Как все умерщвляющие яды, и одиночество — сильнейшее лекарство. Григорий Ландау
В небольшой комнате над баром они ждали вестей. Аманда явно чувствовала себя здесь свободно, как дома — впрочем, в Хэмптонсе это и был её единственный дом, – Элис рассматривала спартанскую обстановку, пытаясь представить себе обычную, будничную жизнь Джека, а Эмили, казалось, не придавала значения ничему, кроме включённого телевизора. Малыша Карла на целый день отправили к Шарлотте, которая, похоже, полюбила свою новую роль тёти. Время от времени Элис подходила к окну, чтобы удостовериться, что Джек или Деклан не возвращаются. Окажись кто-то из них на пороге сейчас, было бы весьма проблематично объяснить, какой такой случай свёл этих троих девушек вместе в этом доме. Ведь предполагалось, с Элис с Амандой были знакомы едва-едва, да и объявнения, состряпанные для Джека Эмили и Амандой по поводу их дружбы, были настолько шаткими, что их разрушила бы любая неточность. Потому всеми правдами и неправдами Джека постарались задержать, совместными умозаключениями придя к тому, что каждой из них лучше уж выдержать его злость и раздражение, чем открыть правду. Никто из них и думать не мог ни о чём другом, а только о том, что происходило сейчас в доме Тредвелла. Холодный разум и быстрая реакция Нолана всё ещё оставались их единственной надеждой. Когда он приехал в дом Мейсона Тредвелла, полный решимости им помочь, счёт шёл на часы, если не на минуты. Рана на голове, нанесённая Тредвеллу Амандой, была не смертельна и вообще не слишком опасна, но гарантиновала им некоторое время забытья Тредвелла — и довольно сильную головную боль ему самому. Бегло оценив ситуацию, Нолан отправил их восвояси, чтобы они ему не мешали. И вот они собрались здесь у телевизора, уверенные в том, что журналисты ни за что не пропустят падение Мейсона Тредвелла. И они, конечно, оказались правы: вечерние новости начались с громкого ареста. Эмили прибавила громкости, так что всё они отчётливо расслышали неразборчивые оправдания Тредвелла. С окровавленной головой, глядящий безумными глазами на до неузнаваемости изменившуюся доску, где он, казалось, разгадал самую страшную тайну Хэмптонса, Тредвелл выглядел жалким и слабым. Элис отвернулась, понимая, что если станет смотреть дальше, возненавидит себя за то, что вообще приложила к этому руку. Вместо этого она посмотрела на Эмили и Аманду. Они выглядели настороженными, но, вместе с тем, на лицах их отразилось и некое облегчение. Тредвелл на экране тем временем выкрикивал имена Аманды Кларк и Эмили Торн, не забыв и об Элис Карлайл. Элис вздрогнула и насторожилась, но, похоже, никто из полицейских или детективов его не слушал или во всяком случае не принимал всерьёз его болтовню. — Поверить не могу, что мы сделали это с ним, — не выдержала наконец она. — Должен был быть какой-то иной выход, должен был… — Элис, — застонала Эмили. Аманда меж тем подняла взгляд, в котором легко читалось презрение. — Ты вот жалеешь его, а он бы сдал тебя, даже глазом не моргнув. Он ведь почти догадался, ему оставалось связать пару несчастных ниточек! Господи, да ты ведь сама всё видела! Поверить не могу, что после всего ты всё ещё его жалеешь. — Мы должны были придумать, как защититься, не выставляя его убийцей! — настаивала она. Эмили, молча слушавшая, в упор посмотрела на сестру. — Он нашего отца сделал убийцей! Этого мало?! Мало кто верил рассыпающемуся обвинению против него, пока свет не увидела «проникновенная» книга Тредвелла. Аманда кивнула. На какое-то мгновение Элис подумала — снова, — что между Эмили и Амандой связь более крепкая и сильная, чем когда-либо может возникнуть между Эмили и нею самой. — В конце концов, не всё ли равно, какое наказание он понесёт? — со скучающим видом вторила Эмили Аманда. — Вердикт один: виновен. А так… — Она кивнула на экран, где Тредвелла как раз заковывали в наручники. — … даже символично. Она