении он застал в зале картину удивительную и даже немного смущающую: пока Сома, сидя на диване, сосредоточенно читал какую-то книгу, Анна расположилась чуть правее него и безмятежно спала, уложив голову на подлокотник. Она вся скрючилась, чтобы не задеть ногами Сому, руки прижала к груди; платье, не полностью поместившись на достаточно узкую мебель, свисало вниз. Она выглядела так аккуратно, что казалось, будто она просто лежит с закрытыми глазами; только по её раслабившемуся телу, опущенным плечам и равномерному дыханию можно было понять, что она сейчас без сознания. Сома, стараясь не нарушить её покоя, встал с дивана и подошёл к Сиэлю. — Тс-с! Она только недавно успокоилась. — Успокоилась?! — А-а… Ну, она расплакалась, но отказалась мне рассказывать, почему. Тогда я предложил ей почитать книгу, чтобы она успокоилась. Мне в детстве всегда так делали, когда я плакал. Как видишь, это сработало, хах! Он победоносно улыбнулся и гордо выпятил свою грудь вперёд, будучи абсолютно довольным тем, что смог усыпить плачущую женщину. Сиэль вспомнил, что такое уже не в первый раз. И она постоянно сонливая. Себастьян даже как-то докладывал ему, что она выходила в сад очень ранним утром, когда солнце только встало. Кажется, кое у кого бессонница. Сиэль ещё раз взглянул на Анну. Кажется, он уже видел похожую картину в одном из поместий на каком-то важном светском мероприятий. Тогда он только мазнул по ней взглядом — удивительно, как только она запомнилась? Подобных ведь тысячи. Он даже не задумывался над тем, зачем художники рисуют одно и то же по собственной воле, это воспринималось как обыденность. А сейчас он понял. Умиротворяющая, надо сказать, картина. Самому даже захотелось прилечь… Едва ли ему хотелось сейчас разрушать происходящее на диване. — Себастьян, приготовь чай через полчаса. — Как скажете, господин.***
Навязчивый запах сладкого теста заполонил воздух вокруг, заставив меня пробудиться. Нет, безусловно, пахнет очень даже приятно, но не когда выпечку будто пихают тебе прямо под нос! Я чуть приоткрыла один глаз, дабы взглянуть, где я и что происходит. Себастьян просто «ослепил» меня — он стоял напротив окна, и по бокам от него пробивались солнечные лучи, из-за чего можно было подумать, что он светится. Мою больную голову это ничуть не впечатлило, только заставило машинально отвернуться к стенке и обратно прикрыть глаза. Ощущение было такое, будто меня пыльным мешком по голове ударили — да, кажется, спать днём после истерики со слезами всё-таки не блестящая идея. — Миледи, пора вставать. Мне как всегда хочется огрызнуться, особенно спросонья, особенно с трещащей башкой, особенно с этим запахом, забивающим мне лёгкие. Хочется, да колется, как говорится… Я села на край дивана, одновременно рукой шерудя по всему телу, дабы поправить платье, волосы, лицо. Контрастно-чёрный Себастьян всё ещё мозолил мне глаза, заставляя щуриться чуть больше обычного — с ним солнечный свет мне и вовсе кажется невыносимым, может, взгляд на него медленно обращает людей в вампиров? Тогда это бы объяснило, почему я так плохо сплю по ночам и с каждым днем бледнею… — Я заварил вам Те Гуаньинь, выращенный на юге китайской провинции Фуцзянь, чтобы вы взбодрились. На десерт сегодня традиционный английский десерт трайфл. Я полагаю, вы уже достаточно подкованы в английском, чтобы понимать исходное значение этого слова, не так ли? А вот ни черта. — Естественно. Мне всегда было интересно при просмотре аниме, а вот нахера мне эта информация? Сиэлю реально интересно знать, в какой там провинции чаи росли, или Себастьяну просто надо определенное количество сказанных вслух слов за день набрать, вот он и изворачивается, как может? У меня вот не то что всё вылетает из уха, оно туда даже не влетает — слуховые косточки лишнюю информацию ленятся передавать. — Неужели? Не потрудитесь рассказать мне? От его слащавой улыбочки сердце забилось быстрее от страха и в то же время будто бы сжалось в склизкий морщинистый комочек от раздражения и отвращения. Какие интересные качели каждый раз, однако, он во мне вызывает. Но всё-таки он жутковато выглядит, как герой крипипасты, вот только у того же Слендермена не было премерзенькой