Мне нравится, как пахнет твоя одежда

Шоё смотрел на ручки велосипеда и чувствовал, как пылают щеки. Что это такое было? Он стоял рядом с Кагеямой — просто хотел затянуть браслеты, — и его охватила нервозность. В таком положении Шоё чувствовал себя абсолютно бесполезным, не знал, как смотреть, что сделать или сказать. Внезапно он очень остро осознал, насколько же Кагеяма высокий, насколько темные у него глаза, насколько большие руки. От этого понимания у Шоё подгибались колени, словно они с Кагеямой не встречались уже несколько месяцев. Почему вид Кагеямы, завернутого в множество слоев теплой одежды, творил с ним такое? От смущения Шоё привстал на педалях, с усилием поднимаясь в гору. Глубоко втянул холодный воздух в легкие и помотал головой. Кагеяма наверняка заметил его дерганость, но почему-то ничего не сказал. Ну… иногда Кагеяма проявлял тактичность. Ключевое слово — «иногда». Подмышками проступил пот, ноги напряженно работали. Шоё слишком распалился, но так всегда случалось во время езды по горам. Он снова отпустил мысли в свободное плавание — прочь от уличных фонарей и дрожащих под яркими звездами обнаженных ветвей деревьев, в комнату Кагеямы, вперед к сочельнику. «Два дня». Умом Шоё понимал, что одно обещание посидеть у Кагеямы дома еще ничего не означало, но какая-то его часть не могла не задумываться: а вдруг у них получится сделать нечто такое, чего они не делали прежде? По телу пробежала приятная дрожь. Им так редко удавалось побыть наедине; это вообще нормально? Как справляются другие старшеклассники? Возможно, его тело именно поэтому наполнилось странной нервозностью, когда он находился так близко к Кагеяме — потому что холод, тренировки и родители заставляли их держаться на расстоянии. Ну… не на таком уж и большом расстоянии. Шоё все еще удавалось разглядывать своего парня в раздевалке, и он наслаждался этим больше, чем допустимо рамками приличия — однажды у него даже почти встал во время сосредоточенного рассматривания, — но это совсем не заменяло те ощущения, которые наполняли тело, когда они вместе проводили время вне площадки. Каждый раз, когда они с Кагеямой оставались наедине, воздух, казалось, искрил от напряжения. Словно все в Шоё настраивалось на Кагеяму, а все в Кагеяме настраивалось на него — и всей этой энергии просто некуда было выплеснуться. Пальцы Шоё сжали ручки, а тело заполнило тягучее, давящее неудовлетворение. «Еще два дня». Возможно. В зависимости от того, во сколько вернутся родители Кагеямы. Шоё доехал в рекордное время, поставил велосипед на место и зашел в дом, снял ботинки и верхнюю одежду, прокричал приветствие. Однако войдя в кухню, он увидел сидящую за столом маму; вид у нее был как у человека, который явно чего-то ожидал. У Шоё внутри все сжалось. — Добро пожаловать домой, — сказала она, словно все происходящее было нормой… но не было. Время уже перевалило за девять вечера, а обычно мама начинала ворчать, если после ужина они оставались за столом дольше чем на десять минут. «Эти стулья слишком дешевые», — подмигивая, жаловалась она, и в итоге они все втроем рассаживались перед телевизором. Она не задерживалась на кухне, если только не приходило время садиться есть. — Что ты делаешь? — спросил Шоё. — Я хотела с тобой поговорить. Он взял себе попить, притворяясь, будто живот не перекручивало во всевозможных неприятных направлениях. С соком в руке Шоё сел на стул напротив мамы, хотя ноги так и тянули прочь. Вот бы можно было просто взбежать по лестнице на второй этаж… Но это тоже ничего не решило бы, поэтому Шоё просто смотрел, как его мама сидела, ссутулившись, и