Жизнь после

Это утро можно назвать добрым. Даже не смотря на пасмурное небо на моей душе светло. Свист чайника не может перебить приятных птичьих трелей, а глупые шутки Хеймитча стереть улыбку с моего лица. Сегодня я проснулась рядом с Питом. Мне было так приятно видеть перед собой его лицо, ощущать его тепло под своей ладонью, чувствовать мягкость его волос. Я не задумывалась над тем, что со мной происходит, просто мне всегда легко, когда Пит рядом со мной. Я улыбаюсь всякий раз, когда его вижу, потому что эти моменты очень важны для меня. Когда его нет – я скучаю, когда он есть – наслаждаюсь его присутствием. Среди всех людей, что живут в этом мире, я хотела бы видеть рядом с собой только Пита, и я не знаю, почему мой выбор остановился именно на нём. Возможно, нас сплотили беды, прожитые вместе, может, чувства Пита ко мне. Я не знаю, что именно мне в нём нравиться, но знаю, что без него я не проживу и дня. Поэтому во время завтрака я выбрала место рядом с Питом, и во время еды постоянно поглядывала за ним. После событий вчерашней ночи мне важно знать, что с ним всё в порядке, мне важно видеть его здоровые голубые глаза. Мы решили не рассказывать Хеймитчу про случившееся. Я знаю, он бы мог нам помочь. Но я думаю, что нам пора начать новую жизнь и справляться со своими проблемами самостоятельно. Но бывший ментор будто что-то учуял: постоянно смотрит на нас. Он направляет свой хитрый прищур на меня, а следом на Пита, и я уже начинаю бояться, как ситуацию спасает Сей. - Ах, в Дистрикте ведь такие новости! – выкрикнула она, будто спохватившись. – Я совсем забыла вам рассказать. Теперь ведь официально подтвердили строительство лекарственного завода, скоро прибудут машины из Капитолия и начнут рыть котлован. Насколько это возможно в моём положении, я удивляюсь словам Сальной Сей. Очень трудно представить, что в Двенадцатом Дистрикте, богатом месторождениями угля и старыми штатами, теперь будет стоять фармацевтический завод. Где-то в глубине моего сознания возникает мысль о Прим. Это будто дань моей сестрёнке, открыть на её Родине фабрику по производству лекарств. Всё, что связано с медициной навсегда будет ассоциироваться у меня с ней, и мой мозг пытаться разобраться: кричать от такой новости, или радоваться? Я решаю оставить эти размышления на потом, потому что слышу голос Пита. Он раздаётся неожиданно и вводит меня в ступор внезапностью его предложения и непонятной таинственностью в его глазах. - Сей, ты можешь сегодня не приходить. Не понимаю, что он задумал. Он хочет, чтобы я вообще весь день провела одна? Неужели он просит старушку бросить меня одну в доме, полном мрачных воспоминаний и пролитых слёз? Но я, как всегда, оказываюсь не справедлива к Питу. Своей вестью он бесконечно радует меня. - Просто сегодня я остаюсь дома и могу проследить за Китнисс сам. Словно маленький ребёнок, я широко улыбаюсь и еле подавляю счастливый визг. Мне хочется проводить время рядом с Питом. Когда он здесь, я хоть на секунду могу оторваться от пережитого горя, вырваться из этих липких, мрачных сетей. Он поддерживает меня, подпирает, словно падающее деревце, и я цепляюсь за него, принимая его бесценную поддержку, желая также помогать ему. Теперь остаётся только ждать, когда гости покинут наше жилище, ведь только тогда я смогу насладиться присутствием Пита сполна. Я пытаюсь не показывать своё нетерпение, однако постоянно ёрзаю на стуле. Наконец, Сей собирается уходить. Она, по обычаю, предупреждает, что еда в холодильнике и желает доброго дня. - Сиди, я провожу, – предложил Пит, когда я хотела проводить старушку. Они скрылись в прихожей, а я осталась с Хеймитчем один на один. Я не хочу с ним церемониться. Он прекрасно понимает, что я жду, когда он уйдёт. Но будто назло, он продолжает буравить меня своим проницательным взглядом, создавая вид, что увлечён едой. Ложка постоянно стучит о края его тарелки, но он не обращает внимания и нервно трясёт