Жизнь после

- Ты нашёл, чем занять себя сегодня? – спрашиваю я на следующее утро, когда мы с Питом делим завтрак на двоих. Хеймитча сегодня с нами нет, Сей, похоже, вообще больше не будет приходить нам готовить. Мы доедаем остатки вчерашнего рагу, и я вспоминаю указания доктора. - Нет, сегодня я свободен, - подумав, отвечает Пит. Я радуюсь такому ответу, ведь это значит, что сегодня мы проведём вместе целый день. Улыбаюсь и кладу свою ладонь на руку Пита. Чувствую, как он расслабляется от такого жеста и его спокойствие передаётся мне. Я люблю, когда в нашем доме царит такая обстановка. Мне нравится, когда Пит дарит мне такую нежную улыбку. В этот миг время будто перестаёт останавливается. Я думаю о том, что сейчас не хватает только вкуса поцелуя, чувствую острую потребность в его губах. Я даже не замечаю, как моё тело слегка поддаётся вперёд, предоставляя Питу прекрасную возможность, но, как и раньше, Пит понимает меня лучше, чем я сама. Я нарочно задеваю посуду, чтобы отвлечься на посторонний шум. Быстро беру себя в руки и жалею о потерянном моменте, но не показываю разом накатившую грусть. Возвращаюсь в реальность. Я хотела выполнить предписания врача. Чтобы суметь подпустить Пита к себе ещё ближе, я должна больше времени проводить с ним. Я не знаю лучше обстановки, которая бы могла расслабить меня. - Не хочешь пойти со мной на охоту? Пит удивляется и его брови взлетают вверх. Сначала он мычит что-то непонятное и никак не может собраться с мыслями, а после говорит: - Но я буду только мешать, - его жалобный голос. Снова ошибается, когда недооценивает меня. Когда Пит поймёт, что он для меня важен и перестанет бояться, что я отвергну его? - Нет, что ты, - как можно убедительнее отвечаю я. – Ты не будешь мне мешать. Я просто хочу здорово провести время. Идём! Я слегка тяну Пита за рукав, подтверждая своё предложение. Пит сдаётся. Вот он уже стоит на ногах. Мы быстро собираем всё необходимое, а после покидаем дом. Я снова чувствую неловкость, когда Пит идёт рядом со мной. Но в этот раз я не повторяю былых ошибок, не обижаю Пита и не отстаю от него. Когда солнце только начинает палить улочки Дистрикта-12, люди выходят из своих домов. Никто не удивляется нам так, как прежде, но всё же мне удаётся поймать на себе несколько ошарашенных пар глаз. Я стараюсь пройти незамеченной и оттого прибавляю шаг. Слышу, как Пит пытается угнаться за мной, но спотыкается чуть ли ни на каждом шагу. Всё дальше и дальше, за домами виднеется лес. Но вот нашему взору открывается Луговина и мы застываем, не в силах оторвать от неё глаз. Для каждого этот луг стал чем-то особенным. Будь то жительница Шлака или городской. Охотник или пекарь, все пользовались дарами этой поляны, именно с ней связывали многие радости, что случались с нами, пока она была живой. Здесь часто играли дети, сюда ходили, чтобы собрать лечебных трав. Семья Мелларков наверняка брала отсюда специи. Также, как и остальных, Луговина питала их. И пусть немногие из жителей Двенадцатого были так близки с природой и их жизни не были так крепко завязаны на ней, но я вижу, как Пит бледнеет, какими крепкими становятся его кулаки. Я даже не знаю, кому из нас труднее. Я, как могла, смирилась с гибелью Луговины и смертью родного Дистрикта, но Пит… Он старался не покидать пределов родной местности, и оттого я не знаю, что может с ним произойти. Кажется, всё обходится. Мы немного стоим, обнявшись, а после направляемся в лес. Я даже и не знала, что прогулка с Питом может стать такой прекрасной. Он всегда находил что-то интересное в незнакомых для него местах. Он показывал мне верхушки деревьев, пропускающих солнечный свет или, придумывал различные названия облакам, когда сравнивал их с живыми существами. Я удивилась: Пит показывал мне лес. Он открывал мне новые стороны леса. Я поразилась, с какой стороны Пит смотрел на всё, что окружало нас. Он