***
Капля жира потекла по руке. Норд сердито глянул на нее и слизал. Вкусно. Как же хорошо наконец наесться мяса. Сочного, ароматного, нежного. В углу, тихонько потрескивая, пил молоко Берси, и Норд думал, что вот теперь жизнь удалась. Теперь у них есть все, что только нужно человеку для счастья: своя земля, с которой их никто не посмеет гнать и на которой никто не станет ими командовать, навязывать свою волю. У них есть теплые дома, источник чистой воды, море, дарующее рыбу, есть источник мяса и молока. И множество планов, как сделать ее, жизнь свою, еще лучше. Полосатые шкурки копились, винная ягода благополучно отцвела, и кусты густо покрылись пока еще мелкими зелеными гроздочками. Еще пара дюжин дней и можно будет собираться в первое плавание к старой земле — погода почти устоялась. Берси поперхнулся молоком, чихнул, потер лапками мордочку, обиженно глянул на миску и прибежал к Норду, чтоб погладил переполненное пузо. Тот лениво подтянул зверя на колени и шикнул, чтоб не покушался на его ужин. — Вот как ты собрался в Исландию плыть? — Торвальд сел рядом. — Ну и жара! Хочу в море… — Иди, искупайся, — посоветовал Норд. — И что тебя смущает в поездке? — Со мной пойдешь? — стягивая пропитавшуюся потом рубаху, предложил Торвальд. Промокнул лицо, кивнул на Берси. — Как ты от него отлипнешь? Или потащишь бедную зверушку с собой? — Ну не знаю… — ополоснуться было неплохой идеей, но идти до моря все же далековато. — Лень как-то. Или пошли, освежимся, — Норд таки встал. — А Берси… с Сольвейг останется, ничего ему не сделается. — Соскучитесь же, неразлучная парочка… Норд отмахнулся, сбросил Берси на пол и потянулся, разминая мышцы. — Пошли уже! На улице было… жарко, даже Норд был вынужден это признать. Но это точно лучше чем холод. Купаться решили идти подальше, чтоб не на глазах у всех… Только все равно скрыться не получилось. За ними увязалось с дюжину детворы. Глядя на черноволосых мальчишек с гладкой кожей цвета красной глины, Норд удивлялся: как такое вообще возможно. Следы чужаков на заснеженном лугу здорово напугали викингов. Откуда эти люди там вообще могли взяться? Да еще и… настолько другие. Они чем-то напоминали гренладских калатдлит***, но если те были бледны, то такой темной кожи Норд еще ни у кого не видел. Скралинги, как викинги назвали маленьких людей, оказались добродушными и совершенно безобидными, часто напоминая детей. Металлическое оружие привело их в восторг — у них ничего подобного не было, что еще больше убедило викингов в их безопасности. На парочку ножей и меч, с которым не мог управиться ни один скралинг, удалось выменять несколько крупных рогатых животных, которые заменяли местным коров. У них было вкусное мясо и молоко, чуть более сладкое и жирное, чем привычное викингам. Животные удивили Норда еще больше, чем люди. Как их можно было просмотреть? Немаленькие ведь. Разгадка оказалась на удивление проста: предположение Норда о том, что они находятся на острове, было верно. Большом, но все же острове. И как выяснилось, большую часть года скралинги жили на большой земле, а вот зимовать любили здесь. И привозили скот с собой. Викингов они заметили намного раньше, чем те их, но знакомиться не стремились. Все, кроме одного. Норд хохотал до колик в животе, когда узнал, кто был возлюбленным Фрей и почему она так нервничала, когда викинги собрались на зимнюю прогулку. Тощий скралинг ей едва до уха доставал и был тоньше в кости. Как они ухитрялись разговаривать, Норду и вовсе было непонятно. Трескучий язык скралингов не имел ничего общего ни с одним из языков скандинавов и уж тем более с английским. Простые мысли легко передавались жестами, но как поделиться важным с тем, кого любишь, если на то, чтобы объяснить, что, скажем, хочешь есть, уходит немало времени? С другой стороны, Норд хорошо видел, что так привлекло Фрейдис в парне: она всегда была мужиком в юбке, а с этим несчастьем, рядом с которым и Норд смотрелся великаном, она не должна была играть ни покорность, ни кротость. Могла отпустить себя. И его это, похоже, устраивало. Вода