Дайя-однострочники

Они всё-таки проиграли, вылетели с самого порога Кошиена, и скажи кто Миюки ещё вчера, что ему будет плевать, он посоветовал бы этому сумасшедшему обратиться к врачу. Но ему и в самом деле абсолютно плевать на их проигрыш, весь его мир сейчас схлопнулся до этой комнаты, пустой и тёмной, сосредоточился на одном человеке. Курамочи изламывается в его руках так, что Миюки чудится хруст позвонков. Он сильнее стискивает коленями его бока, крепче обхватывает рукой поперёк груди и зажимает ладонью рот, удерживая голову Курамочи на своём плече. Тот воет приглушённо и вцепляется зубами Миюки в пальцы, но Миюки и не думает отпускать, удерживает, шепчет-шепчет ему в шею какую-то чушь и жмётся щекой к его мокрой солёной щеке. У Курамочи влажная от пота футболка, сильные пальцы и острые короткие ногти, и когда его скручивает очередным болезненным спазмом, Миюки кажется, что вот сейчас эти пальцы точно порвут кожу на его руке и вцепятся в мышцы. Он тихо шипит, а сам молится неизвестно кому о ещё большей боли. Он хочет, чтобы его сейчас точно также размазывало по полу и сжигало живьём, также безжалостно выворачивало наизнанку, выводя на коже вечную метку. Всё ещё надеется, что вот сейчас начнётся, но в глубине души понимает - это бред. Курамочи пришибло ещё тогда, на поле, прямо во время матча. Миюки видел, как дрожали его руки, и как пот градом катился по лицу, хотя пробежаться ему так и не удалось. Миюки видел, как Мэй поймал Курамочи взглядом и не отпускал до самого конца. Он знает, чьё имя к утру станет неотъемлемой частью тела - души - Курамочи. Но всё равно отчаянно надеется на чудо. Курамочи вскрикивает, и вдруг расслабляется, а Миюки решается отпустить его лишь через несколько минут. Он весь горячий и дрожит, сердце загнанно колотится в рёбра, но дыхание уже почти выравнялось, только изредка слышатся тихие всхлипы. Миюки откидывается на стену и остаётся сидеть так, удерживая Курамочи между своих коленей. Он не станет поднимать рукав его футболки, чтобы подтвердить свои догадки. Не важно, чьё там имя. Его собственная рука всё ещё чиста, а значит - не важно. Только фантомная боль разливается огнём по внутренностям, изжигая последние надежды. - Чтоб тебя, Нарумия Мэй, - хрипло выдыхает Миюки, глядя в окно на занимающийся рассвет.