покачала головой. Оглядела Аманду и Эмили. — Что ж, отлично, — медленно, со всей язвительностью, на которую была способна, процедила Элис, — а Конрад Грейсон снова вышел сухим из воды. Благодаря тебе! Эмили помрачнела. Конечно, ведь снова спасать шкуру Конрада в её планы вовсе не входило. Элис же полагала, что убийство такого человека, как Седой, вовсе не нуждалось в правосудии. Вернее, его смерть и была правосудием для всех тех, кто пострадал от его рук. Для их отца и матери, быть может, для Нолана и неё самой. От воспоминаний о том вечере, когда она сама попала в лапы к Гордону Мёрфи, Элис всё ещё бросало в дрожь. Ну а если уж кого-то непременно нужно было наказать — учитывая, что реальный убийца разгуливал себе на свободе и явно не испытывал ни малейших угрызений совести — то это должен был быть Конрад. — Что ж, — после затянувшегося молчания в тон ей ответила Эмили, — значит, Конрад мой должник, и однажды я с него это спрошу. Элис хмыкнула. — Но что на счёт Тредвелла? Ему теперь терять нечего, и он знает, кто в этом виноват, что мешает ему заговорить? Лицо её сестры вдруг приобрело то выражение, какое Эмили часто видела у неё, когда Эмили что-то задумывала. — У меня на руках есть достаточно козырей, которые способны выставить Тредвелла сумасшедшим мстительным неудачником. И есть что предложить ему взамен на молчание. — Да? И что же это? Аманда, всё это время внимательно наблюдавшая за происходящим на экране, резко повернулась к Элис. Глаза её странно, пугающе блестели. — Тебе никогда этого не понять, — почти зло бросила она. — Когда оказываешься за решёткой, свобода — это уже всё. — Именно её я и собираюсь ему предложить. Для начала. Элис взмахнула рукой. Голова её шла кругом. — Погоди-ка! Но разве не ты только что, — она указала пальцем на телевизор, — сделала всё, чтобы Тредвелл оказался в тюрьме?! И теперь ты намерена что?! Освободить его? Эмили усмехнулась. Удивительно, насколько её младшей сестре были чужды коварство и хитрость, расчётливость и изворотливость. — Это и позволит мне не вымаливать у него снисхождение, а подарить свободу на тех условиях, на которых мне вздумается. Она говорила отрешённо и холодно, и Элис поразилась этому. Похоже, всё дело было не только в мести; похоже, Эмили доставляло удовольствие дёргать за ниточки и смотреть, как послушно дёргаются её марионетки. Как бы ей самой не стать такой безвольной куклой в руках сестры? — А потом? Даже сидя в камере он может разоблачить нас всех: интернет, письма, в конце концов, он может просто проболтаться. Страшно представить, что случится, если он окажется на свободе! Эмили покачала головой, и Элис поняла, что у её сестры давно уже созрел план. Может быть, и не один. У Мейсона Тредвелла не было ни единого шанса спастись. — Если он заговорит сейчас, то может рассчитывать лишь на жалкую толику внимания, какое всегда достаётся сплетням. Если у него хватит выдержки молчать, я дам ему самую невероятную историю, самое громкое разоблачение. Ему одному. Думаю, в выборе человека с таким раздутым эго сомневаться не приходится. — Станешь жертвенным агнцем. — Элис кивнула. Ей стоило догадаться, что даже своё неминуемое разоблачение Эмили может использовать. Но она не могла предположить, что она станет торговать им уже сейчас. Сюжет закончился, физиономия Тредвелла исчезла с экрана. Аманда поднялась и красноречиво взглянула на часы. — В конце концов, у нас не было выбора, — почти примирительно заявила она. — Не сделай мы этого, он бы нарисовал мишени на наших лбах. И на твоём тоже, Элис. Он не тот человек, о котором стоит печалиться. В самом деле, ведь держа когда-то его насквозь пропитанную ложью книгу, Элис ненавидела и презирала его. Что изменилось? Она своими глазами видела, что он почти разоблачил их всех — они лишь опередили его, защищаясь, спасаясь. Не сделай они этого, эти наручники сейчас застегнулись бы, быть может, на их запястьях. Не так ли?***
