Дайя-однострочники

Это началось в старшей школе и длится до сих пор. Хотя, как-то раз Хонго признался, что для него всё началось гораздо раньше, и Фуруя задумывается порой, а что изменилось бы, если б они встретились не на Кошиене, а в средней школе? Как бы всё сложилось между ними? Стали бы они заклятыми врагами или лучшими друзьями? Были бы сейчас любовниками? Их отношения напоминают Фуруе снежный ком, катящийся с горы. С каждой встречей он становится всё больше и летит всё быстрее, а как его остановить и нужно ли это делать, Фуруя не знает. Можно ли вообще назвать отношениями их секс после каждой игры друг с другом? В школе это казалось развлечением, всего лишь новым опытом, но школа давно закончилась, а их встречи - нет. Может, это всё же чуть больше, чем просто секс? Зависимость? Потому что кроме Хонго никто не интересует Фурую в этом плане. Редкие размышления на тему «хочу ли я его/её?» по отношению к кому-то другому неизменно заводят Фурую в один и тот же тупик - это не Хонго. Хонго грубый и сильный, это факт. Так он играет в бейсбол, и так он занимается сексом. Когда он наваливается сверху, вжимая в кровать всем своим весом, когда стискивает руками так, что и вздохнуть невозможно, Фуруя чувствует себя совсем маленьким и беспомощным. На поле это чувство выводит из себя, заставляя играть ещё жёстче, вырывать победу зубами из его сильных рук, но в постели - заводит так, что даже лёжа Фуруя чувствует головокружение. На вкус их связь горько-солёная, как пот Хонго, как его сперма. По цвету - ярко-красная, как вспышки под закрытыми веками, когда Хонго вставляет быстро и жёстко, когда дёргает Фурую на себя, засаживая член так глубоко, как только возможно. По ощущениям - горячая, как кожа Хонго, жаркая, как раскалённый воздух, наполненный густыми запахами секса, и болезненная, как жжение от грубого проникновения большого члена в нежное нутро, как хватка сильных пальцев на бёдрах. После их встреч Фуруя долго рассматривает в зеркале созвездия синяков, оставленных Хонго на чувствительной коже, и жалеет только о том, что эти отметины пропадут так же быстро, как и появились. У Хонго на лице жёсткая короткая щетина, и когда он, одним движением перевернув Фурую на живот и поставив на колени, вылизывает его, сжимая ягодицы в ладонях и раскрывая анус пальцами, ощущения просто взрывают нервную систему. Стирается грань между болью и удовольствием, Фуруя перестаёт контролировать свой голос, срываясь со стонов на крики, перестаёт контролировать тело, расслабляясь и подставляясь прикосновениям Хонго, и мир перестаёт существовать для него. Остаются только умопомрачительные ощущения и один человек, который эти ощущения ему дарит. Отказаться от всего этого? Ни за что. И никто другой уже не будет таким, как Хонго. Эта мысль приходит намного позже, когда Фуруя лежит на боку в смятой постели, прикрывшись лишь пропитавшейся потом и спермой простынёй, и смотрит на широкую спину Хонго, пока тот курит, сидя на краю и глядя перед собой. Рассвет уже давно перетёк в полноценное утро, они снова будто провалились во временную дыру, а ночь пролетела незаметно, оставив лишь тёплое чувство удовлетворения и сытую усталость. Хонго уже не шутит на тему восьмичасового секса и выносливости Фуруи на поле, а тот не говорит ни слова о его пагубной привычке. Только кладёт ладонь между лопаток, чувствуя, как раздуваются лёгкие после каждой затяжки, и как спокойно стучит сердце Хонго. - Масамуне, - зовёт Фуруя - голос хриплый, пить хочется, а Хонго без слов тушит сигарету и протягивает ему бутылку с минералкой. - Что? - А мы... - начинает Фуруя, и обрывает сам себя, хмурясь и не зная, как правильно сформулировать вопрос. «Мы встречаемся? Мы друзья? Просто любовники? Кто мы друг для друга?» Хонго с минуту молча разглядывает его растерянное выражение лица, а потом вытаскивает из-под кровати свою сумку и достаёт из неё конверт, который протягивает Фуруе. А Фуруя вытряхивает на кровать сложенный лист с написанным адресом, и... Ключ? - Что это? - спрашивает он, когда Хонго закуривает новую сигарету. - Мой адрес и дубликат ключа. Для нас сезон закончился, а у вас впереди максимум две игры. Я возвращаюсь на Хоккайдо, в клубе дали отпуск на две недели. Приезжай, как освободишься. Если хочешь, - он говорит рубленными фразами, а Фуруя... Фуруя медленно осознаёт, что Хонго только что почти ответил на его незаданный вопрос. И улыбается. - Хорошо, - говорит он. Он не говорит «Я приеду», потому что чёрт знает, станут ли они чемпионами, и что в конце концов решит начальство, но ему и правда хорошо. А Хонго наклоняется и целует его. Хонго - сильный и грубый, но его поцелуи будто бы вбирают в себя всю его нерастраченную нежность и выворачивают душу Фуруи наизнанку. Каждый раз - как в первый. У их поцелуев вкус табачного дыма, а по ощущениям они напоминают счастье.