Пусть все дети достанутся своим родителям

«Ты так добр ко мне, как никто не был»… Румпельштильцхен сглотнул, стараясь не глядеть в лицо мальчишки. С облегчением отвлёкся на вопрос и припомнил, что собирался делать. Ах да, Пески Времени. Напитать их силой. — Погоди. Мне необходимо… сделать кое-что важное. — Он развернулся на каблуках, будто собираясь уйти, но тут же застыл на месте, передумав. Вновь обратил внимание на Джафара — теперь смотреть было легче. — Вероятно, ты сумеешь помочь. — Пророчество вновь зазвучало в ушах. «Мальчик приведёт тебя к сыну…» Чем больше магии будет вложено в Пески Времени, тем больше уверенности в том, что компас найдёт Бэлфайра. А Джафар сам не сознаёт, как велик его потенциал, ещё не реализованный даже в малой мере. Разочарование на лице ученика, появившееся было с пониманием, что маг сейчас отправится заниматься своими Очень Важными Делами, не дав ему задание, не оставив даже новую книжку, сменилось заинтересованностью и воодушевлением: — Что мне делать? — тут же поинтересовался Джафар, впрочем, не торопясь подниматься на ноги. — Что делать? — Румпельштильцхен задумался, затем взмахнул рукой, перенося себя в лабораторию, достал из тайника Пески Времени и вернулся к Джафару. — Тебе надо будет научиться направлять свою силу. Свою магию. Постараться напитать ею… вот этот песок, — он поставил фиал на стол. — Только будь поосторожнее. На всякий случай, Румпельштильцхен поставил на маленький стеклянный сосуд заклятье, чтобы Джафар не мог его разбить. — Ты помнишь, как мы работаем? А знаешь, — Румпельштильцхен улыбнулся краешком губ, — магия строится не только на тёмных эмоциях. Ему вдруг захотелось проверить, простираются ли способности Джафара и на светлую магию. Экспериментальное любопытство и ничего больше, тут же сказал себе маг. Ничего больше… Джафар с сомнением посмотрел на фиал с песком. На Румпельштильцхена. — Не только на тёмных? — переспросил он. — Я подозревал. Но… это же будет светлая магия. Не думаю, что у меня получится. Снова посмотрел на артефакт, не решаясь начать. Поинтересовался: — А ты обеими можешь пользоваться? — Особенность моей магии такова, что лучше всего у меня получается тёмная, — Румпельштильцхен помолчал. — Но я хотел бы посмотреть, как выйдет у тебя. Для светлой магии нужны самые добрые чувства, самые приятные воспоминания… как ты понимаешь. Выслушав, мальчик серьёзно кивнул и сосредоточился на фиале. Приятные воспоминания. О чём он мог подумать, что могло бы дать сил? Память о матери? Она была добра ко всем равно, но бросила его, умерла. Не потому что хотела — потому что помогала другим и чем-то заразилась. Она верила, что Джафар когда-нибудь тоже станет целителем, но он предал её веру. Нет, память о матери не наполняла силой его сердце — в нём были только скорбь и стыд. Отец? Джафар стиснул зубы, переживая вспышку ненависти. Человек, который отказался от него, обманул его, убил его. Единственное светлое воспоминание — извинение. Когда султан заговорил мягко, когда объяснял, как взрослому, как важно воспитывать ребёнка правильно, даже если эта правильность — в жестокости. Но силы невозможно было черпать в этом моменте. Отец лишь отвлекал внимание. Горькая правда. Разум Джафара метался, выискивая и отбрасывая одну мысль за другой. Бедность, отчаянье, отверженность, предательство. Не за что было зацепиться! Он не видел, что может помочь. Зажмурился, сдерживая слёзы — разочарования и горечи, остро чувствуя свою беспомощность — и бесполезность. — Ну хорошо, делай то, что у тебя лучше получается, — голос