Мне нравится, как пахнет твоя одежда

Шоё лежал в кровати, оторопело таращась на темный полоток. Дождь снова припустил, но почему-то не убаюкивал, как случалось обычно. Разум был переполнен осознанием главного открытия дня: он нравился Кагеяме. Шоё в первый раз признались в любви, и все прошло совершенно не так, как предполагалось. Во-первых, Кагеяма — парень, а во-вторых, Кагеяма — соперник. Архисоперник — парень, которого он пообещал одолеть, несмотря ни на что, когда бы то ни было. Ну и как ему это осуществлять, если у них будет любовь-морковь? Хотя, все же произошедшее не совсем ощущалось признанием. В процессе у Кагеямы было очень мрачное выражение лица. Шоё повернулся набок, представляя в мыслях Кагеяму. Шоё много о нем думал — о его идеальном понимании игры, о его внешности, о его пасах, — но совсем не в романтическом смысле, как бы у него ни екало внутри при одном воспоминании о совместно отыгранных великолепных играх. Кагеяма был Кагеямой: король площадки, архисоперник, самый пугающий игрок волейбольной команды Карасуно. От его улыбки сворачивалось молоко, а ледяной мрачный взгляд был способен спугнуть злых духов. Но, если спросить Шоё, Кагеяма представлял собой не только это. Он был его сообщником, и Шоё ничего так не кружило голову, как осознание этого. Что бы Шоё ни делал, у него всегда был Кагеяма — кто-то, чья страсть к волейболу ничуть не уступала его собственной. И даже когда Кагеяма был угрюмым или пугающим или орал на него, Шоё хотелось быть рядом. Была ли это любовь? Он попытался подумать всякие нежности, которые вроде как полагается думать о возлюбленных, и представить себе Кагеяму. У Кагеямы отличные ноги и большие ладони, самое то для обращения с волейбольным мячом… нет, погодите. Никаких волейбольных мыслей. Шоё попробовал заново, представляя их с Кагеямой прогуливающимися бок о бок. Вообразить это было просто: они всегда так делали. А потом представил их держащимися за руки. Шоё встряхнуло вспыхнувшим смущением. Но держаться за руки с Кагеямой оказалось вовсе не ужасной мыслью — это было бы странно, но, вполне возможно, еще и весело. А Кагеяма станет пасовать ему еще больше, если они начнут встречаться? Нет, погодите, это снова была волейбольная мысль. Шоё запретил себе даже начинать думать о волейболе, иначе он никогда не сможет разобраться со своими чувствами. Шоё подумал о Шимизу-семпай и о том, как его мысли время от времени вращались вокруг нее, преисполненные светлого обожания; хотя ее место всегда занимали безликие девушки с плакатов, если он действительно начинал представлять себе что-нибудь конкретное. Получится ли у него вот так подумать о Кагеяме? Он вспомнил быстрое биение сердца Кагеямы под своей ладонью, вспомнил, как лицо Кагеямы залилось краской. Кагеяма весь был твердый — никаких округлостей в местах, где была бы мягкой Шимизу-семпай, — но касаться его все равно было приятно. Шоё представил себе недавнюю сцену, когда он стоял на коленях перед Кагеямой, и представил, будто подается вперед и целует. Его затопило смущением, но он продолжил развивать сцену в своем воображении. Шоё представил резкий выдох, а потом губы Кагеямы, прижимающиеся к его губам. Он не совсем представлял себе, каково это — целоваться, но вообразил этот поцелуй мягким и теплым, а потом Кагеяма схватил бы его за воротник и притянул к себе, чтобы Шоё сел к нему на колени. Тело Шоё в реальности — то, что лежало в темной спальне — смущенно вздрогнуло от одного только мысленного образа, но ему почему-то хотелось, чтобы фантазия продолжилась. И он не стал сопротивляться этому желанию. Сильные пальцы Кагеямы сминали его воротник, отчего внизу живота клубком сворачивался жар. Кагеяма разорвал поцелуй и начал скользить губами по щеке Шоё, подбородку, шее, и те самые пальцы скользнули ему в волосы, в кои-то веки мягко. Реальный Шоё собрался с духом, крепко зажмурился и представил, как Шоё из фантазии потянул за край футболки Кагеямы, задирая ее над твердым животом и грудью. Кагеяма поднял руки. Футболка оказалась отброшенной в сторону, и память Шоё незамедлительно подбросила мысленный образ Кагеямы с голым торсом: гладкая кожа с крепкими мускулами под ней. Сердце Шоё забилось