Вынимая души

В конце очередного осеннего месяца, именно очередного, так как уже казалось, что осень — нескончаемое время года, упала работа. В связи с чем Бадоу был вызван в храм для прохождения инструктажа и наставлений. Падре, как правило, оповещал о задании вместе с доставкой еженедельной почты или рекламных объявлений. Пользоваться почтой электронной или банально — телефоном он не любил, так как считал, что никакая информация, загруженная в сеть, не исчезает бесследно. И по ней легко отследить кого угодно. А бумажку со словами «требуется волонтер в храм для участия в хоровом кружке» можно сжечь, и она раствориться навсегда, не вызвав никаких подозрений. Именно поэтому у Бадоу была привычка проверять и сортировать бумажную почту, чтобы не остаться без работы. А слова наподобие «храм», «бесплатно», «волонтер», «одноразово» были своего рода маркерами и обозначали, что эта рекламка именно для него. Очередная подработка была обозначена требованием санитара для одноразовой работы. То, что надо. И Бадоу моментально добрался до храма. На дверь в храм ему пришлось навалиться всем телом, чтобы отодвинуть ее в сторону с душераздирающим скрипом. Дверь была мало того, что тугая, так теперь, из-за влажной погоды, еще и скрипела, как сучка. Бадоу уже искренне ненавидел этот вход. И почему ему нельзя пользоваться черным ходом? Такой в храме вообще есть, или это было бы богохульством, заходить в храм сзади? Или снизу, размышлял Бадоу, проходя вдоль длинных рядов пустых деревянных скамеек. Впрочем, не совсем пустых. На том же месте, в отдалении от входа, в тени высокой колоны сидел его напарник. Надо заметить, он занял достаточно удобную позу, сложив руки на груди и закинув ноги на спинку впереди стоящей скамейки. Ему только шляпы не хватало, как отдыхающему в поле под солнцем ковбою. — Ты здесь вместо сторожевого пса что ли? — сделал ему замечание Бадоу. — А разве ты что-то имеешь против? — не поворачиваясь к собеседнику, ответил Хайне. — Я бы хотел поменьше с тобой в одном помещении находиться. — Ну, так выйди, — пожал плечами Хайне. Бадоу встрепенулся от такого провоцирующего заявления. — Слыш. Не зазнавайся. Я только с виду такой хорошенький, — и репортер прищурил свой единственный глаз. Хайне на это ничего не ответил, провоцировать спор ради спора ему не хотелось. Все равно придется с Бадоу работать, тем более, понятно сразу, кто кого переболтает в такой словесной перепалке. — Он здесь живет некоторое время, — снял напряжение Падре. — Пока не подыщет себе более комфортное место. — Здесь же холодно и тоскливо, — передернул печами Бадоу, осматривая каменные стены и глядя в высоченный потолок. — Впрочем, я по делу. Священник указал ему рукой на лавку, приглашая присесть. Бадоу без промедления согласился и со скрипом уселся поудобнее, подмяв под себя ногу. — Работу необходимо выполнить в кратчайшие сроки, так как заказ долго провисел без подробностей, и за него никто не брался. — Вот, это как раз работенка для него, — Бадоу кивком указывает в сторону Хайне. — Раз никто не берется, значит, дело не стоит риска. А мне моя рыжая шкура дорога. — Возможно, — согласился Хайне. — Только я-то все время был тут, а вот тебя ждать пришлось. Значит и под заказ именно тебя ждали. — Ждали вас обоих, — прервал их священник. — Задания теперь рассчитаны на двоих, дабы увеличить выживаемость каждого. Последнее слово Падре особенно выделил интонацией и бросил конверт около Бадоу. — В конверте оплата по двойной ставке? — первая умная мысль Бадоу добавила ему очков разумности в мысленной оценке Хайне. — Больше твоей обычной ставки, — ответил Падре. — То есть… — Бадоу пытался сообразить. — Наличие напарника автоматически повышает не только мою выживаемость, но и мой доход? — Верно. — В чем подвох? — поочередно переводя подозрительный взгляд со священника на Хайне и обратно спросил он. — Кому-то выгодно, чтобы ты был под моим присмотром, рыжуля, — Хайне внимательно слушал, и ход мыслей Бадоу ему был понятен. Хотя он сам до этого бы не додумался. Вот и первый плюс работы в команде. — Или кто-то задолбался подчищать лишние трупы после твоих вылазок. — ехидно заметил Бадоу. — Я хотя бы считать умею. И память у меня