смог доказать мне, что природой нужно наслаждаться. Что природа слишком прекрасна, чтобы этого не замечать. Мы вместе набрали берёзовый сок, как оказалось, Пит взял с собой сырные булочки. Мы сели посреди поляны, прямо на траву, разложив перед собой еду, издающую аппетитный запах. Я смотрела на него. Он выглядел счастливым. Ребяческая улыбка не сходила с его лица. Его грудная клетка мерно вздымалась, когда он хотел вдохнуть больше воздуха, захватить больше природной благодати в себя. Мне нравилось, когда он вёл себя так свободно. Я чувствовала облегчение вместе с ним. Я смеялась над его не смешными, но милыми шутками, мне хотелось, чтобы Пит всегда был таким. Я подумала, что не важно, каким строгим он иногда бывает, не важно, что его иногда одолевает охмор. Самое главное, что он рядом. Что он улыбается, когда смотрит на меня. Я уже тогда знала, что запомню этот день. Я запомню эти счастливые мгновения, подаренные Питом. Я запомню каждую мелочь: зелёный цвет свежей травы, облака, изредка закрывающие доступ к солнцу, пение птиц. Я чувствовала себя открытой рядом с Питом. Я понимала, что для него не существует никаких преград. С этого момента я перестала бояться, что чувства к Питу могут разбить мне сердце. Я поняла, что нужно дать волю своим словам и мечтам. Плотину моих чувств прорвало. Я буквально задыхалась от нахлынувших эмоций. Я чувствовала себя живой. Мне хотелось плакать и смеяться одновременно, я проливала слезы и от смеха каталась по земле. В этот день мы могли не сдерживать себя. Мы могли говорить о чём угодно, заново знакомясь, открывая себя. И весь мир переставал существовать, когда я слушала рассказы Пита, когда я говорила ему о том, что мне пришлось пережить. Я рассказывала Питу о своей жизни до войны, а он рассказывал мне про свою семью. Мне было очень интересно слушать истории о городском мальчике, который жил в полной семье. Сначала я думала, что его жизнь была легка и светла, потому что он не знал горя и бедности, но как тяжело было моё разочарование, когда я узнала, как Пит жил. - Тогда отец сказал, что это будет наша тайна. Я обрадовался, потому что очень хотел иметь что-нибудь общее с ним. Это было забавным: в спешке стирать крошки со стола, проверять, чтобы у тебя около рта не осталось следов от пирожного. Только потом я узнал, что за эту пироженку моему отцу пришлось делать в два раза больше заготовок весь оставшийся год. Я снова подумала о том, что недооценивала Пита, когда думала, будто у него хорошая жизнь. Моё сердце всякий раз сжималось, когда Пит рассказывал, как его колотила мать. Мы делились друг с другом всякими мелочам, из каких была составлена наша жизнь. И с каждым словом я всё яснее осознавала, что такого близкого человека как Пит в моей жизни не будет никогда. Я осознавала, что только ему я могу рассказывать события прошлых лет, не пропуская ни единой мелочи. И только когда все истории были рассказаны, а солнце зашло, мы спохватились и собрались идти обратно. На закате наш Дистрикт кажется другим. Когда небо переливается яркими красками, когда воздух прохладен и свеж, я чувствую себя частью моего родимого места, чувствую единство с ним. Я зачарованно смотрю, как на горизонте появляются первые звёзды, а в дальних домах зажигается свет. Кто-то жжёт траву, и мои ноздри окутывает слегка неприятный, но такой родной запах. Я морщу нос, когда хочу чихнуть от смешавшихся ароматов поздней весны. Ещё чуть-чуть и наступит лето, а пока мы радуемся преждевременной жаре. Ночи стали короче, время уже за девять, а солнце только садится за деревьями, что готовятся ко сну. Я чувствую умиротворённость. Покой. Я могу называть это как угодно, но это останется со мной. Словно один маленький паззл встал в общую картину, обогатил мою жизнь. И я совсем не чувствую сонливости, когда мы с Питом готовимся ко сну. У меня хорошее настроение. Я хочу петь. Я выхожу из