сильнее. Интересно, а Кагеяма когда-нибудь думал о нем вот так? Ощущал ли, как тело вот так же вспыхивает жаром, как член начинает твердеть при мысли о них вдвоем? Еще неделю назад эта идея была бы немыслимой, но теперь она казалась не просто мыслимой. Она казалась… осуществимой. И это заставило реального Шоё скользнуть ладонью к поясу пижамных шортов, засунуть ее внутрь и обхватить наливающийся твердостью член. Он и правда собирается это сделать? «А почему бы и нет?» — решительно подумал Шоё, убеждая себя, что для смущения нет повода. Это было совершенно нормально. Люди вечно мастурбируют друг на друга, так ведь? Да и никто ничего не узнает. Он просто пытался разобраться в своих чувствах. Шоё перевернулся на спину, осторожно проводя пальцами по всей длине. На чем там они остановились? Он только что снял с Кагеямы футболку и оседлал его на диване. В воображении возникло залитое краской лицо Кагеямы, когда версия Шоё из фантазии провела ладонями по его обнаженной груди… а потом Кагеяма подался вперед за жадным поцелуем. Он перевернул их так, чтобы Шоё оказался лежащим диване, навис сверху, и на доли секунды Шоё растерялся, не зная, что должно произойти дальше. Реальный он робко лизнул ладонь и снова опустил ее на возбужденный член, представляя, будто это рука Кагеямы касалась его тела, будто Кагеяма, дотронувшись до темно-рыжих волос на лобке, уверенно обхватил его член. Теперь уже Шоё из фантазии вздрагивал от смущения, и он представил, как Кагеяма тихо прорычал ему что-то, приказывая не двигаться. — Тупица, — прошептал Кагеяма; его рот снова нашел губы Шоё, а рука начала двигаться, заставляя удовольствие прошивать тело насквозь. Шоё ахнул и потянулся к паху Кагеямы, ощущая там твердость. Кагеяма толкнулся ему в руки, и для Шоё это стало началом конца. Он запустил руку под трусы Кагеямы и почувствовал гладкую, горячую под прикосновением кожу. Секундой позже Шоё обхватил ладонью твердый член Кагеямы и снова ахнул, когда Кагеяма сжал руку на его члене в ответ. Фантазия стала размытой, как только Шоё прошило вспышкой удовольствия. Он начал двигать рукой быстрее, а потом представил, как Кагеяма толкался бы ему в ладонь, выдыхая его имя — не фамилию, имя — на пике оргазма. И тут Шоё кончил — с опустевшими мыслями, со словами на кончике языка — беспорядочной смесью «Кагеяма», и «Тобио», и «да». Он выгнулся на кровати, и сперма забрызгала его трусы изнутри. Дыхание вырывалось судорожными хрипами, по телу разливались отголоски удовольствия, а потом вся кровь словно устремилась прямиком к лицу. — Ни хрена себе, — с пылающим лицом прошептал Шоё в пустоту комнаты. Он правда только что это сделал? Липкая влага на ладони и изнанке боксеров подтверждала, что да, сделал. Он встал, вытерся, нашел чистые трусы и, пока шел обратно к кровати, увидел на комоде одежду, одолженную ему Кагеямой. У них дома не было сушилки, поэтому Шоё пока ничего не постирал, и почему-то ему вдруг показалось лучшей в мире идеей взять кофту, в которой он так часто видел Кагеяму, с собой в кровать. Чувствуя себя воришкой, Шоё поднял кофту с комода и прижал к лицу мягкую ткань. По большей части она пахла самим Шоё, потому что он ехал в ней до дома, но ее стирали у Кагеямы, и на ней все еще сохранился запах стирального порошка, который использовали в этой семье. До этого момента Шоё и сам не понимал, насколько ему нравился этот запах. Он вернулся в кровать и прижал кофту к груди. Он представил себе, будто лежит рядом с Кагеямой — возможно, после того, что они только что сделали в его воображении, — и поймал себя на тяжелом вздохе. Это была вовсе не плохая фантазия, хотя реальный Кагеяма наверняка беспрестанно ворчал бы. Впрочем, кофта ворчать не могла, и Шоё благодарно уткнулся в нее лицом, уже видя сны о волейболе. * * * Проснулся Шоё с чувством крайнего смущения. Вчера Кагеяма признался под давлением. А Шоё взял и представил его в такой фантазии, после чего — для полноты картины — напускал слюней на его любимую кофту. Кагеяма его убьет. Или убил бы, если бы узнал. Шоё запихал одежду в бельевую корзину, чтобы не сотворить с ней еще чего похуже, и поехал в школу, ощущая себя преступником в ожидании вынесения приговора. Почувствует ли