хорошая, лишнюю человеческую единицу я тебе погубить не позволю. Хайне встал со своего места и не спеша обошел лавку по направлению к Падре и Бадоу. Поднял конверт с деревянного сиденья и двинулся на выход. — Хватит болтать, как там тебя… — Меня Бадоу звать! — и он таки соскочил следом за напарником, ведь часть его задатка в том конверте. Падре до самого выхода провожал, будто взглядом, обоих парней. Бадоу был в плену безысходности и проживал свою жизнь настолько бездарно, что это не могло не задеть чувств священника. И как раз вовремя появился Хайне, который был выброшен на берег зыбучих песков прошлого и никак не мог выбраться самостоятельно. Поэтому священник и объединил их в команду, давая курс на выживание. Главное, чтобы этот корабль они оба не потопили. У входа началась новая перепалка и испытывание терпения Бадоу. Хайне ни в какую не желал отдавать конверт, пока сам не прочитает задание. Хотя сделать это спокойно было проблематично, так как наглая рыжая морда так и норовила вырвать из рук бумагу. Хайне был выше и гораздо сильнее физически, поэтому ему не составило труда держать Бадоу за своей спиной. И напарнику только и оставалось, что смотреть из-за плеча, до которого он четко доставал подбородком. — Ну что там? Отдай! Это же для двоих предназначено, — не унимался Бадоу. — Тогда читай вслух! — Мы должны проследить за доставкой каких-то контейнеров уже сегодня вечером в порту. Выяснить, в каком из них груз, и уничтожить этот груз, не поднимая особого шума, — своими словами передал смысл прочитанного Хайне. — Воу, да это самая длинная фраза, которую я от тебя слышал, — заулыбался Бадоу, которому позволили забрать конверт. — Удивляешь! Пока Бадоу просматривал глазами бумагу и прикуривал сигарету, Хайне уже спустился по лестнице и завернул за угол храма к гаражу, спрятанному в боковых пристройках большого здания. Дочитав короткое послание, Бадоу спрятал конверт во внутренний карман куртки, застегнулся наглухо от холодного ветра и повертел головой в поисках напарника. На улице стемнело, осенью с каждым днем темнеет все быстрее и быстрее. В таких сумерках себя-то потерять можно… — Ну, надо же. Потерять единственного напарника в первый же день задания! Молодец! — и тут он услышал звук мотора. Сбоку из-за угла выехал мотоцикл, за рулем которого был Хайне. Он завернул на подъездную к храму дорогу, остановился напротив Бадоу и, опираясь на одну ногу для поддержания равновесия, посмотрел в его сторону: — Карета подана, — спокойная констатация факта и ожидание естественной реакции, которой не последовало. — Тебе особое приглашение нужно? Бадоу был удивлен второй раз за этот вечер… Или уже третий? Хайне был квинтэссенцией собирательного образа плохого парня из боевиков. Он был молчалив, серьезен, чудесно обращался с оружием, ездил на байке, да еще и обладал весьма приятной внешностью. Откуда вообще такие берутся. Бадоу сейчас мог бы пошутить и ляпнуть что-то на подобии «к тебе или ко мне», но побоялся быть непонятым. — Я с тобой на этой небезопасной штуке никуда не поеду, — он считал, что ехать без шлемов на мотоцикле ночью с маньяком-убийцей за рулем совсем не безопасно! — Да я не настаиваю, принцесса, извольте тащиться пешком, — и со звонким рычанием мотора Хайне отъехал от храма, размешивая под колесами дождевую воду и грязь подъездной дороги. Глядя на это безобразие и перспективу идти пешком, Бадоу окрикнул напарника: — Подожди! Я пе-ре-ду-ма-ла! — и с картинной жеманностью он принялся перепрыгивать через лужи на пути к Хайне. — Уж лучше, чтобы ты был у меня на глазах, мало ли, чего от тебя ждать. — В мгновение посерьезнев, сказал Бадоу и сел за спину на пассажирское сидение. Руками и взглядом поискал, за что можно зацепиться, чтобы не вылететь с сидения. — Что ты возишься? — не выдержал Хайне. — Мы так везде опоздаем. — Я не могу найти, за что ухватиться. Тут ремней безопасности нет? — Держись за мой пояс и крепко. Мне будет очень в падлу собирать твои кишки с асфальта на обратном пути, — нетерпение напарника ощущалось по напряжению его рук и спины. Казалось, еще немного, и Хайне оставит напарника здесь. Бадоу перестал капризничать и сделал, как велели: обхватил руками за