Дайя-однострочники

Что Мэя больше всего бесит в Акамацу - это его чёртов рост. Нельзя просто прижать его к стене и поцеловать, нужно сначала дёрнуть за ворот формы вниз, чтобы дотянуться. В первый раз Мэй слишком нервничал и перестарался - они столкнулись лбами так, что у обоих искры из глаз посыпались, а наглый первогодка ещё и ржать посмел, вгоняя Мэя в краску. На этом бы всё и прекратилось, если б Акамацу потом не догнал его, мечтающего провалиться сквозь землю, и не поцеловал первым. Это до сих пор уязвляет: то, как Акамацу пригибается, чтобы Мэй мог дотянуться до его лица. Бесит. Зато когда он стоит на коленях, Мэй более чем доволен. Или когда лежит, как сейчас, и можно сидеть на его бёдрах - тоже неплохо. - Мэй-сан, тренер Кунитомо не обрадуется, если застанет вас в общежитии... - А мне больше не нужно его радовать, теперь это твоя обязанность, Мистер Ас, - замечает Мэй, расстёгивая пуговицы своей школьной рубашки. Как только она летит на пол, Акамацу тут же обнимает Мэя и перекатывается на кровати, подминая его под себя. - Тише ты, упадём! - шипит Мэй, пытаясь отползти от края. - Простите, не могу сдержаться, - Акамацу улыбается и смотрит будто пьяный. Мэй с самого начала заметил эту вечную томность в его всегда спокойном взгляде, но в моменты, подобные этому, эффект становится куда глубже. Это, пожалуй, можно отнести к плюсам - желания Акамацу столь явные и неприкрытые, что Мэя ведёт от каждого его действия. Как он целует руки, губы, шею, как крепко сжимает в объятьях, как сбивается его дыхание, а прикосновения становятся жадными, нетерпеливыми... Мэй и подумать не мог, что любовь одного человека способна заменить признание толпы. Может, это и не любовь, может, просто подростковая несдержанность и благоговение перед кумиром, но когда Акамацу так целует его, Мэй чувствует тот же трепет, который испытывал стоя на горке Кошиена. Его тихие стоны воодушевляют точно как бурные овации стадиона. Вот только эту боль ни с чем не сравнить. Впервые оказавшись с Акамацу в постели, Мэй просто не смог отступить перед своим страхом, потому ринулся ему навстречу и позволил вести себя. А потом подсел - на ощущения, на собственное бесстыдство, и на ту заботу, которой Акамацу окружил его после их первого раза. Теперь же Мэю кажется, что подсел он на Акамацу Шинджи - во всех его проявлениях. Думал, когда покинет бейсбольное общежитие, окунётся с головой в учёбу, а потом выпустится и забудет всё, что было между ними. Ведь для него начнётся настоящий бейсбол... Только отказаться от Акамацу оказалось не так-то просто, поэтому сейчас Мэй здесь. С ним - под ним - снова. И умопомрачительные ощущения кружат голову. Акамацу такой высокий, и руки у него длиннющие - умудряется и шею целовать, мокро пыхтя на ухо, и задницу сжимать пальцами, приподнимать Мэя над постелью и двигаться в размеренном ритме. Будто им никуда не нужно спешить, будто нет остального мира за стенами этой комнаты. Акамацу раскачивается, скользя внутри, а Мэй покусывает его влажное от пота плечо, гладит напряжённую спину и дуреет от того, как много ощущений дарят столь простые действия. Будто раскачивает на волнах тёплого моря, и боль уже давно приносит удовольствие. - Я думал, всё закончится, когда вы уйдёте из команды, - говорит вдруг Акамацу. - Неподходящий момент ты выбрал, не думай, - тихо отвечает Мэй, обхватывая его талию ногами. - Рад, что у нас есть ещё немного времени. Я люблю вас, Мэй-сан. Мэй едва успевает вжаться лицом между плечом и шеей Акамацу, стиснуть покрепче руки на его плечах - и его всего, от копчика до макушки, пробивает насквозь мощным движением. Снова и снова, Акамацу вкладывает все силы в каждый толчок, прижимает его к себе всем телом так крепко, что ни миллиметра воздуха не остаётся между слипшейся потной кожей. Мэй зажмуривает глаза, проваливаясь в ощущения твёрдого члена внутри, и тем, как его собственный скользит между их напряжёнными животами. Акамацу что-то шепчет на срывающихся выдохах - Мэй не слышит, но весь в себе, на поднимающейся волне оргазма. А едва его накрывает - Акамацу чувствует, останавливается и отпускает Мэя, чтобы помочь себе рукой и кончить ему на живот, глядя своими дурными глазами ему в глаза, наверняка такие же ошалелые. Остывающий пот холодит кожу, а Мэй лежит на спине с закрытыми глазами и прислушивается к успокаивающемуся дыханию Акамацу. То, что он не спит, понятно по гладящим ладонь Мэя пальцам. - Наверное, можно считать, что пропущенную вечернюю тренировку я полностью компенсировал, - усмехается Акамацу. - Эй, я тебе что, тренажёр?! - тут же сбросив дремоту, вспыхивает Мэй и шлёпает его по расслабленному влажному животу. - Ох... Акамацу сгибается и перекатывается на бок лицом к Мэю. Касается щеки и без страха встречает его злой взгляд. - Мэй-сан, вы же знаете, что вы для меня - весь мир. Мэй не хочет верить в это. Не хочет верить словам мальчишки-первогодки, который просто дорвался до кумира и... Какие тут могут быть чувства? Какая любовь?.. Первая, дурацкая и самая волнительная. Как бы Мэй ни старался, он всё же верит в неё.