Он мертв, она мертва

Collide – White Rabbit

Дэн очнулась от тяжелого полубреда-полусна, когда город уже накрыл смоляной мрак. Отодрав себя от смятых простыней, она долго стояла под душем, тупо наблюдая, как в ржавый, забитый волосами слив стекает вода и мыльная пена. Руки, ватные и дрожащие, слабо елозили по голове, смывая запах сигарет и нескольких бессонных ночей. Во рту стоял кислый привкус вчерашнего виски. Когда вода из едва теплой стала ледяной, Дэн выволокла себя из душа и принялась разыскивать более-менее чистую одежду, в который раз подумывая о том, что было бы неплохо собрать грязные шмотки и отнести их в химчистку. Отложив эту мысль на неопределённое время, она наскоро взъерошила еще влажные волосы, застегнула куртку и поспешила на улицу. Дэн редко проводила ночи в этой маленькой квартирке, которую снимала уже несколько месяцев: приходила сюда разве что сильно под утро, почти всегда пьяная или обдолбанная, - а иногда и пьяная, и обдолбанная одновременно, - отсыпалась до заката и уходила снова. Отчасти потому, что основная её работа приходилась на ночное время, а отчасти - потому, что ей невыносимо было находиться в тесной и темной каморке под самой крышей в одиночестве и без возможности закинуться. Ущербность обстановки на трезвую и чистую голову давила сильнее ломки. Ночной Лос-Анджелес встретил Дэн расцвеченной яркими фонарями темнотой и гудящей автострадой. С тяжелого свинцового неба срывалось нечто среднее между ледяным дождем и мокрым снегом. С минуту Дэн стояла, задрав голову и позволяя тяжелым каплям падать на лицо и за шиворот, потом встряхнулась и быстро шагнула в лабиринт узких переулков, которые знала так хорошо, что могла бы пройти по ним с завязанными глазами. У двери круглосуточной кофейни, недалеко от центра Лос-Анджелеса, горели неоновые вывески, за панорамными окнами можно было увидеть полупустой зал и ряды круглых столиков. Дэн вошла, тряхнув влажными волосами на пороге, и улыбнулась, когда сидящая в глубине кофейни парочка поманила её к себе. - Эй, старушка, двигай сюда! – ухмыльнулся Ганс, махнув Дэн рукой. Та прошла вперёд и послушно плюхнулась на свободный стул, вытягивая ноги в мокрых ботинках. Лениво кивнув в ответ на томную улыбку Вероники, она подвинула к себе бумажный оранжевый стаканчик с ещё тёплым, тяжело пахнущим жженным сахаром кофе. - Привет. Сделав несколько глотков, Дэн стряхнула капли с рукавов куртки, когда теплые пальцы Ганса вдруг легли ей на затылок, взлохмачивая волосы. - Башка у тебя мокрая, - заметил он. – Не пробовала носить капюшон? Говорят, что помогает. Дэн поморщилась и отпихнула его руку. - Иди на хер. Где Бен? Вероника растянула брусничные губы в улыбке. - Опаздывает, как всегда, – она изящно отпила из своего стаканчика, оставив на оранжевом ободке след от губной помады, и продолжила прерванный появлением Дэн разговор. – Ну, в общем, я ему и сказала, что надоел мне этот сраный университет. Для чего он мне? Все равно я буду работать у отца в компании, так какая разница - с образованием или без? А он сказал, что если я брошу, то не будет давать мне деньги. - Бедняжка Вероника, - протянул Ганс, незаметно переглядываясь с Дэн и делая страшные глаза. – Даже представить себе не могу, каково это, когда твой отец тебя не понимает. Дэн с трудом сдержала смешок, скрыв ухмылку ладонью. Это была их давняя маленькая забава – выслушивать бесконечное нытье подруги о том, что жизнь к ней несправедлива. Отец Вероники был владельцем крупной строительной компании, и его дочь ни в чем не знала отказа, однако ее, казалось, вообще ничего не устраивало: ни роли в театральных постановках, ни краткосрочная карьера певицы, ни балетная школа. Куда больше Веронике нравилось проводить время, втягивая носом кокаин и разбрасываясь отцовскими деньгами на новые дозы и бесконечные ночные тусовки. Порой Вероника, как существо