Пробовать должен каждый

Месяц назад любовался тобой, Словно я сам тебя создал Месяц назад как русалку из волн Ласково-ласково звал Я разбудил проливные дожди, Плакал растроганный воздух Но ничего я не мог изменить В этих наивных глазах Кажется, я в твоих детских руках Сложная слишком игрушка Вертишь ее и не можешь понять Что тебе делать теперь Я же просил: просто реши Нужен я или не нужен. Этот вопрос удивительно прост, Но не по силам тебе (Паскаль «Боже, как долго!».

Выйдя на улицу, я миновала несколько пустынных улиц. Треугольная тень Эйфелевой башни нависала над городом и, словно стрелка компаса, указывала путь. Пахло дымом и почему-то подсолнечным маслом. Подобрав юбки, я пошла вперед. Металлическая громада нашего парижского символа вблизи не такая изящная и ажурная, какой кажется с далекого расстояния. Вот здесь я упала с высоты, расплескавшись водой по тротуару. А вот там наверху держал меня над пропастью Локи. Сколько же времени прошло с тех пор? Недели? Месяцы? «Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?». Площадь перед башней напоминала огромные солнечные часы, по которым перемещалась тень от гигантской стрелки. Эта тень, как кошка, ласкалась к носкам моих туфель. От огромного количества холодного металла у меня закружилась голова. Железо было мертвым. Болты, гайки, крепления – все это давило, отбирало воздух в легких. Интересно, Локи догадывается о моих новых особенностях? В любом случае он выбрал замечательное место, чтобы спрятаться – на виду у всего города. Я вынула банку консервированных бобов, вскрыла ее и аккуратно поставила на землю. -Расти! Тут же, в клочья порвав пластиковые стенки, стебли волшебного растения наперегонки рванулись вверх, на бегу разворачивая бесчисленные ростки и усики. Один из отростков подхватил меня и мягко поднял вверх, как на лифте. Земля удалялась и ласково махала на прощанье. Ветер шевелил волосы. Качаясь в мягкой упругой петле, я увидела город как на ладони. Свой город. Мой город. Я глухо застонала от боли и огорчения. Через несколько минут ноги коснулись металлической опоры. Бобовый стебель бережно поставил меня на горизонтальную поверхность, качнулся в сторону и дружески помахал на прощанье, прежде чем рассыпаться зеленой пылью. Правильно, мои фантазии недолговечны. Ресторан «Le Jules Verne», ресторан «Жюль Верн» на высоте 125 метров был пуст и заброшен. Присутствие Локи сделало это ощущение еще более сильным: стены подернулись инеем, и вуаль снега лежала на столах вместо скатерти. Вот уж кто источал одиночество в самом чистом виде! Под ногами шуршали ломкие замершие салфетки, и хрустела рассыпанная соль: люди убегали отсюда в спешке. На стуле поблескивала забытая дамская сумочка. Трикстер сидел на пустой эстраде и смотрел в окно. Тонкие нервные пальцы играли с хрустальным бокалом вина. Жезл небрежно валялся рядом. Тяжелый кринолин платья зашуршал, задел край стола, лежащая на боку пепельница покатилась влево, кувыркаясь и подпрыгивая на остатках кулинарного искусства. Надеюсь, красное пятно на полу – это только пролитый соус?! Божество подняло голову. - Ты пришла, – он не спрашивал, утверждал. Я почувствовала, как закипела и сразу остыла во мне кровь. Огонь и лед. Все во мне начинало кружиться и падать, когда Локи находился рядом. Некая общая волна, на которую откликались наши органы чувств. Если бы я могла знать, что так получится… Я молча сделала реверанс. – Зачем? – Сейчас белый танец, господин мой. Дамы приглашают кавалеров. Кто знает, как встретит этот мир свой конец. А меня еще ни разу не приглашали – мои щеки горели от собственной наглости. Он усмехнулся. - Танцевать? Здесь? – Локи обвел рукой заброшенное помещение. Я улыбнулась. - Это неважно. Эйвери, леди Невероятность, приглашает вас составить ей партию, – я протянула правую руку, слегка дрожащую, но жаждущую внимания. Откуда-то издалека несмело и робко