ногой. Я нахожу что-то подозрительное в том, что Пит всё ещё не вернулся, а Хеймитч следит за мной. Я уже давно раскусила его хитрый прищур, давно поняла, что у них снова от меня имеются тайны. Как же мне это надоело! Всё время Пит и Хеймитч что-то скрывают от меня. Снова старик покрывает Пита, несмотря на то, что былой опыт его стараний не оценил. Все эти секреты не приводили ни к чему хорошему. Можно было давно понять, что сюрпризы – не для меня. Но эти упрямцы удивляют меня всякий раз так, что у меня уже не остаётся сил на них злиться. - Ты доел? – не выдержав, спрашиваю я. Знаю, это звучит немного грубо, но сейчас я очень рассержена на них. Они – мои самые дорогие люди, могли бы и догадаться, что не стоит хранить тайны от меня. Как и ожидалось, Хеймитч даже не шевельнулся от моих слов. Его взгляд всё так же твёрд, ложка всё так же очёркивает круги вокруг островка недоеденной каши. Я злюсь. Чувствую, как мои ноздри раздуваются, а кулак вот-вот ударит по столу. - Знаешь, солнышко, - вдруг оживает ментор. – Меня же прислали сюда ухаживать за тобой, следить, чтобы всё было в порядке. Может, я интересуюсь, как у тебя дела, может, я могу оказать тебе помощь? Подобные слова звучат иронично из его уст. «Забота» - это что-то далёкое от Хеймитча, никак не касающееся его. Конечно, я понимаю, что это очередной трюк. Пит, видимо, творит что-то важное, раз уж Хеймитч так заступается за него. Причём заступается настолько искренне и отважно, что на пару секунд я верю его словам. Мне вдруг кажется, что он действительно заботится обо мне и именно поэтому ходит сюда каждое утро. Но это видение рассеивается, когда хлопает входная дверь и на пороге комнаты появляется Пит. Хеймитч тут же вскакивает с места. Будто не он только что говорил мне о заботе, о помощи, чуть ли не об отцовской любви. Он торопиться покинуть этот дом так же быстро, как всегда убегал от Эффи, когда она начинала свои тирады насчёт его манер. Я ощетиниваюсь от такого отношения, и, не удержавшись, язвлю: - Хорошо же ты обо мне заботишься! Ответом мне послужил громкий хлопок двери. Мы с Питом остались одни. Мы впервые остались одни, когда никто от нас не кряхтит от душевной боли и не проливает литры слёз. Мы впервые в этом доме в одиночестве: здесь нет ложных воспоминаний, вложенных в голову Пита Президентом Сноу, здесь нет моих видений о Прим и моих страшных кошмаров. В этом доме есть только мы. Я подхожу к Питу и прижимаюсь к его груди. Сейчас мне очень важно ещё острее ощущать, что он рядом, потому что я ещё не слишком твёрдо стою на ногах. Мысль потерять равновесие всё ещё меня пугает, и я крепче обвиваю вокруг него свои руки, вдыхаю его аромат. Очень приятно. Невероятно тепло. Я забываюсь, когда чувствую его пальцы в своих волосах. Мне хотелось бы полностью сосредоточиться на этих плавные движениях его рук, на ритмичных движениях груди, что подымается при его дыхании. Но Пит не даёт мне полностью потерять себя. Он отрывается, долго смотрит, будто решается, и я даже начинаю волноваться за него. Но после всё моё волнение уходит, когда Пит загадочно улыбается и зовёт меня пойти за ним. Я ничего не понимаю, хотя думаю о том, что приготовил мне Пит. Мне ещё трудно доверять людям в полной мере и слепо идти вслед за ними, но Пит играет в моей жизни особенную роль, и я безоговорочно ему доверяюсь. Я крепко хватаю его руку, когда он тянет меня к двери. Я чувствую предвкушение, когда оказываюсь на улице. На улице нет ветра, но достаточно прохладно, в то время, как в моей душе разбушевался ураган. Я не знаю, чего ожидать, не имею понятия, что чувствовать. За свою жизнь я видела мало сюрпризов, потому что никогда не любила, чтобы меня кто-нибудь удивлял. Но Пит особенный. Он всегда делал что-то неожиданное для меня, постоянно переступал через мною установленные границы. Я хотела бы рассказать об этом Питу. Я хотела бы объясниться с ним. Но я так и не научилась красиво выражаться, да