приятно охладила тело, смыла пот и взбодрила. — Нас вечером пригласили на большой костер, — отфыркиваясь, сообщил Торвальд. Надо будет одеться понаряднее. Норд вспомнил шапку, которую таскал на голове человек, которого он определил для себя как местный вариант конунга, и хохотнул: — Боюсь по местным меркам наши самые нарядные одежды — скучны и неинтересны. — Тогда хотя бы все чистое. — А вот это дело. Тут кто-то из пацанов с боевым кличем запрыгнул Норду на спину и стал пытаться топить. Радостно визжа, остальные мальчишки кинулись ему на подмогу. Норд сначала покорно ушел под воду, а потом резко вынырнул и с угрожающим рычанием стал раскидывать детей. Те из-за всех сил цеплялись за него, так что от шуточной перебранки грозились остаться настоящие синяки, но это было мелочью. До поры до времени наблюдавший со стороны Торвальд решил-таки помочь другу и детишки стали шлепаться в воду, создавая тучи брызг, в разы чаще. — Вот негодники! — возмутился Норд, потирая плечо, когда им таки удалось выбраться на берег. — Да ладно тебе, — отозвался Торвальд, задумчиво глядя вслед убегающей ребятне. — Не жалеешь? — О чем? — не понял Норд. — Ну… что у нас не будет. — Не будет чего? — Норд упорно не мог сообразить, чего от него хотят, но разговор ему определенно не нравился. — Детей. — Детей? Торвальд, ты вообще о чем? — мысль о необходимости воспитывать своих неугомонышей заставила Норда содрогнуться. — Я? Да так… Возвращаемся в селение? Или поплаваем еще и одни? Норд улыбается и с улыбкой шагает обратно в воду. Торвальд прыгает следом. Очень хочется поиграть в догонялки, но плавает викинг ничуть не хуже оркна, так что не Норду с ним соревноваться. Поэтому он сразу прижимается к большому горячему телу. Контраст прохладной воды и жаркой кожи подстегивает возбуждение. Торвальд наклоняется и целует, Норд сам не замечает, как становится твердым… хорошо… Руки сами тянутся обнять, сжать. Плечи, спина, бедра. Норд урчит в губы Торвальду, не иначе от Берси нахватался, проводит викингу между ягодиц, на мгновение скользнув пальцем внутрь, — вода, конечно, не жирная мазь, но тоже неплохо облегчает проникновение. Торвальд удивленно смотрит на Норда — тот давно не интересовался его задницей. — Так? Норд качает головой: — Я просто, — и закидывает ногу викингу на талию. Стоя не слишком удобно, но это настолько не важно… Ладонь Торвальда скользит по боку Норда, опускается на другую ногу и слегка сжимает, побуждая поднять и ее. Норд держится за шею норманна и забрасывает вторую ногу. Викинг подхватывает Норда под ягодицы и входит. Нет, воды все же мало, решает Норд и довольно стонет, перемещая руки с шеи на затылок: все же волосы Торвальда — его слабость. — Шевелись давай, — тихий сердитый шепот в самое ухо, Торвальд кривится от щекотки, а Норд решает добавить и лижет скулу, висок. Кожа солено-горькая от воды. И горячая. Торвальд в свою очередь прижимается губами к плечам Норда, целует шею, плечи, слегка прихватывает их зубами, а его пальцы гладят и сжимают зад Норда, двигая вверх-вниз. Жар нарастает, шум моря исчезает за ударами сердец, движение воды начинает восприниматься как продолжение ласк. Чувствуя, как растекается внутри горячее семя, Норд сам изливается. От наслаждения его спина изгибается, и Торвальд теряет равновесие. Роняя Норда, он и сам уходит под воду. А вечером сидя у огромного костра, разведенного скралингами, Норд прижимается к боку Торвальда и напряженно вспоминает разговор на берегу. Дети. Он о них и не думал никогда. А Торвальд… У Норда семьи толком никогда не было. А Торвальд… Торвальд был домашним мальчиком. Он знал родительскую ласку и нежность. И, видимо, теперь хотел и сам дарить их. Норд теснее вжался в викинга. Нет, он не может позволить. Потому что Торвальд только его. Только. Больше ничей. А ребенок… ребенок… Норд был не готов делить Торвальда ни с ребенком, ни с той женщиной, которая должна будет его родить. На душе стало пакостно. — Чего грустишь? — Да так. Глупости все, — ведь и правда глупости. Не может же случиться так, что Торвальд