зазвучала музыка. I've dance alone a thousand times To songs that no one else could even hear I've reached into the flame of love I couldn't hold it And it disappeared I can't believe my eyes I see you here (I Can't Believe My Eyes - Air Supply) http://www.youtube.com/watch?v=-DB8I0tG6GQ Неплохо! Локи усмехнулся. Пальцами левой руки он щелкнул в воздухе, и все следы разрухи исчезли, столы раздвинулись, освободив пространство. Холодный голубоватый свет озарил комнату. В этом свете мы оба были похожи на бледные тени. Чуть помедлив, Локи взял мою руку. И замер. Я положила его вторую руку себе на талию. Невольно краснея, прижалась ближе. Радость моя, только не говори, что ты не умеешь танцевать? I can't believe my eyes I've felt the empty hands of time As they were stealin' all my life away I've heard the silence here inside Waiting for words that lovers Could not say Он начинает немного агрессивно, я чувствую, как тонкие пальцы впиваются мне в ребра, но терплю. Музыка продолжает звучать, сглаживая выступающие углы, напряженность спадает. Мы еще сопротивляемся музыке, неприязнь делает наши движения скованными и деревянными, но вот все легче и легче становятся ноги, я перестаю смотреть в пол и вижу только своего партнера. Мы оба подчиняемся музыке, этой минуте, гордость смиряется и падает обессиленными спиралями к нашим ногам. Музыка бежит по рукам, как капли живой воды. Мы легкие и свободные, как две снежинки в зимнем танце. Медленно и вкрадчиво мелодия проникает в сердце, и оно тает, как лед на солнце. Только бы не увлечься, только бы не поддаться до конца этой музыке! Только бы не поверить… что это возможно. Я вижу его лицо так близко от моего. - Зачем ты разрушил мой город? – как во сне говорю я. - Твой? Ты говорила, что ненавидишь Париж? - Ненавидеть – так просто. Любить гораздо сложнее, для этого нужно усилие. Этому нужно научиться. Но я никогда не искала легких путей. «Я здесь родилась. Я ходила по этим улицам. Я влюблялась, я плакала и смеялась, я танцевала перед памятником у фонтана Невинных, я пускала корабли по волнам Сены и загадывала, до какого места они доплывут. Но разве ты сможешь это понять, господин мой?». Ветер шевелил волосы. Качаясь в мягкой петле, я увидела город как на ладони. Свой город. Мой город. С высоты я видела все. Город погибал. В сизой тени тумана скрылся Булонский лес. Ах, как цвели там розы по весне. Черное пятно зияло на месте Марсова поля. Поперек шумных Елисейских полей рухнуло здание, уродливое, черное, оно было похоже на бревно, загородившее ток реки. От острова Сите подымали дымы пожаров, словно там, где столетия билось сердце Нотр-Дама, воскурили фимиам богу войны. Я глухо застонала от боли. Я вижу перед собой зеленоватые прозрачные глаза. И до боли, до хруста стискиваю бледные пальцы. Локи поднимает брови. - Ты научилась любить. Это будет интересно. - А человека, которого ненавидишь? Этому можно научиться?– шепчет он мне на ухо. Мои ноги продолжают кружиться и приседать, голова бессильно откидывается назад. По полу бегут за мной две белые дорожки: тонкий порошок и белые перья. - Ненависть утомляет, и кому, как ни мне это знать. А ты устала, моя леди Эйвери. – его голос с легкой хрипотцой царапает и гладит мои плечи, грудь. Музыка расцветает нежным цветком, Из непроходимых зарослей колючей ежевики рвется наружу моя душа. Я и вправду так устала сражаться! Я смотрю на него и начинаю верить, верить. И это происходит. «I can't believe my eyes» Булонский лес расцветает, деревья покрываются первой зеленью. Вздрагивает и встает на место дом, перегородивший Елисейские поля. Дымы гаснут, втягиваются под землю, в голубом небе летают воздушные шары. - А ты? - Для меня слишком поздно, моя леди. Мое сердце - это глыба льда. - Я полна жизнью, я могу отдать ее всю. Здесь достаточно тепла, чтобы разорвать осенний туман над морем – я высвобождаю руку и касаюсь