крутила на пальце обручальное кольцо. Она всегда так делала, когда нервничала — например, в тот раз, когда Нацу сломала руку и они сидели в больнице, еще ничего не зная, или когда отец ждал известий о повышении. Хотя мама этого не делала, когда они говорили о Кагеяме в последний раз. — Ты был с Кагеямой-куном, да? — наконец сказала она. «Она произнесла его имя», — отстраненно подумал Шоё. Такого не случалось уже много недель — с самого момента их ссоры на этот счет. — Да. — Он не собирался лгать, особенно если мама спросила напрямую. «И мне наплевать на запрет». — Я несколько раз говорила с его мамой. Я… полагаю… возможно, я отреагировала слишком поспешно. У Шоё глаза на лоб полезли. Что такого умудрилась сказать мама Кагеямы? — Я не хочу, чтобы ты меня ненавидел. — Мама наконец подняла голову. — Знаю, возможно, я не самая… современная мать в мире. И я не могу не хотеть, чтобы ты влюбился в девушку. Но Кагеяма-сан подметила, что мое неодобрение только заставит тебя отдалиться от меня, а этого я не перенесу. Вы с Нацу мои драгоценные сокровища. Все конечности Шоё онемели. — Поэтому я… попытаюсь понять. Я никогда не думала о… таком, для тебя. Для кого угодно. — Он может приходить в гости? — Возможно, когда-нибудь, — сказала мама. — Пока нет. Это был огромный скачок от «Я хочу, чтобы вы с ним больше никогда не встречались», и обида, затаившаяся где-то под ребрами Шоё, понемногу начала ослабевать. — Я знаю, что он хороший мальчик, — вздохнула мама. — Он так хорошо относился к Нацу. — И все еще относится, — чувствуя, как перехватывает дыхание, выдавил Шоё. — Я уже много недель передаю записки между ними. Он всегда отвечает в тот же день. На лице мамы появилось ошарашенное выражение. — Что? — Она грустила из-за того, что не может с ним увидеться, и захотела отправлять ему сообщения. — Шоё пожал плечами. Теперь ведь можно было в этом признаться? Если хорошее отношение Кагеямы к Нацу так поднимало мнение о нем в глазах матери, Шоё собирался использовать это по полной программе. — О чем эти сообщения? — Не знаю. Нацу говорит, что мне нельзя их читать, а Кагеяма отказывается рассказывать. — Это не?.. — Мама скривилась, а слова оборвались. Шоё ошарашенно распахнул глаза. Его мама что, имела в виду то, что ему показалось? — Любовные письма? Мам! Быть геем — не значит быть извращенцем! Мерзость какая! В этом даже смысла нет: она девчонка. — Прости, — совершенно искренне сказала мама. — Я все еще не совсем понимаю, что все это означает. — Мам, это всего лишь означает, что ему нравятся не девушки, а парни. Вот и все. — Вам обоим, — уточнила она, хотя это прозвучало почти как вопрос. — Вам обоим нравятся парни, а не девушки. — Да, — кивнул Шоё, зная, что лжет… но понимая, что это единственно возможный ответ, если он хотел, чтобы мама приняла Кагеяму. Если бы мама знала, что теоретически у него была возможность встречаться с девушкой, она бы ни за что не позволила ему остаться с парнем. Она тяжело вздохнула. — Было бы проще, если бы он был ужасный. Я могла бы просто запретить тебе. Шоё слабо улыбнулся. В голосе мамы слышались нотки признания. Пусть даже это не было полное принятие, но все к тому шло. — Спасибо, — сказал он. — За переосмысление. Она кивнула, а потом протянула руку через стол, и Шоё обхватил ее обеими ладонями, чувствуя себя лучше, чем последние несколько месяцев… во всяком случае, лучше, чем чувствовал себя дома. Это было начало. Интересно, встречались ли их с Кагеямой мамы сегодня, или этот вечер стал результатом недельного томления? Ему было все равно, какой бы из вариантов ни оказался