душа, напевая себе под нос старую песню, что была одной из тех, что исполнял мой отец. Незатейливая мелодия, быстрый ритм, простой текст. Эта детская песенка, которая больше походит на считалочку, очень увлекла меня и позволила ещё больше оторваться от проблем. Я стараюсь игнорировать восхищенный взгляд Пита, когда прохожу вдоль спальни к окну. Я смущаюсь от его искренней улыбки, блеска его небесных глаз. И я стою у открытой форточки, не желая расставаться с сегодняшним днём, опасаясь, что завтра будет хуже. Я знаю, что это уже нарастает в моей груди. Я знаю, что не замечать этого на протяжении всего дня было бесполезно. Но теперь я уже не могу контролировать себя. Это рвётся из меня животными инстинктами. Я пытаюсь найти ответ в разноцветных лучах заката. Я будто задаю в пустоту давно назревший вопрос. Могу ли я отбросить все сомнения и забыть про стеснение, позволив желанию охватить наши тела? Это слишком трудно. Я не могу сконцентрироваться среди этой звенящей тишины. Пит знает, к чему всё идёт. Я прочитала это по его горящему взгляду: он ждёт. И я буквально чувствую, как с каждой секундой моего замешательства его сердце разбегается. Это молчание невыносимо. Кто-то из нас должен сделать первый шаг. Я слишком громко охаю, когда слышу скрип кровати позади себя. Шаги Пита неслышны, я теряюсь оттого, что не слышу их. Пит подходит близко, я вижу его отражение в стекле. Я смотрю, как его рука поднимается вверх в то время, как моё сердце проваливается в пятки. Я прикрываю глаза, когда он проводит своей рукой по моей шее. Именно сейчас это незначительное движение породило во мне ураган чувств. Мои коленки подкосились, щёки загорели, по телу пробежала дрожь. Я не знала ничего слаще этих невесомых прикосновений, мне хотелось, чтобы Пит трогал меня. В этот момент Пит был для меня крепче любого алкоголя, он в миг выкинул все мысли из моей головы. Сомнения померкли на фоне его нежных пальцев, очерчивающих контур моих плеч. Я не знаю, в какой момент мой мозг полностью отказался мне подчиняться, но я уже не могла устоять. Я дышала глубоко, так, что мои вздохи разносились по комнате и ударялись о плиты каменных стен. Тогда для меня не существовало ничего кроме прикосновений Пита, и от сумасшествия, что охватило меня, я запрокинула голову, не совсем соображая, что творю. Я будто превратилась в комок чувств, тогда для меня вообще не существовало здравого смысла. И в какой-то момент я просто перестала сопротивляться, отдалась ощущениям, что дарил мне Пит. Но когда я почувствовала его губы на своей шее, я поняла, что не могу больше терпеть. Именно в этот момент тугой узел внизу живота завязался, и я резко развернулась, желая получить большее, чем влажность губ Пита на своих плечах. Я увидела в его глазах отражение своих эмоций. Та же дымка желания, тот же сладкий туман. Я могла пощупать напряжение, что образовалось между нами. Голодными. Не имеющими сил, чтобы ждать. Я увидела минутное сомнение на лице напротив, что так завораживающе освещалось луной. Но после, когда моя рука приземлилась на лицо Пита, обводя контур его губ, все неопределённости были решены, обратного пути уже не было. Я поддалась вперёд, желая продолжить эту пытку, и в следующий миг чувствовала сладкий вкус губ Пита на своих губах. Нежно, не торопливо, доказывая самой себе, что нам не куда спешить. Руки сами собой принялись исследовать тело Пита, в то время, как его не смело гладили меня. Я знала, что позже у меня будет много вопросов прежде всего, к самой себе. Но сейчас, под светом луны, что станет свидетелем нашей ночи, я не могу это прекратить. Я не могу сказать себе «Хватит», потому что всё, что есть передо мной – это Пит. Его руки, его губы… Только это важно для меня. Возможно, позже я буду считать себя слабой, буду презирать себя за то, что не смогла нас остановить. Но сейчас я углубляю поцелуй, захватывая в плен