Пусть все дети достанутся своим родителям

Вскоре после неприятного происшествия со змеёй Тёмный и его ученик вернулись в замок. Настроение у обоих было подпорчено, а Джафар к тому же ощутимо замёрз. Оказавшись в привычном и даже уютном теперь кольце стен, мальчишка оседлал ковёр и отправился в сад за травами для чая. Выбирал он их тщательно и даже сорвал пару румяных яблок, в который раз поражаясь волшебству, которое заставляло всё цвести и плодоносить одновременно, как в сказочных владениях джиннов. Влетев обратно в зал сквозь окно, Джафар не обнаружил учителя. Степенно приготовил отвар и, пока тот настаивался, привычно отправился на поиски, ожидая, что стоит открыть дверь, как Румпельштильцхен окажется за нею — а то и вовсе за спиной. Однако на этот раз Румпельштильцхен был слишком занят. Он зажёг свечу в комнате на втором этаже, так как сегодня был бы очередной день рождения Бэя. Удачно пришлось: хотелось отвлечься от навязчивых мыслей о сегодняшнем происшествии, о мальчишке, который снова назвал его, Румпельштильцхена, отцом, и о многом другом. Не получалось думать о Джафаре, как о просто питомце. Сегодняшняя сцена, когда мальчик бросился на помощь учителю, проломила брешь в наспех созданной Румпельштильцхеном защите. Но воспоминания о сыне, об их маленьком счастье в давно сгинувшей деревушке, самые лучшие и светлые, какие только мог собрать Румпельштильцхен — они помогали заодно вспомнить о самом главном. О том, что стократ важнее чужих мальчишек. На столе, кроме одиноко горевшей свечи, были накидка и портрет сына, когда-то нарисованный немой служанкой — Румпельштильцхен обнаружил рисунок у неё дома, когда пришёл её убивать. Забавно, что он даже не потрудился выяснить, зачем девушке понадобилось рисовать Бэлфайра. Наверное, потому, что торопился… сейчас Румпельштильцхен уже не помнил, как следует. Усилием воли он отогнал неприятное воспоминание и сосредоточился на другом. — Я скоро найду тебя, Бэй, — эти слова вырвались вслух. — Мой дорогой мальчик… Не думай, что я забыл о тебе. Он послюнил палец и протянул руку, чтобы погасить свечу. Здесь же, в этой комнате, был и свиток с Проклятьем, посредством которого Румпельштильцхен не так давно собирался найти Бэя. Сейчас свиток лежал на столе — и Румпельштильцхен скользнул по его поверхности равнодушным взглядом. Сколько времени понадобилось, чтобы собрать это Проклятье — и всё зря, нашёлся другой способ. Но почему-то злости Тёмный маг не ощущал. Стараясь не дышать, чтобы не выдать своего присутствия, Джафар отступил от двери. Правду сказать, не так уж это оказалось и сложно. Чувство было необычайно похоже на то, когда султан сунул его головой в воду. Мысленно он взмолился: пусть Румпельштильцхен просто переместится, а не выйдет из этой комнаты! Сделать вид, что ничего не слышал, как и сбежать, он был просто не в состоянии. Почему мне так больно? — спросил себя Джафар, просто чтобы отвлечься, прислонившись к каменной стене. Ну да, у учителя, оказывается, был раньше другой мальчик… сын или ученик. И скоро он вернётся. Что это меняет? Всё. Он, Джафар, опять оказался только вторым. Ущербным, при всех своих способностях. Не способным заменить утраченное. И наверняка когда тот, первый — Бэй? — вернётся, он, Джафар, для учителя станет лишним. Точно как с отцом и Мирзой! «У меня уже есть наследник». Может, поэтому ему, Джафару, и не стать Тёмным? Это место займёт другой, более достойный, более любимый. Ведь никто не обещал Джафару обратного. Это не входило в условия сделки… Как-то вдруг мальчик понял, что за прошедшие пару дней начал смутно надеяться на… что-то. Забота колдуна заставила его неосознанно поверить в то, что так будет всегда. И «отец», которое всё чаще просилось на язык, — как сегодня, — уже почти что перестало быть данью вежливости. Желание мести султану не ослабело… но разве не он сам недавно размышлял, как бы сделать так, чтобы не расстаться с Румпельштильцхеном? Джафар сжал кулаки. Вот уж что-что, а плакать ему точно нельзя. Нет, лучше уж злость! В этот миг он ненавидел себя за эту глупую надежду, которую почувствовал. Желание оказаться подальше от этой комнаты со всем её содержимым, вернуться к коврику, единственному, кто принадлежал, по-настоящему принадлежал только ему одному, было таким острым… волна магии поднялась из сердца, захлестнула, закружила, отняла зрение, слух и остальные чувства. В следующий миг Джафар стоял, дрожа, в том самом центральном зале, из которого вышел недавно. Коврик вопросительно поднял кисточку, удивившись внезапному появлению мальчика. Джафар, чувствуя внезапную слабость, взобрался на него и лёг, закутавшись в одеяло. Румпельштильцхен вскоре вернулся. Удивлённо приподнял бровь, увидев Джафара в таком положении, и подошёл к нему. Постарался сделать голос спокойным и бесстрастным: — Ты не заболел, дружок? А ведь он всерьёз испугался, что змея укусит Джафара и убьёт своим ядом. И не потому, что раньше возвращения Бэя Джафару умирать нельзя. Внезапно Румпельштильцхену пришло в голову, что слова провидицы можно ведь толковать и по-разному. Быть может, под погибелью она подразумевала то, что совсем ею не является в физическом смысле; какие-то варианты… Кому, как не самому Румпельштильцхену, знать, сколь коварными могут оказаться предсказания и видения будущего? Он не хотел убивать Джафара, Румпельштильцхен понял это яснее, чем когда-либо. И не то чтобы просто не хотел — всё в нём восставало против подобной мысли. Джафар только помотал головой, опасаясь, что голос выдаст. В глазах защипало от такого обидного проявления заботы, — наверняка напускная! — и мальчишка шмыгнул носом, закутываясь в одеяло плотнее. Румпельштильцхен пожал плечами. Решив, что так всё же будет лучше, он хорошенько затопил в замке на ночь. А утром, прежде чем отправиться по своим делам, оставил Джафару добротные башмаки — поглядывал же на ноги мальчишки, но как-то из памяти вылетало, что не след тому босиком по холодному каменному полу ходить. Как и по земле. Завтрак Румпельштильцхен оставил на столе — как в первое утро пробуждения Джафара в Тёмном Замке.