Счастье в неведении.

Наверно многие замечали такую странную несправедливость, что брала в свои руки власть над нашим разумом и реальностью, окружавшая его, всякий раз стоило ночному полумраку набросить на наши веки саван сновидений. Он был таким плотным и окутывает нас будто мертвеца, неся с собой покой вечного сна... Предаваясь этому мигу свободы, когда тело больше не было оковами для наших возвышенных целей, когда грех не давил на сердце непереносимо тяжким бременем. В беспокойной душе человека начинало расцветать лето, тихое, невидимое и, к сожаление, так несправедливо короткое лето. Для наших чувств оно длится лишь секунду. Это как один раз моргнуть... Вот ты смотришь, всё только зацвело, моргнул и тлена серость расползается по всему, что было любо глазу, обращая это в осеннею грязь под ногами. Хватает этой скоротечности и в жизни, даже в грёзах нет спасения от жестокого удела для сердец, что бьются в беспечной груди. Но, даже не смотря на это, сон - самая последняя отдушина для измученных людских душ. Куда ещё мы можем бежать, когда мир не рад нашему рождению, не рад нашему бытию в нём? Только тонкие бесформенные и не материальные горизонты сновидений примут в свои руки любого, кто в них нуждается. Даже самый последний грешник сможет найти прощение и упоение в объятиях полуночных мечтаний. Если у него, конечно, есть душа... А если нет? Нет... бездушных людей не бывает... Поэтому рай покоя, даже на секунду, открыт для всех. Или же нет...? Элис подорвалась с постели с внезапным и жадным вдохом, будто на груди её сидел демон и, не прекращая душить девушку, отбирал у несчастной остатки последнего воздуха. Её грудь тяжело вздымалась и воздух проскальзывал с таким трудом, будто в легкие засыпают камней или песка. Принцесса никак не могла отдышаться, но после всё же успокоилась и, склонив голову, провела ладонью по лицу. Она с удивлением обнаружила, что у неё мокрый лоб, будто девушку при высокой температуре била лихорадка. Что с ней произошло? Точнее, что же ей такого привиделось? Что заставило, молодую принцессу, чья жизнь целиком и полностью состоит из вкушения преимуществ голубой крови, пробудиться в реальности всё ещё окутанной ночью? Да так беспокойно, так... испуганно? Девушка, подобрав колени к груди, уткнулась в них лбом, так словно наткнулась на тупик, у которого нет обхода. Тупик... Да, именно так она себя ощущала сейчас, мышь, загнанная в тупик кем-то или скорее чем-то... А может всем сразу? С досады её тонкие пальчики сжали одеяло. Неужели ей даже спать теперь не дано спокойно? Это было так нечестно... Почему нечистоты этого грязного мира проникают даже в её чистый разум? Даже когда она спит и ничего не видит, не слышит и всё забывает... - Боги, я с ума так сойду... - пробубнила она в колени. - Ах да, я уже сошла.- как-то обыденно возвестил её голос. - Может поэтому спится так плохо... Тяжело вздохнув, принцесса поднялась со своего ложа и направилась к столу с графином. Ей казалось, будто сейчас глоток прохладной воды для неё важнее, чем воздух, важнее всего... Пока пересохшие уста осушали бокал, голова пыталась судорожно вспомнить, что же ей снилось... Но это пугающие наваждение отчаянно желало остаться неузнанным, будто чья-то рука скрывала его от взора упертой принцессы. Однако упёртости этой, к сожалению, хватило ненадолго, уже через несколько минут Элис бросила это гиблое дело, поняв, что её разум не намерен открывать ей тайну. Да и ладно, есть дела и более волнующие её девичьи сердце... Пусть принцесса и не помнила, что ей привиделось в мрачных грёзах этой ночью, но она точно знала, что так беспокойно заставляло её спать. Это вызвало ещё одну порцию тяжёлых вздохов в юной груди. Не хотелось девушке даже думать об этом, особенно сейчас, когда в голове был полный бардак от дурного сна, не хотелось забивать её ещё большим бардаком. Единственным спасение было, это снова уронить тело на постель, уткнуться лицом в подушку и снова уснуть. Заставить тупым