избалованное и наглое, бывала совершенно невыносима в своих замашках золотого ребенка, но Дэн и Ганс были удручающе милы с ней, закрывая газа на собственное раздражение. Через Веронику Дэн было легко найти таких же золотых мальчиков и девочек с богатыми родителями, толкнуть им дозу по накрученной вдвое цене, и остаться в выигрыше, оставив в кармане навар от продажи. Гансу же частенько перепадали бесплатные дорожки в благодарность за содействие. - Вот именно, - серьезно кивнула Вероника, скрыв влажно блеснувшие глаза под грустно дрогнувшими ресницами. – Он вообще никогда не интересуется, чего я хочу. Делает все, лишь бы подстроить меня под себя, как одну из своих любимых шавок. - Это ужасно, - вздохнул Ганс, покачав головой, но его светло-карие, почти желтые глаза насмешливо сверкнули. Дэн с трудом подавила широкую улыбку, чувствуя, как от натуги немеют щеки, и уткнулась взглядом в липкую поверхность стола. Вероника в очередной раз не уловила издевки и грустно закивала - сама скорбь и непонимание с красными губами и печальным лицом. Она закинула ногу на ногу, на мгновение показав кончики мягких, тонко выделанных сапожек, и сцепила холеные руки в замок. - А завтра опять идти в балетную труппу, - пожаловалась она, – прыгать и скакать вместе с этими тупыми коровами, и корячиться в плие и пассе, круазе, тандю и прочей херне. - Так не ходи, - пожала плечами Дэн, комкая в кулаке опустевший стаканчик с черным осадком на дне. Мимо них прошелестела уборщица, размазывая мокрые следы по белому полу. – Все равно после сегодняшнего ты не поднимешься. - Звучит как угроза, - чужие холодные руки легли на плечи Дэн. Она ухмыльнулась, уходя от прикосновения Бена, и пихнула его в бок. - Ты опоздал, - заметила она, наблюдая, как ее болезненного вида приятель усаживается напротив. - Он хотя бы пришел, а не как обычно. Чудеса какие, - с усмешкой сказал Ганс. Вероника хихикнула. Бен скупо улыбнулся, не отводя взгляда от гладкой поверхности стола. - Действительно. Пока он заказывал себе кофе, Вероника продолжала нытье. Дэн слушала ее в пол-уха, наблюдая, как Бен едва заметно хмурится, когда в голосе подруги проскальзывали тонкие визгливые нотки. Белки глаз у парня были красные: то ли не выспался, то ли уже успел накуриться - с его паршивым видом никогда не угадаешь. Ганс, ушедший платить за кофе, вернулся через пару минут, держа в руке бумажный пакет с пончиками. Вероника бросила на пакет полный беспросветной тоски взгляд и, порывисто встав, принялась застегивать теплый красный пиджак, стягивая его на узкой талии. На её левой руке блеснуло золотое кольцо с тёмным синим камнем, и Дэн на автомате прикинула, сколько бы оно могло стоить. Выходило не слишком много, но на несколько пакетиков дури точно бы хватило. Она безразлично отвернулась и следом за остальными вышла из кофейни под мелкий дождь. Завернув за угол, в темную подворотню, где теснились помятые коробки, мусорные баки и деревянные поддоны, они съели пропитанные наркотиком тонкие бумажные квадратики, прежде чем двигаться дальше. В маслянистом свете фонарей улица выглядела безлюдной и неприветливой, как в каком-нибудь дешёвом ужастике. Каблуки Вероники громко цокали по мокрому асфальту, в ее затейливо заплетенных волосах блестели дождевые капли. Ганс громко ржал всю дорогу, поддевая ботинками размякшие, наполовину утопленные в воде рекламные листовки. Дэн и Бен плелись позади, одинаково тощие и бледные на вид, и изредка смаргивали, когда дождь попадал им в глаза. - Я говорил с Хосе сегодня, - негромко сказал Бен, когда они свернули с оживленных ярких улиц в пустующий парк. – Завтра он ждет тебя с деньгами. Через пару дней подвезут новый товар. Так что постарайся до завтрашнего вечера оклематься, о’кей? - Угу. Впереди показалось высокое здание онкологической больницы. Парковочные места у центрального входа уже давно