Румпельштильцхена невольно смягчился — и, отметив у себя эти нотки, он помрачнел и отдёрнул руку, которая уже почти опустилась на плечо Джафара. Нельзя впускать в своё сердце сострадание к этому мальчишке. Что бы тот ни пережил, что бы ни испытал. Ученик едва заметно кивнул — и позволил эмоциям вырваться наружу. Сама собой взметнулась ладонь, пальцы окутались тьмой. Густым чёрным потоком сила потянулась к Пескам Времени, начала вливаться в крохотный фиал волнами, нагоняющими друг друга. Спустя короткое время содержимое сосуда из золотистого, искрящегося радужными переливами, стало гематитовым. Поток энергии, который выпускал Джафар, ослабел, сделался более равномерным: выплеснув свою боль и свои страхи и увидев, что способности всё ещё при нём, мальчик немного успокоился. — Замечательно! — Румпельштильцхен, следивший за этим затаив дыхание, даже в ладоши захлопал. Он не ожидал, что Джафар способен выдать такой мощный поток чёрной магии! — Продолжай, продолжай дальше! Ощутив, услышав это живое ободрение, тот воспрял. Вытянул к Пескам и вторую руку. Слабость, недавно овладевшая телом, отступила, будто магией вымыло последние остатки яда. Короткие чёрные кудри покачивались, как от ветра в лицо. Сияя улыбкой, Джафар обернулся к Румпельштильцхену: — Так? — Так, так, — одобрительно закивал маг, — далеко пойдёшь! У меня ещё никогда не было такого способного ученика, — искренне вырвалось у него. И искренность эта не осталась незамеченной. Сердце Джафара дрогнуло. Он понял, что перебирая лучшие моменты прошлого своей жизни, почему-то даже мысли не допустил обратиться к настоящему. Не попытался искать опору в том, что снова больше не один. Что учится быть сильным. Что после мести ему будет куда и зачем возвращаться. Чувствуя, как приливает жар к щекам, Джафар опустил ладони. Ручей Тьмы иссяк. — Я… я всё же попробую… — пробормотал он, закрыл глаза и снова вытянул руки. Лёгкое свечение возникло вокруг кистей, бледным сиянием стекло с пальцев, поплыло по направлению к артефакту. В чёрном песке появились золотые вкрапления — будто ночь зажглась звёздами. — Ты смог! — удивлённо улыбнулся Румпельштильцхен, разглядывая фиал, где органично — вот что удивительно! — соединились два вида магии. — Красиво получилось. Вспомнил всё-таки что-то хорошее, а? Джафар покраснел ещё пуще. — Не вспомнил, — признался, охваченный странным смущением. — Услышал. В этот момент ему хотелось обнять колдуна — как недавно, когда тот вытащил его из воды. Ну и пусть тёмный. Якшается со всякими колдуньями. Соврал насчёт младенцев. Но он сам сказал, что Джафар — лучший. И заботится о нём, чужом сыне, так, как не подумал бы сделать светлейший султан. Но Румпельштильцхен стоял в нескольких шагах, так что всё, что Джафар мог — лишь сильнее сконцентрироваться на магии. — Услышал? — повторил Румпельштильцхен, внимательно оглядел мальчишку и всё понял. Отступил ещё на шаг, радуясь, что вниманием Джафара целиком завладела магия. А ещё лучше было бы, окажись в эту минуту лицо Тёмного в тени — там, где подобает прятаться таким, как он, чтобы изредка выходить на свет… Ничего, ещё немного — и Джафара заберёт Амара. Если он и начал привязываться, это пройдёт. Исчезнет. Не глядя на учителя, Джафар кивнул. И чувствуя, что сейчас от смущения вовсе сгорит, поспешил сменить тему: — Как долго нужно напитывать песок? Его немного, но кажется, будто ему всё мало и мало. — Чем дольше, тем лучше. Уже устал или просто скучно стало? — Румпельштильцхен снова был спокоен и деловит. — Да нет, не устал, — отозвался Джафар, шевеля пальцами, отчего