Сон и явь

Прошло уже без малого пять месяцев с того самого дня, когда Маргарита ни то выбрала Воланда, ни то Мастера, с которым в результате и ушла. Воланд и Гелла перебрались в небольшую квартирку на той же Садовой улице. Ни у кого не вызывал подозрений простой профессор Института философии, истории и литературы. Конечно, были у него свои «странности», например, правый глаз у него был абсолютно черный, а левый почему-то зеленый, он носил длинные волосы, да ладно просто длинные, они были больше похожи на реку расплавленного серебра, чем на волосы. Река эта стекала по необычайно широким плечам и иссыхала где-то в районе поясницы. А еще профессор этот был высокого роста, чего нельзя было не заметить — в толпе студентов он всегда выделялся и, пожалуй, мог бы даже наблюдать за беспорядками с воздуха. В остальном, всем он казался простым иностранным профессором с немного странной фамилией — Воланд -, приехавшим из Германии для изучения рукописей чернокнижника Герберта Аврилакского, и которому так понравилось здесь, в Москве, что он решил переехать сюда насовсем, даже экономку свою привез. Экономка эта тоже немного отличалась от обычных русских девушек во-первых — ярко-рыжими волосами, во-вторых — изумрудного цвета глазами, и, наконец, в-третьих — шрамом, проходившим по бледной коже от щеки да самой шеи. Очень редко эта парочка показывалась на людях вдвоем. Чаще всего кто-нибудь видел профессора Воланда, идущим на работу рано утром, примерно к восьми, а Геллу можно было встретить… Да почти нигде… Очень она была скрытной женщиной. Однако, почти каждую субботу их можно было застать гуляющими на Патриарших или мирно обсуждающими что-то на скамейке там же. Вечером, когда становилось слишком холодно для легкого платья, в которое почти всегда была одета Гелла, мужчина заботливо набрасывал ей на плечи свой пиджак, без которого его можно было увидеть только в такие моменты. Когда мужчина начинал снимать с себя пиджак, девушка останавливалась, а когда он оказывался у нее не плечах, приподнималась на носки и целовала мужчину, когда как, когда в щеку, а когда и в губы — это полностью зависело от их настроения. чаще всего, после легкого поцелуя Воланд легко приобнимал девушку за талию и так они продолжали свою прогулку, потихоньку направляясь на садовую улицу, где находился их дом.

***

То был теплый сентябрьский вечер. Воланд прогулочным шагом шел домой из института, любуясь домами, которые в теплые цвета окрашивал свет нежного закатного солнца. От улицы, по которой он шел, отходило множество маленьких темных улочек и переулков, в которые профессор время от времени заглядывал. Вдруг он остановился и, будто загипнотизированный, повернул в один из них. «Ч-ч-что за черт» — только и успел подумать Воланд, когда на его затылок с немереной силой опустилось что-то тяжелое, вроде кирпича, и он потерял сознание.