оставит Норда ради какой-то бабы? — Чего тогда так липнешь ко мне? Норд, это наши привычные. А местные могут не понять. — Точнее понять. — Ну, или так. Норд чуть отодвигается, и к ним тут же подлетает тонкая красивая девушка — дочь главы скралингов. Норд чуть не рычит — только ее тут и не хватало. Она что-то щебечет, протягивая две маленькие кружки, наполненные густым остро пахнущим варевом. Норд принимает напиток и благодарно кивает, но продолжает трещать. Норд встает и отходит, якобы ближе к костру. Хотя ему и правда холодно. Холодно и тоскливо от осознания — его уютная теплая жизнь на самом деле очень хрупка и зыбка. И то, что юношам казалось вечным, может быть ненужно зрелым мужчинам. Только вот… Норду Торвальд будет нужен всегда. А он Торвальду. Глаза начинает щипать — это просто дым, ничего больше. Но так… Додумать не получается — на плечи ложатся знакомые ладони и родной голос шепчет: — Ты из-за детей дуешься? — и когда он стал таким чутким? — Забудь. Они — просто предположение. А ты настоящий. Тут. Со мной. И больше ничего не надо. Норд откидывает голову назад, упираясь затылком в грудь викинга. — Пойдем домой? — Это невежливо. На нас обидятся. — Ну и пусть. — Пусть, — соглашается Торвальд и, приобняв Норда, ведет его домой. __________ * Гимтуресены — инистые великаны. ** Оркн — др. норвежское "тюлень". *** Калатдлит — так себя называют гренландские эскимосы.Глава 36
25 ноября 2013 г. в 20:31
Холода пришли незаметно. Просто мягкая, почти как лето, теплая осень плавно перетекла в свежую, хрустящую морозом зиму. Зачастившие было дожди обернулись пушистым снегом, а туманы, доселе опадавшие поутру росой, стали замирать узорчатой изморозью, зачаровавшей кусты в резные дворцы гимтуресенов*.
Винлендские морозы и близко не подбирались к норвежским, но и от них Норд мрачнел и старался зазря носа на улицу не казать. Днями он мучился от страшной скуки, вечерами расспрашивал Торвальда обо всем новом (чего было отвратительно мало), а по ночам грелся самым действенным способом. Внутренний голос вопил, что долго он так не сможет, но Норд на него цыкал и твердил, что покуда сидится, будет сидеть, а там найдет шкур потеплее и выползет наружу. На чуть-чуть. Но это будет потом, а пока можно валяться в теплой постели и радоваться, что нет никого властного ему это запретить.
Почувствовав, что горячее тельце завозилось, пытаясь выбраться, Норд протестующе замычал и крепче сжал руки:
— А ну лежи. Берси, куда пошел?
Отвечать зверь, разумеется, не стал. Вывернувшись из цепких объятий Норда, он гордо задрал еще больше распушившийся к зиме хвост и с независимым видом прошагал в дальний угол землянки, где хранилось такое вкусное молоко.
Норд покачал головой и зарылся в одеяла с головой. Молока мало, так мало, что несчастная кружка раз в дюжину дней — все, на что мог рассчитывать каждый житель новой земли. И тратить его на наглую животину — почти преступление. Хотя — чего уж греха таить? — Норд порой отдавал половину своей порции Берси.
Вопреки опасениям Торвальда эта тварюшка отнюдь не спешила сбегать на волю, а напротив, подобно Норду, предпочитала находиться в жилище, а не на холодной улице. Жить у Сольвейг он, правда, тоже отказался — ласкаться девушке давался, но спать в первую же ночь пришел к Норду. Самым непотребным образом вскарабкался на лежак и, свернувшись клубком под теплым боком, уснул. Норд так удивился, что даже и не выкинул сразу, а потом поздно стало. Привыкли. И Берси привык спать так и только так, и Норду пушистая грелка пришлась по вкусу. Жалко только, что блестящий план с «приходить почесать за ушком» провалился. Точнее, вывернулся наизнанку, и за ушком зверя чесали как раз Сольвейг с Хельги, которые наконец сошлись. Аккурат после полосатого дара, так что Хельги зауважал Норда во сто крат пуще прежнего.
Берси ткнулся носом в пустой горшок, недовольно заурчал и укоризненно посмотрел на хозяина. Тот не отреагировал, и обиженный Берси, скакнув на Норда, так, чтоб нерадивому человеку мало не показалось, под возмущенные вопли выбежал на улицу.
