Пробовать должен каждый

Phoebus: Citizens of Paris! Frollo has persecuted our people, ransacked our city! Now he has declared war on Notre Dame herself! Will we allow it?!? Crowd: No!!! Фэб: Жители Парижа! Фролло преследовал наших людей, он разграбил наш город! Теперь он объявил войну Нотр-Даму! Позволим ли мы это? Толпа: Нет! «Горбун из Нотр-Дама», 1997

Французы очень любят революции. Потому что они любят строить баррикады. Наверное, это такая хорошая возможность избавиться от ненужных вещей. Этим вечером они избавились от многих ненужных вещей, чтоб им пусто было! Дорога к набережной напоминала трассу для бега с препятствиями. Одна, две три – и на этом кладбища домашних вещей, похоже, не кончались. Самая маленькая «барри» доходила мне до плеч. До плеч в моем нынешнем облике. Я лишь смутно узнавала очертания составных частей: детский трехколесный велосипед, старая ванна, кухонный шкаф. Увенчано все это было огромным фикусом в кадке. Понятно, что летающим машинкам читаури такие курганы не помеха. А вот наземным частям Красного Черепа… И кто это в этом квартале такой умный? Серая пуговка на груди дрогнула, как второе сердце: Сесси серебристым дымком выпорхнула из клетки и уселась на самом верху баррикады. - Проблемка? - Пути объезда есть? - Есть! Потеряешь полчаса и намотаешь с десяток лишних километров. - Я же здесь не пролезу! - Угу! Для этого они и строились, чтобы сдерживать конно-пешие отряды. Я скрипнула зубами: устраивать второе цирковое представление ох как не хотелось! А лошади летать не умеют! Ругаясь сразу на трех языках, я полезла наверх. Домашняя утварь сползала вниз, переворачивалась и била по ногам. - Расстояние до цели? - 500 метров. И … Вера? - Что? - Там локальный военный конфликт. Драка, одним словом. В общем, он там не один. - Как это? Можешь… а что ты можешь?… - Могу дать звук, могу картинку. С военного спутника. – Сесси повисла в воздуха, как элегантное азиатское приведение. - Давай и то, и другое. Сессии вспорхнула повыше, поправила микрофон у рта, раскинула руки в стороны, превращаясь в огромный полупрозрачный экран. Картинка показала землю из космоса и сразу ринулась вниз, так что у меня засосало под ложечкой. Я видела Париж с высоты птичьего полета, потом опускалась все ниже и ниже. Мелькнула громада Собора, потом как паутинки побежали в разные стороны улицы. Большая часть были пустыми и только на некоторых были видны темные пятнышки толпы. Почти везде серые линии улиц были перечеркнуты бурыми полосками баррикад. Я преодолела гребень «горного» хребта и заскользила вниз, притормаживая задними копытами. Земля стала ближе, уже можно было четыре лини баррикад, драка шла у самой последней. Обороной горожан руководил худенький паренек в старомодной коричневой куртке с красно-сине-белым щитом в руках. Его светлая макушка мелькала то тут, то там. Он распоряжался вопросами оборонами, подбадривал защитников, распределял боеприпасы. В ход шли цветочные горшки, продукты, рулоны обоев, даже старые хлопушки. Капитан Америка был великолепен в новом амплуа. На нем не было пестрого геройского костюма, который все равно висел бы на нем, как на вешалке, и со своим щитом Стив Роджерс напоминал сумасшедшего фаната, а никак не Первого Мстителя. Щит стал «броней» маленького отряда. Быстро перемещаясь вверх-вниз, Стив прикрывал свой маленький отряд от пуль. Они отскакивали, как бабочки, наткнувшиеся на стекло лампы. Легкий, подвижный, Капитан был похож на Гавроша, героя французской революции. Только пистолета