Северянин

Суета напугала Ингеборгу. Она, скорее всего, означала большой пир. Большой пир означал грандиозную попойку, а это, в свою очередь, говорило о том, что в ближайшее время имение наполнится пьяными, ничего не соображающими мужиками. Первым порывом Ингеборги стало спрятаться и не показываться дня два. А для этого надо было запастись пищей. Впрочем, украсть пару лепешек с кухни особого труда не составило. А вот усидеть на месте, в темном грязном сарае было куда труднее. Все же любопытство было ее пусть и не самым лучшим, зато самым ярко выраженным качеством. Так, промаявшись до захода солнца, Ингеборга рассудила, что ничего страшного не случится, если она осторожно, крадучись, выберется и поглядит, в чем же дело. Дойти до залы пиршеств оказалось легко. Она столкнулась лишь со спешащими рабами, нагруженными блюдами с кусками жареного мяса и кувшинами вина… А заглянув в щелку, Ингеборга остолбенела – в центре зала стоял ее брат, ее любимый брат! От счастья перехватило дыхание, в груди забилась радость. Он, верно, пришел спасти ее, увести из этого ужасного места! Только… тоска царапнула по сердцу – уйти отсюда, уйти от Хакона, значит и уйти от Эрленда. Как же это? Ингеборга ведь уже решила, что сын конунга непременно скоро влюбится в нее, и они счастливо заживут вместе. Ведь, зная своего отца и имея непревзойденно благородное сердце, Эрленд никогда ни словом, ни делом не попрекнет ее за былое… А теперь… она, только осознав, какой счастливой стать сумеет, должна будет бежать? Скрыться в их крохотной деревушке и влачить жалкое существование крестьянки? Ингеборга отшатнулась от двери и метнулась прочь. *** Тормод стоял посреди огромного каменного зала, наполненного самыми знатными и важными мужами Норвегии во главе с самим конунгом Хаконом. Голова Тормода была покорно склонена, а плечи скорбно опущены – весь вид сжавшегося, ссутулившегося викинга говорил о том, как страшно и неприятно ему находиться здесь, в то время как его вновь воспрявший дух требовал немедленно рвануть вперед, позабыв все договоренности, и уничтожить кровного врага. Рядом с Тормодом тряслась хрупкая бледная девушка, купленная всего пару дней назад, дабы быть преподнесенной в дар великому конунгу на празднике осеннего равноденствия. У Тормода она вызывала смесь жалости и легкого отвращения. Продавец клялся, что черноволосая красотка девственница, и ее дрожь и страх были неплохим тому подтверждением, только вот жадные предвкушающие взгляды, порой поблескивавшие из-за завесы волос, настораживали Тормода. - Это великая честь для меня, скромного сына далеких островов, стоять здесь, на великой северной земле, среди могучих воинов и непревзойденных мореплавателей, пред их мудрейшим правителем. Нет народа более славного, нежели норманнский, нет клинков более острых, чем рожденные здесь, и никто не может ловчее и проворнее создателей использовать их. В знак преклонения, великого уважения и безграничной преданности, прими, Хакон Могучий, от меня этот подарок, - руки Норда мелко тряслись, но голос оставался сильным, уверенным и властным. Росший наравне с детьми рабов, сейчас он казался знатнейшим и благороднейшим человеком. Таким, что многие викинги, разбойники, грабители и убийцы, скрывающиеся за честными масками блюстителей чести воинов, чувствовали себя грязными оборванцами и преступниками, к собственному испугу, оказавшимися на королевском приеме. Хакон, впрочем, уверенный в непоколебимости своей власти, ничего подобного не ощущал. Неприкрытая лесть хмельным медом лилась на его душу, заставляя губы кривиться в довольной улыбке, а чресла сладко сжиматься в предчувствии жаркой ночки с заморской красавицей. Новый раб Хакону нравился куда меньше, но не отказываться ведь? К тому же, никто не может заставить его держать этого самого раба при себе. Сейчас его можно милостиво принять, а потом отослать куда подальше. Кость у него вона какая широкая – легко будет справляться с самой тяжелой работой. А этого полувикинга-полуангличанина лучше не обижать – ни к чему. Как-никак за него просил не один влиятельный человек. Сначала ярл Бранд