***

Воланд очнулся в каком-то грязном подвале. Он сидел на стуле, руки затекли, ноги им не уступали, а голова болела так, будто на нее случайно упал небольшой слон. Попытавшись встать, он понял, что к стулу он привязан, причем довольно крепко. Вокруг было настолько темно, что глаза его не могли различить абсолютно ничего, даже с врожденным ночным зрением. Вдруг он почувствовал, что заставило его содрогнуться, но не от боли или страха, а от злости. — Михаил! — заорал он во всю глотку. — Да не кричи ж ты так. Здесь я, здесь. Чего надо? — ответил голос из темноты и Воланд заметил появившийся на несколько мгновений лучик света, очертивший дверь. — Отпусти меня немедленно! — Нет… Нет-нет, братишка, — Михаил подошел к брату и, схватив тонкими пальцами за подбородок, поднял его лицо к своему, — Нет-нет, здесь командую я. Здесь ты не сможешь сделать ничего, не сможешь даже переодеться, щелкнув пальцами. Любовь, — он оперся на спинку кресла Воланда, — Любовь, Люся… — Не называй меня Люсей! — Не смей меня перебивать! — за этими словами последовала болезненная оплеуха. Во рту Воланд почувствовал солоноватый привкус крови, — Любовь ослабила тебя, она ослабила твою бдительность. Ты не верил, что она может принести боль, не так ли? Ну так сейчас поверишь! — где-то в углу что-то щелкнуло и Дьявола чуть не ослепил яркий свет. Он поморгал, пытаясь к нему привыкнуть и понял, что это просто фонарь, направленный прямо ему в глаза. Обведя взглядом грязный подвал, Воланд заметил, что напротив него стоит точно такой же стул, а на нем сидит девушка с копной когда-то рыжих, а сейчас грязно-коричневых волос, с окровавленными ногами и, наверняка, руками, которых не было видно, поскольку ни были связаны за спинкой стула. Голова девушки была свешена на грудь, будто бы она была в обмороке, или уже… мертва… — Гелла! — во всю глотку заорал Воланд, — Гелла, ты слышишь?! — он не продолжал, поскольку получил еще одну пощечину, уже не совсем ладонью, а чем-то металлическим и холодным. — Да, братишка, это твоя ненаглядная вампирша! Как ты только мог опуститься до того, чтобы полюбить низшее существо! — Михаил подошел к Гелле и поднял ее голову, грубо потянув за волосы. Вампирша тихонько пискнула и подставила свету лицо, но котором красовалось множество кровоподтеков, синяков и ран. — Гелла! — опять закричал Воланд. — Развяжите, ребята, — приказал кому-то позади Воланда Михаил, — Только держите его, причем крепко. Чтобы не вырвался, — он противно усмехнулся, когда Воланд ухнулся на колени, отвязанный от стула и попытался подползти к любимой, но за руки его схватили два ангела, стоявших позади, — Смотри, братишка, это… Ох, что это?! Это же… миндальное масло! А это? — он жестом опытного фокусника достал из-за спины мисочку с чем-то белым, похожим на кашицу, — О, это чеснок, мой дорогой друг! А теперь делаем вот так… — с этими словами он потянул Геллу за волосы так, что она открыла рот в немом вскрике и резко закинул туда немного чеснока из миски. Гелла закричала, уже по-настоящему, от боли. Михаил опять засмеялся и, отвязав от стула одну из рук вампирши, окунул ее в ведро с миндальным маслом. Гелла взвыла от боли, на глазах у Воланда выступили слезы, он опустил голову, чтобы никто этого не заметил, но тут же уже его за длинные волосы потянули, чтобы поднять голову, растрепав аккуратно причесанную гриву. — О, да мы плачем! А из-за чего же мы плачем?! А не из-за этого ли? — заорал Михаил и ударил Геллу по лицу, оставив небольшой кровоподтек, — Ну что, любовь не может доставлять боли? Почувствуй себя так же, как чувствовал себя я, когда ты вытворял что-то с людьми просто из-за того, что я их любил! Воланд точно не знал, сколько все это продолжалось. Вскоре Гелла уже, постанывая, лежала на каменном полу, а Михаил, взяв серебряный нож, разрезал на ней сначала платье, а потом принялся и за нежное тело. Все это время Воланд пытался как-то вырваться, но ничего не выходило. Михаил поднялся и несколько раз пнул вампиршу, после чего взял ее за порядком порастрепавшиеся волосы и подтащил к Воланду так, что он видел Геллу очень-очень близко, но не мог ее коснуться, как бы не пытался. Михаил Подошел к Дьяволу сзади и наступил между лопаток ногой, заставляя его лечь на грязный пол. Все тем же ножом он принялся разрезать одежду и плоть Воланда, но тот этого не замечал. Вся боль проходила как бы мимо него, когда он смотрел на Геллу и почти молился о том, чтобы она продолжала дышать. «Прошу, дыши… ты сильная, ты сможешь… пожалуйста!» — проносились у него в голове мысли. Тут один из ангелов, взяв ведро с миндальным маслом, вылил его на голое и изрезанное вдоль и поперек тело Геллы, из-за чего та выгнулась и хрипло закричала. И вдруг Воланд почувствовал… Он почувствовал, что сила переполняет его, что он может все, абсолютно все! А тем временем на спине показались два огромных бугра. Михаил отпрыгнул и стоял рядом, не понимая, что делать дальше, а Воланд уже поднялся, расправляя черные крылья. Он приблизился к брату и навис над ним, как гаргульи нависают над теми, кто проходит рядом с Собором Парижской Богоматери. — Ну, что, братишка, прощайся с земной жизнью. Удачной поездки! — прокричал Воланд и щелкнул пальцами. Все ангелы пропали и Воланд кинулся к возлюбленной. Пытаясь не причинить ей лишней боли, он уложил ее себе на колени. — Мессир… — прошептала вампирша, приоткрыв глаза, — Воланд… — Да, это я, — уже не скрывая слез сказал Воланд, — Я… Они ушли… — Вы… Ты их убил? — Что-то вроде того… — Воланд… — Да? — он обеспокоенно смотрел на абсолютно обессилевшую вампиршу. — Можно один поцелуй? Последний… — с усилием проговорила Гелла — Нет! — закричал Воланд и впился в ее губы своими, — Это не последний, — проговорил он сквозь слезы, отстраняясь от лица возлюбленной, — Ты выживешь, ты же сильная! Ты… — Гелла приложила палец к его губам. Из его глаз катились слезы, он ничего не мог с этим поделать. — Ты знаешь, что нет, поэтому и плачешь. Я… Я люблю вас, мессир. Люблю, как никто другой и… — Гелла, не договорив, выдохнула… В последний раз. — Нет. Нет, нет, нет, нет, этого не может быть! Ангелы не могут убивать! — Воланд попытался поцеловать Геллу еще раз, но ничего не вышло. Она была мертва.