опустели, почти все окна были погружены в темноту, исключая разве что первый этаж, где сидел охранник и пара дежурных медсестер. Обогнув больницу, компания остановилась возле черного хода. Это был их почти постоянный ритуал: собраться раз в месяц на работе у приятеля Ганса - Итана, работавшего здесь, в больнице, дежурным врачом. Сверившись с часами, Ганс коротко и отрывисто постучал в обшарпанную металлическую дверь. Ответа долго ждать не пришлось - Итан, как всегда пунктуальный, уже ждал их. - Привет, - устало улыбнулся он, пропуская их на пожарную лестницу. – Опаздываете. - Это Бен опоздал, а не мы, - с готовностью отозвалась Вероника, обнимая Итана и оставляя на его щеке брусничный след от губной помады. – Не парься, вся ночь впереди. Первые этажи больницы функционировали как центр реабилитации, а вот последний был уже лет пять как закрыт для ремонтных работ. На этом этаже, лишенном света, всегда воняло чем-то, что разлагается, а еще сыростью из-за протекающей крыши. Сам Итан называл это место «за два шага до морга». Пустые грязно-серые палаты вытягивались по обе стороны длинного, как кишка, коридора, обитые кафелем полы мутно отражали свет фонариков. Компания сбивалась в одну из пустых палат, в которой уже, кажется, навсегда остался след их присутствия. Магнитофон, извергающий из себя музыку напополам с шумом и треском, бычки, пустые пачки из-под чипсов, пивные банки, комки жевательной резинки на пыльном полу, пластиковые стаканчики с липким осадком на донышках. Этой ночью в динамиках надрывался подвывающий женский голос. С шорохом придыхания стонал про таблетки, Алису и Белого Кролика, и про то, что нужно накормить свою голову. Вероника курила косяк и выдыхала тяжело пахнущий дым к потолку в трещинах. - Держи, - хрипло сказала она, стряхивая прогоревшую дурь, и передала косяк Дэн. Та затянулась. В горле появился жар от затяжки, тяжесть в глазных яблоках и горячие иголочки в кончиках пальцев, несущие за собой шерстяное тепло наслаждения. Дэн улыбнулась в обшарпанную стену палаты. Тем временем Ганс и Итан уже наполняли шприцы морфином. Его было мало для того, чтобы конкретно вмазаться, но достаточно, чтобы усилить все остальное, что уже бушевало в венах. Точно сладкая пара любовников, парни задирали друг на друге рукава, перетягивали руки ремнем, нащупывали набухающие кровью вены и вводили иглу. Каждый раз это было немного неприятно наблюдать со стороны, и все же Дэн смотрела, не обращая внимания на легкую тошноту. - Хорошо, - прошептал Ганс, запрокидывая голову назад и шумно сглатывая. – Люблю пятницу. Дэн с готовностью протянула руку, когда очередь дошла до нее. Итан деловитым и наработанным движением ввел иглу, большим пальцем надавил на поршень, сразу ослабил пережимающий руку ремень и отстранился в сторону Вероники и Бена. Музыка в магнитофоне продолжала шуршать. Голос тот же, песня другая. От места инъекции по венам вверх и вниз растеклось тепло, поднялось выше к плечам, к шее, захлестнуло голову, заставляя Дэн закрыть глаза, потому что комната вдруг поплыла перед глазами, растворяясь в полумраке… И в голосе Вероники, которая, утопая в дыму, увлеченно что-то говорила Гансу. Дэн перекатила голову к левому плечу, заставляя себя включиться в происходящее. - … ты просто мудак, Ганс, и знаешь об этом! - Дорогая, не заводись. Но ты на самом деле несешь херню. - Мне просто кажется, что это место жуткое. Все эти бритые люди, умирающие… - Ну что они тебе сделают? Они уже просто тупое мясо под капельницами. Вообще нихрена не понимают и не шевелятся, да, Итан? Итан неопределенно пожал плечами, катая под ладонью пустую пивную банку. - Некоторые еще кричат. Но обычно им дают огромную дозу морфия, когда они становятся очень громкими. Вероника зябко поежилась, вцепившись в фильтр плотно забитого косяка. - Ужасно. - Гораздо ужаснее, когда они начинают орать