правильным. — Я пойду наверх, — сказал Шоё, и мама кивнула. По пути он наклонился, чтобы поцеловать ее в макушку, и почувствовал, как она на секунду мягко сжала его пальцы. Огромный груз на душе, казалось, стал немного легче. * * * Когда утром двадцать четвертого декабря Шоё раздвинул шторы, за окном шел снег. Шоё постоял несколько минут, с широкой улыбкой разглядывая медленно опускающиеся мелкие снежинки: они сияли, отражая свет уличных фонарей и разгоняя предрассветную тьму. Сугробов пока не намело, но на пути в школу ему все равно придется быть осторожным. В животе трепыхалось волнение. Шоё переживал, что не сможет добраться до школы, если обещавший сильный снегопад прогноз погоды оправдается, но при таком положении дел у него все получится. Он значительно меньше беспокоился о том, как будет возвращаться домой вечером. — Будь осторожен! — крикнула ему мама, когда он выбегал из дома. Она только что проснулась. Шоё пообещал, что будет, но по пути в школу умудрился трижды забуксовать и в итоге чуть не врезался в стойку для велосипедов. Еще он бы споткнулся и упал лицом вниз, вбегая в клубную комнату, если бы уверенная рука не схватила его за шиворот и не поставила прямо. — Идиот! — раздался голос Кагеямы. — Ты что творишь? Ты даже не слышал, что я сзади тебя! Сейчас слишком скользко, чтобы бегать! Шоё даже не удалось состроить сердитый взгляд — а все благодаря предвкушению, пробежавшему по телу при виде лица Кагеямы. — Ну и как же ты меня поймал, если сам не бежал? По всей видимости, Кагеяме сердитый взгляд удавался и в таких условиях. — Это другое. Я знал, что ты навернешься. Позади них послышались шаги, и, обернувшись, они увидели подходящего Сугавару. — Никаких ссор в сочельник. Вы принесли подарки на сегодня? Кагеяма с Шоё синхронно кивнули и поспешили в клубную комнату следом за Сугаварой — уже спокойным шагом. * * * Утренняя тренировка прошла отвлеченно. Все с нетерпением ждали зимних каникул, обсуждали планы на новогоднюю ночь, рассказывали, куда собираются отправиться и перекрикивались через всю площадку к вящему раздражению Дайчи и Кагеямы. Только эти двое, казалось, были способны сосредоточиться на волейболе. Шоё прилагал все усилия, чтобы не расстраивать их, но его мысли витали в совсем другом направлении. Он хотел, чтобы уже подошло послеобеденное время — хотел поесть со всей командой и обменяться подарками, хотел ощутить себя частью чего-то, что существовало как на площадке, так и за ее пределами. Радостное возбуждение уже гудело в венах, и то, что им с Кагеямой удастся побыть какое-то время наедине, только усиливало это ощущение. Мама всегда говорила ему, что нельзя торопить время, потому что каждая минута драгоценна, но Шоё ничего не мог с собой поделать. Уроки английского его и так не слишком привлекали, но в день вроде сочельника все было в тысячу раз хуже. «Да закончись ты уже», — попросил он занятие, плотно поджав губы. Бесконечно долгое время спустя урок закончился… а потом еще один, и еще. Стянувшее внутренности нетерпение не отпускало, пока Шоё с огромной улыбкой на лице не вышел из школы вместе с остальной волейбольной командой. Нишиноя толкнул Шоё, и тот со смехом толкнул его в ответ. Даже Цукишима выглядел не таким раздраженным, как обычно. Тем временем Танака, казалось, очутился в собственной версии рая в тот же самый миг, когда увидел подошедших к ним Киёко и Ячи. — И не думайте, — строго сказала Киёко. — В обмене подарками мы участвовать не будем. Я знаю, что вы все подарили друг другу в прошлый раз. Так что мы пас. Раздались неловкие смешки, и Шоё заинтересовался, о чем она