пояс, сразу почувствовав пистолеты, спрятанные за спиной у Хайне. Прижиматься к маньяку и его пистолетам категорически не хотелось, поэтому Бадоу пытался максимально сохранить между ними дистанцию без вреда для здоровья. Хайне медленно прополз колесами по грязи и, выровняв мотоцикл на асфальт, резко стартанул. И с визгом то ли колес, то ли вжавшегося в него Бадоу, они помчались к обозначенному заданием порту. Через тридцать минут пронизывающего противного ветра, как будто они все это время ехали в туннеле вытяжки гигантской системы кондиционирования, и приятных прижиманий к теплой спине напарника, Бадоу, наконец, почувствовал твердую землю под ногами. Он слез с мотоцикла и стал распутывать волосы, поправляя повязку, чтобы она ровнее держалась на лице. — Слава яйцам, я живой, — проговорил шепотом Бадоу. — Мы хоть доехали? — Да. Без каких-либо дополнительных инструкций ответил Хайне и, оставив мотоцикл в тени между какими-то деревьями и автобусной остановкой, пошел вперед к порту. Бадоу ничего не оставалось, как последовать за ним. За пятнадцать минут стемнело еще сильнее. Порывы ветра то стихали, то поднимали дикий шум, отчего в наступавшей в промежутках тишине любые звуки казались громче обычного. Напарникам приходилось исследовать местность и искать точку обзора как можно тише и как можно ближе подобраться к порту. Порт представлял собой нагромождение техники и железных контейнеров, как домиков, ровно уложенных по рядам или друг на друга, то параллельно, то перпендикулярно воде. Они были пронумерованы и разделены на секции для легкого поиска нужного контейнера. Несколько причалов было занято паромами, около двух стояли небольшие рыбацкие судна, а один единственный причал был свободен. Сделав вывод, что этот причал на ночь освобожден не просто так, парни заняли позицию наблюдения прямо перед ним, забравшись по контейнерам на крышу склада напротив него. Крыша была облицована каким-то мягким водонепроницаемым материалом. Кажется, он называется рубероид, вспоминал Бадоу и был благодарен тому, кто его придумал, так как лежать в этом укрытии было не так холодно. Бонусом было то, что они находились с подветренной стороны. Крыша была пологая и закрывала их не только от ветра, но и от маловероятных, но возможных взглядов с причала. Сколько так прошло времени, они не засекали, но никакого движения в порту не наблюдалось. Хайне лежал на спине с закрытыми глазами, наслаждаясь покоем, насколько это возможно в данной ситуации. Между тем он не терял бдительности и прислушивался ко всем движениям вокруг. Он знал, что поодаль в кустах за небольшими мусорными контейнерами шебуршали портовые крысы, а на деревьях над ними мирно дремали вороны. Хайне слышал, как некоторые из них иногда взъерошивали перья и слегка задирали друг друга, занимая более удобное место на ветках. Около одного из контейнеров сначала ходил взад-вперед один человек, потом их стало двое и, судя по шороху удаляющихся шагов, один куда-то отошел. Хмурое темное небо не приносило радужных мыслей, и Бадоу все сложнее и сложнее стало сдерживать свое желание побазарить о чем-нибудь с напарником. Настолько скучно ему стало, что он был готов поговорить о чем угодно, лишь бы скоротать время ожидания. Но шуметь было нельзя. Время шло крайне медленно. Язык чесался все сильнее. Бадоу стал возиться на своей части крыши в поисках сигарет. Хайне был от него на расстоянии вытянутой руки. Этой самой рукой он быстро выхватил пачку у напарника и прошипел: — Ты хочешь, чтобы тебя заметили раньше времени? — Почему это только меня? — прошептал удивленным голосом Бадоу. — Потому что я не даю поводов для подобного, — и, как ни в чем не бывало, он отнял у Бадоу пачку и убрал ее во внутренний карман своей куртки. На этом разговор был закончен. Так считал Хайне, но не одноглазый неугомонный напарник. Изъятие пачки он счел вызовом и стал медленно подползать к противнику, дабы вернуть собственность. Сигареты были дороже жизни, и этой самой жизнью он готов был рискнуть. Хайне же не шевелился и не открывал глаз. Он прислушивался, выясняя, сколько служащих на пристани, как сильно они вооружены и где находятся. Одного вооруженного он чувствовал в будке у самой