Незло ворча, Норд поднялся и пошел проверять, не опрокинул ли Берси ненароком чего ценного. Еда была… проблемой. Чудесного решения, что же делать с пищей, так и не нашлось. Зерно само не множилось, иного зверья, кроме зайцев да собратьев Берси, кои оказались совершенно несъедобны, викинги не нашли, так что шутливый ужас Норда, вызванный мыслью о нескончаемой рыбе, оказался совсем ненапрасным. Благо, море, как и предвещал Торвальд, не замерзло, и выходить на лов ничто не мешало. Только вот на рыбе да горстке ржи жить хоть и можно, но тоскливо больно уж. Викинги еще ничего — они привыкли к такому питанию, и то в их краях даже в самое тяжкое время, когда корову не забьешь, тощая такая, всегда можно было поохотиться на оркнов** — у них от мяса тоже рыбой несло, но лучше, чем ничего.
Что со всем этим делать, Норд уже голову сломал, но ни одна стоящая идея в голову ему так и не пришла.
— Ты чем животину обидел? — запустив клуб искрящегося морозного воздуха, вошел Торвальд. На руках у него, расслабленно урча, сидел Берси, подставляя то шею, то затылок под такие замечательные пальцы. — Фу, духота. Ты б хоть раз за день выходил отсюда, а? А то окопался тут как загнанная лиса в норе.
Норд скривился.
— Там холодно. И делать нечего. А этого, — кивок на Берси, — я не обижал. Он молока требовал.
Подхватив Берси под лапы, Торвальд вытянул руки и сердито вгляделся в наглую морду:
— Чего тогда жаловаться прибежал? — Берси пискнул и попытался лизнуть держащую его руку. — Иди уж, баловник.
Оказавшись на полу, зверь юркнул на постель, подлизываться к Норду. Тот хохотнул и затащил игручую тварюшку на колени.
— Тоже тебя, что ль, на шкурку пустить? — Берси издал какой-то невнятный, но, несомненно, презрительный звук. То ли он не понял угрозы, то ли она его не впечатлила. Хотя было бы странно, если б он испугался: уж кто-кто, а Норд в нем души не чаял, и это зверь чувствовал очень хорошо.
— А что делать нечего — это ты зря. Ребята хотят на ту поляну выйти, ну, к ручью. Пошли с ними. Сколько можно тухнуть?
— Вам лазанья по кустам не хватило? Решили по ним же, только замерзшим? Чтоб царапались получше, да снег за шиворот почаще падал?
— А мы топоры возьмем. Впередиидущие дорогу расчищать будут.
— На кой вам это?
— Да глянуть интересно, замерзла та речушка али нет?
Норд почесал затылок, на пробу высунул ногу из-под одеяла, поморщился, но встал.
— И чего глядеть? Так ж ясно — замерзла. Еще как замерзла. Мелкая она. Да там и по осени вода ледяная была. В море-то ясно, ты сам сказал, течение теплое. А в нее явно горячие источники не втекают.
— Ну, замерзла, и пес с ней. Поохотимся.
— На зайцев или…
— Да на кого наткнемся. Нам и те, и другие нужны.
— Тогда Берси надо дома запереть. А то он расстроится.
Торвальд захохотал. Громко, раскатисто, так, что на глазах у него выступили слезы, а сам он сполз по стене на пол:
— Норд, о великий Один, Норд… ты взрослый мужик или девчонка малолетняя?
Влезающий в третью рубаху Норд удивленно моргнул:
— Ты чего?
— Ты сам себя сейчас слышал? «Берси расстроится», — отвратительным сюсюкающим тоном протянул викинг, — «бедный Берси»…
Швырнув пятой рубашкой в Торвальда, Норд стал натягивать теплые штаны поверх тонких шерстяных.
— Замолкни. Может, у меня в детстве щенка не было? А мне так хотелось…
— Угу, и ты завел меня, — продолжая похихикивать, ответил Торвальд. Норд напрягся, но ответил в том же шутливом ключе:
— Тебя завел не я, а дед. Но ты, как и этот проказник, сам себе хозяина выбрал.
— Так ты просто притягиваешь животных!
— Еще как… Все, я готов. Пошли.
— Быстро ты!
Выйдя наружу, Норд и сам понял, что слишком скоро собрался — народ пока только готовился выходить. Досадливо вздохнув, он решил пока сходить к Фрейдис, узнать как дела.