мимики. — Нет! У меня голова болит. — Не думаю, что это является оправданием в вашем случае. Кажется, мы с вами давно не проводили занятия… Ну, он бы в любом случае их провёл, не так ли? Он тот самый учитель, оценка по предмету которого полностью зависит от его настроения и намерений: захочет — вытянет из бездны незнания, захочет — завалит. — Мы как раз успеем их провести до того, как вы отправитесь на задание… Клянусь, если бы в руках у меня была ложка, она бы упала. К счастью, я только успела сесть за столик. Ох, вот как чуяла… Надо было бежать ещё тогда, когда Себастьян засветился… — Какое ещё «задание»? — Юный господин сейчас придёт и всё вам объяснит. — Да ну вас, — я нарочно неразборчиво пробормотала эти слова в горячий чай. Меньше, чем за минуту, на столе материализовалась вторая порция чая с этими тр… тра… трюфелями? Я же говорила, слуховые косточки протестуют. Вот он нарочно поставил сначала только одну чашку, чтобы я ничего не заподозрила, не так ли? А вот не попал, я на этот столик вообще не смотрела, так что попалась бы в любом случае. И если бы даже заметила, то всё равно бы ничего не смогла сделать… Эх, вот вернусь я домой — что мне с этой вашей выученной беспомощностью делать-то? Уводить свои мысли всё дальше и дальше от темы мне помешал ни за что не угадаете кто. Сиэль вошёл в зал с мягкой, как бы-располагающей-к-себе улыбкой и даже шёл какой-то неслышной, но уверенной поступью. Обычно всё вообще не так — я его не то что бы за эти полтора месяца узнала, но вот сейчас вся ситуация у меня вообще никакого доверия не вызывает! Пришёл он тут с хорошим настроением, сейчас проглотят они меня, ой, мама-а-а-а, зачем ты оплатила эту поездку в музей с классом… Когда он сел, я внезапно подумала, что его движения и выражение лица аккурат как у кота — щурится, точно сметаны объелся, двигается бесшумно и эдак по-королевски… Сейчас, наверное, откроет рот и скажет «мяу». Уши бы ему ещё приделать… — Добрый день. Как ты себя чувствуешь? — Мяу. Блять, что я говорю?! Я понимаю, что у тебя нет никакого чувства собственного достоинства, Аня, ибо перед ними ты сумела опозориться уже столькими способами, сколько смогла, но… Может хватит всё ухудшать… — Ты… — Прости, я!.. Я запнулась, не зная, что ответить. Наверное, моё лицо сейчас сгорит, а из моей закипающей крови можно будет заварить чай для медленно превращающегося в вампира Сиэля! Ой, только про это не ляпни, умоляю… — Я-я… Я… Я подумала, что у тебя лицо как у кота. Сделайте мне эвтаназию. — Что?! Что ж, по крайней мере, я сбила с Сиэля спесь — невыносимо на этом вечно хмуром лице наблюдать удовольствие. Нет, я не садистка, просто В ЕГО случае такая перемена настроения для собеседника явно ничем хорошим не обернется! Посмотрите, как у него лицо вытянулось — сейчас что-то произойдёт! Пусть сердце не сходит с ума, за шальные мыслишки обычно не убивают… Ладошки, хватит потеть! — Н-не смей так говорить! Сиэль отвёл взгляд в сторону, краснея при этом всё больше и больше. Себастьян, стоявший в сторонке, уже бы, наверное, задохнулся от приступов хихиканья в кулак, если бы был человеком. — Я ничего плохого не сказала! — а мои попытки смыть пятно со своей репутации не угасали, — Коты милые… — Помолчи! — неожиданно эмоционально воскликнул он, отворачиваясь от меня уже корпусом. Во стыд-то какой… И потеха одновременно. — Позвольте объясниться, юная леди. Господин не любит кошек, так как они вызывают у него аллергию. Себастьян прямо-таки расцвёл после того, как успокоился. Улыбка у него натянулась у него аж до ушей, и даже предполагать, что это типичная для него неискренность, было стыдно. — Хотя вы определённо правы. Юный господин своей непредсказуемостью и гордостью и правда иногда напоминает кот— — Заткнись, Себастьян. — Конечно, мяу господин. Сиэль зыркнул на него, очевидно, не очень добрым взглядом. — Я и не сомневался, что ты вставишь своё слово в этот разговор. Сиэль сделал глубокий вдох, видно, успокаивая себя после этой унизительной для него сцены, после чего развернулся обратно ко мне, откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и наконец привычным недовольным голосом начал вещать: — У меня есть к тебе дело.