своих рук шею Пита. Горячее дыхание разносится по комнате, вместе с собой унося наш поцелуй. Я чувствовала жар, что разливался по моему телу, которое жаждало, чтобы Пит стал ближе ко мне. Наш поцелуй уже стал сумасшедшим, наши руки всё смелее проносились по неизведанным ранее местам. Пит сделал неуверенный шаг назад, в сторону кровати, а я решительно отправилась за ним. Наши голые ступни постоянно соприкасались, сгорая от жажды соединить наши тела. И я поняла, что мы стоим у кровати, когда Пит остановился и слегка пошатнулся от меня. Мы отрываемся от друг друга, но лишь на секунду. Нам важно видеть взаимность в противоположных глазах. Мне важно видеть прежнюю нежность Пита, скрытую под туманом страсти, мне важно знать, что Пит вкладывает в этот миг больше, чем просто утоление жажды, что для него это больше, чем просто интересная ночь. И я нахожу даже больше, чем искала. Я нахожу безмерную любовь в его глазах. Не смотря на всю решительность, не смотря на всю твёрдость, что он сдерживает внутри себя, его взгляд остаётся родным и нежным. Таким, какой умел дарить только Пит. Я не знаю, что Пит ищет в моих глазах, но он застывает и еле заметно улыбается, а после касается моей щеки. Таким милым жестом он тушит загоревшийся в моей груди огонь, превращает разыгравшуюся страсть в мягкую, словно желе, нежность. Он стирает все границы между нами, любуясь моей открытостью перед ним. Он наслаждается моим умоляющим взглядом, впитывая мой облик и сохраняя этот миг в своей памяти навсегда. После, когда наше дыхание восстанавливается, а сердце перестаёт рваться из груди, Пит опускает руки и оставляет меня без желанного тепла, разочаровав и заставив съежиться. Его взгляд становится пристальным, он ищет ответ в моих глазах. Но, так и не убедившись в своих предположениях, Пит отходит назад, предоставляя мне зрительную свободу, и немного хриплым голосом говорит: - Ты действительно хочешь этого? Пит ставит меня в тупик. Я должна ответить на этот вопрос. Не ему, так собственной совести. Но теперь, когда Пит стоит рядом со мной, приготовившись к тому, что я вновь разобью его сердце, теперь, когда я смогла ощутить сладкий вкус страсти на его губах, почувствовать жар от его прикосновений, у меня есть только один ответ. Потому что я призналась самой себе, что люблю Пита, как бы я не боялась говорить об этом вслух. Я знаю, что в моей жизни не будет человека, замечательнее Пита, и я могу наслаждаться взаимностью наших чувств, сопротивляясь смущению и страху, преодолевая трудности ради нашей любви. - Хочу. Мне приходится самой сделать шаг, чтобы вернуть украденное тепло Пита и снова насладиться его поцелуями и прикосновениями сильных рук. И когда я достигаю Пита, то тут же со всем жаром целую его, желая показать свою уверенность. Губы Пита мягкие и влажные. Он нежно, заботливо целует меня. Его руки тут же находят место на моей талии, принимаясь мять мою кожу через ткань. И я снова хочу, чтобы Пит целовал меня дольше, хочу чувствовать больше, чем нежные подушечки пальцев, робко опускающиеся ниже, в попытке оголить мои бёдра, а после и живот. Снова вздох, когда Пит целует мою шею. Его губы порхают над моей кожей, расплавляя её. Мои ноги подкашиваются, стоит Питу коснутся ямочки между моих ключиц языком, и я падаю на кровать, утягивая Пита за собой. Лунная дорожка пролегла прямо на нашей кровати, позволяя нам лучше разглядеть друг друга в ночной мгле. Когда я увидела, как причудливо играются при свете луны ресницы Пита, когда заметила новый магический оттенок его глаз, то не смогла устоять. Я принялась рассматривать его лицо, впитывая каждую его чёрточку, запоминая каждую мелочь, закрепляя в памяти эту ночь. Я смотрела на его красивые скулы, изящный подбородок, на ровный контур его тонких губ. Я знала, что таким Пит больше для меня никогда не будет. Я словно стояла на краю пропасти и наслаждалась предвкушением