***
Она пришла, как и просила Шарлотта. В особняке было тихо, если не считать звона посуды на кухне и мягких шагов прислуги в гостиной и столовой, где накрывался стол и раскладывались подарки. Конрад и Дэниел были выдворены из Грейсон-мэнора в нью-йоркскую квартиру, от чего, кажется, испытали лишь удовлетворение. Сегодня это было царство женщин – чрезмерно лицемерное царство. Должно быть, искренним в этом царстве лжи и притворства было лишь желание Шарлотты связать свою «сестру» со своей семьёй и порадовать её этим. Её присутствие казалось самой Элис неуместным: Аманду она недолюбливала и ревновала Джека к ней, и ей всё ещё не хотелось встречаться с Эмили. Здесь она была лишь по двум достаточно странным причинам: чтобы поддержать младшую сестру в её благородном стремлении и потому, что, несмотря ни на что, не смогла отказать в переданной Ноланом просьбе Эмили. Элис чрезвычайно злилась на себя за то, что снова подпала под её влияние, поступила согласно её желаниям, а ведь она твёрдо решила для себя иметь как можно меньше общего с этой грязной, отвратительной историей! Она всё ещё не была уверена в своих настоящих родителях – ни в чём, что было связано с ними, включая своё отношение к Дэвиду и Каре Кларк. Но к Эмили её тянуло как магнитом, отказаться от такой малой части семьи она не могла, и не могла, даже будучи обижена и уязвлена, бросить её один на один с местью. Но, прежде чем она встретится с Эмили, Элис предстояло ещё одно испытание. Не было в этом ничего такого, но всё же ей было не по себе. Толкнув дверь в маленькую гостиную, она очутилась лицом к лицу с Викторией Грейсон. Она не видела мать Дэниела ещё ни разу после её мнимого освобождения, зная о состоянии миссис Грейсон лишь по рассказам друга. И, хоть она знала, что Виктория вовсе не была такой жертвой, какой её рисовали газеты, журналы, телепередачи и полицейские отчёты, которые регулярно просматривал Нолан, взломав компьютерную базу полиции, ей было тяжело встретиться с ней. Быть может, ещё тяжелее, чем если бы она действительно верила в тщательно разыгранный Конрадом и Викторией спектакль. А ещё Элис боялась выдать себя. Виктория знала её с детства, а она не была уверена, что сможет достаточно правдиво разыграть сочувствие, полагающееся обязательным в подобной ситуации. - О, Виктория! Вы прекрасно выглядите! – эти слова прозвучали так, словно миссис Грейсон просто сделала новую причёску или побывала в спа, но обе они прекрасно знали, что на самом деле скрывается за этой расхожей фразой. Элис подошла к Виктории, обняла её и сжала её руки в хорошо отработанном жесте поддержки. Выросшая среди сливок общества Хэмптонса, она прекрасно знала весь этот язык движений, улыбок, недосказанностей. Хотя вообще-то Карлайл не любила его и старалась не использовать, считая верхом лицемерия, сейчас, кажется, он мог сослужить ей неплохую службу. Впрочем, и правда в её словах была: Виктория Грейсон действительно выглядела хорошо. Её причёска была безупречной, кожа – мягкой и гладкой, и если её «заключение» и оставило какие-то отметины на её лице, сейчас они исчезли без следа. Виктория приглашающее похлопала по дивану рядом с собой, и Элис села. - Денни рассказывал мне, как мужественно вы держались! Верно, это такой ужас… Но, к счастью, вы смогли выжить и снова воссоединиться с семьёй и со всеми нами! Хэмптонс стал совсем другим на эти месяцы, совсем другим! - О, спасибо, моя милая! – воскликнула миссис Грейсон. – Я знаю, как много ты сделала для моих детей в эти ужасные дни и до того, когда вы все думали, что я погибла. Я не представляю, как смогу отплатить тебе за эту доброту и поддержку! - Ну, что вы, Виктория, - скромно улыбнулась девушка. – Разве не для этого нужны друзья? Элис внимательно наблюдала за ней и пришла к выводу, что