в руке и сумки для патронов не хватало. И они держались. Держались, рассекая отряды неприятеля пополам неожиданными вылазками из подворотни, держались, окатывая неприятеля из брандспойта, сбивая на землю космических монстриков читаури при помощи булыжников и метко пущенных водяных струй. Конечно, это было глупо противостоять вооруженными противнику средствами рассерженной домохозяйки. Но кто сказал, что в войну побеждает здравый разум? Войну выигрывают хулиганы. Я съехала с первой баррикады и с размаху врезалась в картинку, пролетев ее насквозь. Экран мигнул и на нем появилось хмурое лицо сестры. -Больше так не делай, ладно? -Прости, ножной тормоз не сработал. Трансляция продолжилась, только теперь Сесси выбрала другой ракурс, словно я стояла рядом с баррикадой и смотрела снизу вверх. К моему удивлению, на вершине горки стояли уже двое. - Сесси, кто это с ним? Можно приблизить? Экран дрогнул, зарябил. Рядом со Стивом Роджерсом стоял Иоганн Шмидт, Красный Череп. До этого дня я часто произносила его имя, еще чаще слышала, как о нем говорили другим, но ни разу не видела. Так вот он какой, союзник Локи! Потомок Нибелунгов, истинный ариец во плоти! Жуть какая. Внезапно Шмидт посмотрел вниз, прямо мне в глаза, словно почувствовал любопытный взгляд. Я сжалась. Они стояли друг напротив друга. Светлая голова едва доставала до черно-кожаного плеча. Со стороны казалось, что они ведут мирную беседу. Только время от времени Шмидт поднимал правую руку и стрелял – почти, не целясь в упор. И Капитан Америка синхронно вскидывал щит. *** Вторая баррикада была ниже первой и, выбрав место, я даже смогла ее перескочить. Я начинала входить во вкус. *** И тут ворвался звук. - Что, капитан, пилюли хваленого доктора перестали действовать? Я всегда знал, что этим евреям нельзя доверять. – выстрел. Как точка в конце разговора. - Все в мире относительно, как сказал Эйнштейн - металлическое звяканье. - Я же говорил, что не люблю евреев. *** Третья баррикада щетинилась зубьями граблей, кроме всего прочего, на ее вершине был водружен рояль. Как желанная цель, над вершиной ее завис полупрозрачный квадрат. *** - Вы, кажется, не унываете, капитан. Ах да, ваша нация вообще славится оптимизмом. Потому что только безнадежные оптимисты могут преодолеть километры океана, чтобы принести в Новый Свет все пороки Старого. – выстрел. - Ошибаетесь, гер Шмидт. Мы успели придумать новые. Фастфуд, Диснейлэнд и Аллею звезд. – дзинь. - Надежда – это утешение для слабаков. Как ребенок, который надеется, что Санта Клаус принесет ему подарок, хотя весь год он себя плохо вел. Как влюбленный идиот который верит, что девушка, прождавшая его 70 лет, ни разу ему не изменяла. – выстрел - В вере есть свои плюсы. Она остается тогда, когда потеряно все остальное. - дзинь - Если вера - это все, что у вас есть, то я вам не завидую, капитан. –выстрел - Едва ли я мгу позавидовать вам, гер Шмидт. Вы ушли от канона мужской красоты еще дальше, чем я. – дзинь. Отбил. - Наглый мальчишка! – выстрел. - Нацист-неудачник! - Вы меня не боитесь? Не боитесь потомка воинственных ариев, некогда правивших Европой? - Мужество-это просто упрямство особого рода. А мне уже говорили, что я упрямый парень. Пистолет щелкает впустую. Шмидт отбрасывает его и достает второй. *** Они были так близко, что если бы я крикнула, они бы услышали меня. А может быть и нет. Еще шаг, еще один. Почему так медленно? Взгляды, которые я бросала, на экран мешали мне продвигаться вперед, отвлекали. Но я не могла иначе. И упрямо продолжала топтаться на конских неуклюжих ногах, преодолевая свою вершину. Потому что мужество-это просто упрямство особого рода, ведь так? *** Череп опускает пистолет. - И все-таки мы должны быть на одной стороне. Мы дети прошлого века, капитан. Мы еще верим в ценности, которые для современного человека пустой звук. Неужели Железный человек поверит в Лигу Наций? Ему приятнее шелест купюр. Или в то, что Кларк Гейбл расстался с карьерой успешного киноактера ради своей страны?