— Норд! — натянуто улыбнувшись, Фрейдис обняла Норда. — Давненько ты не появлялся. Всех вижу по дюжину раз на дню, а ты больно долго не показывался.
— Не ругайся, — Норд растрепал припорошенные снегом рыжие волосы и покачал головой. — Ты шапку когда носить научишься?
— Так не холодно же, — Норд закатил глаза и усмехнулся: не холодно ей! А как простудится, к кому побежит? А он где травы ей должен брать будет? Местных-то он не знает, а привезенных с собой мало. Он уже было хотел это все и высказать Фрейдис, как взглянул на лицо девушки и нахмурился. Почти с самого прибытия в Винленд она все время была непомерно счастливой. Улыбалась, смеялась сверх всякой меры, едва не танцевала. А сейчас Фрей была бледна, глаза нервно бегали, дыхание взволнованное, прерывистое.
— Фрей, что случилось? Ты чего такая? — беспокойство мигом накрыло Норда.
— Да ты чего? Норд? Хорошо все, — как-то неубедительно.
— Фрейдис, а ну посмотри мне в глаза!
— Норд, да что с тобой? Что за глупости…
— Чего ты боишься? — Норд не понимал. Он же… он видел, что с сестрой Торвальда что-то не так. Только что? И почему она отказывается говорить? Бред… Фрейдис никогда не скрытничала — зачем ей? А тут… Ну, разве что имя любовника говорить отказывалась. Так может, он Норду и вовсе пригрезился. Или… наверно, она взволнованная такая как раз из-за него. Тогда и лезть не стоит. — Ладно, Фрей, не хочешь — не говори.
— Норд…
— Эх, взрослеет ребенок… вот и тайны уже появились.
— Да ну тебя! Я, между прочим, всего на год Торвальда младше.
— Ой, да уже старуха! И до сих пор не замужем?! И не стыдно тебе?
— Норд… Иди уже… заждались тебя там.
Норд дернул девицу за косу и пошел к охотникам.
— Ты где гулял?
— С сестрой твоей общался.
— Соскучился? — понимающе. Слишком понимающе. — А вот чаще выходить надо.
Но Норд на подначку не ведется. Наоборот, взгляд его становится слишком серьезным.
— Слушай, я чего-то не понимаю. Если боги ваши мне никаких бредней не шлют, то у Фрейдис где-то полюбовник должен быть. Ну… она себя так вела… прям… влюбленная вся.
— Да? Не замечал. И кто ж этот счастливчик?
Норд топнул ногой, сбивая налипший снег.
— В том-то и дело — не знаю. Последние дни-то я не видел, но раньше она ни с кем из мужиков вроде особо и не якшалась. Да и… может, с кем женатым, а?
Торвальд поджал губы, нахмурил брови.
— Не было печали. Ну… Норд, она же умная девка. Чего ж так, а?
Норд хохотнул:
— Ты вот тоже не дурак. А выбрал вариант ничуть не лучше.
— Ты о чем?
— Думаешь, мужик лучше чем замужняя бабенка?
Улыбнувшись, Торвальд поправил на Норде шапку.
— Лучше. Точно тебе говорю, — но тут же посерьезнел. — Хотя ты прав. Не про «лучше», а про Фрей. Наверно, надо что-то делать?
Норд задумался. Идти по рубленым веткам было удобнее, чем продираться сквозь заросли, только скользко страсть. Но все равно быстрее. Так что времени прошло всего ничего, а уже почти пришли…
— Мне кажется… лучше не трогать ее. Не лезть.
— Почему? Норд, я за нее в ответе. Мне Эрик, если что случится, голову открутит. А мама еще добавит.
В груди у Норда разлилось тепло, как всегда при упоминании мамы друга.
— Интересно, как они там? Аста, должно быть, уже снова бегает. И печет пироги…
— А я вот все думаю: отец еще Лейфа не прибил? — Норд покачал головой. И почему разговор снова ушел в неприятное русло? — А что? Он может.
Норду жутко хотелось ответить, что куда важнее, чтоб Лейф не попытался убрать с дороги Эрика. Только жестоко это. Поэтому он молчит.
А чуть позже становится не до разговоров — шутливый гомон шедших впереди вмиг стал обеспокоенным, и Норд с Торвальдом рванули узнавать, в чем дело. А оказалось все просто. На том самом лугу, где осенью был поймал Берси, было множество следов. Человеческих. Только очень маленьких, как у юношей, весен по тринадцать. И в странной обуви.