Дин падает рядом с ним на колени пол секундой позже и начинает трясти за плечо.
— Сэм! Сэмми! Ну, же, парень, ты должен очнуться, вернись ко мне, — зовет он срывающимся голосом. Ответа нет.
Кастиэль отваживается шагнуть в бункер и приседает рядом с братьями.
— Дин, — говорит он. — Что это? Что здесь происходит? — ему с трудом удается не отвести взгляд, когда Дин поднимает глаза, так как не знает, что в них увидит.
Они широко распахнуты и полны боли. Но ни в них, ни в душе нет обвинения. Лишь вина.
— Я не... — он моргает один раз, второй и вновь поворачивается к Сэму. — Этого не должно было случиться, — он трясет его еще раз. Сэм похож на тряпичную куклу. — Сэмми. Очнись.
Голос полон мольбы. Пытаясь справиться с сосущим под ложечкой страхом, Кастиэль кладет руку на плечо Дина. Но тот, похоже, даже не чувствует прикосновения.
Изнутри бункера вновь слышатся шаги, а затем из центральной комнаты доносится знакомый голос.
— Сэм? Дин? Закройте чертову дверь, ребята, это... — голос замолкает, и шаги останавливаются. — Сэм?
Дин не отвечает — стоя на коленях, он не сводит взгляда с лица Сэма, все еще без толку сжимая его плечо. Кастиэль выпрямляется.
— Кевин, — произносит он.
— Кастиэль, — Кевин с опаской смотрит на него (Вполне объяснимо. В их прежние встречи Кастиэль всякий раз был не совсем в своем уме). — Что ты здесь делаешь?
— Это неважно, — Кастиэль вновь касается плеча Дина, на этот раз осторожно встряхивая. — Нужно занести Сэма внутрь.
Дин поднимает на него взгляд. Его глаза расфокусированы, и Кастиэль боится, что ему в одиночку придется разбираться с этой ситуацией.
Затем Дин приходит в себя.
— Да, — говорит он. Голос звучит так, будто он проглотил точеное стекло. — Бери за ноги.
Подняв, они несут безвольное тело Сэма вниз по лестнице, через весь бункер, и наконец опускают на его постель. Он тяжелый, плечи Кастиэля начинают ныть, и он старается не морщиться, когда головная боль вновь дает о себе знать. Сейчас у них более насущные проблемы.
Кевин замечает кровавую ссадину на голове Сэма, которую тот заработал во время падения, и уходит, чтобы взять аптечку, а Дин падает на край кровати. В десятый или может в двадцатый раз он прижимает пальцы к шее Сэма, проверяя пульс, и тяжело выдыхает, удостоверившись, что сердце Сэма все еще бьется.
Кастиэль мнется посреди комнаты, не зная что делать теперь, когда они благополучно занесли Сэма. Из присутствующих он наименее опытен во всем, что касается медицинской помощи — мысль достаточно горькая, он старается не зацикливаться на ней — и по-прежнему понятия не имеет, что здесь произошло. Как Сэм в конечном итоге оказался одержим самым разыскиваемым преступником Небес? Что на Земле могло убедить его дать согласие? Почему он пригласил сюда Кастиэля, если одного его вида оказалось достаточно, чтобы Гадриэль рванул со всех ног?
И что Дин скрывал от них?
Он вздыхает и подходит к кровати, становясь перед Дином.
— Не надо, Кас, — говорит Дин, не отрывая взгляда от лица Сэма. Кастиэлю не нужно прибегать к новому зрению, чтобы увидеть отчаянье и страх. — Слушай, это... — он взмахивает рукой, имея в виду и тело Сэма, и всю ситуацию в целом, — это не из-за тебя. Ты не знал. Я облажался. Я понимаю.
— Нет, — нахмурившись, говорит Кастиэль. — Я до сих пор не знаю, что произошло. И не смогу помочь, если ты мне не расскажешь, Дин, — он вовсе не уверен, что сможет помочь, даже обладая информацией, но решает это не озвучивать.
— Хорошо, — вздыхает Дин, его плечи резко поникают. — Просто... позже, ладно? Хочешь помочь, иди и... я не знаю, изучи сверхъестественные заболевания или прочее дерьмо. Я не могу этого сделать. Не сейчас.
Кастиэль кивает и поворачивается, направляясь к двери. Прежде чем выйти в коридор, он оглядывается и видит две души, окутанные теням: Дина из-за вины и горя, Сэма из-за какой-то болезни, настигнувшей его в отсутствии Гадриэля. Он старается не зацикливаться на мыслях о своей беспомощности, но получается не очень.
Будь он все еще ангелом, то смог бы исцелить Сэма прикосновением руки. Если пришлось бы, мог бы посетить сны Дина и узнать правду, хотя предпочел бы этого не делать. Он мог бы все исправить.
Кевин протискивается мимо, бормоча: «Прости, чувак», и спешит дальше, не встречаясь с ним взглядом. Кастиэль вздыхает и направляется в библиотеку.
Сверхъестественные болезни — настолько расплывчатое понятие, что, вероятно, поиски могут охватить половину библиотеки, но, учитывая помутнения в душе Сэма — слабой, будто она истощается, — Кастиэль предполагает, что его состояние имеет какое-то отношение к испытаниям, которые он проходил до падения. Теперь, размышляя о том, что он увидел за мгновение до побега Гадриэля, Кастиэль понимает, что это походило на лоскутное одеяло: два поврежденных существа сшиты вместе, в одно жизнеспособное целое. Ангельская благодать заполнила трещины в сломанной человеческой душе, а может, наоборот.