отчасти Виктория всё же переменилась: взгляд её стал жёстче, каким-то настороженным, улыбка – холоднее, теперь ей явно приходилось прилагать больше усилий, чтобы походить на ту безмятежную мать семейства и праздную светскую львицу, какой она была многие годы. Опасностью веяло от Виктории Грейсон, словно Элис была рядом с готовым к прыжку хищником. Похоже, она чувствовала нависшую над ней угрозу интуитивно, как дикий зверь, но становилась опасной от того, что не до конца понимала, откуда именно эта угроза исходит. Интересно, чувствовал ли это кто-то ещё, видел ли, или только она да Эмили, которые знали, какова на самом деле Виктория Грейсон? - И я рада, что ты сегодня здесь, - Виктория сжала её руку, и Элис бросила пытливый взгляд на женщину: не заподозрила ли она чего? - Вы делаете благородное дело, Виктория. Аманда – заблудшая душа, но ей, как и всем, нужна семья, люди, которые будут любить её и которых будет любить она. Уверена, она счастлива, обретя сестру после стольких лет одиноких скитаний, - сказала она, думая вовсе не о мнимой Аманде, а о своей сестре. - Надеюсь, она будет мне благодарна за это, - как-то странно проговорила миссис Грейсон. В эту минуту в комнату заглянула возбуждённая Шарлотта. Элис невольно улыбнулась при виде её разрумянившихся щёк и блестящих глаз; Шарли была явно счастлива, что её мать и её сестра нашли, кажется, наконец общий язык. С грустью мисс Карлайл подумала о том, что Шарлотте ни при каких обстоятельствах нельзя знать правду о своих настоящих сёстрах – если, конечно, она не хотела, чтобы эта юная девушка была втянута в этот кошмар, в котором жила Эмили, а теперь и она. - Гости уже собираются. Аманда написала, что будет с минуты на минуту, и Эмили уже здесь. Виктория кисло улыбнулась. - Ну, конечно, куда же без вездесущей мисс Торн! - Мама! Она будет крёстной ребёнка Аманды, и, конечно, её я не могла пригласить! Элис приподняла брови, удивлённая этой новостью. Что ж, оказывается, Эмили и Аманда ближе друг к другу, чем она предполагала. Значит, Эмили будет проще… Едва покинув маленькую гостиную вместе с Шарлоттой и её матерью, Карлайл столкнулась со старшей сестрой. Виктория прохладно поздоровалась с Эмили и пошла прочь, Шарли прощебетала, как она счастлива снова увидеть её, и получила от Торн тёплую и весьма ласковую улыбку. Однако Элис пришлось задержаться: Эмили мягко расцеловала её в обе щеки, пока мать и дочь могли их видеть, а, как только те исчезли из виду, схватила её за руку и потащила в полутёмный боковой коридор. - Рада, что ты сегодня здесь. Спасибо. Я была не уверена, что ты придёшь. Карлайл не смотрела на неё, скрестив руки на груди, стараясь отгородиться от неизменно сильного влияния Эмили. Рядом с ней она теряла всю свою самостоятельность, чувствовала себя слабой, глупой, младшей, нуждающейся в опеке и защите. И это она, владелица миллиардного состояния, владычица империи золота и бриллиантов! В игре бизнеса, состояний и умов она никому не позволит себя посрамить, но в той, игре, которую вела Эмили, Элис и сейчас чувствовала себя беспомощной, как слепой котёнок. И ей до одури не нравилось это чувство. - Если бы Шарлотта не пригласила меня, чтобы создать… равновесие между гостями своими и подругами, которые придут с Амандой, - она невольно улыбнулась, представляя себе этих девиц, о которых Шарли говорила с плохо скрываемым огорчением, - я едва ли смогла бы присутствовать здесь, хоть Нолан и сказал, что это важно для тебя. Мы с Амандой не друзья, и это прекрасно известно всем. - Хорошо, что на свете есть Шарлотта, в таком случае, - улыбка Эмили показалась ей почти заискивающей. Элис ответила ей строгим взглядом. - Не только поэтому. - Да, конечно. - Но зачем я тебе нужна здесь? И вообще, зачем тебе нужно… всё это? – она многозначительно