— Я не позволю тебе так поступить с Дэниелом! Только не с ним! — воскликнула Элис, не обращая внимания на удивлённые взгляды, которые на них бросали их соседи по террасе. Возможно, ей и стоило бы говорить потише, или им с Эсм вообще не нужно было заводить этот разговор в людном месте, но, узнав новости от сестры, она просто не сдержалась. Эмили хмуро смотрела на неё, не понимая, как же так всегда получалось, что они оказывались по разные стороны. Она думала, что в лице Элис нашла самого верного союзника, который не меньше неё хотел бы отмщения за их отца, но почему-то всегда всё выходило наоборот. Элис ужасали её методы, или она пыталась защитить тех, кого знала и любила с детства — как вот сейчас Дэниела, а Дэвид Кларк был ей более чужим, чем Грейсоны… — Предлагаешь мне пожертвовать Эйданом? Элис фыркнула. — Судя по всему, желающих сделать это хватает и без нас. Виктория подставит кого угодно, чтобы защитить Денни, а Дэниел, похоже, убеждён, что убирает с дороги своего соперника в борьбе за твоё, между прочим, сердце. Всё дело в другом: Эйдан сам искал – и ищет, насколько я понимаю — встречи с Хэлен… — Я ничего не понимаю! Ты сама предупредила Эйдана о том, что Дэниел собирается свалить всё на него в случае чего. — Я предупредила, — она нахмурилась, — но не затем, чтобы вместо него пострадал Дэниел. Уверена, что он сможет выкрутиться как-нибудь, не подвергая опасности Денни. Захочет ли — уже другой вопрос. Теперь она уже жалела о том разговоре на пляже. Тогда это ей казалось хорошей идеей — своеобразная выплата долга за то, что Матис спас её от Седого; не осталось бы ничего между ними, что связывало бы их, и это более чем устраивало Элис. Она просто сообщила Эйдану информацию, которой он, конечно же, поделился с Эмили… хотя если бы кто-то спросил её мнения, она бы сказала, что это нужно меньше всего. И, конечно, Эмс встревожилась, не желая потерять второго важного человека в своей жизни на одном и том же… и употребила все свои силы на то, чтобы снова сблизиться с Дэниелом и сблизить его с Хэлен Краули, с «Америкон Инишиатив». Элис была уверена, что всё это время перед глазами у Эмс стоял их отец, вечер его ареста, те видеозаписи с суда. Едва ли даже у Эмили хватило бы сил и мужества пережить такое второй раз. Но жертвой для Хэлен Краули был назначен Дэниел, а этого уже Элис никак не могла допустить. Поэтому она встретилась с Эмили в ресторане, где Дэниел намерен был организовать им «внезапную встречу», чтобы поделиться с нею радостью от возобновления отношений с Эмили. Он был таким радостным и окрылённым, когда позвонил ей и пригласил в ресторан, чтобы «поделиться чем-то хорошим», и ей стало стыдно от того, какую жизнь она ведёт за его спиной. И эта попытка защитить его была самым меньшим, что она могла сделать, чтобы немного загладить свою вину перед ним и перед самой собой. — Эйдан — фигура в этой игре, он может сам за себя постоять, а Дэниел — пешка, хоть и мнит себя ферзём. — Любовь к Дэниелу позволяла ей видеть истинную картину. — Ты не забыла, зачем я здесь? Элис покачала головой. Лучше бы ей было не вспоминать, да только и забыть ей не позволяли. — Ты хочешь отомстить Грейсонам, — послушно сказала она, — но Дэниел не должен отвечать за проступки своих родителей. Это всё равно что тебя заставили заплатить детским домом и тюрьмой за то, что Дэвид соблазнил Викторию. Лицо Эмили дёрнулось. Элис хорошо знала болевые точки сестры, знала, когда даже Эмили не сможет защититься. — Меня и заставили, — жёстко ответила она. — Но ты же не хочешь встать в один ряд с Грейсонами, правда? Эмили вздохнула. Элис училась, и делала значительные успехи. Настолько значительные, что только что поймала её в ловушку её собственной ненависти. Сравняться с Викторией и Конрадом, которых так долго презирала и ненавидела? Сложно было представить что-то хуже. Но и простить Грейсонов