Ранее Дин говорил, будто Сэм начинает поправляться после испытаний. Из-за чего он мог настолько отчаяться, чтобы впустить ангела, неизвестного, опасного ангела, в свое тело?
Очевидно, что Дин знал о Гадриэле. Он не выразил ни малейшего удивления, когда тот покинул тело Сэма, лишь растерянность. Должно быть, вот почему он скрывал правду от Кастиэля. Если он знал, кем был Гадриэль, он должен был понимать, что никакой другой ангел не мог позволить ему гулять на свободе. Возможно, он опасался, что другие ангелы, такие, как Эфраим и Эйприл, проследят за Кастиэлем или даже что сам Кастиэль попытается причинить вред Гадриэлю.
От этой мысли часть его испытывает боль. Конечно, у него нет никаких добрых чувств к Гадриэлю, но вредить Сэму? Он сделал это однажды и до сих пор мучается сожалением. Другая часть сердится, считая несправедливым то, что его сочли опасным. А третья нашептывает, что это вовсе не несправедливость.
Кастиэль вздыхает и устраивается в библиотеке.
Он начинает, хоть и без особой надежды, с просматривания заметок Кевина. Кевин, конечно, упомянул бы, если бы нашел что-то подходящее. Тем не менее, иногда вторая пара глаз может найти ниточки, ранее оставшиеся незамеченными, и если в состоянии Сэма виновны испытания, отправной точкой является ангельская скрижаль. Однако Кастиэль не находит ничего полезного. На скрижали много говорится об испытаниях, но мало о последствиях, лишь смутное упоминание о жертве. Да, при использовании термина «жертва» беспокоиться о последствиях вряд ли имеет смысл.
Заметки Сэма вызывают больше вопросов. Несмотря на крайнее истощение, которым сопровождается перевод, Кевин записывает результаты в некоем подобии логического порядка. Заметки же Сэма хаотичны, и, видимо, выстроены по какой-то личной винчестеровской системе, смысла которой Кастиэль не понимает. Просмотрев полпапки, так ничего и не найдя, он чувствует, как вновь начинает ныть голова.
Эта боль слабее той, к которой он уже привык — как он и надеялся, атмосфера безлюдной библиотеки действовала благотворно. А эти ощущения вызваны лишь долгим сосредоточенным разглядыванием страниц с неразборчивым почерком. Чисто человеческая реакция.
Кастиэль поднимается на ноги и находит ванную, в которой мылся во время первого визита, достает из шкафчика обезболивающее и на сухую глотает две таблетки Тайленола. Взяв на кухне стакан воды, он обнаруживает себя стоящим у холодильника и задумавшимся о приготовлении обеда.
Его кулинарные навыки, конечно, не на высоте, но даже разогретый в микроволновке буррито, съеденный им здесь в прошлый раз, значительно улучшил самочувствие. Не столько сама еда, сколько тот факт, что ее дал Дин. Кастиэль уже испытывал голод, как собственный, так и Джимми Новака, но именно в тот момент он начал понимать ритуальный смысл, который люди приписывают пище. Почему она имеет значение не только как пропитание.
Он абсолютно уверен, что Дин послал его в библиотеку, просто чтобы чем-то занять. Если бы ответы были там, Сэм бы давно их нашел. По крайней мере, если Кастиэль что-нибудь приготовит, то окажет хоть какую-то помощь.
Он по-прежнему задумчиво стоит у холодильника, когда слышит какой-то грохот.
Дальше по коридору, около спален.
Звук шагов эхом отдается в ушах, пока он бежит в направлении шума.
Когда Кастиэль открывает дверь в спальню Сэма, тот по-прежнему без сознания — лежит на спине, вытянув руки по бокам. Посреди комнаты стоит встревоженный Кевин. К кровати пододвинут стул, на него брошена книга. Должно быть, Кевин сидел на нем, присматривая за Сэмом, когда тоже это услышал.
На вопросительный взгляд Кастиэля он коротко кивает вправо. Спальня Дина.
— Я сказал ему поговорить с тобой, — хмуро произносит Кевин. Немного колеблется и добавляет: — Хочешь, чтобы я пошел?
Кастиэль на секунду застывает в проеме, потом качает головой.
— Я разберусь, — говорит он, но звучит не очень убедительно.
Кевин пожимает плечами и возвращается на свое место, беря книгу и устраиваясь в максимально безразличной позе. Однако Кастиэль видит тревогу, гудящую в глубине его души. Кевин выглядит так, как он себя чувствует.
Кастиэль поворачивается к коридору, но потом ему приходит в голову, что тот грохот звучал так, будто что-то разбилось. Он вспоминает о том, как ошибся, в первый раз пытаясь собрать осколки стекла голыми руками, когда один из клиентов уронил стеклянный контейнер в проходе между полок. Поэтому, прежде чем выйти, он берет с тумбочки аптечку, после аккуратно закрывая за собой дверь. Идя по коридору, он старается двигаться медленно и тихо, будто Дин — дикое животное, которое он боится спугнуть.
Может, это не такое уж неуместное сравнение. Как существо, попавшее в ловушку, Дин мог причинить себе вред.