указала взглядом в сторону гостиной, из которой доносился перезвон женских голосов. – Не думаю, что Аманде так уж нужна эта дурацкая вечеринка. - Я отдала Аманде дневник нашего отца. Поддельный, разумеется, - добавила Эмили, увидев изумлённое лицо сестры. – Она рассказала об этом Виктории, и это выбило почву у неё из-под ног. Она либо признается, либо попробует откупиться от Аманды, и тогда я получу образец её почерка. И то и то одинаково неплохо. Элис тихонько рассмеялась, качая головой. - Не знаю. Я говорила с Викторией только что, и она вовсе не показалась мне человеком, у которого выбили почву из-под ног. Ты действительно думаешь, что она станет признаваться в соучастии в таком страшном и омерзительном преступлении при всех этих девчонках, которые заполнили её гостиную? С лица Эмили сползла улыбка, взгляд похолодел. - Не держи меня за идиотку. Мне вовсе не нужно, чтобы Виктория объявила о своей подлости при всех, да я и понимаю, что она этого не сделает – достаточно, чтобы она рассказала об этом Аманде, а уж я позабочусь, чтобы это стало известно всем. Элис хотела ещё что-то сказать, но тут из-за поворота вынырнула Шарлотта. - А, вот вы где. Ну же, идём, там уже Аманда пришла. Виктории Грейсон с большим трудом удавалось сохранять невозмутимость при виде подруг Аманды «с работы», как с плохо скрываемой насмешкой объявила виновница торжества. Элис подозревала, что Аманде всё это тоже было не по нутру, и она отплатила Виктории и Эмили подчёркнутой вульгарностью своих подруг и собственного поведения. Глядя на неё, Элис удивлялась, как это Джек мог влюбиться в такую. Быть может, с ним она была совсем другой, а, может, он любил лишь имя и свои воспоминания о маленькой девочке, исчезнувшей и переродившейся вдали от него. Что бы стал делать он, если бы узнал правду? Похоже, всем на этом празднике было не по себе. Эмили была взвинчена и нетерпелива, и, на взгляд Элис, её натянутая улыбка выдала бы её с головой, если бы кто-то взял на себя труд задуматься о причинах такого беспокойства. Утончённые гостьи, приглашённые Шарлоттой, явно чувствовали себя не в своей тарелке рядом с подругами Аманды. Аманда явно насмехалась надо всеми, будучи, впрочем, напряжена не меньше Эмили, ну а Шарлотта явно была несчастна, чувствуя, что её благородная идея вот-вот потерпит крах. Но вот гостьи перешли к увлекательному процессу распаковки подарков будущему малышу, и это на некоторое время удивительным образом сроднило разные пласты общества. Замешкавшаяся Элис огляделась и поняла, что из гостиной разом исчезли Виктория, Аманда и Эмили, и легко догадалась, что пелёнки и погремушки интересуют этих троих в последнюю очередь. Она почувствовала нарастающую тревогу, слишком сильную, чтобы присоединиться к Шарлотте и остальным на веранде. Элис не очень-то верила в успех затеи Эмили, зная природную изворотливость Виктории, но, если бы она удалась, это одним махом решило бы множество проблем. Вдруг она услышала возбуждённые голоса, доносящиеся как будто бы из холла, и поспешила туда. В дверной проём она увидела Викторию и Аманду, стоящих на балкончике; они явно о чём-то спорили, и выражения лиц обеих Элис очень не понравились. С каждой секундой наблюдения она всё больше убеждалась в том, что заставить Викторию сознаться в чём-либо не под силу даже такому великолепному манипулятору, как Эмили Торн. Действуй она сама, быть может, у неё ещё был бы шанс, но Аманда была слишком вспыльчивой, резкой, так явно разозлённой… такой настоящей, так мало способной на тщательно выверенные слова, что Виктория с лёгкостью уклонялась от всех её обвинительных выпадов. Аманда терпела неудачу, всё было тщетно, и водоворот беспощадной мести Эмили будет закручиваться лишь сильнее, поглощая… Всё произошло слишком быстро. Вот руки