* Да сегодняшний киногерой рассмеялся бы тебе в лицо. Наш мир мертв. И мы может его воскресить. Отступая, Стив Роджерс легким прыжком взбирается выше. - Ты хочешь выступить в качестве нового Мессии? Или в качестве Смерти? Что ж, типаж у тебя теперь подходящий. - У тебя появилось чувство юмора, капитан. - Мы много тренировались в казармах. И потом: кто водится с Мстителями, тот в цирке потом не смеется. Череп взвешивает на руке пистолет. - А ведь я мог бы отправить тебя обратно в твое время. Тессеракт может и такое. Подумай. Пегги все еще молода и прекрасна, Говард Старк жив, а его циничный сыночек еще даже не родился. Второй шанс прожить свою жизнь. И я дарю его тебе. Стив опускает щит. На одну секунду. *** Я стояла так долго, что успела до колен погрузиться в эту груду мусора и теперь дергаю по очереди ноги так, что вся куча содрогается, и рояль испуганно звенит при каждом моем движении. А эти двое все еще молчат. *** - Времена не выбирают, Шмидт. – тихо говорит Капитан Америка. – В них рождаются и умирают. Мое время умерло, а я родился вновь. - Сейчас ты сама смерть, Череп, а в лицо смерти я уже смотрел, – и он отсалютовал своим щитом. - Тогда завершим то, что начали 70 лет назад. По простому, врукопашную. Или ты боишься? – Череп протягивает ему руку, Стив шагает навстречу и их четкие силуэты исчезают из виду. *** - Сесси, что случилось? - Вероятно, они сменили местоположение. Сейчас, сделаю корректировку. – Сесси подносит руку к микрофону. Быстрая черная тень спускается сверху и обсыпает нас веером огненных выстрелов. Ее привлекло мерцание Сесси. Я выдергиваю ноги, куча с противным чавканьем отпускает меня и я больно плюхаюсь боком о землю. Омерзительно воняет горелая проводка. Это выстрел попал в неоновую вывеску, она лопается и оголенные провода проходит через Сесси. Моя сестренка болезненно вскрикивает и закусывает пухлую губку, словно от боли. По подбородку струится что-то розовое. Ее изображение мерцает и гаснет, дробится на части. Голос убыстряется до комариного писка, потом становится басовитым. Отдельно мелькают в воздухе голова, руки, ноги. - Перепад напряжения, сбой в системе. Перезагрузка. – с легким шелестом ее затягивает в «пуговку», словно в серую воронку. Пуговка немедленно нагревается, словно у той, что внутри, подскочила температура. - Сесси! Сестренка, держись! – Мой анти-технический разум молчит, да и кто знает, как лечить компьютерных сестричек. Я машинально щупаю карманы, натыкаюсь на стеклянную бутылочку лекарства. НЕ то, не то! Что-то жесткое и холодное падает мне в руку. Очки доктора Беннера! Футляр у них тяжелый, плотный, словно Брюс сделал его из титана. А какой еще материал выдержит лапищи Халка? Я вынимаю футляр и бережно кладу в него пуговку с Сесси внутри. Словно куколку в игрушечную кроватку. - Отдохни, сестренка! Я вернусь за тобой! Обязательно! Постанывая и хромая, дотягиваюсь до рояля на вершине баррикады. Футляр прячу под крышкой. - Друг, сохрани ее! У меня больше не осталось родственников на