от боли, – Итан неприятно сощурил покрасневшие глаза. – Честно, иногда очень хочется придушить их подушкой вместо того, чтобы вкатывать дозу. Дэн улыбнулась. Пол под ее рукой начал подрагивать. - Но я иногда и не вкалываю, - продолжил Итан. – Иногда я делаю запись, что ввел препарат, но на самом деле просто забираю его себе. - Это чудовищно. - Ну, не знаю, что сказать. Мне морфий пригодится больше, чем им. Какая разница? Они все равно умирают. Вероника посмотрела на Итана, как на чудовище. - Я вообще не понимаю, как ты с таким отношением к людям стал врачом. - С каким таким отношением? - Ты их словно ненавидишь, всех их. - И что? Слушай, милая, я меняю обгаженные простыни и памперсы, ставлю уколы и заставляю их глотать таблетки. Я делаю свою работу, за которую мне платят. Вот и все. Любить этих тухлячков мне незачем. - И при всем при этом ты воруешь у них морфий. - Который сейчас тебе и вкололи. Что тебе не нравится? Дэн лениво пихнула Итана в ногу. Ганс фыркнул. - Забей, - прошептала Дэн, подвинувшись к Итану чуть ближе. – Иначе она вообще не умолкнет. Итан закатил глаза, но заткнулся, демонстративно откатился в сторону магнитофона и принялся опустошать пакет с пончиками. Вероника поморщилась и на вид стала глубоко несчастной. Дэн всегда было интересно, почему она так страдает, если даже салат и морковку выблевывает. Какая разница, чем блевать? Становилось жарко. Дым от без конца тлеющих косяков разъедал глаза и драл горло. Дэн невольно закашлялась, ощущая, как от сухости в горле горький вкус во рту становится невыносимым. Она пошарила рукой вокруг, но валяющиеся на полу бутылки оказались пустыми. - Толчок в конце коридора еще работает? – спросила она. - Да, но света там нет, как и на всем этаже, - ответил Итан. – Пойти с тобой? - Я сама. Только фонарик отдай. - Раз ты туда все равно идешь, набери воды, будь хорошей девочкой, - встрепенулся Ганс, перекатывая к Дэн пару стеклянных бутылок из-под пива. Подхватив их левой рукой, Дэн несколько раз посветила Гансу в глаза фонариком, и вышла за дверь, сопровождаемая его возмущенной бранью. Пустой, отделанный кафелем коридор тянулся вперед, в темноту - длинные лампы на потолке, как и предупреждал Итан, не горели. Где-то в дальней палате громко хлопало незакрытое окно. Каждый шаг по пыльному полу гулко отдавался у Дэн в ушах, замирая на неприятной монотонно низкой ноте, прежде чем раствориться в мертвой тишине. Зайдя в туалет, Дэн зажала фонарик в зубах и стала набирать воду в бутылки. Голова кружилась, во рту сохло, и колени слегка подрагивали, так что донышко бутылки то и дело глухо постукивало о поверхность раковины. Закончив, Дэн сунула лицо под холодную струю, размазывая потекший макияж по щекам. В нос ударил резкий запах хлорки, и захотелось сблевать, но в итоге из Дэн не вышло ничего, кроме коричневатой желчи. Она сполоснула рот, пару раз сплюнула в раковину и подняла взгляд на свое отражение. Перед глазами все заволакивало дымкой, силуэты предметов и даже собственного лица жирно расплывались на поверхности зеркала. С другого конца коридора слабым отголоском слышался смех Вероники. Дэн подумала, что кому-нибудь стоит сказать ей, чтобы она не так громко ишачила. Пальцами стерев остатки косметики под глазами, Дэн похлопала себя по щекам и сморщилась, когда в желудке снова зашевелилась тошнота. Поборов очередное желание срыгнуть, она обхватила влажные горлышки бутылок ладонями, и только тогда увидела его. Как будто всегда здесь стоял и смотрел на нее - этот человек в темноте. Фонарик лежал на раковине, и Дэн не видела ничего, кроме смутного мужского силуэта. Всё, что она могла разглядеть, это что он был достаточно высоким и поджарым. И он просто стоял и словно наблюдал за ней. - Вам помочь? – выдавила Дэн, с трудом подбирая слова. Все плыло и качалось, и не было ничего, кроме желания снова начать