и смотреть, как они ломают жизнь ещё одному дорогому ей человеку, она не могла. Легко ли ей было подставлять под удар Дэниела? Элис полагала её едва ли не исчадием ада, но она не знала о борьбе, что шла в душе у Эмили. В её памяти всё ещё жил тот мечтательный мальчик, которого она повстречала в один летний день на яхте. И даже несмотря на то, что за минувшие месяцы Дэниел серьёзно изменился, стал больше Грейсоном, чем когда-либо собирался, она не могла забыть о том честном человеке. Может, он всё ещё был где-то внутри? Думать об этом не хотелось, ведь тогда пришлось бы выбирать. Телефон пиликнул, избавляя её от необходимости отвечать сестре. — Это Дэниел, — сказала она, прочитав сообщение. Элис кивнула с таким видом, будто ожидала, что Эмили не ответит ей, и в глубине души Эмили шевельнулось раздражение. — Он просит меня дожидаться у входа… А тебе, наверное, лучше пойти за тот столик, который он заказал для нас. — Она вздохнула: это странное представление, устроенное Дэниелом, было весьма некстати среди всех треволнений последних дней. А они всё ещё не заканчивались, ведь им всем ещё предстояло пережить свадьбу Джека и Аманды. Она добавила: — И постарайся быть как можно более удивлённой, когда увидишь меня. Мы должны сыграть безупречно. Эмили знала, что Элис тоже ненавидела всё это: ложь, притворство, необходимость обманывать своего лучшего друга. И на лице её сестры в эти мгновения эта ненависть отразилась в полной мере. — Не волнуйся, — мягко сказала она, поднимаясь, но за этой мягкостью крылось что-то неприятное и опасное, — мне это не составит труда. Ведь я действительно не знаю, какая ты настоящая, Эмили Торн. Каблучки Элис зацокали прочь, а Эмили вздрогнула. Хотела бы она отмахнуться от слов сестры, только они засели глубоко в сердце, как заноза.***
Маленькие фигурки суетились внизу, и волны их безмятежного счастья были столь огромны, что доставали даже до неё на её утёсе печали и одиночества. Элис на свадьбу никто не пригласил: отношения у них с Амандой всё ещё были довольно натянутыми, несмотря на недавнее союзничество, да и едва ли Элис смогла бы спокойно наблюдать за тем, как эти двое клянутся друг другу в вечной любви. В Джеке она едва ли ошиблась, но вот чего могли стоить клятвы человека, который всё своё счастье от начала и до конца? А самой неприятной иронией было то, что в своей тоске и грусти Элис оказалась совершенно одна. Не было никого, кто мог бы поддержать её и утешить, не было даже никого, кому она могла бы рассказать о своих страданиях. Все близкие ей люди, все, кому она могла бы поведать о своей безответной, несбывшейся любви — Шарлотта, Эмили и даже Нолан — оказались по ту сторону торжества истинной, бессмертной любви, рядом со счастливыми женихом и невестой. Но даже если бы она набралась смелости, чтобы рассказать о своих чувствах к Джеку, едва ли её ждало бы что-то кроме жалости или, быть может, даже осуждения: для большинства знавших историю Джека Портера и Аманды Кларк людей, историю, идущую из детства и имевшую такую сентиментальную клятву в верности в лице Сэмми, эта свадьба была логическим и единственно верным завершением сказки. И любому, кто посмел бы претендовать на то, чтобы разлучить их, не было бы ни одобрения, ни поощрения. Неправильным во всей этой истории было лишь то, что вся эта сказка строилась на лжи, ложь была единственным, что скрепляло все разрозненные части в одно целое, красивое, но невероятно хрупкое. И примерно треть из этих улыбающихся и счастливых людей на пляже знали об этом! Они наверняка утирали слёзы и произносили милые тосты, как будто бы действительно верили в эту любовь. Но была ли она? Любила ли Аманда Джека по-настоящему или она лишь нашла в нём успокоение и шанс наконец зажить нормальной жизнью, прекратить то вечное бегство от себя и своих бед? Полюбил бы Джек Аманду, если бы она представилась ему другим именем, если бы она была