новых открытий перед прыжком. И я точно помню, как в тот момент Пит начал целовать мою ладонь, что была зарыта в его пепельных прядях, а я тут же смутилась, но не смогла сдержать свой смех. Мне показалось дико забавным то, что Пит целует мои руки, ведь раньше я никогда даже не думала о таком. Для меня это было так неожиданно и спонтанно, что я сначала охнула, а после издала звонкий смешок. Пит тут же отпрянул от моей ладони и с улыбкой на губах заглянул мне в глаза. Кажется нелепым то, что Пит, лежа на мне и практически придавливая меня к кровати, целует мои руки и смеётся над собой. Я всегда думала, что подобные вещи должны происходить в серьёзной обстановке, и нарушение такого правила вызывало во мне ещё больший смех. Наши голоса звонко разносились по комнате, вылетая на улицу через открытую форточку окна. Мы расслаблялись, когда смеялись над нелепостью ситуации, и от этого становилось легче. В какой-то момент я поняла, что это было самым лучшим, что я могла тогда испытать: безграничная нежность вперемешку со смехом. Потому что именно так я могла окончательно выкинуть сомнения из своей головы, могла окончательно распрощаться со стыдом и смущением. Позже наш смех утих. Только наши глаза и разгорячённые тела были видны под покровом этой ночи. Только наше дыхание отражалось от этих стен. Только наша кровать освещалась лунным светом. Среди всего этого мира, среди нашего прошлого и будущего мы были только вдвоём. С нами не было наших проблем: моего чувства вины, охмора Пита. Не было воспоминаний, предрассудков и страхов. Не было стеснения, не было границ. Мы были предельно открыты. Оттого мои щеки не краснели, когда я почувствовала, как лямка ночной рубашки от лёгкого прикосновения Пита слетела вниз. Оттого я даже не ответа взгляда, когда, прочерчивая непонятные узоры у Пита на спине, спускалась всё ниже и ниже, поддевая резинку его шорт. Всё происходило так естественно и непринуждённо, что я ни на секунду не подумала о том, что я делаю это зря. Пусть с нелепой улыбкой, пусть не сразу справляясь с бельём, но нам было хорошо, когда мы ловили эти прекрасные моменты. Хорошо, когда я почувствовала, как Пит сквозь ткань сорочки сжал мою грудь. Я громко выдохнула, посылая ему сигнал о том, чтобы он не останавливался. Вторая рука Пита сжимала мои бёдра, подчиняя и подминая меня под себя. Я совсем не против. Мне нравится, когда Пит так ведёт себя со мной. Мне нравится, когда он без стеснения рассматривает моё тело, когда он уверенно зацепляет резинку мои трусиков. Я не могла думать, только инстинкты двигали мной в тот момент. Поэтому, повинуясь только зову природы, я изогнулась, когда Пит потянул мою сорочку вверх, предоставляя его взору своё обнажённое тело. Из-под опущенных ресниц я могла заметить реакцию Пита, когда он увидел меня такой. Его зрачки тут же увеличились, хоть и оставались нормального размера, свидетельствуя, что мой родной Пит здесь, со мной. Я почувствовала, как что-то твёрдое упёрлось мне в бедро и подумала о том, что пора бы раздеть и Пита, чтобы не чувствовать себя обделённой его красотой. Мои руки, всё это вся исследующие его крепкую спину нырнули под резинку шорт. Я потянула их вниз вместе с трусами, в тот же миг от стыда зажмурив глаза. Я чувствовала себя чересчур невинной, когда зарылась среди подушек и одеял. Я не хотела смущать Пита, потому тут же подняла на него свой взгляд. Пит ухмыльнулся моей стеснительности, но в его глазах читалось беспокойство и страх. Я знала, что он дико взволнован оттого, что боится причинить мне боль, и его тихий смешок оказался необходимым. Мы снова сгладили острые углы, посмеявшись над моей излишней невинностью, и я стала ещё свободнее, чем была. Я посчитала милой реакцию Пита, а потому, не сдержав эмоций обняла его шею, тем самым ещё больше привлекая Пита к себе. Мне надоело ждать. Я хотела почувствовать Пита. Я едва заметно