Кастиэль замирает у двери, а потом осторожно хлопает по ней ладонью.
Ответа нет.
На этот раз он стучит костяшками пальцев.
— Дин? — произносит он в тишине.
— Я сказал, не сейчас, Кас, — голос Дина груб. Его страх всегда так быстро обращается гневом, будто нападение может уменьшить ощущение беспомощности.
Кастиэль открывает дверь.
И останавливается в проеме, пытаясь осознать открывшуюся картину. Лампа, обычно стоящая у кровати, сейчас валяется разбитой у двери.
Дин, должно быть, несколько раз ударил кулаком по стене, а потом бросил лампу через комнату, так как он, сидя на кровати, баюкает левую руку — ее костяшки обмотаны старой футболкой. На тумбочке стоит открытая бутылка виски (опустошена лишь на несколько сантиметров. Уже легче).
Дин исподлобья смотрит на Кастиэля.
— Ты что, глухой? — огрызается он, но голос надломлен. Кастиэль видит то, что скрывается за мрачным выражением — душа Дина тянется к нему, как огонь, пойманный ветром и старающийся освободиться. Как в ту первую ночь в мотеле, в Рексфорде. Тогда он спрашивал себя, не собирается ли Дин его поцеловать. Теперь он знает, что Дин этого не сделает. Позволить себе в такой момент испытать что-то кроме наказания — не стиль Винчестеров.
— Я слышал тебя, — говорит Кастиэль и идет вперед, чтобы сесть рядом с Дином на кровати.
— И ты решил, что настало идеальное время стать занозой в мой заднице? Не то чтобы ты раньше ею не был.
Кастиэль вздыхает.
— Дин, — говорит он, — прекрати.
— Прекратить что? — Дин сужает глаза. — Думать о более важных вещах и начать беспокоиться о своей речи, пока мой брат лежит в бессознательном состоянии в той долбаной комнате?
Его плечи напряжены, и он выглядит так, будто может ударить. Кастиэль игнорирует это и тянется к его поврежденной руке. Мгновение Дин противится, все еще сверля его взглядом, но потом позволяет прикоснуться..
Суставы ушиблены, кожа повреждена. Со всей нежностью, на какую способен, Кастиэль проводит большим пальцем по ссадинам. Дин морщится, боль — ее простая, физическая разновидность, хотя в последние недели Кастиэль узнал, что ее не стоит недооценивать — ярко вспыхивает в глубине глаз.
— Я имею в виду, что тебе нужно прекратить прятаться, — отмечает Кастиэль, чтобы отвлечь от неприятных ощущений. Он распрямляет сжатый кулак Дина, чтобы проверить, не сломаны ли кости. — Может, этого можно было бы избежать, если бы ты не скрывал все от меня? Или от Сэма? — Пауза. — Ты все еще скрываешь от меня.
Пальцы Дина дергаются, и Кастиэль видит, как он напрягается. На мгновение ему кажется, что Дин сейчас отпрянет, замыкаясь в себе, или сбежит. Затем Дин выдыхает, опуская глаза, его плечи поникают.
— Я уже говорил тебе, Кас: я знаю, что облажался. Не нужно напоминать мне об этом.
— Я не это имею в виду, — возражает Кастиэль, — Что бы ни случилось, я уверен, ты верил, что все делаешь правильно.
Он прерывается, чтобы отыскать в аптечке антисептические салфетки. Ждет, пока Дин встретится с ним взглядом. Когда этого не происходит, он распаковывает салфетки и начинает протирать порезы на костяшках, получая в ответ шипение и быстрый взгляд вверх. Кастиэль фокусируется на глазах Дина, а не на том, что за ними. Отличий не так уж и много. Они в любом случае отражают душу, мутные от непролитых слез и невысказанной мольбы.
— Я верю в тебя, — спокойно говорит Кастиэль. — Но как я могу помочь, если ты отталкиваешь меня?
На этот раз Дин все же отстраняется, отклонившись от Кастиэля и прижимая раненую руку к груди.
— Как ты можешь помочь, Кас, если я сам не могу? — спрашивает он. — Поверь, ты был первым, кого я позвал. После... после последнего испытания. Ты не мог помочь тогда и не можешь помочь сейчас.
Кастиэль знает, что это правда, но видит истинную причину этих слов: рефлекторная попытка Дина лишить себя утешения. Чтобы его оставили одного, так как считает, что заслуживает именно этого.
И прямо сейчас Кастиэль действительно начинает чувствовать, что помогает. Это болезненно, но необходимо, как прокалывание нарыва.
Со всей возможной осторожностью он тянется к руке Дина и снова берет в свои. Он заканчивает очищать раны и залепляет их узкими полосками лейкопластыря, как делал для него Дин в ночь после инцидента с Эфраимом. Должно быть, смена ролей не проходит мимо внимания Дина, так как через некоторое время напряжение его покидает, и он следит за работой Кастиэля больше с покорностью, чем с гневом.
Когда он заканчивает, Дин отнимает руку — на этот раз осторожно, не выдергивая, как будто хочет убежать — и подносит к глазам, критически разглядывая результат его стараний.
— Неплохо, — произносит он, и Кастиэль понимает, что это извинение.
Возможно, именно это дает ему мужество придвинуться чуть ближе, поднять руку и прикоснуться ладонью к лицу Дина, проводя подушечкой большого пальца по подбородку.