настырством свой разум окунутся во временное забытье и выгнать прочь те мысли, что жить мешали. Однако пожелать куда проще, чем сделать... В такие моменты Элис жалела что люди, это люди, а не бездушные куклы, которым не ведомы переживания, терзания, они не засыпают, а отключаются, как механизм. Нет снов, нет мыслей... Разве не милость ли это? Порой принцесса думала, что чувства дарованы людям в наказания за какие-то грехи, ведь за каждое из них оставляет мучительные шрамы, которые потом ноют всю жизнь и оставляет нас эта боль лишь, когда находим мы свой последний приют в утробе земли. Что за печальный удел... Разве все провинились перед богами настолько сильно, чтобы нести бремя чувственной смертности? Элис смотря в окно, за которым ещё властвовала темная владычица звездного полотна, запустила пальцы в волосы и шумно вздохнув, сжала их, понимая, что мысли разрывают её череп. Она не могла прекратить думать о нём, и осознание этого причиняло девушке ещё большую боль, чем какие либо другие мысли... Слишком многое сходилось на брате. Этот мужчина был сосредоточение всех её тягостей. Будто назло... От его статного и крепкого образа расползались все самые мрачные тени, рождая в голове принцессы болезненные размышления.. Смотря на короля, пусть даже лишь в мыслях, Элис с отчаянием в глазах опускала взгляд вниз, на свои руки, что болтались безвольно как плети... Она ничего не могла изменить этими руками, а тем более изменить того, что рождал в уме образ Логана... И тем более она не могла изменить его. А ты пыталась? Спрашивала Элис у себя снова и снова, ведь куда проще сделать вид, что у тебя нет сил, нет возможностей чем, в самом деле, прибегнуть к каким-то действиям... Для этого надо перешагивать через себя, через свою нерешительность, через свои страхи... Скольким людям это под силу? Девушке хотелось бы думать, что не ей одной это трудно, чтобы не было стыдно... Но это не спасало. Ей по-прежнему хотелось в стыде и смущении закопаться в одеяло и ими огородиться, как стеной от всего, что было за их пределами... От беспокойств и волнений, что сотрясали эти стены своим шепотом. Принцесса слышала, как из каждого угла, словно крысы выползали, слухи и сплетни... Перешептывания за спиной были похожи на уколы пик, и девушке всё больше казалось, что ещё немного и её скоро поднимут на эти пики... Но почему её? Ведь не о ней все эти разговоры, а о её деспотичном брате и принцесса так страшилась за него, что была готова принять на свою грудь, любой из направленных в него мечей... Стать трепещущими ножнами для кинжала, принять яд горького предательства в своё сердце... Утопить хладную сталь в своей крови, чтобы она никогда не достигла последнего дорогого ей человека. Сев за стол, Элис низко склонила голову... Вот он камень её преткновения. Король был столь дорог сестре, что ей казалось, будто она никогда не выберется из того возраста... Возраста маленькой шестилетней девочки, когда из рук брата она приняла не только первый подарок, но нечто большее, то, что сковало её сердце крепче стали, крепче льда, то, что не растопит не одно пламя... За что он поступил с ней так жестоко? Привязал к себе, а теперь отталкивает, словно разочарованный в том, что она не дала ему что-то желаемое... что-то... Принцессе захотелось взвыть, издавая в этом вое лишь один вопрос “Что ты желаешь?” - Чего ты желаешь, мой король? - тихо прошептала она не в силах найти ответ на этот вопрос, что терзал её в бессильной злобе, как старый пёс. Ей так хотелось, чтобы этот вопрос, направленный в никуда, в ночь, в пустоту, достиг спящей думы её брата. Чтобы бестелесным призраком, он проник в его сон и там постоянно звучал у уха, желая свести с ума и выпутать так вожделенный для Элис ответ. - Чего ты ждешь от меня... - в ночи произнес её голос, и ответа на её слова, конечно, не было. Поерзав на стуле ещё немного, принцесса, наконец, поднялась из-за стола и принялась в медленном беспокойстве бродить по комнате. Туда-сюда... Будто