воды, двух других — в сарае справа. Есть ли при них оружие, понять было сложно. Возможно, оно есть где-то в помещении рядом. Скорее всего, это комната отдыха или чего-то еще. А около того же самого контейнера опять произошла смена людей. Один ушел, когда подошел другой. Выглядело это очень подозрительно, потому что охранники патрулировали не всю территорию, что было бы логично, а конкретное место. Сердцебиение напарника рядом заметно усилилось, и Хайне замер, отвлекаясь от ситуации на пристани. Он внимательно наблюдал, чтобы понять, что тот задумал. Бадоу, подобравшись достаточно близко, протянул руку к груди напарника, где предположительно должен был быть карман. И в этот момент Хайне больно перехватил его за запястье. — Какого черта тебе на месте не сидится? — злобное шипение почти заставило Бадоу бросить курить навсегда. — Я задолбался, не привык сидеть в засаде, и курить хочется, а сигареты ты… — закончить жаловаться Бадоу помешала вторая рука Хайне, зажавшая ему рот. — Тише! — прошипел Хайне, прижав Бадоу руками к крыше. Он приподнялся, чтобы посмотреть и оценить ситуацию, вмиг отвлекаясь от заткнутого напарника. Впрочем, последний напомнил о себе сам, больно укусив за руку. Хайне отдернул ее и во все глаза уставился на Бадоу, совершенно ошарашенный. Из головы вылетело, что им нужно быть как можно тише. — Ты, блять, совсем дикий что ли? — Хайне потер руку. — Да ты меня чуть не задушил! Ты вообще соображаешь, насколько много силы прикладываешь для простых действий? Супермен херов, так и челюсть можно сломать, — встал и отряхнулся возмущённый Бадоу. — Чертов псих. Хайне не успевает одернуть бестолкового напарника, чтобы тот снова прижался к крыше, когда раздаются голоса снизу. Их заметили. — Эй, кто там?! Выходите нахрен оттуда! Стреляем без предупреждения, — грубый мужской голос не оставляет сомнений, что скрываться и не шуметь им больше незачем. Свет от фонарика озаряет одну высокую фигуру, тогда как Хайне растворился в тени, прижавшись к крыше. Но Бадоу это только на руку. И так потрепаться давно хочется. — А ты вообще соображаешь, что сказать про стрельбу — уже значит предупредить? — Бадоу, как ни в чем не бывало, принимается отряхивать штаны и доставать веточки с листочками из волос. — Ты мне еще поумничай! — раздался другой мужской голос чуть левее первого. — Сколько вас там? Выходите, блять. — Нет, нет, я не умничаю, просто… — Бадоу медленно идет по направлению к краю крыши, — если есть предупреждение о стрельбе, значит, есть сомнения. Вы так не считаете? Заговаривать зубы у Бадоу было в крови. Это еще одна причина, по которой он до сих пор жив. В данный момент он развлекал толпу, чтобы дать время напарнику придумать что-нибудь, что спасет задницу Бадоу от дроби сторожил причала. Он был уверен, что Хайне они не заметили. — Ты там один? — появляется еще человек и возводит курок с характерным щелчком. — Да я пописать забегал, куда потемнее. Думал, никто не заметит, — он на вытянутых руках спускается с крыши и оттягивает задравшуюся куртку вниз. Перед ним на одинаковом расстоянии друг от друга стояли четыре вооруженных человека, двое из них с винтовками или ружьями, не разобрать. — А на крышу то зачем полез? — удивился один из них. — Руки подними над головой! — грубый голос, по всей видимости, привык командовать. Наверно, один из главных в этой бригаде. — Ну, знаете, люблю это делать сверху вниз, — расплывается в улыбке Бадоу. Поодаль от него, все еще находясь на крыше, Хайне соображает, что больше сидеть в засаде не получится. Так как задание им нужно выполнить любой ценой, то от этих охранников придется избавиться. Свидетели никогда не бывают кстати. — Вы, ребята, слишком много болтаете. Это вредно для здоровья, — Бадоу поднятыми руками закрывает уши, когда Хайне с этими словами выходит из темноты и с двух пистолетов четырьмя выстрелами кладет на землю собеседников. Резкий шум спугивает ворон и разгоняет крыс около мусорных баков. — Ты чего так долго? — возмутился Бадоу. — У нас две минуты пока те, что в сарае, сбегутся сюда на звук выстрелов. А тот контейнер справа — наша цель, — не убирая пистолеты, пояснил Хайне. — Как ты это понял? — удивился Бадоу, и оба двинулись