Аманды и Виктории почти соприкасались – а в следующее мгновение девушка вскрикнула, беспомощно замахала руками, и доли секунды спустя раздался ужасающий грохот, страшный хруст, а за ними – могильная тишина. Элис вскрикнула, бросилась в холл, уже не боясь, что её обнаружат. По белому с чёрным кафелю, которым был вымощен пол, расплывалось густо-красное пятно. - Аманда! – воскликнула Элис, не зная, как подступиться к бесчувственной девушке. Взгляд её скользнул по большому животу, застывшим скрюченным пальцам, и на неё накатила дурнота. Но ресницы Аманды слабо трепетали. – Врача! Живее, врача! Кто-нибудь! На миг она подняла взгляд. Ошеломлённая Виктория застыла на площадке рядом с проломом в резных перилах, а Эмили, выскочившая из комнат, мелко стуча каблуками, бледная, как мел, сбежала по ступенькам. Холл наполнился женщинами, раздались вздохи, всхлипывания; у себя за спиной Элис услышала плач Шарлотты. Кто-то спешно объяснял «скорой», что произошло. А Элис сидела на коленях подле девушки, которая всегда была ей неприятна, чувствуя, как её светлое платье пропитывается кровью Аманды, и не веря своим глазам и всем ощущениям. Это всё не могло закончиться так. Планы Эмили всегда срабатывали… Потом она вспомнила Тайлера, Лидию, холод пистолетного дула у собственного виска. Они никогда не срабатывают. Эта игра стала слишком кровавой. У входной двери послышался топот, и в следующую минуту в дом ввалились врачи и санитары. В последний раз взглянув на распростёртую на полу Аманду, Элис заметила в неплотно сжатой ладони клочок бумаги. Бездумно, повинуясь скорее инстинкту, она протянула руку и, выхватив бумажку, быстрым скрытным движением сунула её в карман.***
Они примчались в больницу так быстро, как только смогли. Бледная почти до синевы Эмили вела машину сосредоточенно и гладко, заслужив у Элис смешанное с почти суеверным страхом восхищение. У самой же Элис перед глазами всё ещё стояло багровое пятно крови и помертвелое лицо Аманды; руки её дрожали так, что, сядь она за руль, они бы врезались в первый же столб. Весь путь они проделали в полном молчании. Никакие слова не казались достаточно сильными, чтобы выразить шок девушек. Даже Элис, которая недолюбливала Аманду, боялась за её жизнь, а что должна была чувствовать Торн, так сильно связанная с этой девушкой? В вестибюле больницы их встретил Деклан Портер – очень серьёзный, сильно повзрослевший. В обеих руках он держал по подставке с несколькими стаканчиками кофе. - Хорошо, что вы приехали. Джек… он просто разбит, - парень тяжело сглотнул. – Да и Шарлотта… Врачам пришлось даже дать ей успокоительное, - казалось, его размолвка с Шарлоттой забыта. - Как Аманда? – выпалила Эмили. - Ну… Врачи говорят, её состояние тяжёлое, но стабильное. Сотрясение мозга, несколько сломанных рёбер, ушибы внутренних органов. Её ввели в искусственную кому, - он шмыгнул носом, а Элис вскрикнула, - для того, чтобы дать отдых организму. Так они сказали. Ребёнок жив, и пока они наблюдают. В тишине они втроём поднялись на нужный этаж. Деклан сейчас же отошёл к заплаканной Шарлотте, и девушки остались вдвоём посреди вымощенного блестящим кафелем коридора. Инстинктивно сёстры жались друг к другу, ища поддержки и утешения. Но вот у одной из дверей показался Джек Портер, и они поспешили к нему. Элис было больно смотреть на него: молодой мужчина осунулся, побледнел, словно постарел, всегда мягкий взгляд тёмных глаз изменился, стал холодным и пустым. Карлайл подумала, что случилось самое худшее и, сдерживая подступавшее к горлу рыдание, прижала ладонь ко рту. - Спасибо, что приехали, - он по очереди вяло пожал руки Эмили и Элис. - Как Аманда? Она приходила в себя? - Нет, и пока ждать этого нет смысла: она в искусственной коме. - Деклан сказал нам, - Элис оглянулась на