его сердца. Он перехватывает мои пальцы. Больно! - Я покажу тебе то, что люблю больше надменного Асгарда – в танец вплетается холод и запах хвои, играет что-то плавное, знакомое. Северное. Григ? Стены раздвинулись и исчезли. Внизу бегут заснеженные склоны гор, чистые и холодные, как сама зима. Темные пятнышки леса. Норвегия? Швеция? « Лед так прекрасен, когда он сверкает на солнце». Это он говорит, или я. «Если лед расстается, то где будет отражаться солнце?». Лед- это он, а я – это солнце?! Мы танцуем на облаках, и белые тучки путаются в ногах и разлетаются прочь. - В тебе тоже течет кровь Локи, не забывай это. Она сворачивается от тепла. Это холодная и тягучая кровь. Если лед растает, то в каком сосуде боги будут хранить чистую воду? Лед – это гробница, в которой спит и видит сны Вечность. Он берет меня за подбородок. Мы стоим на воздухе, и где-то там внизу течет и шумит бурная река, ножом разрезающая ледяные горы. - Цветы не растут на льду, господин мой. Я бреду по колено в горном ручье. На волнах, танцуя и попрыгивая, скатываются лилии, ромашки, алые маки - все вперемешку. Я ловлю руками эти цветы, прижимаю к лицу, вдыхаю аромат и отпускаю. Ледяной цветок, осколок ледяных скал качается на воде и не тонет. Ледяное кружево лепестков сверкает на солнце как алмаз. Я беру его в руки, и иней тает, освобождая растение-пленника на волю. В моих ладонях он распускается, и капли влаги сияют на тонких лепестках. Он прекрасен! В нашей реальности я прикалываю алую розу к его черному плащу. - Ты учился ненавидеть, а я научилась любить, поэтому ты холоден, а я горяча. Локи улыбается. Цветок вздрагивает и меняет цвет. Его лепестки выцветают до небесной синевы. Я вздыхаю. - Ты такая наивная, такая юная. Разве такие еще рождаются в Мидгарде? - Это потому, что я смертная. И проживу только одну жизнь. - Юность — это когда танцуешь, как будто тебя никто не видит. Когда живёшь, как будто ты никогда не умрёшь. Когда доверяешь, как будто тебя никогда не предавали... И когда любишь, как будто тебе никогда не делали больно – цитирует он какую-то книгу. Музыка пульсирует в висках. Он все ближе прижимает меня к себе и у меня остается так мало сил, чтобы сопротивляться. А белые дорожки все бегут за нами. На потолке загораются и гаснут звезды. Они танцуют вместе с нами, то погружая комнату во тьму, то озаряя ее призрачным светом. - Во мне лед Ётунхейма. Это вечная ночь, это синяя мгла бесконечности. Ётунхейм не озаряется светом светил. Только далекие бездушные звезды. Ты – мое подобие. Неужели во сне тебе не снятся бесконечные темные равнины? - Звезды - это раскаленные шары. Их огонь горит в моем сердце. Пусть я твое творение, но разве ученик не может превзойти учителя? – музыка меняет ритм, и воздушным потоком стуча по коленям, так что вздымается вверх-вниз моя пышная белая юбка. Золотые языки пламени взметаются ввысь, и огненными искрами повисают на голубых стенах. - В таком случае ты величайшее мое творение! – тихо говорит Локи. Его узкое черное одеяние. Мое белоснежное платье. Черное и белое. Инь и Янь. Две половинки единого целого. Обманщица-музыка ранит в самое сердце, заставляет верить, верить, верить. Локи улыбается. Ах, какая у него улыбка. Узкое продолговатое лицо раздвигается и становится совсем юным. И почему он так редко улыбается? Нет, почему он не улыбается вот ТАК – так что от лица исходит сияние? Так что за ним хочется идти на край света? Мое сердце тает, как сахар на дне чашки с отличным парижским кофе. Сладкий дурман кружит голову, я тянусь губами к этому узкому властному рту, когда за его спиной возникает видение и раскаленной спицей пронзает сердце. С вершины волшебного стебля видно далеко. Или это мое зрение так обострилось? Я вижу стены Версаля. Изумрудно-зеленые поля, так что смотреть больно. Статуи, фонтаны. И все это чернеет, обугливается, скульптуры трескаются и валятся в