блевать. Мужчина молчал и, кажется, лишь слегка наклонил голову к плечу, замерев и прислушиваясь. Дэн осторожно поставила на пол бутылки и взяла фонарик в руку. Человек пошевелился, а когда Дэн опустила пальцы на фонарик, он вдруг исчез. И тут же оказался парализующе близко, обрушивая на ее лицо сокрушительный удар. Бутылки с грохотом попадали на потрескавшийся кафель, голова ударилась о край раковины. Дэн упала, подкосившись, стукнулась челюстью об пол, и кашлянула кровью. Облизав пересохшие губы, она попыталась сглотнуть, чтобы закричать, но не смогла произнести ни звука. Все тело налилось тяжелой обдолбанной слабостью, перед глазами плыла и размазывалась реальность, разбиваясь на тысячи серых и мутных очертаний. Попытки отползти казались чудовищно медленными и жалкими, как будто мозг Дэн все еще отказывался принимать, что все это происходит с ней на самом деле. Ей даже не было по-настоящему страшно. И боль тоже была ненастоящей, какой-то очень далекой и едва ощутимой - она отдавалась в теле слабым отголоском осознания, что плоти должно быть больно. Чужие пальцы сомкнулись на ее правой руке, и Дэн почувствовала, как ее волокут по полу - из туалета в темный коридор, и куда-то вперед. Очень быстро, ненормально быстро, точно в многократно ускоренной съёмке. Когда движение, наконец, закончилось, и Дэн осознала, что ее больше никуда не тащат, она с трудом повернула голову, и ее стошнило. Опять. Задыхаясь, она корчилась на пыльном полу, пока ее внутренности сжимались в судорожном спазме. Где-то справа с тяжелым скрипом открылось окно. С трудом разлепив слезящиеся глаза, Дэн сплюнула остатки желчи, села, прижавшись спиной к стене, и попыталась осмотреться. В голове слегка прояснилось, и пыльная комната стала принимать очертания. Тут и там были навалены сломанные кровати, столы и стулья, полуистлевшие простыни и ящики. Казалось, что комнату или уже давно используют как склад для ненужных вещей, или просто давно забыли о ее существовании, настолько здесь было грязно. Пахло здесь, помимо рвоты, чем-то очень старым и давно сгнившим. Под чужими ботинками заскрипел пол. Холодные пальцы легли Дэн на затылок, вынуждая ее вздрогнуть и поднять голову. Лицо, почти полностью утопленное в тени, было совсем близко к лицу Дэн. - Хорошо, очень хорошо, - пробормотал незнакомец. – Чудесный экземпляр. То, что нужно. Голос его достигал сознания Дэн словно через толстую пелену. Как только пальцы отпустили подбородок, ее голова снова безвольно опустилась на грудь. Шаги удалились, отдаваясь в искаженном восприятии гулким стуком, и этот звук смешивался с неровным биением ее сердца и почти полностью заглушал все остальные звуки и ощущения. В сознании Дэн помогала держаться только мысль - она должна вернуться к своим. - Знаешь, я всегда предпочитал работать с такими, как ты, - снова заговорил голос откуда-то из темноты. – Огромный потенциал. Нераскрытые возможности. В состоянии, в котором ты сейчас находишься, вы видите много поразительных вещей, недоступных остальным. Всегда было интересно, что будет, если дать Обращение человеку в состоянии крайнего наркотического опьянения. Интересно… Дэн с трудом облизала губы – ощущения были такими, словно она провела по картонке наждачной бумагой. Сфокусироваться было тяжело. Она совсем не чувствовала рук и ног – она видела их прямо перед собой, но не могла заставить пошевелиться, каждая мышца внезапно перестала работать и застыла. Все тело налилось ватной вялостью. Скорее осознав свою руку, чем по-настоящему ее почувствовав, Дэн с почти невозможным усилием накрыла ладонью карман, пальцами нащупала на брелоке ключей перочинный нож, и как можно сильнее сжала кулак - так, что основание ножа больно впилось в кожу. Боль не отрезвила, но на ней можно было сосредоточиться, за нее можно было держаться, чтобы не уплыть с очередной волной наркотического