просто незнакомкой, а не девочкой, в честь которой он назвал яхту? Иногда Элис казалось, что Джек не столько влюблён в Аманду, сколько верен своей детской симпатии, и словно бы отдаёт дань тому мальчику из далёкого прошлого и его мечтам. И тогда ей хотелось рассказать всем, всему миру правду, посмотреть, как изменятся эти люди тогда. Останутся ли они верны друг другу тогда или с облегчением расстанутся, не обременённые больше неким долгом? Иногда на неё накатывало настоящее отчаяние из-за необходимости держать язык за зубами, иногда она была опасно близка к тому, чтобы рассказать всё, что знала. Если бы не опасность, которую представляли эти откровения для Эмили и для неё самой, она бы наверняка однажды не сдержалась. А каково было Эмили, играющей роль счастливой подружки невесты? Элис отчётливо видела её рядом с Декланом, которому выпала честь быть шафером Джека. Конечно, с такого расстояния лица сестры она разглядеть не могла, но как будто чувствовала некую скорбь Эмили, прорывающуюся сквозь обычную маску. Элис была почти уверена, что её сестра была влюблена в Джека — хотя бы немножко — или в свою несбывшуюся мечту о любви, прожившей столь долго. Эмили никогда не жаловалась и как будто бы была весьма довольна тем, как сложилась судьба Аманды, но что-то в ней всегда не давало Элис поверить в это до конца. Она не смогла оторвать взгляд от происходящего на берегу, даже когда услышала позади себя тихие осторожные шаги. Никому не могло прийти в голову искать её в этом безлюдном месте в этот час, или же этот незваный гость явился не за нею? Уже давно она поняла, что Хэмптонс больше не был безопасным местом — за беззаботным флёром красоты и богатства скрывались все мыслимые и немыслимые грехи; её собственная жизнь была подвергнута здесь опасности как минимум однажды. Элис вздрогнула и с досадой подумала, что нападение, если оно состоится, привлечёт к ней внимание новобрачных и их гостей, а ей бы совсем не хотелось, чтобы кто-то знал о её малодушии. Медленно она оглянулась, и изумлённый возглас сорвался с её уст: перед нею стоял Эйдан Матис собственной персоной. Если и существовал на свете человек, которого она меньше всего ожидала здесь увидеть, то это был именно он. Коротко кивнув ей, словно для него в этой встрече не было ничего неожиданного, он задержал свой взгляд на происходящем внизу. Элис оглядела Матиса цепким взглядом, подмечая мельчайшие детали; её сестра видела в нём союзника и доверяла ему, как никому другому, но сама Элис никогда не разделяла этих чувств Эмили. — И что ты тут делаешь? — не выдержала она. Он оторвался от созерцания людей на пляже и посмотрел на неё так, как будто видел её впервые. — А ты? Из всех людей на свете в час своей глубочайшей тоски Элис Карлайл меньше всего желала бы видеть рядом этого человека! Из всех людей на свете ему последнему она доверила бы свои тайны, открыла своё сердце, выпотрошила бы душу! Ему было плевать на неё, а ей — плевать на него, они оба рассматривали друг друга лишь как препятствия на пути к абсолютному обладанию сердцем Эмили. Препятствия, которые необходимо устранить любой ценой. И может быть именно поэтому Элис сказала: — У меня-то есть вполне веские причины: я оплакиваю свои несбывшиеся мечты. — Она шмыгнула носом, понимая, что действительно вот-вот расплачется. Несмотря на снисходительность, отчётливо читающуюся во взгляде, Эйдан усмехнулся своей прохладной ухмылкой. — Ты меня просто обезоружила. Но что ж, откровенность за откровенность: я просто хочу убедиться. — Убедиться? В чём? На несколько мгновений Матис замолчал, и она уже было подумала, что больше не услышит от него ни слова по этому поводу. Эйдан помрачнел, усмешка сошла с его лица. — В том, что Джек Портер, наконец, окольцован и больше не опасен. — Опасен? Джек? А разве он хоть когда-нибудь был для тебя опасен? — недоумевала Элис. Тревога шевельнулась в её сердце: Эйдан