— У меня был хороший учитель, — шепчет он.
Дин с трудом сглатывает. На мгновение закрывает глаза, и его лицо искажается от горя. Если бы Кастиэль использовал лишь обычное зрение, он бы подумал, что совершил ошибку, отпрянул и оставил Дина наедине с его чувством вины.
Вместо этого он пододвигается еще ближе, поворачивает лицо Дина к себе, наклоняется и прижимается своими губами к его.
У Дина перехватывает дыхание. Он замирает, открывая глаза, и на секунду Кастиэлю кажется, что он отпрянет, несмотря на потребность, сияющую в глазах и полыхающую красным в душе.
«Пожалуйста,» — думает Кастиэль и пораженно понимает, что нуждается в этом так же сильно, как и Дин. Он не может исцелить прикосновением Сэма или слетать в прошлое и предотвратить то, что привело их сюда, но ему нужно, чтобы ему позволили делать то, что он может своими человеческими руками и человеческим сердцем. Дарить любовь.
Дин вздрагивает от прикосновения, но не из-за неприятных ощущений, а из-за облегчения, обычно наступающего после того, как опускаешь вниз тяжелый груз, дрожа от внезапной легкости в конечностях. И затем... затем Дин размыкает губы и отвечает на поцелуй. Он пробный, губы скользят друг по другу с мягкостью, непривычной им обоим.
Кастиэль осмеливается задействовать язык, Дин издает низкий, удивленный звук, а потом соглашается и следует его примеру. Его руки обнимают Кастиэля за талию, но Дин не придвигается ближе, просто держит, позволяя себя целовать.
Кастиэль не знает, чего ожидал. Когда он представлял себе этот сценарий, то всегда был тем, кто следовал за Дином, учился у него. Это абсолютно человеческий ритуал, который он хотел бы должным образом изучить. Но сейчас он понимает хрупкость момента. Понимает, что Дин не возьмет ничего, что ему еще не дано, потому что считает, что уже это намного больше, чем он заслуживает.
Поэтому Кастиэль решает действовать как можно осторожнее и нежнее. Мысль об этом кажется уверенной и твердой, такой же твердой, как Дин в его руках. Это то, с чем Кастиэль может работать. Возможно, он неопытен, но знает, чего хочет, и поэтому чувствует себя не таким беспомощным.
Он наклоняется вперед, прижимая Дина к матрасу, и тот позволяет. Его глаза плотно закрыты, внутри борются между собой цвета любви и вины. Розово-золотой и сине-фиолетовый. А еще там нежность, направленная на него. В этот момент кажется, будто Дин может распасться на части, расплескав душу по всей кровати, как перезрелый фрукт от слишком грубого прикосновения.
Кастиэль вынужден признать, что эта идея не лишена привлекательности. Ощущение прежней власти в руках, способности разобрать человеческую душу, прежде чем воссоздать обратно, находит отклик в той его части, которая хочет исцелить Сэма и одним взмахом руки возвратить все на круги своя. С той же частью, что хочет быть осторожной.
Не сейчас. Кастиэль отбрасывает эту мысль, позволив себе поверить, что для этого у них еще будет время, не задумываясь о том, насколько реально их совместное будущее.
Он скользит руками под рубашку Дина и начинает стаскивать ее с плеч. На краткий миг Дин замирает, ошеломленно глядя на него, затем вспоминает, что нужно дышать, и тянет руки из рукавов. Он обнимает Кастиэля за талию и крадется пальцами под подол. Дин молчит, но Кастиэль чувствует волны желания, заставляющие тело дрожать, каждый миг колебания, видит их в насыщенных красных и серых тенях, играющих на поверхности души, как рябь на глади водоема.
Кастиэль медленно поднимает руки Дина и стягивает через голову футболку. Она цепляется за подбородок, Дин издает звук, похожий на смешок, и Кастиэль чувствует, как отпускает напряжение.
Дин не улыбается, когда футболка снята, но и не жалуется, когда Кастиэль бросает ее на пол. Если бы он все еще хотел оттолкнуть Кастиэля, то зацепился бы за любой предлог для недовольства. Кастиэль воспринимает это как повод для надежды. Мгновение он сопротивляется искушению вновь поцеловать Дина, но сдерживается и всматривается в его лицо. Время и заботы нанесли новые морщинки, и он бледен из-за жизни в бункере, изолированном от солнца. Веснушки, проступающие на коже при солнечном свете, кажутся далеким воспоминанием, под глазами залегли темные круги.
Он по-прежнему прекрасен.
Кастиэль прижимает ладонь к груди Дина, прямо над сердцем, чувствуя очертания мышц. Даже после стольких лет сражений кожа там гладкая и нежная. Дин вздрагивает от прикосновения, его глаза расширяются. Он приподнимает руку — как будто собираясь положить ее поверх ладони Кастиэля и удержать там — но в последнюю секунду отдергивает ее, сжимая в кулак.
Долгое время их прикосновения были товарищескими или продиктованными необходимостью. Объятия после длительной разлуки, хлопок по плечу после боя, пальцы, прижатые ко лбу, и благодать Кастиэля, пронзающая тело Дина на секунду, требующуюся для лечения. Несмотря на отчаянье ситуации, есть что-то прекрасное в том, что ему разрешено любоваться им, с благоговением касаться, что он не имел ни времени ни возможности делать раньше.