прихода. Мне нужно вернуться. Мне нужно вернуться. Мне нужно вернуться. Шаги прошелестели ближе. Сквозь липкую туманную пелену неестественной, наркотической безмятежности Дэн наконец-то ощутила резкую ноту собственного страха. Этот страх ядовитой волной пронесся от живота к предательски задрожавшим рукам и ногам, заставляя наконец-то почувствовать их, и в тот момент, когда незнакомец коснулся ее шеи ледяными пальцами, она резко подняла правую руку и вслепую махнула ножом. Над ухом глухо зашипели, и хватка на горле на мгновение исчезла. Дэн рывком бросила себя вперед, сфокусировавшись взглядом на двери. Пол под ногами будто накренился, как на корабле в качку, стены расплывались и наезжали друг на друга, и казалось, что дверь приближалась бесконечно медленно… …Ее с невероятной силой ударило лицом и грудью в закрытую дверь, так что воздух со свистом вышел легких, и придавило сзади чужим телом. Рот наполнился кровью. В следующую секунду что-то твердое и холодное прокололо тонкую кожу на ее шее - так глубоко и больно, что Дэн забилась в паническом припадке и хрипло закричала. Холодная рука тут же легла ей на затылок, затыкая, вжимая лицом в дверь с такой силой, что Дэн не могла дышать. Боль от укуса расходилась по позвонкам и охватывала лопатки. Холодный язык с мучительной медлительностью облизывал рваные раны на шее, прежде чем клыки вновь прокусывали кожу. У Дэн в глазах потемнело, пульс горячо бился где-то в ладонях и гулко отдавался в ушах. Сознание ускользало, и совсем скоро она обмякла, повиснув в чужих руках. Все, что Дэн видела и ощущала – это бесконечную темноту, наполненную ее собственным шелестящим дыханием, всё больше напоминающим шорох, и пробирающий до костей холод. В какой-то момент губ коснулось что-то едва теплое и влажное, потекло по верхней десне, по языку и вниз. Густо-соленый вкус заставил Дэн содрогнуться и в неконтролируемом исступлении впиться зубами в чужую руку. Это было так прекрасно и так глубоко, как не было доступно ни одному наркотику, что она пробовала, и Дэн пила, дрожа и задыхаясь от жадности, пока ее небрежно не отбросили на пол носком ботинка. - Достаточно. Дэн тяжело перевалилась на спину и застыла, хрипло дыша. Зубы крупно стучали, как от холода, но на какое-то мгновение ей стало невероятно жарко – так, что взмокли ладони. А потом её сердце вдруг забилось так часто, что перехватило дыхание, тело охватила чудовищная боль, от которой отмирали руки, ноги и позвоночник. - Что… что ты нахрен сделал со мной? В последней попытке вдохнуть Дэн рванулась вверх, пальцами раздирая кожу у себя на груди. Силуэт на фоне окна чуть шевельнулся. - Ты просто умираешь, Дитя. Уже совсем скоро. Боль вдруг исчезла из остановившегося сердца, но осталась в сознании, и это заставляло Дэн хрипеть от ужаса. Кричать она не могла: легкие сжались в груди, точно схлопнутые воздушные шарики, как всё в её теле – обездвиженное и мёртвое. Дэн провалилась в пустоту, похожую на муторный и тяжелый сон, в котором невозможно дышать и шевелиться. Утопая в этой пустоте, она пыталась сделать хоть один вдох, но не почувствовала облегчения от тяжело раскрывшихся легких. Кислород скользнул по глотке и с шелестом вернулся к губам, абсолютно бесполезный и ненужный. От отсутствия знакомого чувства дыхания, Дэн снова невольно скорчило в судороге, с которой последние мышцы и сухожилия теряли способность чувствовать. Дэн казалось, что время потеряло значение. Какой-то частью сознания через полузакрытые глаза она наблюдала серый дневной свет за наглухо заколоченным окном, следила, как спустя сотни тысяч секунд этот свет сменяется густой вечерней темнотой. Этой же частью сознания слышала, как под головой, на этажах ниже, глухо стучат шаги и с визгом проносятся больничные каталки, как звонят телефоны и сдавлено кричат и бормочут пациенты. Чувствовала чужое присутствие в