почти бегом к обозначенному контейнеру. — Всю ночь около него кто-то находился, мне показалось это странным, — подойдя к контейнеру, они начали искать, как его открыть. — Они явно его охраняли. — Какой ты внимательный напарник, — с сарказмом отозвался Бадоу. — Прям как собака. Все чуешь. Все видишь. — В отличие от тебя, я херней не маюсь, — ответив, Хайне услышал шум шин по гравию и бросил взгляд в сторону подъездной дороги. — У нас гости. Бадоу тоже повернул голову к той части берега, куда смотрел Хайне. Там между деревьями среди листвы мелькали белые корпуса движущихся к причалу машин. — Это очень херово, пёса. Пропустив обзывательство мимо ушей, Хайне приблизился к контейнеру и отстрелил замок на воротах. Бадоу помог отодвинуть их в стороны. Внутри было темно и, казалось, совсем пусто. Пока Бадоу судорожно придумывал, где бы спрятаться от приближающихся гостей, его напарник все уже решил за обоих. Хайне резко разворачивается, и его тут же ослепляет яркий свет от фар, но он направляет пистолет на подъезжающие машины не глядя. Свободной рукой отпихивает Бадоу вглубь контейнера за железную стену и открывает огонь почти одновременно с врагами из машин. Стреляет почти вслепую — дальний свет фар слишком яркий вблизи. Хайне понимает, что в таком положении в него легко попасть, и простреливает одну фару. Ему сразу становится видно несколько тел, вышедших из ближайшей машины. Но это промедление стоило ему пойманной в плечо пули. А затем и второй. Хайне дергает рукой, как будто ему щекотно, чувствуя горячий смятый металл пули внутри себя. Рана лишь раззадоривает зверя внутри, в той части его сознания, которую он усилием воли постоянно подавлял. Подавлял с тех пор, как однажды она вырвалась на свободу, заявив о себе кровавой бойней. Он чувствует, как зверю внутри хочется крови и мяса, дикой резни всех, посмевших причинить ему боль. Он чувствует сердцебиение каждой жертвы, что посмела вылезти из машины или трусливо остаться внутри. Белые блестящие авто быстро покрылись размазанными кровавыми подтеками. Будто на высокой скорости птица ударилась о лобовое стекло летящего в небе самолета, размазав свои внутренности по поверхности. В салонах машин не выжили даже те, кто постеснялись выйти наружу. Прошло несколько секунд, хотя Бадоу казалось, что вечность минула с тех пор, как его затолкнули в контейнер, и он прикрыл уши ладонями. Когда снаружи все стихло, он осторожно высунулся из укрытия. В ушах все еще слышался шум потасовки и пуль, отскакивающих от капота машин. Перед ним в свете уцелевших фар стоял Хайне и убирал пистолеты на место в кобуру за спиной. — Все в порядке? — Бадоу не знал, что нужно спрашивать в такие моменты. Он как бы вообще не привык, что люди умирают в таком большом количестве за такое малое время. — Щаз проверю, все ли мертвы, — он спрыгнул из контейнера. — Все, — спокойный ответ Хайне. — Ну, знаешь, если много кровищи, это еще не значит, что она вся принадлежит трупам, — отозвался Бадоу. — У тебя был плохой опыт. Поверь мне, я чувствую, когда кто-то жив. Или мертв, — потирая подстреленное плечо, загадочно ответил Хайне. Бадоу дольше, чем необходимо, посмотрел в глаза напарника. Что-то, блять, там не так… Он нутром чуял неприятности. — Ладно… В согласии Бадоу не хватало смелости, но он предпочел не лезть не в свое дело. Хотя любопытство было его основной чертой, но с этим человеком даже оно побаивалось задавать какие-либо вопросы. Он развернулся обратно к контейнеру, внутреннее пространство которого освещали фары, и увидел что-то, от чего у него отвалилась челюсть в буквальном смысле. Он стал указывать туда пальцем и дергать Хайне за рукав. В глубине контейнера стояли клетки, внутри которых сидели дети. Все лет пяти на вид, не старше. Они испуганно смотрели на происходящее, не издавая ни звука и моргая своими большими круглыми глазенками прямо на Бадоу. — Пёса, я только что нашел наш груз. — Не называй меня так. — Хайне развернулся и посмотрел в указанном направлении. Бадоу перевел взгляд на него и понял, что напарник нисколько не шокирован. Он немножко удивлен, и только, как будто Хайне таких деток каждое воскресенье на церковную службу в школьном автобусе катал. Как