гнилую мутную воду бассейна. И так повсюду, куда достигает глаз. Пролетает черная крылатая тень с мордой ящерицы. Огненная струя бьет в статую. Голова мраморной девушки откалывается и катится, катится. Мерзость запустения. Тишина. Пустота. Молчание. Я опускаю глаза и замечаю, что две белые дорожки, стекающие из-под моей юбки на пол, опоясали всю комнату кругами и полукружиями. Я стискиваю зубы. Еще никогда Эйвери не была так близка к падению. Музыка меняет ритм. Вальс становится фламенко. Мы расходимся. Сухо щелкают невидимые кастаньеты. Наши иллюзии – его и мои – окончательно рассеиваются. Видны голые обшарпанные стены. Как же я ненавижу собственную праведность! Почему я должна спасать этот мир? И почему… почему… автор, ты такая сволочь… Улыбаюсь, не разжимая губ. - Скажи, как тебе удалось пригласить в этот мир читаури? В чем секрет, о господин мой? - Красивые девушки не должны касаться политики. - Красивые мужчины не должны ни в чем отказывать красивым девушкам. - Красивые?.. – его кожа наливается синевой, алые глаза пылают. Музыка испуганно взвизгивает. Сильный ход! Я провожу кончиками пальцев по его щеке. Там, где я касаюсь подушечками пальцев, лицо Локи розовеет, теплеет, словно круги расходятся по воде. Он касается моих рук губами с благодарностью. - Я уже и забыл, что ЭТО может быть так приятно… Как же он красив сейчас, проклятый! Как же трудно будет сделать то, что должна сделать! Фламенко разводит нас. Оно как эластичная веревка – дает свободу только до определенного момента, а потом резко дергает обратно. Как Локи. Отпускает – и не отпустит никогда того, чего возжелал. Кто меня к тебе привязал? кто тебя ко мне прикрутил? Отчего он нам не сказал, почему он так поступил? Я отхожу в сторону испанским медленным шагом, преодолевая сопротивление музыки, которая постепенно затихает, но еще зовет нас, влекущая, властная, завораживающая. «И все-таки я другая. Я не Локи. Я не его бледная копия. Я Вера Кралик». Щелкаю пальцами над головой. Музыка смолкает окончательно. Лицо Локи выражает удивление, как у ребенка, у которого отняли интересную, недочитанную до конца книгу. Он огляделся и только сейчас заметил белые дорожки, превратившие комнату в подобие лабиринта. И в одно мгновение он меняется, и это страшнее, чем превращение в ледяного великана. Потому что сквозь человеческую маску его лица проглядывает дикий зверь. - Ты не сможешь ничего сделать со мной, смертная. Как нельзя убрать отражение из зеркала. Потому что ты – это я. - Но зеркало можно повернуть лицом к стене. Что оно тогда будет отражать? Я развернулась посреди комнаты на пятках, так что юбки взметнулись и показали на секунду коробку стирального порошка и маленькую подушку, прикрученные скотчем к ногам. Из дырочки в коробке просыпался порошок, из подушки вылезали перья. Брови северного божества поднялись домиком. - Что это? - Всего лишь мои фантазии. Фантазии маленькой парижской девочки. Он снова улыбается. И как ему не надоест? «Ты сама звала его господином. Чего же ты хочешь теперь?». - Глупая смертная, ты знаешь, от чего ты отказываешься! Мы могли бы править миром. Мы приговорены друг к другу, неужели ты думаешь, что мне понадобилось искать тебя тем дождливым вечером? Я чувствовал твое одиночество, твою боль, твою обиду на весь мир. Эта встреча была предрешена. Мы две половинки целого – одинокие и никем не понятые. И теперь мы нашли друг друга! Кто так крепко веревочку свил? Намертво стянул ну и пусть, лишь бы ты по близости был, А иначе я задохнусь! – «Задохнусь». Мы и вправду одно целое. И он это прекрасно знает. Или все же нет? Или у меня есть выбор? На одну минуту я замираю. Две половинки. Две потерянные и нашедшиеся половинки. Кто же прав? Но минута прошла. Она была и прошла. - Нет, господин мой. Мне не нужен весь мир. Только кусочек любящего сердца. Человеческого сердца. - Жаль, я не повторяю второй раз