младшего брата Джека и увидела, что тот бережно обнимает Шарли, а она положила голову на его плечо. Беда, случившаяся с Амандой, стёрла обиды из сердец этих двоих. Пожалуй, за сегодняшний день это была единственная радостная весть. - Джек, - Эмили выглядела сконфуженной, когда дотронулась до его руки. Взгляд её метался по коридору больницы, не задерживаясь на лице Портера, - я должна сказать тебе… Аманда хотела, чтобы жил ребёнок. Она сказала мне. Элис задохнулась от возмущения: новости об Аманде были не такими уж плохими, чтобы Эмили заводила разговор о таких страшных вещах. По лицу Джека промелькнула судорога, но он промолчал. Карлайл негодующе дёрнула сестру за платье. - Эмили! В этом нет нужды пока что и, может, не будет. - Джек имеет право знать. - Спасибо, - натянуто ответил он. – Я хотел попросить… - Джек выглядел сонным или очень больным; боль Аманды стала его болью, и в этот миг Элис устыдилась того, что сомневалась в его чувствах к мнимой дочери Дэвида Кларка. – Вы не могли бы остаться с Амандой? Я бы хотел съездить домой: переодеться, закрыть бар, как следует, взять кое-что из вещей Аманды и для малыша, на случай, если… Говоря это, он смотрел лишь на Эмили, но Элис твёрдо знала, что исполнит его просьбу, даже если Торн найдёт причины для отказа. - Разумеется, Джек, мы побудем здесь, сколько нужно, - мягко сказала Эмили. – А тебе правда нужно отдохнуть. Что бы ни случилось, тебе понадобятся силы. А Шарлотта сейчас не может быть тебе хорошей подмогой. - Там с Амандой сейчас её мать, - устало сказал он. – Понятия не имею, как ей удалось так быстро добраться, ведь мы и не сообщали ей, мы просто не знали… Но, тем не менее, она здесь, и пока будет в больнице. - Её мать?! – в один голос переспросили девушки, переглянувшись. Сердце громко бухало в груди у Элис, но её сестра оставалась на удивление спокойной – лишь сжались и побелели её губы. Разве могла Кара Кларк и впрямь материализоваться в больнице у постели своей лже-дочери после стольких лет отсутствия? На какой-то миг она испугалась, что Джек лишился рассудка от горя и боли, но взгляд мужчины оставался осмысленным, хоть и безмерно усталым. Но его слова походили на бред безумного и не укладывались у Элис в голове. - Да, да. - Хорошо, - словно ничего не произошло, сказала Эмили. – Езжай домой и отдохни, насколько это возможно. Если будут новости, я, конечно же, тебе сообщу. Джек рассеянно кивнул и направился к выходу. Эмили смотрела ему вслед, не двигаясь с места, ну а Элис поспешила в сторону палаты. Ей так хотелось удостовериться, что женщина, находящаяся сейчас с Амандой, кто угодно, но только не их мать. Она почти бежала, и туфли без каблуков скользили по гладко натёртому кафелю, когда её настигла безжалостно твёрдая рука Эмили Торн. - Остановись! Стой! Элис, не беги ты так! – шипела она. – Ты только привлекаешь лишнее внимание! Элис остановилась так резко, что Эмили налетела на неё. - Да как ты можешь?! Там, может быть, наша мать! - Тем больше нам нужно быть осторожными, - взгляд Эмили, к изумлению Карлайл, оставался твёрдым, словно эта новость совершенно не тронула её, но губы девушки дрожали. Элис подумала, что от хватки Эмили на её руке, должно быть, останутся багровые следы. – Кто бы то ни был, она – мать Аманды Кларк, а не Эмили Торн и не Элис Карлайл. Эти слова немного отрезвили Элис, и всё же коленки у неё дрожали, а сердце заходилось в неровном ритме, от которого перехватывало дыхание. Она говорила себе, что не хочет даже видеть женщину, давшую ей жизнь и так быстро отрекшуюся от неё, но, в то же время, отчаянно надеялась, что у постели лже-Аманды окажется именно та женщина. Рука Эмили так и лежала на её руке, сдерживая все её порывы, когда они подошли к дверям палаты несчастной девушки. Аманда была бледна, на