ни в чем не бывало, тот достал из-за спины пистолет, позвякивая в тишине цепью, которая была прикреплена от рукоятки до ремня на джинсах, и направил на маленькие цели в клетке. — Нет! Какого черты ты делаешь?! — Бадоу кинулся на руку Хайне с поднятым пистолетом. — Я делаю свою работу, — спокойным тоном ответил Хайне. — Отойди. — Нет, я не позволю тебе убивать детей! — Бадоу не мог поверить в то, что сейчас могло произойти. Неужели его напарник и правда маньяк бессердечный. Одно дело думать о нем так, почти в шутку, и совсем другое — видеть собственными глазами. — У нас есть задание, я должен его выполнить. С тобой или без тебя, — словно робот, отчеканил Хайне и попытался убрать с дороги Бадоу. Тот изо всех сил сопротивлялся, хотя быстро понял, что напарник слишком силен. Силовыми методами с ним не справится, так что надо делать то, что получается гораздо лучше — уболтать и убедить. — Это же несчастные дети, Хайне! Они ни в чем не виноваты и не заслужили такой судьбы. — Если бы ты знал, что они собой представляют, ты бы изменил свое мнение, — встретив непонимающий взгляд единственного глаза Бадоу, Хайне пояснил: — Я не почувствовал их на пристани сразу, потому что их сердца не бьются. То, что у них вместо крови, просто циркулирует из-за какого-то механизма, шум которого теряется на фоне уличного ветра. Такой звук распознать как что-то живое невозможно. Кажется, Бадоу это не убедило, потому что он слегка мотал головой, выражая протест, и Хайне попробовал объяснить еще раз. Что для него крайне необычно. — Это созданные генными инженерами биоорганизмы, на основе человеческого. Кто знает, зачем их будут использовать. Но я могу предположить, что только как оружие, потому что с эволюционной точки зрения для природы они чужеродны, — закончил Хайне свою речь и, как ему показалось, так много он еще ни с кем не разговаривал. — Нет! Я не могу позволить, — Бадоу упрямо мотал головой. — В этом мире должно быть что-то важное. Важное настолько, что нельзя было бы нарушить. А нарушив это, назад бы уже пути не было, — вдали послышался звук сирен, кто-то вызвал копов из-за выстрелов. — Так пусть этим важным табу станут дети. Они достойны того, чтобы жить. Пока кто-то ужасный не превратил их во что-то страшное — они невинны, Хайне. Бадоу не заметил, как схватил, в яростной попытке вразумить, напарника за плечи и даже встряхнул. Сирены становились все ближе, а внутри Хайне происходила борьба. Раньше ему ничего не мешало выполнить задание. Убил он уже многих, не особо разбираясь, заслужили люди этого или нет. Для него они были просто мишенью, которую нужно устранить для задания. Разве дети не те же мишени? Но не сейчас. Сейчас эта рыжая бестолочь изо всех сил старалась ему помешать и спасти несчастных. Говорит о чем-то важном… Важном, видимо, для него. Хайне посмотрел на побелевшие пальцы Бадоу, сжимающие ткань куртки, потом на него самого. — Хайне, — позвал Бадоу, — пойдем, копы уже рядом, — и отпустил его куртку. Напарник ничего не сказал и спрыгнул из железного контейнера. Пусть этим «товаром» занимается полиция. Бадоу, наконец, выдохнул и последовал за Хайне. Они скрылись довольно быстро, легко разминувшись с подъезжающими полицейскими машинами. На пристани копов ожидало интересное зрелище. Ведь уже рассвело, и в лучах утреннего солнца белые машины, окрашенные кровью, смотрелись весьма устрашающе. Бадоу в тишине плелся за Хайне, думая обо всем произошедшем. О том, как теперь объяснить священнику то, что задание они, мягко говоря, не выполнили. Товар не уничтожили и много человек убили, устроив скандал, который появится на всех информационных ресурсах… К тому же, дорога обратно к остановке, где они оставили мотоцикл, показалась раздражающе длинной. Подняв руку, чтобы убрать волосы с лица, Бадоу заметил на ней кровь. Он нигде пораниться не мог, боли и никакого дискомфорта не чувствовал. Все, вроде, на месте. Бадоу вспомнил, что прикасался к Хайне и сделал два быстрых шага, чтобы поравняться с напарником. — Хайне, ты ранен? — Бадоу выражал беспокойство в голосе, а Хайне не привык, чтобы кто-то обращался к нему с подобными интонациями. Как и вопросами по поводу самочувствия вообще. — Все в