шевельнула бёдрами, но этого было достаточно, чтобы Пит спросил: - Я могу…? - среди ночной тишины голос Пита казался оглушительно громким, но я заметила нотки смущения в его словах. Мне льстило то, что Пит так бережно ко мне относился, и я действительно ценила его любовь, лишь подогревая желание стать ещё ближе. - Да, конечно, - я старалась, чтобы мой голос звучал как можно увереннее, хотя мне было нечего скрывать. Я на самом деле не могла терпеть этого пульсирующего желания внизу живота, я не могла игнорировать те новые незнакомые чувства, что вызывал во мне Пит. Однако, я почувствовала неудобство, когда ощутила что-то твёрдое у своего входа, моё тело напряглось, а зубы сжались. Я вдохнула глубоко, так, что мой вздох тут же разлетелся по комнате. Пит проникал постепенно и бережно, оставляя невесомые поцелуи на моём лице. Я зажмурила глаза, ожидая боли, но так и застыла, когда Пит сказал: - Я люблю тебя. Смысл этих слов, глубина ощущений и чувств Пита остались в моей памяти навсегда, так и не достигнув моего сознания. Голос Пита промчался мимо меня, задевая что-то безгранично важное, оставшись в моих воспоминаниях и снах. Потому что в следующий миг я сконцентрировалась на острой боли, разносившей жгучие волны по моему телу. Я тут же зашипела, повернув голову и зажмурив глаза, но не отрекаясь от своего желания. Так или иначе, это то, чего я хотела. Это то, о чём я мечтала на протяжении многих месяцев, а может и лет. Я не думала о том, что совершила ошибку, ощущение близости Пита было для меня гораздо важнее этой боли, что продолжала сковывать меня. Лунный свет освещал наши тела, скрытые под лёгким одеяльцем, а звуки постоянно качающейся от ветра форточки заглушали наши тяжёлые вздохи и скрипы кровати. Я чувствовала себя вдвойне защищённой: телом Пита и мраком ночи. И пусть я закусила костяшки пальцев, чтобы не выдавать свою боль, пусть моё тело не могло расслабиться даже от поцелуев Пита и его ласковых слов, я действительно чувствовала, как в этой комнате происходит что-то особенное, вершится наша любовь. Теперь я могу пощупать нежность, источаемую Питом, учуять запах страсти, исходящий от меня. Я могу стать участником этих волшебных, почти нереальных событий, стать частью одной большой истории любви. После, когда вздохи Пита становятся всё рванее и громче, я поняла, что он подходит к концу. Я почувствовала, как его тело натянулось, напряглось, как его толчки стали немного быстрее и глубже, а после я услышала его рык. Животными обрывками вырывалось из его уст моё имя, и по моему телу пробежала волна мурашек, насколько это было хорошо. Было великолепно, просто беспредельно восхитительно слышать, как он произнёс тихое «Китнисс» и вложил в это слово больше, чем моё имя, вложил всю любовь ко мне. Разочарование и неприятное ощущение пустоты померкло на фоне радости оттого, что я смогла подарить себя Питу, хоть и эти чувства также наполняли меня. Было что-то нежное и милое в том, как я ласково перебирала пряди Пита, когда он обессилено упал на меня, в том, как я со всей любовью шептала его имя. Для меня не было важным то, что за окном начинается дождь, закрывая нас от света ночного светила, для меня не было ничего, кроме вспотевшего, но бесконечно дорого Пита. Это больше, чем ночь. Это гораздо больше, чем развлечения взрослых. Это что-то новое, что стало открытием для нас. Мы, наконец, смогли дать волю своим чувствам. Нет, я не жалела, не жалела и потом. Я была счастлива, что смогла отдать что-то большее Питу, я радовалась оттого, что могу без стеснения целовать его голую грудь, проводить кончиками пальцев по его скуле. Я изменилась. Я смогла открыть Питу себя. Ночь укрывала нас своим тёмным одеялом, а стук дождевых капель, ударяющихся о наши старые окна, усыплял. На улице гремел гром, а я сильнее прижималась к Питу, находя в его объятьях такой необходимый необыкновенный покой.