этой земле! Рояль изгибается и слегка урчит, как большая добрая собака. Боль в ногах и спине остается позади, она не успевает за мной и, жалобно попискивая, плетется сзади. Хвост летит по ветру, я бегу вперед, с размаха бью грудью зазевавшегося солдата в каске, подпрыгиваю, ловлю возвратившийся, чтобы добить нас, катер читаури, он переносит меня через последнюю, четвертую баррикаду, но не выносит моей тяжести и клонится к земле. Почувствовав опору под ногами, я с размаху швыряю нелепую космическую игрушку об стену. За сестру, гад! За четвертым барьером темная улица вливается в площадь на набережной. Финиш. Свет невыносимо ярок. Как свет в конце туннеля. Закрыв глаза, как сонная осенняя муха, я выползаю из темноты. Солнце. Я так отвыкла от солнца. А оно, лукавое и равнодушное, играет на волнах, желтыми пятнами ложится на широкую набережную. Бесконечную плоскую равнину. И в этой бесконечности, ограниченной каменным парапетом, а за ним - серой громадой Нотр-Дама я вижу две фигуры: высокая, в черном и маленькая. Пистолеты давно забыты, они бьются врукопашную. Череп теснит Капитана к воде, но его удары гасятся инерционной силы вибраниума. Близость цели заставляет расслабить напряженные мышцы. Боль только этого и ждет: она запрыгивает мне на спину. Она гладит мой затылок костлявыми пальцами и шепчет: как же ты устала, отдохни, зачем ты полезешь в эту драку? «Заткнись, дура!». И я бегу, бегу к ним навстречу, нелепо широко раскинув руки. А может мне только кажется, что я двигаюсь? *** Тело помнит все. Оно помнит, как приседать, как прыгать, как уклоняться. Что с того, что силы стало меньше? Кто сказал, что выигрывает всегда сильный? Они кружатся вокруг друг друга, два старых соперника, более близкие друг другу чем все обитатели мира – и бесконечно далекие. Сама смерть и воплощенная юность. Джеймс Крюк и Питер Пэн. Красный Череп и Капитан Америка. Обманным движением Иоганн Шмидт уходит влево, Капитан принимает его маневр и делает выпад. Но там пустота, и он спотыкается, кувыркается через голову встает на ноги. Щит, звеня, отлетает в сторону. Кто сказал, что выигрывает честный? Он бьет его ногами и Капитан, перекатываясь, уворачиваясь, отходит все дальше. Все ближе к воде. - Посмотри вниз, капитан. Вниз. Ты помнишь это? Холодная вода, ночь, темнота. 70 лет одиночества. Как, ты тогда ничего не почувствовал? Тогда мы повторим этот фокус. Но сейчас уже некому будет тебя найти. Щиты, знаешь ли, не умеют плавать. *** Он поднимает руку, черный плащ вздымается и опадает. Взрыв, летят камни. А когда он опускает руку, я вижу, что набережная пуста. Вторая фигура исчезала. В каменном теле парапета зияет дыра. Шмидт поднимает щит и вертит его в руках. Улыбка медленно зарождается в одном уголке рта и ползет к другому. - Ступай за хозяином, верный друг. Может быть, через пару сотен лет найдется рыцарь, который достанет Щит из озера. Если тогда еще будут рыцари. Но Шмидт не успевает даже улыбнуться. Он вообще больше никогда ничего не успеет. Потом что над ним стою я. На каждое его движение, каждый вздох я плотнее сдвигаю колени. Лошадь животное тяжелое, знаете ли. Щит, звеня, откатывается в сторону. Он хрипит от натуги, и я чувствую, как похрустывают от напряжения его кости. Плевать! - Молчи. Сейчас ты будешь молчать – я поднимаю правую руку, и кулак обрастает роговыми бляшками с острыми шипами. Один удар размозжит ту противную красную маску, проткнет его насквозь и наткнется на камни мостовой. А ведь я могу еще и не торопиться. Чтобы