по магическому потоку пошла рябь. — Просто… расскажи что-нибудь! Что ты делал в Аграбе, когда нашёл меня? — Что я делал в Аграбе? — переспросил Румпельштильцхен, усмехнулся и, щелчком пальцев подкатив сзади кресло, сел в него. — Ходил, видишь ли, к человеку, у которого было то, что мне нужно. Предложил ему сделку, но такие люди, как он, не заключают сделок с тёмными магами. Я мог бы… заставить его сделать, как я хочу, — еле удержался от того, чтобы сказать «вырвать ему сердце». Помолчал, глядя на собственные ногти, невольно вспоминая слова Амары о том, сколько потребуется песка для компаса, и закончил: — Но этот человек оказался защищён чарами. Тогда я решил удалиться в какую-нибудь чайхану и спокойно всё это обдумать… за чашкой травяного чая. Кофе не слишком люблю. Однако прихоть судьбы — так мне показалось, а то была отнюдь не прихоть, как я теперь понимаю! — привела меня в другое место. Я был раздражён, промахнулся расстоянием и… попал на помойку. Он даже ухмыльнулся звучанию последних слов. И, всё так же разглядывая свои пальцы, продолжил: — Там я нашёл тебя. Я… Здесь Румпельштильцхен запнулся. «…подумал о своём сыне, о том, что, пока я ищу его, кто-то бросил умирать чужого ребёнка», — так следовало бы закончить. Но он не мог говорить о Бэлфайре. Не сейчас. Не с Джафаром. Если бы не проклятое пророчество, всё было бы гораздо проще. — …ты меня оживил и взял с собой, — закончил Джафар и улыбнулся — открыто, как улыбаются все дети и очень редко — взрослые. — Это замечательная история, похожа на сказку, только ты очень коротко рассказываешь! Нужно сказать, что город был таким огромным, какого ты в жизни не видел, а тот человек, который тебе отказал — настолько могущественным, что держал при себе тысячу чародеев и пять тысяч воинов, и только поэтому ты не убил его. И что в чайхану ты направлялся, потому что другого такого чая, как в Аграбе, вовек не сыщешь. Лучше бы кофе, конечно, но…. можно сказать, что ты страшно проклят и кофе тебе нельзя! Посмотрел сочувственно, кажется, и сам поверив сказанному. — И под конец — красочно описать, как бился за мою жизнь с огромной змеёй, которая приползла забрать меня в царство мёртвых! И как она почти победила, но ты сказал страшное заклятье и переместил её обратно в подземное огненное гнездо! Взмахнул рукой, породив светлую дугу в воздухе, медленно растаявшую, и снова направил пальцы на сосуд. — Так и будем рассказывать! — заключил довольно. Румпельштильцхен невольно рассмеялся. — Ну нет, дружок, к таким преувеличениям я не склонен! — Он поудобнее сел в кресле, закинув одну ногу за другую и сплетя пальцы рук вместе; от них заструились тёмные волны магии, вместе с джафаровыми вливаясь в Пески Времени. Внешне магу не требовалось никаких усилий, чтобы это проделывать — он выглядел совершенно расслабленным. — Есть у меня истории и поинтереснее. Например, знаешь ли ты, что великаны не так давно жили на огромном бобовом стебле, который уходит в самое небо? Испокон веков выращивали бобы — да не простые, а волшебные, способные открывать порталы. И никакой человек или нелюдь, даже маг — такой, как я — не смог бы к ним попасть, если бы сами добровольно не пустили. К слову, я пытался, — он сделал паузу. — Но никакими способами не удавалось. Ни уговоры, ни угрозы на великанов не действовали. Даже тщательно разработанный мной в середине прошлого века план сорвался! Джафар слушал, приоткрыв рот. Так великаны существуют на самом деле! Следующая мысль поразила его ещё больше: — Так сколько же тебе лет? Ты будешь жить вечно? Это из-за