На лице Дина вспыхивает румянец и спускается вниз, к груди, в душу темной нитью вплетается смущение. Границы того, что Дин согласен себе позволить, трудно преодолеть. Допускаются нежность и желание утешить, но, почувствовав себя объектом восхищения, он может захотеть сбежать. Кастиэль уступает и целует его снова, долго и медленно, прижав обратно к кровати и устраиваясь между ног. Он покачивает бедрами и чувствует сквозь джинсы, что член Дина уже наполовину твердый. Дин стонет тихо, хрипло, издавая совершенно непривычные для него звуки.
Кастиэль немного приподнимается, чтобы взглянуть на него. Дин тяжело дышит, покрасневшие от поцелуев губы приоткрыты. Он выглядит немного удивленным, будто только сейчас осознал, что лежит полуголым под Кастиэлем.
«Это хорошо,» — думает Кастиэль. Если Дин сейчас с ним — он не похоронен в глубинах сознания, упиваясь виной. Он не прячется.
В ответ на его взгляд губы Дина растягиваются в слабой улыбке. Кастиэль видит ее такой, какая она есть: след его обычной бравады, которую, по мнению Дина, он должен чувствовать в подобных ситуациях. Руки Дина опускаются на плечи Кастиэля, а потом переходят вперед, начиная расстегивать верхние пуговицы рубашки.
На мгновение Кастиэль замирает и просто наблюдает за Дином, за спектром цветов, клубящихся в его душе. Дин наклоняет голову, когда Кастиэль встречается с ним взглядом, тяжело моргает и снова фокусируется на своей задаче.
— Дин.
Дин поднимает на него взгляд, в глубине души колышется легкая растерянность, переливаясь светом и тьмой. Кастиэль нежно, но твердо берет его руки и прижимает к матрасу по обе стороны от головы. Дин вновь моргает и облизывает губы.
— Кас, — это первое слово, что он произносит с тех пор, как они поцеловались. Голос низкий и прерывистый.
— Позволь мне сделать это, — просит Кастиэль. Уверенность в собственном тоне удивляет. — Позволь позаботиться о тебе.
Адамово яблоко Дина дергается, когда он сглатывает, но отказа нет, и это единственный ответ, необходимый Кастиэлю.
Затем Дин вновь встречает его взгляд.
— Но если мы сделаем это... — говорит он. — Если действительно собираемся это сделать, ты не думаешь, что тебе следует раздеться? — неуверенная улыбка возвращается, и Кастиэлю хочется сцеловать ее с этих губ.
Он склоняет голову набок.
— Тебя это беспокоит?
— Думаю, нет, — качает головой Дин, но душу омрачает сомнение. Кастиэлю требуется секунда, чтобы понять.
Он может видеть гораздо больше в Дине, чем Дин в нем, внешне и внутренне. Есть что-то первобытно-привлекательное в том, что Дин распростерт под ним полуголым, пока он остается одетым, но сейчас им необходимо другое.
Дин не должен чувствовать себя одиноко, и Кастиэлю нужно дать ему это.
Он наклоняется, вновь целуя Дина, медленно и сладко, а затем отстраняется, чтобы расстегнуть следующую пуговицу. Опускает голову для еще одного поцелуя. Другая пуговица. С каждым движением Дин все больше расслабляется, его душа раскрывается и наконец светлеет, когда Кастиэль сбрасывает рубашку и прижимается своей грудью к его. Дыхание застревает в горле, когда он голой кожей чувствует пульс Дина.
Кастиэль ласкает его тело ладонями, касаясь всего, до чего может дотянуться, спускается губами вниз по шее, к плечам, вырывая стон, нежно целует обратную сторону запястья, получая в ответ почти удивленный вздох. Может, у него и небольшой опыт в человеческой любви, но желание Дина придает уверенность, и он следует инстинктам, делая то, что ощущается правильным. Кажется естественным потянуться вниз, начиная неуклюже расстегивать их джинсы, пока блестящие от пота и пред-эякулята члены не соприкасаются. Оба тяжело дышат.
Кастиэль подается бедрами вперед. Постепенно внутри разгорается пожар, члены трутся друг о друга, и при виде того, как Дин выгибается под ним — мышцы напряжены, с губ вздохом срывается «блядь...» — перехватывает дыхание. Кастиэль пытается поддерживать медленный ритм, но долго не выдерживает, и темп толчков увеличивается. Дин рвано двигается навстречу, шепча длинный перечень проклятий, заканчивающийся именем Кастиэля, когда он замирает и выплескивается горячим и липким между ними.
Когда Дин кончает, его глаза в шоке распахиваются. Уже почти не контролируя себя от желания, Кастиэль накрывает губами его рот и жестко целует, вжимаясь в него один раз, второй, и его сперма разрисовывает живот Дина. Руки Кастиэля дрожат, когда он изо всех сил старается удержаться на весу.
***
После, пока Кастиэль пытается справиться с дыханием, в душу закрадываются легкие сомнения. Однако где-то в глубине он ощущает иное. Он смотрит на свои руки, на Дина, лежащего под ним, и впервые со дня падения чувствует уверенность.
Дин все еще смотрит на него широко открытыми глазами. Та часть его души, что открылась, еще не захлопнулась обратно.