нескольких шагах от себя. И совершенно не чувствовала собственное тело. Дэн знала, что ее руки и ноги способны двигаться, но не ощущала их частью себя. Словно они вдруг отмерли, как змеиная шкурка, просто повисли на тонком лоскутке не до конца засохшей чешуи. - Как ты себя чувствуешь, Дитя? Дэн слегка мотнула головой в сторону, откуда доносился голос незнакомца. Темнота комнаты больше не казалась ей абсолютной. Она даже смогла различить резкие черты лица говорящего, и его совершенно безучастные пустые глаза. Облизав губы, она попыталась ответить, но ее вдруг захлестнул страх, когда пустой и бесполезный воздух скользнул в горло. Я задыхаюсь. Я не могу дышать. Страх перерастал в панику. Дэн невольно закаталась по полу, жадно вдыхая и выдыхая, но по-прежнему ничего не чувствовала, кроме застывших органов внутри себя, и это заставило ее забиться в безумном припадке. Тяжелое и одновременно пустое тело казалось чужим, даже когда Дэн изо всех сил трепыхалась и дергалась, собирая одеждой пыль и грязь на полу. - Успокойся, - раздраженно протянул незнакомец из своего угла. Он поднялся, в несколько шагов преодолел расстояние, разделявшее его от Дэн, и опустился перед ней на корточки. Дэн напряженно замерла, когда его рука коснулась ее плеча. Прикосновение больше не казалось ей холодным, но все равно внушало страх. Скрипнув зубами, она стряхнула с себя чужую руку и медленно поднялась на ноги - неуклюже и деревянно, как кукла. Незнакомец не пошевелился, только задрал голову, не отрывая взгляда от лица Дэн. - Меня зовут Лерой, - представился он будничным тоном. – А ты - Дэниз. Дэн резко вскинула голову. Несмотря на то, что незнакомец не делал никаких резких движений и вроде бы не собирался нападать, она чувствовала себя крайне уязвимой. Открытой. Слабой. Точно только что выпавший из утробы окровавленный теленок. - Откуда ты знаешь? – хрипло выдавила Дэн. – Какого хрена… кто ты вообще такой, какого черта ты сделал со мной? Незнакомец, Лерой, плавно поднялся, и Дэн резко попятилась назад, прижавшись лопатками к холодной двери. - Просто прочитал в твоей голове, - ответил он спокойно. – Я предпочитаю находить ответы на свои вопросы именно так. Очень удобно. Он на какое-то время замолчал, наблюдая за ней. Почти физически Дэн ощутила, как стеклянный взгляд скользнул по ней - от лица и по плечам, останавливаясь на руке, стискивающей дверную ручку. - Знаешь, Дитя, конечно, ты можешь попытаться убежать еще раз, но я бы не советовал. Мне бы не хотелось принуждать тебя остаться. - А не пошел бы ты на хуй. Лерой вскинул голову и издал что-то среднее между фырканьем и смешком. - О, современные манеры. - Ты, блядь, на меня напал, притащил сюда и сделал со мной какую-то хрень. Засунь в жопу свои манеры. Я ухожу. Сейчас же. - Нет, – Лерой сделал шаг ближе, и теперь Дэн отчетливо видела его лицо: чеканное и слегка угрюмое, напоминающее актеров черно-белого кино. И совершенно долбанутые глаза, которые впились в глаза Дэн немигающим взглядом. – Ты остаешься. Рука на дверной ручке разжалась сами собой, в голове странным образом опустело. Не осталось ничего, кроме невыносимого, навязанного желания подчиниться. Оно было чуждым, и разумом Дэн это понимала - как и то, что на самом деле она не хочет быть здесь. Лерой по-прежнему не отводил взгляда, и лишь слегка улыбнулся с выражением довольства на лице, когда в пару шагов преодолел расстояние между собой и Дэн. - Что касается твоего вопроса, ангелочек, - гладкие пальцы мазнули её по линии челюсти, - то все просто. Я пил твою кровь, а ты пила мою. Мы теперь с тобой связаны, Птенец. Неразрывно. Тяжелая ладонь погладила ее по голове и притянула ближе, так что Дэн уткнулась носом в твердое плечо. - Это мой дар для тебя, Дитя Малкава, - прошептал Лерой ей на ухо, его дыхание пошевелило короткие волосы на ее виске. – Бесконечная и новая жизнь.