и к тому же в тот момент я вообще потеряла возможность говорить. Ведь вдалеке я увиделанебольшую постройку. Я так и остановилась на углу дома, когда Пит вёл меня вперёд. Посреди сада, разбитого у чёрного входа, стояла небольшая, но аккуратная голубятня. Только спустя несколько секунд до меня доходит: Пит завёл голубей. Когда я училась в младших классах, мои одноклассники пытались одомашнить уличных голубей. Они строили для них маленькие домики, которые, конечно, не сравнится с тем великолепием, что построил Пит. Они ловили этих пугливых пташек и пытались ухаживать за ними, но птицы покидали их тесные и неухоженные дома. Что касается меня, то я никогда не любила животных. Я приняла Лютика или козу Леди только ради Прим, в остальном же всё живое становилось для меня добычей. В особенно голодное время мы ели голубей. Я ловила этих птиц, потому что не могла достать более качественного мяса. И я думаю, что сколько бы я не старалась, голуби никогда не смогут стать чем-то более ценным для меня. Тем не менее я не показываю Пита своего настроя: меньше всего мне бы хотелось расстраивать его. Я хотела бы, чтобы эта солнечная улыбка всегда святилась на его губах, а глаза постоянно горели так ярко. Он выглядит счастливым, когда ведёт меня ближе к голубятне. Едва не спотыкаясь, он подводит меня к длинной лестнице, что ведёт наверх, к голубям. - Идём, - я чувствую, как предвкушение сжалось в нём, словно пружина, и тем совестнее становилось мне за то, что я не испытываю подобных эмоций. Мне стыдно за то, что я не могу показать такой же искренности в своих глазах, мне жаль, что я не испытываю подобного взрыва эмоций. Я снова чувствую, будто предаю Пита, но по-прежнему продолжаю играть свою роль. Фальшивая улыбка, и я ползу наверх вслед за Питом. Лестница большая и тяжёлая, сразу видно, что Пит много работал над этим сооружением. Он поднимается раньше меня, предлагая мне в качестве помощи свою руку, и я, не раздумывая, даю ему свою ладонь. Я нервничаю перед встречей с голубями. Надо быть более артистичной, когда я увижу их. Я должна изо всех сил постараться, чтобы не показать Питу своё разочарование, я не должна расстраивать его. Мы поднимаемся на небольшую площадку, с которой нам открывается замечательный обзор. Я стараюсь не отвлекаться на открывающие виды, но краем глаза замечаю, что вся Деревня Победителей кажется маленькой с такой высоты. Мне удаётся взглянуть на виднеющиеся в дали деревья, увидеть крайние дома города. Но когда Пит замечает, что я отвлекаюсь, то я тут же прекращаю рассматривать этот удивительный вид, и вместе с Питом подхожу к двери. Дверь очень массивная. Понятия не имею, как Пит её сюда затащил. И я смотрю, как он с нескрываемой радостью подводит меня к ручке, и, как хозяин голубятни, говорит: - Ты первая. – Нескрываемая гордость. Укол совести снова слабым щипком отдаётся в моей груди. Но я пытаюсь не подавать вида и касаюсь ручки двери. Скрип разносится по всему саду, когда я прохожу внутрь голубятни. Здесь темно, только маленькое окно озаряет это небольшое помещение. Пит заходит следом за мной, и, когда за ним закрывается дверь, я слышу шорох, а после дюжина птиц облепляет его. Белые, пушистые птицы светятся, словно ангелы в небе. Они поражают своей красотой. Взмахи их крыльев медленны и грациозны, лёгкий ветерок от их движений приятно щекочет меня. Я замираю, когда вижу эту прелесть, я, правда, никогда не видела таких красивых птиц. Они разом приземляются на Пита. Они на его шее, на его лице. Они любят его. Они его ждали. А тех, кто любит Пита, полюблю и я. Я даже не представляю, как можно не проникнуться к этим волшебным созданиям. Они так чисты и светлы! Мне кажется, что в их маленьких телах спрятано всё хорошее, что когда-либо может произойти в наших жизнях. Голуби так отлично смотрятся рядом с Питом. Такое впечатление, что они принимают его за своего. Они забавно курлычут и тыкают ему в лицо своими маленькими