Дин приподнимается на локтях — он тоже слегка дрожит, и что-то в глубине Кастиэля отмечает это с гордостью.
— Нам нужно вытереться.
Кастиэль кивает и свешивается с кровати, пытаясь дотянуться до ближайшей детали скинутой одежды. Это оказывается его рубашка. Ее в любом случает следует постирать — рассеянно отмечает он. Вряд ли Дин возмутится, если он одолжит у него какую-нибудь одежду. Кастиэль медленно взбирается обратно на кровать, сбрасывая по пути джинсы, и укладывается рядом с Дином, ожидая, пока тот вновь не откинется на подушки. При взгляде на него внутри оседает грусть. Как бы он хотел, чтобы они так здесь и остались.
Он переводит дыхание.
— Ты должен рассказать мне, что произошло.
Мучительно видеть, как душу Дина омывает боль. Страх и чувство вины приглушают ее цвета.
Это необходимо — напоминает себе Кастиэль. Исцеление человека сопровождается болью.
Видимо, Дин тоже это понимает, потому что через некоторое время, смирившись, он встречается с Кастиэлем взглядом.
— Да, — говорит он. — Да, думаю, должен.
***
К тому времени, как Дин заканчивает свою историю, прежнее расслабленное состояние его полностью покидает. Закутавшись в одеяло, он, сгорбившись, садится в изголовье кровати, избегая взгляда Кастиэля.
Кастиэль хочет снова его коснуться, но сдерживается. Дин сказал ему правду, и сейчас что-то новое, лихорадочно-яркое сияет за стыдом в его душе. Он не успокоится опять, не позволит себе расслабиться, по крайней мере, пока они не найдут хоть какой-то способ помочь Сэму. Это Кастиэль может понять.
— Таким образом, — заключает Дин, в защитном жесте скрестив на груди руки, — я облажался. Теперь... — он прерывается, качает головой. — Я порчу все, к чему прикасаюсь, дружище.
Кастиэль почти невесомо кладет руку ему на плечо.
— Ты должен был сказать Сэму, — соглашается он. — Должен был сказать мне. Но я понимаю, почему ты этого не сделал.
У Дина вырывается низкий, горький смешок.
— Да, ну, — говорит он, — ты дважды попадал в яблочко, когда дело касалось доверия не тому парню. Так что, знаешь, не могу сказать, что меня это успокаивает.
Метатрон. Кроули. Дин говорит правду, и от этого Кастиэлю больно. Но он видит сожаление — сине-фиолетовое, как небо после заката — вспыхивающее в душе Дина в тот момент, когда слова срываются с его губ; понимает и прощает.
Он берет здоровую руку Дина в свои.
— У тебя не было лучшего выбора, — уверяет он. — И тебе солгали, — он опускает взгляд на их соединенные руки. — Я тоже несу часть ответственности, я поручился за Иезекииля. Не подумал допросить его, хотя лучше кого-либо должен знать, что ангелы лгут.
— У тебя были свои проблемы, Кас, — возражает Дин. — Черт, и до сих пор есть, — он поднимает взгляд. — Как вообще у тебя с этим? Все еще болит голова? Видел других монстров?
Кастиэль позволяет ему сменить тему.
— Да, вообще-то да, — признается он. — На меня напал вампир, — касается повязки на шее. — Так я заработал это.
Дин пристально смотрит на него. Его душу наполняет стыд — стыд, что до сих пор не заметил или вообще позволил этому произойти. Кастиэль видит, как он пытается скрыть его за сердитым взглядом.
— Когда это произошло? Почему ты не позвонил?
— Позвонил, — Кастиэль хмурится, вспоминая о борьбе за свою жизнь в том переулке и о том, как был близок к смерти. — Это случилось прошлой ночью. Я позвонил, как только смог одолжить чужой телефон.
— И Сэмми ответил, — поникнув, вздыхает Дин.
Кастиэль может только кивнуть и сжать его руку. Воспоминания нарушают наступивший покой, и он пытается его удержать, найти путь обратно в это ядро спокойствия.
— Кас? — пальцы Дина касаются его лица, и он удивленно поднимает голову, встречаясь с ним взглядом. — Слушай, дружище... прости. Я должен был спросить раньше. Я просто...
— Я понимаю, — говорит Кастиэль. — Ты не должен волноваться обо мне.
Дин хмурится.
— Кас... ведьма применила к тебе свою силу. Это никогда хорошо не заканчивается. Другой ботинок однажды упадет.
— Возможно, — соглашается Кастиэль. — Но как насчет сейчас? То есть, я могу помочь. Я способен видеть монстров. И души. Я готов жить с этим, пока могу быть полезным.
— Ты не должен... — Дин прерывается. — Ты можешь видеть души?
— Да, — Кастиэль, чувствуя, как засосало под ложечкой, изучает лицо Дина в поисках признаков боли и предательства. Он не может это контролировать, мог, когда был ангелом, но все происходит сейчас, и Дин все еще может счесть это вторжением в частную жизнь. Особенно учитывая, как близки они только что были.
Но Дин выглядит лишь задумчивым.
— Когда Ие... Гадриэль появился в больнице, он сказал, что не может сделать это обычным способом... ну, знаешь, — он поднимает руку и прикладывает два пальца ко лбу Кастиэля, имитируя его старый исцеляющий жест. — Он сказал, что придется лечить Сэма изнутри. Что ущерб не только физический. Думаешь, это была не ерунда?