растянуть удовольствие. Он и вправду молчит. Смотрит темными глазами и молчит. Я оскаливаю зубы и шиплю. Костяшки сводит от приятной тяжести. Вот сейчас! Боль сидит рядом на парапете и улыбается, скаля гнилые зубы. Она тоже ждет. Я заношу руку для удара. Сейчас принцесса отомстит дракону за своего принца, сейчас он исчезнет в куче грязных кровавых ошметков, и я увижу, как алые капли полетят в воду, смешиваясь с Сеной. Как же часто французы топили здесь свое горе! Река всех принимает: от императоров до ночных бродяг. Вода все спишет. Вот почему города всегда строили на реках. Чтобы в случае чего… Рука взвивается в воздух, Иоганн Шмидт закрывает глаза. Словно больная совесть звенит большой колокол Нотр-Дама. Бьет сильно и в самое сердце. Боль, потирающая костлявые руки, с протяжным воем испаряется. Двенадцать гулких ударов. И я опускаю руки, отпускаю Иоганна Шмидта. Замираю каменной статуей. Конь, потерявший всадника. Череп отползает в сторону, встает на ноги. И я сбрасываю оцепенение. Нет, мин херц, далеко ты не уйдешь. Я крепко держу его за воротник. Ноги болтаются в воздухе, но руками, я чувствую это, он шарит по кармана. Тогда я встряхиваю его, и все это хитрое оборудование, рации, гранаты, взрывные устройства, словно детские игрушки падают на землю. А теперь мы позабавимся! - Вера… - Что? Кто это? -Вера… помоги - две руки цепляются за края моста. Немец отброшен в сторону, словно тряпичная кукла. Я на коленях подползаю к проему и слишком поздно понимаю, что моя конская туша загораживает проход и не позволит ему выбраться наверх. Мертвой хваткой вцепляюсь в него и тяну вверх. Пальцы все в кровавых ссадинах. О, я бы могла поцеловать каждую царапину, каждую ранку. Русая макушка, волосы слиплись от пота. Тонкая шейка торчит из воротника куртку. Синяки на лице. Прекрасное мое горе! Как же я люблю тебя! - Ущербные расы недостойны жить – говорит голос гер Шмидта. Я оборачиваюсь и вижу, как Красная звезда летит ко мне и тонко шипит. Бездушное оружие предало своего хозяина. В вогнутой плоскости щита кружится и вертится что-то круглое. - Падающие звезды очень красивы капитан, признайте это. Но все-таки они падают. – Красный Череп нажимает кнопку пульта. Бомба взорвалась еще в воздухе, на подлете. Наверное, это и спасло нас. Но еще до этого Капитан разжимает руки и летит навстречу зеленоватой воде, разбивая на куски отражение серых стен Нотр-Дама. Потом алая звезда толкает меня в спину, и я прыгаю с моста, испуганная и растерянная, всем своим весом ударяясь о водную гладь. Она раздвигается передо мной, как занавес. Вода смыкается над нашей головой и кружась как песчинки, как вечно разлученные возлюбленные из поэмы Данте, мы идем на дно. Я там, где свет немотствует всегда И словно воет глубина морская, Когда двух вихрей злобствует вражда. То адский ветер, отдыха не зная, Мчит сонмы душ среди окрестной мглы И мучит их, крутя и истязая. И как скворцов уносят их крыла, В дни холода, густым и длинным строем, Так эта буря кружит духов… Как журавлиный клин летит на юг С унылой песнью в высоте надгорной, Так предо мной, стеная, нёсся круг Теней, гонимых вьюгой необорной. Данте "Божественная комедия". Второй круг ада --------------------------------------------------------------------- * Иоганн Шмидт намекает на американского актера Кларка Гейбла, в годы второй мировой войны вступившего в ряды ВВС США. в фильме "Первый мститель" есть кадр, где Кларк пьет пиво вместе с со всеми солдатами. Такой усатый ушастенький дядя в летной куртке.