Матис был человеком, как ни крути, очень опасным, привыкшим сперва бить, а потом спрашивать, так что Джеку грозила вполне вероятная опасность, раз уж Матис по каким-то неведомым причинам включил его в длинный список своих врагов. — Он занимал — да и занимает, — он снова взглянул вниз, — слишком много места в сердце Эмили. Тут-то до Элис дошло. Похоже, не одна она подозревала Эмили в симпатии к Джеку — в симпатии куда более сильной, чем просто дружеская. Она изумлённо выдохнула. — Если тебе и стоит о ком-то беспокоиться, так это о Дэниеле, — небрежно заметила она, — ведь они снова вместе, и на этот раз Денни всерьёз настроен окончить дело свадьбой. Что она делает?! Она предаёт друга, буквально предлагает Матису разделаться с Дэниелом вместо Джека, хотя Джек, по правде сказать, представляет для грёз Эйдана опасность куда большую, чем младший Грейсон! И всё ради того, чтобы избавить от проблем человека, который никогда не взглянет на неё как на кого-то более значимого, чем просто друг! Эйдан, впрочем, остался невозмутим. А чего она ждала? Что он тотчас бросится в Грейсон-мэнор, вытащит оттуда Дэниела и вызовет его на дуэль? Похоже, она совершенно потеряла голову от отчаяния. — Дэниел. — Эйдан пожал плечами, размышляя. — Её симпатия к нему вымышленная, она стоит не больше, чем замок из песка. А Джек… Джек это совсем другое. Думаешь, она там ради Аманды? Ради того, чтобы поддержать свою названную сестру? Нет, — он стиснул зубы так крепко, что на скулах заиграли желваки, — она там ради него, ради него одного. Как и я, она хочет убедиться, что всё свершится на самом деле; как и ты, она надеется, что что-то помешает им. За долгие годы Джек стал частью Эмили, а оторвать от себя кусок чрезвычайно сложно. Ей придётся через это пройти, и Эмс знает это, но причинить боль себе сложнее, чем даже самому любимому на свете человеку. Если бы это можно было сделать… — глухо и почти мечтательно сказал он, — я бы сам вложил руку Аманды в руку Джека и проследил бы, чтобы они обменялись кольцами и клятвами. Но я, как и ты, стою здесь и гадаю, что происходит. Она вдруг почти возненавидела его. Сама мысль о том, что они могли испытывать одинаковые чувства, была Элис противна. Она не злилась на Джека, а лишь сетовала на свою судьбу… или всё-таки злилась? И имела ли она на то право? Нет, не имела, и даже не злилась до того момента, пока Эйдан не облёк в слова те неясные обрывки мыслей, которых она даже не замечала. — Ты не прав, — отчеканила она, отворачиваясь от него, — я ни на что не надеюсь. Голос её сорвался, Элис закрыла глаза сдерживая слёзы. Не сейчас, не при Эйдане, только не при нём. Она слышала, как он сделал два шага к ней, почти подойдя вплотную. Ожидала, что он скажет ей ещё какую-нибудь колкость, но он молчал, и уже за это она почувствовала прилив благодарности. Если бы всё было по-другому, она ни за что не рассказала бы ему о том, что творится у неё на душе. Если бы он спросил… Вдруг Элис вспомнила, что это Эйдана она выбрала в качестве жертвы Хэлен Краули и «Америкон Инишиатив». Эйдана, не Дэниела. И то, что она действительно верила в то, что Матис, возможно, выпутается из этой передряги, было лишь одной из причин, по которой она готова была пожертвовать именно им, а не своим другом. Это была благородная причина; о других же и задумываться не хотелось. Но не Дэниел был с ней сейчас, когда сердце рвалось на части от тоски по надеждам, которым никогда не сбыться, и острого одиночества. Дэниелу она бы никогда и не рассказала о своих чувствах к Джеку Портеру. Она бы и Эйдану не рассказала, конечно, никому бы не рассказала. Всё дело было в том, что Эйдану и не пришлось рассказывать. Просто это было не нужно. Он просто вдруг оказался рядом с нею, без вопросов, объяснений, подколок и своих обычных неприязненных речей. Он просто был рядом, не спрашивая и не утешая. Он снова спас её. На сей раз от одиночества.