магии? А я тоже буду жить вечно? Или мне нужно будет что-то сделать для этого? — Мне не так уж много лет, — хмыкнул Румпельштильцхен, — всего-то чуть больше двухсот. А вот буду ли я жить вечно… Он слегка нахмурился. Тёмное Проклятье, лежавшее на нём, с каждым десятилетием всё прочнее пускало корни в сердце. Рано или поздно оно окончательно убьёт человеческую сущность, если Румпельштильцхен перестанет поддерживать её в себе, питая любовью к Бэю так же, как сейчас магией — Пески Времени. Чем раньше найдётся сын, тем лучше. При мысли о нём черты лица Румпельштильцхена, как обычно, смягчились, и в этих размышлениях он даже позабыл ответить на те вопросы Джафара, которые касались его самого. — То есть ты будешь жить, пока тебя не убьют? — тут же переспросил Джафар, по-своему истолковав молчание Тёмного. — Двести? Это и правда немного. Столько жили султаны древности, а ифриты и джинны живут десятки тысяч лет. Но их тоже можно убить. Или заточить! Тогда они будут выполнять твои желания. Светлая магия мальчика иссякла, плавно вновь сменившись чёрным потоком, куда более напористым. — Желания, говоришь, — Румпельштильцхен снова замолчал, и в потоках магии из его пальцев стали чередоваться тёмные и светлые струйки, как полоски на спине зебры. — Бывают желания, которые и джиннам не под силу… — Разве? — удивился Джафар. — Разве они подчиняются тем же законам магии, про которые ты рассказывал? Он с интересом глянул на магические переплетения, исходящие от пальцев учителя. А ведь Румпельштильцхен недавно говорил, что его сила иного свойства! Интересно, что питает его светлые мысли? Когда-нибудь он, Джафар, узнает. Непременно! — Воскрешать мертвецов, насколько мне известно, джинны не могут, — Румпельштильцхен отвечал рассеянно. Джафар посмотрел на колдуна с сомнением. — А ты встречался с кем-нибудь из них? — поинтересовался он. На всякий случай. Румпельштильцхен, по-прежнему глядя в сторону, наклонил голову в знак согласия. — Знаю я одного джинна, ныне он, — скупая усмешка, — служит зеркалом, да не простым, для Злой Королевы Регины. Мне довелось с ним побеседовать как-то раз. Покойный супруг Регины когда-то подобрал лампу с этим джинном на берегу моря — себе на беду. — Агааа, та самая Регина! — протянул Джафар чрезвычайно довольным тоном. — Так она действительно правит сама? Без мужа? — возмущения в голосе мальчика было больше, чем удивления. Тут его осенило: — Она воспитывает наследника? Потом, спохватившись, что проявляет слишком много интереса к бывшей ученице своего учителя, понизил голос и важно переспросил: — И что может её зеркало-джинн? — сочтя это более достойной для обсуждения темой. — Зеркало Королевы, — протянул Румпельштильцхен, — даёт ей советы и показывает всех, кого она хочет увидеть. Но ты не беспокойся, дружок, на моём замке защита… А наследника у неё, признаться, нет, — Румпельштильцхен припомнил злость и разочарование Коры, когда Регина выпила зелье, сделавшее её бездетной — была готова на всё, лишь бы не становиться вновь марионеткой в руках матери. Наследник! Единственной и законной наследницей покойного короля Леопольда была Белоснежка, находившаяся в бегах от мачехи, но рассказывать о ней Румпельштильцхен пока не стал. — Только на замке? — деловито уточнил Джафар. — А за его пределами? В Аграбе, к примеру? Он выглядел задумчивым. Потом снова поднял взгляд: — Должно быть, ты хорошо её обучил, если она способна управлять страной и заставить подчиниться джинна! Сощурился и, пустив волну по потоку из пальцев, добавил — скорее себе, чем учителю: — Я буду не хуже.