пойманная в плен дикая кошка. Если бы девушка не дорожила столь сильно своим братом, то сейчас бы сокрушалась проклятиями о том, как он отравляет её жизнь. Впрочем, может это на самом деле так... Кто назовет жизнью это существование? Постоянное проживание в немой надежде увидеть ответ в тех глазах на свой вопрос. Как же Элис это убивало... Она могла всматриваться в холодный свет его очей, содрогаясь и замерзая, как воробушек морозным зимним утром, но будет молчать... Ведь она знала, он не даст ей ответа. Гордый король опалит девушку людом своего... высокомерия. Детям не положено знать всего... Или он брезговал ею? Порой казалось, что выражение о голубой крови применимо к Логану больше чем кому-либо из аристократов. Будто она голубая не, потому что благородная, а потому что холодная... Неужели он, в самом деле, думает, что ей должно быть плевать? Плевать на него, на себя, на их взаимоотношения и, в конце концов, плевать на то, что происходит за стенами замка? Что за тиранию он разводит и она, как саранча, пожирала все нежно взращённые плоды руками их матери. Плоды её благодатного правления... их душили его жестокие руки. Неужели это, в самом деле, её брат? Зачем он уничтожает, то, что была частью воспоминаний об их матери... Логан никогда этого не озвучивал, но Элис знала, он дорожит этими воспоминаниями, каждой крупицей... Или же сердце обманывало принцессу? Дурная тревога свила себе гнездо в нём... Однако мучимая мыслями не одна лишь Элис была вырвана из грёз. Кто-то и вовсе не подпускал к себе сна... Он отгонялся немедленно прочь самым настырным из сторожевых псов - тревогой, беспокойством. Логан не мог спать и не мог даже дремать, словно кто-то жестокой рукой отнял у него это умение на веки вечные, будто дар, которого он не достоит... Поэтому королю пришлось найти себе иное занятие, которое отнюдь было не столь королевское... Мужчина просто, словно призрак, слонялся по коридорам замка, медленно, как пьяная мысль в чей-то голове, но видимо этого было достаточно, чтобы не дать сонливости нагнать его... Хотя не в этом было дело, как бы Логан не утешал себя. Дело всегда было в другом, в том чего монарх не хотел произносить вслух или произносить хотя бы в мыслях... Он страшился того, что крылось за этим набором букв... Смысл, в который они складывались, звучал как клич, возвещающий о том, что пришла пора чумы... Отдать великий долг, выплачивается который лишь кровью. Но, даже не смотря на умышленное отрицание, того, что угнетало его разум, он не мог сбежать от этого... Можно дождаться рассвета, уйти к солнцу, потонуть в лучах... Сбежать от всего, но тебе никогда не скрыться от собственной тени, а именно от неё он слышал голос своего волнения. Он звучал из её темноты тихим шепотом переходящий в ещё более тихое змеиное шипение и Логан был готов поклясться, шепот всегда был у его левого уха. Будто склонился кто-то к королю, но отнюдь не в почтительном смирении, а в желание напугать его как маленького мальчишку, вздрагивающего от кошмаров. На секунду монарх закрыл глаза и позволил тьме забраться в его мысли... Она была такой глубокой и бездонной. Но даже не это страшно, страшно было то, что никто, как в детстве не освободит его от страшного сна... Когда он был ребёнком, это всегда делала мама... Да, король-тиран, тоже, когда-то был слабым дитём, как и всех нас и его тоже терзали кошмары, как любого ребёнка. И тогда его спасением была она - мама. Лучик для каждого из нас... Она приходила и прогоняла прочь любой страх своим ласковым словом. Никакая из теней не могла тягаться с её безмерной любовью к сыну. Но вот идут годы, пролетают листки календарей сорванный ветром и мальчик стал мужчиной, принц - королем. Он уже слишком взрослый, чтобы за него вступались, да и больше некому... Лишь допустив эту мысль, она уже перебила все возможные, даже самые тягостные. Прошло четыре года с того дня как её не стало, но Логан не переставал ощущать неиссякаемое кровотечение из раны, что осталась