голове её белела повязка, и с десяток проводов соединял девушку с разнообразными приборами. А на краю кровати, то и дело прикасаясь то к руке, то ко лбу Аманды, сидела женщина с длинными светлыми волосами. Пока ещё они не могли видеть её лицо, но по тому, как на секунду замерло её собственное сердцебиение, и по тому, как судорожно пальцы сестры сжали её запястье, она поняла, что это была та самая женщина. Заслышав их шаги, она повернулась, и Элис едва не закричала: на неё смотрела женщина с фотографии Седого. Кара Кларк. Взгляд светлых, таких же, как у её дочерей, глаз скользнул по лицам девушек, но ни намёка на узнавание в них не было. Тем не менее, бросив ещё один нежный взгляд на неподвижную Аманду, Кара поднялась и подошла к ним. - Кара Кларк, мать Аманды. - Эмили Торн, – голос её был ровным, безжизненным. – Я буду крёстной ребёнка. А это Элис Карлайл, знакомая Аманды. Кара улыбнулась им грустной тихой и совершенно безразличной улыбкой. Повернувшись к сестре, Эмили с отчаянием поняла, что дело плохо. Какую бы боль, шок и неясную надежду не испытывала она, её чувства не шли ни в какое сравнение с чувствами Элис. Хуже всего было то, что всё это было написано на её лице: щёки горели, ноздри раздувались, она то и дело облизывала губы, словно с трудом удерживая страшную, губительную для них правду. Будь Кара Кларк не так расстроена состоянием своей лже-дочери, она бы непременно задалась вопросом, отчего эта незнакомка так пристально разглядывает её, что даже подалась вперёд. Но она только ещё раз улыбнулась им – а Элис была даже не уверена, что она видит их на самом деле, таким отсутствующим был её взгляд – и вернулась на своё место у постели Аманды. Обе девушки вышли и устроились на жёстких стульях в коридоре, чтобы сменит Кару, когда это будет нужно. Минута за минутой потекли мучительно медленно. Эмили, впрочем, не выглядела ни встревоженной, ни ошеломлённой, лишь расстроенной, как и было положено человеку, с близким которого случилось несчастье. Элис же считала это проявлением едва ли не бессердечности. Как она может быть так спокойна, когда мать, которую она потеряла и оплакала, после стольких лет находится в соседней комнате?! Она вот не могла усидеть на месте, ей то и дело хотелось подойти к Каре и рассказать ей обо всём – а ведь она никогда не скорбела по своим настоящим родителям, не мечтала встретиться с ними! Элис то и дело вскакивала со своего места, подходила к Шарлотте с Декланом, чтобы переброситься с ними парой ненужных слов; она листала медицинские брошюры, толком не читая их; она сходила за кофе, и он остыл в её руках, потому что Элис была не способна проглотить и каплю напитка. Время от времени Эмили бросала на неё усталые предостерегающие взгляды, но Элис игнорировала их. Если сердце её сестры превратилось в бесчувственную ледышку, то она не такова! В конце концов суетливость Элис утомили Эмили. Внезапное появление её матери ударило по её сердцу, словно обухом топора, и оно подвергало серьёзной опасности те планы, которые не разрушились после сегодняшнего происшествия с Амандой. Так что, несмотря на её внешнюю невозмутимость, внутри у неё бурлил коктейль самых противоречивых чувств, но им Эмили выхода не давала. А вот Элис могла всё испортить своей беготнёй; к счастью, все вокруг были так опечалены состоянием Аманды, что могли думать только об этом, иначе непременно спросили бы себя, отчего Элис, никогда особенно не дружившая с Амандой, вдруг так близко к сердцу восприняла эту трагедию. Нервозность Элис достигла пика, и Эмили в достаточно резких выражениях велела ей уйти из больницы, пока та не совершила какую-нибудь непозволительную и опасную глупость. Сама же Торн осталась рядом с Амандой, сохраняя поразительное спокойствие. И рядом с их матерью. Элис столько