говорила. — Шуточные подарки, — пояснил Сугавара, увидев выражение на лице Шоё. — Кажется, в прошлый раз кому-то попалась пара съедобных трусов. — Съедобных… чего? — Шоё почувствовал, как к щекам прилила краска. Трусы, которые можно съесть? Он не смог сдержаться и представил себе такую штуку, и от этого слои надетой на него одежды показались совсем лишними. Тело распалилось так, что могло бы растопить весь выпавший за время их сидения в школе снег, который теперь покрывал землю плотным ковром в несколько сантиметров толщиной. Сугавара, выглядел так, словно пытался не рассмеяться. — Думаю, кто бы ни оказался получателем, он их в итоге просто съел. Ну, знаешь, как обычно едят бусы из конфет. Дайчи подошел к Шоё с другого бока. — Разве они в итоге не Асахи достались? Мне тогда казалось, что он помрет от смущения. — Думаю, какая-то его часть точно померла, — ответил Сугавара. Они оба коротко рассмеялись, и Шоё попытался избавиться от собственного сильного смущения, потому что капитаны явно подобного не испытывали. Он ничего в таком духе для обмена подарками не покупал. Они ввалились в магазин Укая и, отряхнув ботинки от налипшего снега, прошли в заднюю комнату, украшенную к рождеству. Там обнаружились два старых продавленных дивана и кипа складных стульев. По всему помещению были беспорядочно раскиданы подушки для сидения, которые выглядели так, словно их притащили из множества разных домов. Под потолком тянулись флажки и электрические гирлянды, которым было не под силу замаскировать составленные к стенам коробки и запах чистящих средств, но атмосфера все равно была приятной. Или, возможно, эту приятную атмосферу обеспечивало осознание, что все дорогие Шоё люди из школы собрались в одном месте. Первые полчаса разговор направлял Укай: он подталкивал каждого сказать, что они узнали за этот год — об отношениях внутри команды, или волейболе, или жизни в целом. Шоё сидел на подушке на полу, сжимая руками лодыжки и слушая с восторженным вниманием. По мере того как приближалась его очередь, он нервничал все сильнее, хотя Кагеяме пришлось говорить первым. — Я узнал… как все любят получать пасы, — пробормотал Кагеяма. Многие рассмеялись, а Шоё ждал большего… но продолжения, по всей видимости, не предполагалось. Большинство остальных ребят говорили гораздо дольше, но Кагеяма, казалось, не собирался этого делать. Шоё, моргнув, обвел взглядом лица сокомандников, тоже не зная, о чем говорить. — Я люблю волейбол, — сказал он, и все рассмеялись, хотя это не было шуткой. Возможно, подобное высказывание действительно было для него довольно типичным, поэтому Шоё улыбнулся. — Но еще больше мне нравится быть в этой команде. Так получилось, что, говоря это, он столкнулся взглядом с Кагеямой, хотя пытался посмотреть по очереди на всех вокруг. Кагеяма, покраснев, опустил голову. Когда Шоё снова быстро оглядел собравшихся, Сугавара ободряюще покивал. — И, гм. Я очень рад быть с вами. Тренер Укай кивнул, и настала очередь Нариты. Шоё облегченно выдохнул. К счастью, больше во время вечеринки ничего страшного не произошло: все ели пиццу, среди подарков не оказалось съедобного белья, хотя все-таки обнаружился пакет макарон в форме членов, при виде которого Шоё каждый раз хотелось захихикать. Он бы даже не возражал вытащить именно этот подарок — возможно, ему бы удалось смутить этим Кагеяму, — но в итоге получил пенал, украшенный рисунками драконов авторства Нишинои. Рисунки были действительно хороши, и Нишиноя сиял под похвалами Шоё. Когда вечеринка закончилась, на улице уже стемнело, и Шоё с Кагеямой ушли вместе, помахав остальным