на его сердце от смерти матери и чувство вины, которому неведомо милосердие. Видимо до конца своих дней, монарху суждено нести это бремя, считать себя виновным в её смерти, чтобы сестра не говорила ему... Элис... Нет. Он резко остановился, будто кто-то его неожиданно пригвоздил к одному месту, вбитыми в ноги гвоздями чей-то очень быстрой рукой... Добродетель предостерегала гордого короля. Сменив направление, он развернулся в другой коридор, ровно противоположный от того, в который чуть не завернул. Он шёл по нему, медленно смотря на картины... предков? Или нет? Логан знал, что когда-то давно, этот замок принадлежал не их семье, а потому на кровные лица ли он смотрел? Велика вероятность, что нет... Может от того их взгляды казались ему столь чуждыми и тяжелыми? Тогда почему родители не сняли эти картины? Странно... Впрочем, должно быть это было решение чисто уюта и... традиции. Без них стены смотрелись бы совершенно голыми и никакие картины видов дикой природы Альбиона, чучела зверей, доспехи рыцарей, не спас ли бы дело. В каждом дворце должны быть фамильные портреты, изваяния предков, то, что негласно... шептало о многолетии этих стен и рода, что пустил в них свои корни. Вот что должно быть. Однако король, этого не ощущал... И даже не только сейчас, когда непосредственно соприкоснулся с властью. Это чувство было всегда, стоило ему ещё мальчишкой осознать себя в этом мире. Неуловимое чувство напряжения извечно скреблось к нему в сердце со спины. Прохаживаясь по коридорам, даже сейчас, монарха не покидало чувство, что он чужой тут... Никто не ждет его у окна не смыкая очей, как раньше. О злобные глаза сверлили взглядами затылок... Король вновь вспомнил о матери. Как бы ему не хотелось, но он ничего не мог с этим поделать... Ему казалось, что эти воспоминания были одним из его вампиров, одним из тех, что выпивали его разум по капле каждый день. Но что он мог сделать? Всегда необходим козел отпущения, всегда приходится чем-то жертвовать... Но оправдывает ли цель средства? Да, конечно. Король не мог считать по-другому, иначе все, что он сделал, делает и сделает в будущем, не имеет смысла... А зачем тогда вообще жить, без смысла? Без цели? Жить всегда в погоне за целью... Иной жизни Логан не знал, и знать не хотел. Именно цель не даёт ему сойти с ума от всех тех страстей, что порой раздирали его сердце мучимое спокойствием. Ох, да, мучимое... Притворной, показушной и фальшивой порой. Его голос должен молчать тогда, когда хочется кричать, взгляд холоден, когда в груди горел огонь... Мужчина остановился у окна и приложил руку к груди, словно что-то стало его неистово жечь в ней. Он так боялся, что однажды “это” прожжёт его плоть, не в силах более сдерживать пламя, а затем... Сожжёт и разум, неспособный сопротивляться. Что тогда он будет делать? Логан даже размышлять об этом не хотел... Он верил - всё под контролем, а мысли лишь рождают сомнения и разуверяют в себе. Король не хотел думать о том, что это лишь побег от самого себя... Обычно такое ничем хорошим не кончается. Впрочем... Разве мы каждый день не бежим от себя? Закрывая “лицо” фальшивой гримасой в надежде, что нас не заметят... Вот и Логан надеялся, что всё “это” в нём останется незамеченным. Волнение, беспокойства, страх, сомнения, желания... Но это был маскарад больше для себя, монарху не хватало смелости признаться даже самому себе. Он посмотрел в окно с немой тоской, угнездившейся в его глазах, и вздохнул. Время было глубокого сна, видимо от того его одолевали все эти ослабляющие ум размышления... Нужно было дать телу сон иначе он закрадется в разум и одним чудовищем в мире станет больше... С этим предостережением в голове Логан поспешил в свою спальню, упорно отгоняя от себя мысли, будто назойливую муху. Однако даже когда голова его покоилась уже на подушке, а веки опущены во тьму ночную, в своих ушах он слышал, как они скребутся внутри его головы. Царапают своими маленькими и кривыми коготками... Как же ему спать?