Кагеяма запах произошедшего на его коже, пусть даже он вымылся под душем? Существует ли способ понять, что кто-то думал о тебе поздно ночью в постели? Шоё настолько перенервничал из-за грядущей встречи с Кагеямой, что приехал к спортзалу для утренней тренировки, даже не заметив, что был один, что никто не попытался обогнать его на входе в металлические двери. Внутри все сжалось от беспокойства. Что, если Кагеяма решил его избегать? Но нет… это же Кагеяма боялся, что Шоё начнет его избегать. Может быть, он просто проспал? Шоё отмахнулся от тревожных мыслей и выкладывался на тренировке по полной программе, даже когда Кагеяма показался на пять минут позже назначенного времени с таким видом, будто не спал вовсе. Если не считать румянца и странного трепета где-то внутри, Шоё даже смог нормально его поприветствовать — что озадачило всю остальную команду. Они ожидали, что он начнет выговаривать Кагеяме за опоздание. — Все в порядке? — спросил Дайчи после тренировки, когда все, кроме Шоё и Кагеямы, уже ушли. Это даже показалось Шоё подозрительным. Он увидел, как Кагеяма отрывисто кивнул, и Дайчи с вопросительным взглядом повернулся к Шоё. «Как я обычно себя веду?» — отчаянно подумал Шоё, ощущая себя пришельцем, пытающимся изобразить человека, и это только заставило его еще сильнее сомневаться в своих действиях. Как он обычно ставил ноги? Как держал руки? Шоё выдавил из себя короткий смешок и неловко потер затылок. — Да, капитан! — выпалил он, все еще сверкая фальшивой улыбкой. Ему показалось, что Кагеяма тихо цокнул языком, но Дайчи кивнул. — Чтобы в следующий раз поменьше промахов, — сказал он. — На весеннем турнире вы нам нужны в лучшей форме. Вам нельзя работать вполсилы ни на одной тренировке. Поняли? — Да! — хором крикнули они, и Шоё почувствовал, как губы растягиваются в искренней улыбке. Хотя бы их синхронизация ничуть не сбилась, и это, по всей видимости, успокоило и Дайчи, потому что он отпустил их без дальнейших комментариев. — Что с тобой такое? — спросил Кагеяма, пока они поднимались по лестнице в клубную комнату. Он, прищурившись, мрачно смотрел себе под ноги. — Со мной? — переспросил Шоё, мысленно поморщившись при звуке собственного повысившегося в тональности голоса. — Ничего! Я просто… У меня не было возможности постирать твою одежду, и, кхм, я подумал, что ты будешь злиться… «Я гений», — подумал Шоё. Кто знал, что у него так легко получится придумать достойную ложь? Но Кагеяму эта отговорка слабо впечатлила. Одна бровь скептически приподнялась. — С чего бы мне на это злиться? — Я-я не знаю! Может быть, ты подумал, что я с ней всякие странности делал! — Постойте, черт, ну почему Шоё сам поднял эту тему? — А я не делал! Ни за что бы не стал! Он вбежал в клубную комнату прежде, чем огорошенное выражение на лице Кагеямы успело трансформироваться в гнев — или, того хуже, понимание, — и принялся переодеваться, повернувшись спиной к остальному помещению. Шоё натянул школьную униформу и побежал на занятия, не сказав больше ни слова Кагеяме. На свое место в классе он рухнул, ощущая себя вымотанным до предела. Сколько он так продержится? Если Кагеяма не поймет, что вызвало такое несомненно странное поведение Шоё, то возникала огромная вероятность, что он запишет в причины свое признание. И это… наверняка было бы просто ужасное ощущение. Во время обеденного перерыва Шоё пришел в класс к Кагеяме и увидел, что тот ест за своим столом. Шоё остановился в дверях, ожидая, пока Кагеяма его заметит и пойдет вместе с ним на улицу к их обычному месту, где они обедали при хорошей погоде. Но Кагеяма даже головы не поднял. — Кагеяма, — позвал Шоё, перекрикивая гомон разговоров одноклассников. Кагеяма наконец посмотрел на него. — Ты чего ешь здесь? Кагеяма с очевидным замешательством молча рассматривал его. А потом собрал свои вещи и подошел к ждущему у дверей Шоё — как должен был сделать ровно в тот момент, когда начался обеденный перерыв. — Я не знал… — начал Кагеяма, пока они шли по коридору, но остаток фразы договорил так тихо, что Шоё не смог разобрать. — Э? — Тупица! Я не знал, захочешь ли ты теперь обедать вместе! Откуда мне было знать? Они выбежали на улицу и плюхнулись на траву, бросая друг