порядке. — Да нет же, вон куртка кровью измазана. И довольно сильно, — он положил руку на предплечье, чтобы остановить Хайне. — Дай посмотрю, у меня много опыта в оказании первой помощи. — Мне твоя помощь не нужна, — напарник отдернул руку и пошел дальше. — Но нужно остановить кровотечение, иначе ты до дома самостоятельно доехать не сможешь, — Бадоу искренне не понимал отказа. — Потеря крови — это же серьезно, тем более ты за рулем. — Смысл какого слова во фразе «все в порядке» тебе не понятен? — Хайне не нравилась подобная настырность. Сказал же, что все нормально. Не рассказывать же ему всю правду про необыкновенные способности регенерации, подаренные инженерами. — Ладно-ладно, — Бадоу поднял руки в знак примирения. — Ты точно как уличный пес огрызаешься. Хайне ничего не ответил, просто ускорил шаг. Дойдя до остановки, Бадоу без сил упал на лавку, а напарник сразу вывез свой транспорт из укрытия, перекинул через него ногу, завел мотоцикл и спросил: — Ты едешь? — С раненным психом на мотоцикле не поеду. Скоро автобусы ходить начнут, — твердо решил для себя Бадоу. Не хватало еще разбиться из-за упрямства напарника. Хайне надел очки от солнца и упрашивать не стал. Развернувшись поперек дороги и эффектно подняв пыль и листья в подсвеченный утренним солнцем воздух, он уехал в направлении города. Но спустя мгновение не удержался и посмотрел на Бадоу в зеркало заднего вида. Сердитая рыжая морда смотрела ему вслед. И только сейчас он вспомнил, что пачка сигарет Бадоу осталась в кармане его куртки. Спустя каких-то два часа с первым автобусом Бадоу добрался до своего дома. Сразу нашел сигареты и заварил кофе, делая отметку в голове, что табачные нычки скоро придётся пополнять. Стоя у окна, подпирая подоконник, он старался связать разбросанные в голове мысли, сопоставляя факты с догадками на счет странного человека — его напарника. У Хайне сверхчеловеческая сила и реакция, обостренные чувства, при этом почти полное отсутствие инстинкта самосохранения и каких-либо эмоций. Бросаться под пули, да что там, просто отстреливать врагов без укрытия и страха ранений — это явно смахивает на диагноз у психоаналитика. Вспоминать, как сильная рука лихо оттолкнула его за железную стену, будто он игрушечный, в самый нужный момент, Бадоу не желал. Ему не нравилось, что теперь он в долгу перед монстром. А понимать, что этот самый монстр, теперь не такой уж и псих, проявил заботу, так вообще ни в какие ворота. Но нельзя не признать, что лед тронулся, и в глубине души Бадоу стал относиться к напарнику чуточку по-другому. Потому что своими действиями Хайне показал, что ему не безразлична целостность тела напарника. А еще он прислушался и не стал превращать в фарш тех существ, «детьми» Бадоу больше их не называл. Из мыслей его вывела кофеварка, которая вдруг засорилась и начала выливать кофе мимо чашки с шипением и горячими брызгами: — Блять! Ай, блять! — завизжал Бадоу и принялся затыкать тряпками свою любимицу. В это время на другом конце города Хайне вышел из душа, который находился в храме Падре, отмыв последнюю кровь от пулевого ранения. — Как новенький, — он повернулся у зеркала той и другой стороной плеча, рассматривая, как прошло заживление. Перед глазами сразу появилось взволнованное выражение лица Бадоу, который беспокоился за него. Какое-то новое чувство зарождалось в отстраненном сердце Хайне. Никогда ему не приходилось испытывать благодарность за то, чего даже не существовало в его жизни. Благодарность за неравнодушие. Забота. Участие. Откуда вообще Хайне знает эти слова? Значения этих слов. После того, как он расквитался со всеми участниками проекта, подопытным образцом которого он был, Хайне сбежал и ни с кем не сталкивался, пока не набрел на храм Падре в поисках укрытия. Там ему предложили работу в счет оплаты проживания и еды. Как оказалось, выполнять задания от священника было довольно просто, так как понятий морали еще не сформировалось в голове Хайне. Но чем больше он общался с Падре, чем больше читал книг, тем адаптация к новому миру проходила успешнее. Позже он познакомился с Михаем, зайдя однажды случайно в его оружейный магазин. Старик быстро стал ему своего рода наставником. Тут же