слышала о чуткости материнского сердца, что не могла поверить, что Кара Кларк окружила такой заботой лже-Аманду, тогда как её настоящая дочь находилась в шаге от неё. Обе дочери. Близость матери вывела Элис из равновесия, а больше всего – осознание того, что Кара, пусть и не заметив подмены со старшей дочерью, совсем не заинтересовалась судьбой младшей, оставшейся в этих же краях. Уж в этом она была уверена наверняка: если бы Кара сделала бы хоть один запрос и именем Евы Кларк, Элис бы об этом узнала. Но Кара Кларк, похоже, забыла, что у неё было две дочери, а не одна. Ноги сами принесли её к «Зайцу». Едва ли во всём Хэмптонсе был кто-то более не способный её утешить, чем Джек, чьи невеста и ребёнок в эти самые минуты боролись за жизнь. Если он вообще был дома. Но Элис не могла выносить тишины своего особняка, в котором её собственные мысли звучали слишком громко, а идти было некуда: Шарлотта пропадала в больнице, а Дэниел… она привыкла делиться с ним всем, но он Аманду недолюбливал, а теперь ещё наверняка и злился, что несчастный случай с ней бросил тень на Грейсонов. Бар был пуст и заперт, но свет горел, и Джек оказался дома. Он сидел в пустом и тихом зале перед початой бутылкой пива. Жалость, тревога и страх за него охватили Элис. С облегчением, впрочем, она заметила, что из бутылки он сделал едва глоток, и вообще был трезв. Алкоголь был плохим утешителем, это она знала по себе. - Топить горе в спиртном – не лучшая затея, - всё же сказала она. Встрепенувшийся от звука её голоса Портер поднял голову и незряче моргнул, как вышедший из тьмы на свет человек. – Ты забыл запереть дверь, - пояснила Элис, кивнув на дверь. Он рассеянно кивнул. - Ты из больницы? Как… там? - По-прежнему. Тебе наверняка не звонили. Ей показалось, что он облегчённо выдохнул. - Хорошо, что вы остались. Мне нужно было уехать ненадолго… оттуда. - Да, отдых тебе не помешает, - согласилась она, глядя на уродующие его тёмные круги под глазами. Удивительно, что горе и тревога за один только день могут сделать с человеком. – У Эмили железная воля, и она умеет взять себя в руки, когда это нужно. У неё всё под контролем, - она улыбнулась, отвечая скорее на свои мысли, чем стараясь успокоить Джека. Но, похоже, они на самом деле подействовали на мужчину успокаивающе. Острая жалость к себе вновь пронзила сердце Элис. Ей захотелось спросить Джека, как ей следует поступить, рассказать, что она чувствует, видя, что её мать даже не вспоминает о ней. Он поделился с нею своим горем – пусть невольно, и ей захотелось разделить с ним своё. Она едва не разоблачила себя и сестру, но вовремя спохватилась. - Я приготовлю тебе чего-нибудь поесть. - О, - он поднял голову, и уголки его губ дёрнулись в слабой попытке улыбнуться, - не стоит, спасибо. Не думаю, что смогу проглотить хоть кусок. - Сможешь, - неожиданно твёрдо сказала Элис. Если не думать о матери, а заняться более насущными вещами, оказывается, она ещё могла рассуждать здраво и холодно. – Тебе нужны силы на будущие дни. Разве Эмили об этом тебе не сказала? Элис улыбнулась, и Джек вдруг тоже, словно нехотя, засмеялся. Девушка отправилась на кухню с невесть, откуда приобретённой, но твёрдой уверенностью, что с Амандой всё будет хорошо.***