клювиками. Должно быть, так они целуют его. Странно, я даже чувствую ревность. Мне кажется неправильным то, что кроме меня кого-нибудь Пит может подпускать так близко. Но я справляюсь с этим детским чувством, когда Пит дарит свою самую широкую и солнечную улыбку мне. - Хочешь подержать? – говорит он, и я радостно соглашаюсь. Сначала я немного опасливо отношусь к голубям, а после следуя примеру Пита, иду с ними на контакт. Птицы очень дружелюбны и приветливы. Они тут же приняли меня к себе. Они стали порхать над нами, размахивая своими белоснежными пушистым крыльями так, что пух попадает в наши лица. И здесь, среди этого беспорядка, среди пыли и поднявшейся сухой травы, я посмотрела на Пита, и увидела, с какой любовью он поймал мой взгляд. Он открыл мне ещё одну часть своей жизни, он в очередной раз подарил себя. И я дорожу этим. Я с радостью захожу в его мир. Я действительно смогла почувствовать что-то к этим прекрасным птицам, я действительно пропустила это увлечение Пита через себя. Теперь мы стали ещё ближе. Теперь нас объединяют не только худшие времена. Отныне мы связаны чем-то большим, чем тяжёлое прошлое, с этого момента нас связывают птицы. Белые голуби, приносящие свет в наш мир. Пит показывает мне, как надо кормить птиц овсом и пшеницей, учит поить голубей водой. А после, когда голуби передохнули после сытного обеда, он предложил мне выпустить их полетать. Пит свистит, когда гоняет голубей по округе, а я любуюсь его сосредоточенным, но счастливым лицом. Он словно мальчишка, так радуется этим голубям, так много уделяет им внимания, а я радуюсь, когда вижу улыбку на его лице. Он учит меня правильно гонять голубей, задаёт моему свисту нужную мелодию, а я внимательно слушаю его, запоминая каждое слово. Мне нравиться, когда меня учит Пит. Раньше я никому не позволяла давать мне уроков. Я считала, что должна добиваться всего сама. А Пит… с ним всё по-другому. Я чувствую себя не слабой, а целой, когда он находится рядом со мной. - Откуда ты всё это знаешь? – спросила я позже, когда мы, сидя на крыше, наблюдали закат. - Что именно? - Про голубей. Ты так много всего можешь мне рассказать, хотя никто не строил хороших голубятен в нашем Дистрикте. Пит посмотрел на меня немного изумлённо и еле слышно посмеялся надо мной. Я почувствовала, будто говорю очевидные вещи, и Пит лишь усугубил ситуацию, когда насмешливым голосом начал объяснять: - Я узнал много нового, пока лечится в Капитолии. – но после Пит снова стал серьёзным и вгляделся в розовую закатную даль. - Аврелий обеспечил меня хорошей библиотекой, я прочитал в одной из книжек сказку про мальчика, у которого была голубятня, и решил взглянуть на них. Ты знаешь, - Пит повернулся ко мне и заглянул в глаза так искренне, будто говорил о чём-то самом важном в мире. – Мне сразу понравились эти птицы. Они такие светлые, такие чистые… Я подумал, что они будут значить для нас нечто большее, чем просто дюжина птиц. В них что-то есть… Думаю, всё дело в том, что они свободны. Пит говорит очень трогательную вещь. Хоть он и не произносит этого вслух, но я могу уловить скрытый смысл. Эти птицы – это все, кто умер на войне. Все, кто стали жертвами Игр или солдатами в Звёздном полку. Тысячи людей останутся в нашей памяти, олицетворённые образом голубей. Чистых. Светлых. Свободных. Мне хочется верить, что все умершие также продолжают свой полёт. Мне хочется верить, что Прим летает где-то, подобно этой птице, и так же бросает от своих крыльев тень. Мне хочется верить, что Финник кружит на берегу Четвёртого Дистрикта, наблюдая за тем, как растёт его маленький сын. Мне хочется верить, что Рута продолжает летать между деревьями, поднявшись на носочки и готовясь к прыжку. Мне хочется верить… верить в них. Все эти тысячи осколков составляют нашу жизнь. Воспоминания, маленькие радости, посиделки перед сном. Так мы возвращаемся к нормальной жизни. Так мы помогаем друг другу собрать себя по кускам.