— То, что произошло, когда он ушел, заставляет предположить, что он что-то делал, чтобы помочь Сэму, — говорит Кастиэль. — И душа Сэма казалась... тусклой.
Дин хмурится.
— Как думаешь, если сможешь взглянуть поближе, может, выяснишь, что с ним?
Кастиэль склоняет голову набок.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он. — Взглянуть поближе?
— Ты посещал раньше мои сны, — Дин делает паузу. — Ты мог тогда видеть мою душу? Как бы изнутри?
Кастиэль кивает и видит темную волну страха, окрашивающую душу Дина. Он не проявляется на лице, но этого чувства следовало ожидать. Конечно, Дин думает, что его собственной внутренней сущности следует стыдиться.
Он подносит руку Дина к губам и целует в ладонь. Секунду Дин смотрит на него, кажущийся открытым и растерянным, как раньше, и, ох, как бы Кастиэль хотел, чтобы у них было на это время.
Затем Дин приходит в себя и произносит охрипшим голосом:
— Что, если мы достанем тебе Африканский сонный корень? Он помогает людям бродить во снах. Ты сможешь заглянуть в душу Сэма и выяснить, что случилось.
— Это возможно, — говорит Кастиэль. — Но я все еще не могу его исцелить. Я лишь вижу разные вещи. Я не могу... — он замолкает, глядя на свои бесполезные человеческие руки.
— Это лучше, чем ничего, Кас, — в глазах Дина мольба. — Возможно, мы сможем что-то придумать.
Звучит так, будто он сам в это не очень верит. Тем не менее, Кастиэль соглашается, что нужно сделать хоть что-то, каким бы незначительным оно ни было.
Он вновь находит руку Дина своей и переплетает их пальцы.
— Конечно, — говорит он, — я попробую.
***
Кастиэль посещал сны Сэма реже, чем Дина, и это место ему незнакомо.
Он находится среди деревьев. Пейзаж блеклый. Выглядит как поздний вечер, незадолго до полного захода солнца. Кастиэль несколько раз моргает, чтобы воображаемые глаза приспособились к воображаемой темноте Сэма.
В бункере его тело лежит в спальне Дина — второпях убранной перед началом, — и за ним присматривает Кевин, а Дин сидит у постели Сэма в соседней комнате. Кастиэль помнит, как лег на матрас, как на миг его ослепили два ярких пятна от верхней лампы и беспокойства в душе Кевина, прежде чем он закрыл глаза. Когда он начал проваливаться в сон, головная боль вернулась.
Здешний тусклый свет приносит облегчение, но Кастиэль боится того, что он предвещает.
Постепенно он начинает различать ландшафт. Впереди короткая дорога, ведущая к деревянной хижине — что-то подобное Дин и Сэм иногда используют как убежище во время охоты. Кастиэль еще раз оглядывается вокруг и идет по дороге к двери.
— Сэм!
У дальней стены разожжен камин, по обе стороны от него стоят два кресла. Сэм, напряженно выпрямившись, сидит в одном из них, руки лежат на бедрах, лицо кажется отстраненным. Хотя вся обстановка — отражение души Сэма, Кастиэль и здесь видит ее свет, как если бы находился в реальном мире. Он слабый, едва видимый, колышется и тянется вверх, словно пламя свечи на ветру. Похоже, Сэм не услышал окликнувшего его Кастиэля.
— Сэм? — снова зовет Кастиэль и подходит, наклоняясь, чтобы оказаться в его поле зрения. Когда Сэм не реагирует, Кастиэль машет рукой перед его глазами.
Сэм моргает и поднимает взгляд. Движения медленные, в них сквозит усталость.
— Кас? — произносит он. — Что ты здесь делаешь?
Кастиэль садится в противоположное кресло и наклоняется вперед.
— Я пришел, чтобы найти тебя, — отвечает он. — Ты помнишь, что случилось?
Сэм хмурится, душу омрачают болезненные зеленые и желтые оттенки — цвета старых синяков. Когда он смотрит на Кастиэля, на лице проступает выражение тревоги.
— В каком-то роде, — говорит он. — Я помню это место, — он делает паузу. — Но не помню воспоминаний о нем. Это имеет смысл?
— Это сон, — говорит ему Кастиэль. — Ты сейчас без сознания. Тебе снилось что-то похожее раньше?
— Да, — медленно отвечает Сэм, — да, я был здесь. Было светло. И со мной был Бобби. И Дин. И... кто-то еще.
— Ангел, — подсказывает Кастиэль, и Сэм смотрит на него.
— Ангел? — переспрашивает он. — Нет, тебя здесь не было.
— Не я, — говорит Кастиэль, растягивая губы в болезненной улыбке. — Я больше не ангел. Я говорю о Гадриэле... Иезекииле, как он называл себя тогда. Ангел, который, — он прерывается, понимая, что глаза Сэма вновь устремлены вдаль.
— Смерть, — низким голосом говорит Сэм. — Смерть был здесь. Он пришел за мной. Я собирался пойти с ним. Я хотел пойти с ним, — он бросает на Кастиэля растерянный взгляд. — Почему не пошел?
Кастиэль вздыхает. Отчасти он надеялся, что Сэм будет помнить, и ему не придется объяснять.