словечко замолвил, потом непонятно с чего вдруг вылезший из своего имения на юге ярл Ивар, да еще и этот проклятый датчанин Торкель влез. Но пел-то Норд славно, так, что и послушать приятно. - …так позволь же мне, величайший конунг Хакон Могучий, сесть за один стол с собой и испить вина под кровом твоим. - Приветствую тебя, Норд, сын английской земли, несущий в жилах своих северную кровь. Я принимаю твой дар и приглашаю тебя за свой стол, - после этих слов Хакон небрежным жестом велел увести подаренных рабов, и Тормода с девицей забрали из залы. Норд с трудом, мелкими порциями, сумел выдохнуть застоявшийся в горящих легких воздух и прикрыл глаза, опускаясь на лавку. Сделал пару глубоких вдохов для успокоения и, открыв глаза, уже снова взирал на присутствующих сильным и властным чужеземным гостем, с абсолютно прямой спиной, широкими расправленными плечами, мягкой, еле заметной, улыбкой на губах и затаенной насмешкой во взгляде. Вино и брага лились рекой, жареные тушки птиц и поросят в мгновение ока исчезали со столов. Шум и гвалт стояли невообразимые, и чем больше благородные ярлы выпивали, тем больше начинали походить не на человеческих воинов, а на ётунов из ночного кошмара: дикие, некультурные, пьяно бахвалящиеся. - Я присяду? – неожиданно громыхнул басящий шепоток у Норда над ухом. - Да-да, конечно, - поспешно подвинулся Норд, рассматривая подошедшего – невообразимо огромного рыжего детину с бронзово-загорелой кожей и тонким шрамом, пересекающим бровь. Уже привыкший смотреть на всех снизу вверх Норд зябко поежился: этому гиганту и Торвальд едва до плеча достанет, что уж про него говорить. - Гляжу, тебе тут не слишком весело. - О, по-моему, все просто замечательно. Исполин раскатисто засмеялся: - Время говорить красиво прошло. Ты сделал свое дело пред трезвыми, а теперь пытаешься так же говорить при пьяных, а это ни к чему. - Празднество, действительно, проходит весьма весело. - Если тебе доставляет удовольствие наблюдать за стадом ополоумевших от хмеля дикарей… Норд подумал, что рано расслабился. Этот великан, видать, послан стать его змеем-искусителем: затуманить взор напускной дружелюбностью, выведать что да донести конунгу. - Хмель не красит ни одного мужчину, но делает прекрасными женщин и мир вокруг. Гигант опять загоготал: - Ты, верно, по-другому и вовсе говорить не умеешь! Что за чудь? Может, у ваших королей такие речи и в чести, а мы тут народ простой. Ты и сам сказал: воины. Много ли ты видел воинов, что станут изъясняться столь же витиевато, что и ты? - Один из них сидит рядом со мной. - Ты мне нравишься, англичанин, - викинг легонько хлопнул Норда по плечу, и того покачнуло. Происходящее все боле и боле напоминало ночное видение, от этого липкий пот начинал бежать по спине, а голова отказывалась мыслить здраво. Хотелось немедля встать и уйти, сославшись на какое-нибудь неотложное дело. Только вот слабый писк внутреннего голоса, напоминающего, что сегодняшний пир очень важен, заставлял осознать ошибочность подобного шага. - Выпей со мной! Норманн вложил полный кубок в руку Норда и, заговорщицки подмигнув, опустошил свой. Норд же лишь слегка приложился к пьянящему напитку. - Давно ты здесь? - Совсем нет. Менее трех месяцев. - Не так уж и мало. Хотя… это невероятно короткий срок! Как ты сумел сдружиться с Иваром? Этот старый тюлень уже сколько лет носа не кажет из своих владений! А тут – пожалуйста: и сам явился, да еще и нового человека с собой привел! Да уж, как ответить на такое, Норд не знал. Не объяснять же, что про Ивара ему рассказал Трюггвасон. И что именно из-за желания поддержать Олафа тот решил помочь ему? Однако Норду все же пришлось приложить немало усилий, дабы, как выразился этот великан, старый тюлень пошевелился. Тюленей Норд никогда не видел, но, судя по тому, как их описал ему Торвальд, Ивар и впрямь был похож на это морское животное: полный, коротконогий, с огромными вылупленными глазами и жесткими топорщимися усами. Несмотря на изрядное брюшко, он казался каким-то вертким и прытким. - Хм… порой сама судьба решает, что нечто должно свершиться, будь то