на друга сердитые взгляды. — Не нужно было делать идиотские предположения, вот откуда! Кагеяма проворчал что-то слишком тихо, чтобы можно было разобрать, и на этот раз Шоё ничего не сказал. Они оба расслабились — это был роскошный день, после грозы мир очистился, солнце светило тепло, а не безбожно жарко, как всю последнюю неделю — и погрузились в уютное молчание. Шоё ел свой обед, наслаждаясь захлестнувшим мысли облегчением. Казалось, все вернулось к норме. Хотя… действительно ли он хотел, чтобы все было именно так? Это было бы неплохо, конечно, но что насчет прошлого вечера? — О, — заставив Шоё подпрыгнуть на месте, вдруг сказал Кагеяма. Он покопался в своей сумке и вытащил пакет с чем-то темным внутри. — Твоя вчерашняя одежда. Шоё забрал у него пакет. — Спасибо, — бросил он. А потом из любопытства поднес пакет к носу и принюхался. Одежда пахла стиральным порошком, который использовали в семье Кагеямы — тем самым запахом, к которому Шоё прижимался вчера, — и он почувствовал, как вспыхнуло лицо. Где-то глубоко промелькнула мысль не стирать больше футболку, чтобы на ней сохранился этот приятный запах. — Ты что делаешь? — спросил Кагеяма, недоверчиво глядя на Шоё. Тот замер. — Я… Гм, просто проверял, постирал ли ты ее… — Конечно постирал, тупица! Это все из-за вчерашнего? Потому что тебе не нужно об этом беспокоиться. Шоё посмотрел на траву перед собой, а потом на место, где их колени почти соприкасались. Они всегда сидели вот так близко, касаясь или почти касаясь друг друга, и никогда — больше. Шоё пожал плечами и притворился, будто хочет слегка потянуться, позволяя ноге подвинуться так, чтобы их с Кагеямой колени действительно соприкоснулись, чтобы их разделяла лишь ткань форменных брюк. Кагеяма в совершенном замешательстве посмотрел на точку контакта, а потом сглотнул. — Тебе не обязательно меня убеждать, — начал он, но Шоё его перебил. — Мне нравится, как пахнет твоя одежда. — Чего? — Просто… наблюдение. — И какого хрена это должно означать? — вскинулся Кагеяма. — Что, хочешь узнать, каким порошком пользуется моя мать? — Идиот! Я говорю, что ты мне нравишься! — Вот такой вывод вообще никак нельзя было сделать! — Кагеяма глубоко вдохнул с таким видом, словно собирался продолжить тираду, а потом вдруг застыл. — Погоди. Я тебе нравлюсь? — Ну… До вчерашнего дня я об этом не задумывался, но, думаю… возможно? — Возможно? Что это значит? Как так может быть, что тебе кто-то, возможно, нравится? Шоё густо покраснел. — Это новая для меня мысль, ясно? Я к ней привыкаю. Но я подумал о том, как нам было бы вместе, и я… мне это не противно. — Теперь уже краснеть начал Кагеяма, поэтому Шоё выпалил: — В смысле… мне вроде как нравится сама идея. Не имею ничего против. — Идиот! Я не хочу, чтобы ты себя заставлял… — Я сказал, что мне нравится! — Шоё дернул пучок травы, а потом нерешительно поднял голову. — Это тебя устраивает? Кагеяма отвел взгляд. — Д-да… — Отлично. Так значит, мы теперь встречаемся? — Если… если хочешь. Возможно… нам не стоит говорить остальным? На случай, если ты передумаешь. Шоё кивнул. — Ладно. Но я не передумаю. Во всяком случае, мне так не кажется. Кагеяма сердито нахмурился, хотя румянец на его щеках испортил все впечатление. — Сказал парень, которому я, возможно, нравлюсь. Шоё вернулся мыслями к прошлой ночи, вспомнил, как быстро его тело среагировало на фантазию о поцелуях с Кагеямой. Ощущения были куда лучше, чем когда он представлял себе всякое с девушками с плакатов, и еще ему хотелось прижаться к попавшейся под руку одежде Кагеямы после. Такие чувства не казались чем-то из разряда «возможно», но Шоё пока не был полностью готов объявить об этом во всеуслышание. В конце концов, Кагеяма все еще оставался раздражающим засранцем. И, к тому же, главным соперником. Просто… соперником, с которым Шоё был не прочь держаться за руки, и целоваться, и, возможно, делать другие вещи — когда-нибудь в будущем. — Вот увидишь, — твердо сказал Шоё, слегка краснея. Кагеяма посмотрел на него. — Я не буду пасовать тебе больше, чем уже пасую, знаешь ли. — Знаю. Губы Кагеямы растянулись в искренней улыбке, и Шоё заинтересованно уставился на него. Это было ни капельки не жутко. Это было мило.