— Дин, — говорит он, — он спас тебя.
Сэм по-прежнему выглядит растерянно.
— Как? Я имею в виду, это же Смерть.
— С помощью ангела, — объясняет Кастиэль. — Меня там не было. Я уже стал человеком. Поэтому Дин заключил сделку с другим.
— Я не помню, — говорит Сэм.
— Попытайся, — Кастиэль наклоняется вперед, кладя руку на плечо Сэма. — Что случилось, когда ты последний раз был здесь? — некоторые сны могут казаться реальнее, чем бодрствующий мир (возможно, так оно и есть. В конце концов, архитектура Небес — это не более чем нагромождение снов).
Сэм молчит, вспоминая. Кастиэль видит, как блеклые цвета его души сменяются насыщенным, задумчивым синим. Затем темнеют.
— Дин, — произносит Сэм, — он был здесь. Говорил мне бороться. Не знаю, по какой-то причине он очень старался добиться, чтобы я сказал «да», — он останавливается. — Другой ангел, — его глаза расширяются. — Дин обманул меня. Обманом заставил разрешить какому-то другому ангелу овладеть мной, — тело Сэма поникает, будто из него высосали весь воздух. — Все это время он врал мне, — горечь от предательства темным дымом окутывает поверхность души.
Кастиэль сжимает его плечо.
— Гадриэль пригрозил уйти, если он расскажет тебе, — говорит он. — Пригрозил, что позволит тебе умереть. Дин не знал, что ему не следует доверять. Ангел тоже солгал, Сэм.
Сэм дергается, отстраняясь от прикосновения Кастиэля.
— Да, ну, прости, если я не хочу посылать ему цветы.
— Сэм... — начинает Кастиэль, но потом замолкает. Ему трудно винить Сэма за эту реакцию. Даже в чрезвычайных ситуациях жесткое правило, касающееся получения согласия, остается неизменным. Причина, по которой он иногда рад, что Джимми Новак мертв.
Но сейчас у него нет времени объяснять.
— Я знаю, что ты злишься, — говорит он. — У тебя есть на это полное право. Но ты все еще в опасности.
Сэм горько улыбается.
— Мы всегда в опасности, Кас. Если бы я ожидал, пока не станет безопасно, чтобы рассердиться, я бы никогда не вышел из себя, узнав, что Санта не настоящий.
Кастиэль пристально смотрит на него.
— Но ты не можешь хотеть... — говорит он, а затем резко замолкает:
От души Сэма отделяется струйка света, плывет в сторону окна, а потом вылетает из него, бледная, как дыхание на морозном воздухе. Душа Сэма чуть темнеет.
Следуя за пучком света, Кастиэль останавливается у окна и выглядывает наружу.
Среди деревьев просека, и через нее он может видеть небо. Сейчас оно темное, почти безоблачное, чуть выше деревьев ярко светит луна, похожая на серебряную монету.
В небе дыры.
Огромные разрывы, будто оставленные когтями некого вцепившегося в мир зверя, а также крошечные вмятины и практически истончившиеся потертости. За ними пустота, от которой замирает сердце.
Свет поднимается, зависает в небе бледно-серебряной дымкой, а затем просачивается через одну из огромных прорех в ткани сна Сэма. Его души. Это кровотечение света, медленное, но верное. Кастиэль хватается за подоконник, чтобы не упасть, и когда опускает глаза, видит, как побелели костяшки пальцев.
Посмотрев еще раз, он замечает, что некоторые повреждения отремонтированы. Бледные полосы пересекают небо, как следы от пролетевшего самолета. Как шрамы. По крайней мере, Гадриэль сделал что-то хорошее. Судя по их длине, там должны были быть места наибольших повреждений.
Но Гадриэль сделал недостаточно.
Кастиэль поворачивается обратно к Сэму.
— Ты все еще можешь умереть.
Сэм смотрит на него, его лицо очень спокойно.
— Может, я должен был еще в первый раз.
— Ты должен был сделать много вещей, — замечает Кастиэль. — Раньше это никогда не было достаточно хорошей причиной.
В ответ он получает слабую улыбку.
— Возможно, — но потом улыбка исчезает, и Сэм пожимает плечами. — Я до сих пор не вижу, как освободиться от этого. Если даже могу.
Его душа мутнеет, окрашиваясь в темно-синий цвет скорби, но поверхность спокойна. Кастиэль с отчаяньем смотрит на нее, пытаясь найти слова, способные убедить Сэма попытаться проснуться. Он знает, что недостаточно просто покинуть этот сон, но если Сэм окажется в реальном мире, примирится с братом и будет среди любящих его людей, он сможет найти в себе волю к поиску лечения.
Слова не приходят. Прежде чем Кастиэль успевает их придумать или хотя бы попрощаться, хижина вокруг него начинает исчезать. Сэм постепенно тает, и когда Кастиэль тянется, чтобы схватить его за руку, его ладонь проходит сквозь него, как сквозь воду.
Следующее, что он видит — это потолок в спальне Дина и Кевина, стоящего над ним:
— Ты в порядке?
Он садится, с трудом сглотнув.
— Да, — говорит он, — спасибо, — в коридоре раздаются шаги, и в дверях появляется Дин. Он бледен, душа наполнена тревогой и усталостью, и Кастиэль сожалеет, что не умеет лгать. — Я в порядке. А вот Сэм нет.