неожиданная дружба или вражда, и тогда от усилий самих людей уже ничего не зависит, - наконец задумчиво произнес Норд. - Да уж, англичанин, достойный ответ! Но что же ты совсем не пьешь? От необходимости опрокидывать в себя очередную порцию хмеля Норда избавил грохот, неожиданно раздавшийся в дальнем углу залы. Подняв глаза, он увидел, как по столу катаются, сшибая посуду, два изрядно пьяных тела. Поднялись подбадривающие крики, потом кто-то решил, что одних лишь слов для поддержки мало и кинулся пособить кулаками, еще один решил присоединиться… и вот уже чуть ли не половина гостей вовлечена в драку. Гигант издал утробный боевой клич и тоже бросился в суетящуюся толпу. Не то поддержать кого-то, не то попытаться разнять. Норд оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как конунг встал, неодобрительно покачал головой и удалился. Решив, что и ему тут уже делать более нечего, Норд поднялся и начал пробираться к выходу. Уже у самых дверей, он подвернулся под руку какому-то зашедшемуся в запале драки викингу и огреб по спине. Рванул вперед, был перехвачен и вновь закинут вглубь помещения, получил еще и пинок в бедро, затем под дых, сложился пополам, и так, не разгибаясь, снова направился к выходу. *** Эрленд недовольно морщился, слыша пьяные крики, доносящиеся из залы пиршеств. Он терпеть не мог все эти сборища и с ужасом думал о том моменте, когда ему придется сменить Хакона не только во главе государства, но и во главе подобного стола. К счастью, пока присутствовать на празднествах было не обязательно, но сейчас необходимость увидеть отца гнала Эрленда на пир: к нему приехал гонец от друга и сообщил, что тот собрался в небольшой поход, потрепать нервы германцам. Что ж, он был рад присоединиться. Только вот Хакон уже не раз просил лично предупреждать о долгих отлучках – вот и приходится идти на доклад. Усмехнувшись, Эрленд завернул в нужный коридор и представил, как отреагируют «величайшие» воины страны, когда он будет, грустно вздыхая, прощаться с отцом, трепетно обещая скоро вернуться и нежно прося не скучать. Да только ради их скривившихся рож стоит устроить спектакль! От представления физиономий почтенных мужей Эрленда отвлек удар в грудь: кто-то маленький врезался в него. Впрочем, кто именно, он рассмотреть не успел – видел только рыжий всполох да зеленоватый отблеск. Однако столкновение подпортило Эрленду настроение – оно казалось дурным знаком. И с Хаконом говорить резко расхотелось – в конце концов, он не ребенок и не обязан держать отчет. Эрленд развернулся и пошел в конюшню, седлать Шторма. *** Натирая синяки Норда целебной мазью, Торвальд даже и не знал, смеяться ему или плакать. Сами повреждения и тихие стоны пострадавшего заставляли сердце сжиматься, а вот то, как все эти синие и лиловые пятна были получены… Более комичной ситуации Торвальд и представить себе не мог: счастливая толпа дерущихся и его маленький недовольный друг, мужественно пробивающий себе дорогу. - Это не смешно! – зло рявкнул Норд. - Прости-прости, - давясь очередным смешком, пробормотал Торвальд, - ты мне лучше вот что скажи, как оно-то прошло все? - Ум… неплохо. Хотя и совершенно не понятно. - В смысле? – уточнил Торвальд, оглаживая особенно большой синяк на лопатке. - Хакон принял дар и вполне приветливо улыбнулся мне. Больше пока ничего знать не могу. - Как Тормод? - Ну, смирение он сыграл весьма неплохо. Не видел бы я его кровожадных оскалов при обсуждении плана… наверно, и предположить бы не сумел, что все его поведение насквозь фальшивое. - Так, хорошо. Ты пришел, отдал Тормода да нашу жертвенную деву… Кстати, Тормоду-то ты дал возможность отказаться, а ее и не спросил ни о чем. Как так? - Тор всемогущий! Торвальд, ты, правда, считаешь, что у Тормода был выбор? Да и… девка эта – что так, что так – с решенной судьбой. А посему еще все неплохо сложилось – она вон к конунгу в любовницы попала. Да и Тормод – не просто подарочек. Он – наш человек в стане врага, - Норд хихикнул, - а таких людей силком не назначают. - Ну, хорошо, - покладисто кивнул Торвальд и продолжил скользить жирными от мази руками