Сообщение от Эмили настигло её на середине дороги к пляжному домику. Два часа назад Джек был спешно вызван в больницу, но у Элис не хватило духу поехать с ним. Несмотря на все надежды, она мысленно готовилась к худшему, и не пожелала быть там, когда горе утраты обрушится на тех людей, которых она так любила. Но всё обошлось: по решению врачей Аманде сделали операцию, и теперь крошечный Карл Портер дожидался встречи со своей матерью. Эмили же наверняка будет в своём доме – ведь надо же ей было, наконец, сбросить маску сдержанности после этого ужасающе длинного и напряжённого дня! Маленький пляжный домик был единственным светлым пятном на всём побережье, исключая далёкие огни города; он казался тихим и мирным прибежищем, вот только на самом деле был от погреба до чердака напичкан нелицеприятными тайнами. Элис поднялась по ступенькам и постучала в дверь и в щель между тонкими занавесками увидела, как Эмили поднялась с дивана. Через минуту они уже стояли лицом к лицу, Эмили устало улыбнулась сестре и пошла обратно на своё место, давая проход Элис. На столике напротив пылающего камина стоял бокал вина и шкатулка с вырезанной на крышке двойной бесконечности. При виде этого символа Карлайл передёрнуло. Эмили жестом предложила ей выпить, а она так же молча отказалась. Элис не нуждалась в алкоголе, она была пьяна от гнева и страха. - Это того стоило?! – почти прорычала она, бросая на столик перед Эмили скомканную бумажку в побуревших пятнышках крови. – Стоило?! Торн медленно взяла бумажку и развернула её, пробежала глазами. Сто тысяч долларов – за столько Виктория Грейсон попыталась купить забвение Дэвида Кларка и прощение его дочери. Вот только платила она не той и совсем не ту цену. Но баснословная сумма мало интересовала Эмили Торн. Как только взгляд её наткнулся на строчку для подписи, в нём быстро, как вспышка молнии, мелькнуло удовлетворение, торжество. Но Элис успела заметить это – и вспыхнула. - Оно того стоило?! – с нарастающей яростью повторила Элис. – Ты хоть понимаешь, что сегодня произошло? Лишь чудо, что ни Аманда, ни ребёнок не погибли! Боже ты мой! – она спрятала лицо в ладонях, её почти трясло. Но нельзя, нельзя было давать волю чувствам рядом с такой сдержанной Эмили! – Ты должна остановиться! Твоя игра становится лишь более кровавой! Эмили! Кто станет следующим? Ты? Я? Нолан или Шарли? Кто?! - Ты знаешь, что я не могу. Да и ты не можешь, ты не всерьёз. Это, - она ткнула пальцем в размашистую подпись миссис Грейсон, - доказательство того, что Виктория знала, что случилось с нашей матерью, и где она, - с этими словами Эмили, порывшись в шкатулке, швырнула рядом с измятым чеком исписанный выцветшими чернилами лист. – Это страница из книги посещений из больнице Клэрмонт, куда поместили маму, и где, по всей видимости, родилась ты. Посмотри на дату: Виктория была уже после ареста отца… - Да плевать мне на всё это! Ты ничего не замечаешь за своей местью – ни её жертв, ни возможностей, которые даёт тебе жизнь! И я тоже должна хранить эту тайну! Но, Эмс, наша мать в нескольких милях отсюда, с той, которая ей совсем чужая! Если ты забудешь о мести, мы можем ей открыться и быть с ней! Мы станем настоящей семьёй! – голос Элис жалко сорвался. Эмили смотрела на свою сестру и видела себя – до Японии, до Такеды, до того, как у неё открылись глаза. Тогда она тоже была несчастной сиротой, жаждущей ласки и любви родителей. К тому времени, как она узнала о матери, об отце новую жестокую правду, её сердце успело одеться панцирем. Но Элис была ещё уязвима: нелегко, никогда не зная свои настоящих родителей, принять их со всеми их тайнами и недостатками, а уж этого у Кары и Дэвида Кларк было в изобилии. Но ей придётся смириться. Придётся ожесточиться, как ожесточилась Эмили. Иначе не выжить. - Ты будешь полной дурочкой, если расскажешь ей хоть что-то. Вспомни о том, что она не думала ни обо мне, ни о тебе, и явилась только сейчас, - холодно и жёстко, отметая все детские воспоминания о матери и её любви. – Ты не подумала, что Джек, сам того не сознавая, был прав: она приехала слишком быстро? Спустя несколько часов, и, даже если сразу это происшествие было в новостях, всё равно слишком быстро. Она уже ехала в Хэмптонс, Элис. Но ехала не ради нас, не ради Аманды в больнице, - Эмили криво усмехнулась. – Она приехала ради Седого.