предложений. Ты полюбила смертного, а я возлюбил этот мир и жажду власти над ним. Ради любви не дерутся, ради этого убивают, – он протягивает руку к жезлу. - Врагу не сдается наш гордый варяг! – кричу я, забывая, что варяг скорее он. И взмахиваю руками, как птица крыльями. Не зря я выписывала такие круги в танце: вся комната опоясана белыми дорожками. Белый порошок взвивается вверх и превращается в колючие морозные льдинки. Они назойливо лезут в лицо, жалят щеки, забивают рот и нос. Локи яростно машет руками, но они только сильнее щелкают по лицу. Морозная свежесть! Белый пух вспыхивает огнем и пламенной горячей струей пробегает вдоль очерченной дорожки. Два круга, голубой и алый, бегут наперегонки, скрещиваются и с шипением отходят. Вверх летят красные горящие клочки. Внутри снежно-огневой бури мечется обезумевший от ярости бог коварства. – А теперь ты скажешь, как ты смог привести читаури в наш мир? - И чем же ты мне пригрозишь? Стиральным порошком? Или пуховой бурей? – рот его полон белых крупинок, пополам с перьями, но он все равно смеется. - Я летел в бездну радужного моста, я побывал по ту сторону смерти. Я беседовал с Фьюри. Чего мне еще бояться? - Последний пример самый сильный. Есть кое-что, чего ты боишься. Ты боишься быть осмеянным. Белый пух становится плотнее, меняет цвет. Крупинки, как мозаика, складываются в изображение человеческих лиц. Очень знакомых нам обоим лиц. Они стоят и смеются. Круг насмешников растет, включая всех моих знакомых по прошлой жизни. И они указывают пальцами на Локи. Он в бешенстве топчет их ногами, но пуховые фигуры рассыпаются, чтобы тут же вырасти у него за спиной. Хохот бьет по ушам, как будто ты внутри барабана. И так будет всегда. Я всегда была посмешищем для других. Я знаю, как это больно. На одну секунду я даю пылевой буре улечься. И вижу, что он сидит на полу и губы его нервно подергиваются, а глаза полны обиды. Что правда, а что притворство? Умри, мое глупое жалостливое сердце, умри! Не до тебя сейчас! - Здесь все просто. Эйфелева башня, – он смотрит на меня снизу вверх. - То есть? - Выгляни наружу. Просто посмотри. Воронкой крутится снаружи пыль. Она мешает смотреть, но я все же успеваю увидеть главное. Верхушка упирается в фиолетовую грозовую тучу, словно насаженную на тонкую серую иглу башни. И круги этой фиолетовой дряни расползаются безобразной медузой. Передатчик Эйфелевой башни! Один из мощнейших в мире! Чтобы открыть портал. Так просто! И нет никакого жезла, чтобы навсегда запереть эту дверь! Мы обречены. *** Буря еще бушует за окнами, но в пустом кафе так тихо. Я перед ним преклоняю колени, чтобы в последний раз видеть его лицо. И говорю очень странные слова. - Это конец, Локи. Хотя ты этого еще не понимаешь, но это конец. Эту дверь уже не закрыть. И никто не придет и не соберет за мальчиком его игрушки. И все-таки я тебе благодарна. Ты вытянул меня из серой скучной жизни. Благодаря тебе я познакомилась с замечательными людьми. Я научилась давать волю своим безумствам – и это оказалось полезным и нужным делом. Хотя бы в таких безумных ситуациях. Я сражалась с невероятным Халком, я танцевала с самим Локи и целовалась под водой с моим принцем, – он дергается при этих словах. - Как бы не кончилась эта история – спасибо тебе, Локи, сын Лафея. - Как тебе удалось сплести эту иллюзию? – быстро спрашивает он. – Все это? - Просто я библиотекарь детского отдела, – я пожимаю плечами. – Прощай. - Прощай, Вера, дочь Дариуша. - И ты меня прости, если сможешь. Я уходу и за моей спиной вздымается вихрь снежно-огненной бури. Она будет бушевать, пока он не успокоится и не научиться сдерживать свою ярость. Ему придется этому научиться. Иначе вихрь не успокоиться. Я подхожу к краю и, не оглядываясь, прыгаю вниз. Боже, как долго, долго, Как долго думала ты Боже, как долго, долго, Как долго думала ты, и цветы Все увяли в моем сердце, просто увяли.