по спине Норда. - А после твоей речи, что было? - Да пьянка была, - отмахнулся Норд, - только вот заговорил со мной один… не понравился он мне. Умный слишком, сразу видать. Не к добру. - Да? – удивленно протянул Торвальд, утыкаясь носом в шею Норда. Судя по интонации, в смысл последних слов того он не вник. - Эй, я, между прочим, битый! Руки Торвальда продолжили скольжение по расслабленному телу, теперь уже не леча, а лаская. Пальцы пробежались по ребрам, сжали бедро, спустились к колену. Короткое прикосновение языка к остро пахнущей травами шее, довольное урчание в ответ. Легкий укус, еще один, поцелуй. Торвальд слегка подтолкнул ранее захваченную в плен коленку вверх, и Норд послушно притянул ее к груди. Теперь гладить ягодицы стало куда удобнее. И можно было провести по внутренней стороне бедра, коснуться мягких светлых волосков, сжать мошонку, довольно зажмуриться, услышав тихий стон. Ругаясь и богохульствуя, Торвальд пытается стянуть рубаху и развязать шнурок на штанах одной рукой – неудобно. Ему пришлось-таки подняться и сделать все как следует. При этом хитро улыбающийся Норд посмеивался над его насупленным лицом, украдкой поглядывая из-под челки. - Как думаешь, - протянул Торвальд, - эта мазь подойдет вместо масла? - О… это весьма сложный вопрос. Но требующий немедленного ответа. - Будем проверять? - Ну, все в твоих руках. Торвальд серьезно кивнул и, зачерпнув из горшочка еще вязкой травяной субстанции, снова опустился на Норда. Тот хихикнул, почувствовав в себе скользкие пальцы: - Ей бы мазать после, а не до. - А мы заранее, - зубы слегка прихватили кожу на лопатке, а пальцы выскользнули наружу. Норд почувствовал, как горячее тело на нем слегка переместилось, и острое, пряное, смешанное с болью удовольствие затопило его с головой. Теперь уже не стоны – скорее, вой и рычание заполняли домик на окраине. Деревянная лежанка обиженно скрипела, будто возмущаясь непотребству, творящемуся на ней, и облегченно смолкла, едва все закончилось. - И как? – полностью не отдышавшись, спросил Торвальд. - Хм… где ты там эту мазь покупал-то? Сходи, что ль, еще пару крыночек приобрети… *** Зайдя в конюшню, Эрленд удивленно замер: около Шторма стояла крошечная рыжая девица. Она что-то шептала животному, тихо смеялась, задорно запрокидывая голову, и нежно гладила его по лбу. Тонкие пальчики медленно перебирали жесткую гриву, а конь все норовил прихватить ладошку мягкими губами. Эрленд фыркнул: вот тебе и боевой конь! Все норов показывает, взбрыкивает, вечно ржет недовольно. А стóит перед ним бедром вильнуть – ластится, как котенок. - Здравствуй, господин, - наконец девушка заметила Эрленда. Тот кивнул и прошел в дальнюю часть помещения за седлом. Игнорируя девицу, он начал седлать Шторма, но коню, похоже, ласка пришлась по нраву, и теперь он злобно косился и обиженно всхрапывал. Девушку, впрочем, бесцеремонность Эрленда не смутила. Она отошла чуть в сторону и неотрывно смотрела на сына конунга, хитро щуря глаза и зазывно улыбаясь, что неимоверно раздражало. Эрленд стал затягивать подпруги, но рука сорвалась, и он разодрал палец о пряжку. Раздраженно ругнувшись, он тряхнул кистью и снова потянулся к ремням. - Погоди, господин. Дозволь глянуть, - не дожидаясь разрешения, она потянула запястье Эрленда и, все так же жмурясь, обхватила пострадавший палец губами. Брови Эрленда насмешливо взлетели вверх, но оценивающий взгляд все же скользнул по фигуре: не дурна. И смутно знакома, будто уже видел где-то. А… неважно. Свободная рука легла девушке на бедро, скользнула ниже. Пальцы сжали ткань юбки, потянули, отбросили материю и добрались до мягкой теплой плоти. - Горячий цветочек! – пошло прошептал Эрленд и, подхватив девушку под ягодицы, заставил ее обнять себя ногами за бедра, затем потянулся к завязкам на штанах. Цветочек оказалась страстной и отзывчивой любовницей. Она кричала и рвалась навстречу, будто оголодавшая. Так, что Эрленду даже понравилось, пусть она и была отнюдь не тем, что он предпочитал. Закончив с цветочком, Эрленд закончил и с подпругами и, даже не оглянувшись на девушку, выехал из конюшни.