на прощание. Телу Шоё было тепло от чувства удовлетворения, хотя снег уже валил вовсю. То есть… совсем вовсю. — Какой сильный снегопад, — удивленно сказал Шоё. Снег покрывал землю плотным слоем, и еще больше падало сверху. Кагеяма, прищурившись, запрокинул лицо к небу. — Интересно, ходят ли поезда. — А? — Мои родители. Они уехали на поезде. У Шоё округлились глаза. Если только они ехали домой прямо в этот момент, то родителям Кагеямы грозила большая опасность застрять там, где они отмечали сочельник. Шоё пытался не слишком радоваться такой перспективе. — Эй, смотри! — сказал он, вскинув руку. Невдалеке виднелся огромный сугроб. Шоё побежал, не обращая внимания на крики Кагеямы этого не делать. Перед тем как упасть, он развернулся, чтобы приземлиться на спину, и мягкий снег скрипнул под ним. — Вот видишь? Совершенно безоп… Сугроб просел, и Шоё обнаружил, что это был вовсе не сугроб, а просто покрытый снегом куст, и какая бы ветка ни удерживала его вес, сейчас она начала крениться. Снег засыпал его лицо и шарф, и он почти сразу же почувствовал, как под воротник начали пробираться ледяные капли. Шоё зашипел, начиная вертеться. — Замри! — приказал Кагеяма. — Ты только хуже делаешь! — Легко тебе говорить! — крикнул Шоё с набитым снегом ртом. Его затянутая в перчатку рука нашла ладонь Кагеямы, и он попытался подтянуться вверх. Ему на ноги упал тяжелый вес, и откуда-то сверху полилась ругань. — Тупица Хината… говорил же тебе не двигаться… погоди, давай просто… Я сейчас… Шоё стряхнул снег с глаз, наполовину сидя в кусте, и увидел хмурого покрасневшего Кагеяму, стоящего напротив на коленях и старающегося удержать равновесие. Шоё расхохотался, не обращая внимания на холодящие шею капли. Он чувствовал, что снег набился еще и в рукава, пропитывая водой перчатки и манжеты, но все это забылось, когда Кагеяма поднял на него взгляд и замер. С лица Кагеямы исчезла хмурая гримаса, он больше не звал Шоё тупицей… он просто замолчал, и это почти пугало еще больше. — Что? — спросил Шоё все еще растянутыми в улыбке губами. — Я, гм… теперь понимаю, что это куст. — Я люблю тебя. Кагеяма выпалил это с такой поспешностью, что Шоё даже не был уверен, правильно ли расслышал. Кагеяма несколько раз моргнул, и Шоё постарался сесть, насколько позволял куст. Ему на шею свалилось еще немного снега. — Что? — Я люблю тебя, — повторил Кагеяма — и на этот раз достаточно медленно, чтобы можно было разобрать отдельные слова. Шоё почувствовал, как щеки начали заливаться жаром, дыхание ускорилось. — Потому что я упал в куст? — неловко спросил он. У Кагеямы был такой вид, будто ему хотелось схватить Шоё за волосы и потянуть — точно как всегда, — но вместо этого он только стряхнул снег с его головы. — Потому что ты — это ты. — О. — Шоё судорожно вдохнул. Он чувствовал себя странно, в животе поселилось какое-то воздушное ощущение. — Думаю, я тоже. В смысле, люблю тебя. Внезапно лицо Кагеямы пропало — уткнулось в живот Шоё, что совсем не помогло ему успокоить нервы. И вокруг все еще тяжело падал снег. «Нас погребет», — подумал Шоё. А потом кто-нибудь будет проходить мимо и подумает, что их куст — это сугроб, и раздавит их. — Мы тут окоченеем, — немного погодя сказал он. — Похоже, вьюга только усиливается. Кагеяма немного отстранился, отполз назад и, встав на ноги, поднял следом Шоё. — Это всего лишь сильный снегопад. — Все равно нужно уходить. Кагеяма посмотрел на него, а потом уткнулся лицом в шарф. — Угу, — пробормотал он. В том месте, где его щеки виднелись над шарфом, они были ярко-красными. Кагеяма схватил Шоё за руку и зашагал по улице.