вспомнилась одна из его фраз, что пора бы Хайне найти друга. Хоть кого-нибудь, с кем можно было разговаривать, не скрывая свою сущность. Михай считал, что ему не хватало банального простого дружеского общения. Но развить эту тему не удалось, так как Хайне просто вышел из магазина. Ему эта тема была неприятна. У него же были друзья? Их объединяло одно большое горе, одно большое дело. И с этим делом вместе справляться было гораздо проще. Ну и к чему это привело? Его насильно заставили убить подругу, из-за чего его друг стал заклятым врагом, желающим ему смерти. Да Хайне бы и рад закрыть навсегда свои глаза. Но со смертью-то у него как раз проблемы. Тяжело быть убитым, когда раны заживают прямо на глазах. О каких еще друзьях может идти речь у такого, как он? Закончив размышления и закинув что-то в рот из оставленного днем ранее завтрака, Хайне лег подремать, так как в полноценном сне его тело не нуждалось. Но вот мозговая активность требовала перезагрузки, да и просто полежать на мягкой постели было приятно. О том, что постель в этом замке холоднющая, Хайне предпочитал не думать. Было дело, спал и вообще на полу… и не в помещении… В отличие от Бадоу, который у себя в квартире приготовил полноценный завтрак. И, съев его, даже больше, чем планировал, завалился спать на диван перед телевизором. Бессонная ночь, проведенная сначала на крыше, а потом в экстремальных ситуациях, давала о себе знать болью в костях… Проснулся он через несколько часов, когда уже стемнело, от настырного звонка сотового телефона. Сначала он решил, что пусть звонит, сколько хочет, ибо спать куда важнее. Так был проигнорирован один звонок. Потом второй, за ним третий. На четвертом терпение у Бадоу кончилось, и он поднял трубку в полной готовности послать в задницу звонившего. Номер был неизвестный, значит можно начать с матерных слов: — Блять, какого черта вам от меня надо? — Тащи свою рыжую задницу в храм. Я что, по-твоему, один за проваленное задание оправдываться должен? — злющий, как собака, Хайне, прорычал в трубку и сбросил вызов. Бадоу сразу проснулся. Он совсем забыл, что отчитываться о выполненном задании нужно в день его выполнения. А вот что касается проваленных, он не знал, поэтому решил это отложить. Отложить не получилось… Быстро записав в контакты телефон напарника и сходив в душ, Бадоу вышел из дома. В храме Падре ходил взад-вперед перед алтарем, размеренно постукивая тростью о каменный пол. Хайне сидел на своем обычном месте, сложив руки на груди. Задание было полностью не выполнено, оправдываться и вообще что-то говорить бессмысленно. Поэтому он и не пытался, а просто молча сидел, разглядывая священника. Тяжелые входные двери отворились, и вошел Бадоу, запустив поток свежего воздуха в помещение и закрыв дверь. Сделав несколько шагов вглубь, он остановился на довольно приличном расстоянии от алтаря. Взглядом отметил присутствие не шелохнувшегося напарника, спрятал руки в карманы и стал ждать. Принимать весь огонь на себя вовсе не хотелось. Хайне потянул носом воздух. От напарника пахло не только вишневыми сигаретами, но и чем-то новым. — Подойди ближе, сын мой, — пугающим, как показалось Бадоу, голосом сказал Падре. — Нет, спасибо, я тут постою, — заулыбался Бадоу. — Я настаиваю, — он протянул руку в жесте, указывающем на впереди стоящее место для сидения. Ничего не оставалось, как послушаться, подойти и присесть. Хайне бросил взгляд на Бадоу. Да, этот новый запах от его шампуня, даже волосы до конца не высохли… — Итак, — священник взял газету с алтаря и со шлепком кинул на скамейку, — вот это завтра появится на первых полосах всех газет и интернет сайтах. Бадоу поднял газету и развернул. На первой странице красовалось панорамное фото с четырьмя трупами поодаль и двумя машинами в кровавых разводах. Он приподнял брови и закивал головой: — Впечатляет, — Бадоу протянул газету Хайне. — Иди сюда, ты должен посмотреть на дело рук своих. У тебя явно талант. — Имею представление, — отказался Хайне. — Что из пунктов задания вам было непонятно? — спокойным тоном спросил Падре. — Все понятно, но, видите ли, произошли кое-какие осложнения… — Хайне решил, что уж лучше пусть говорит Бадоу, он ведь виноват во всем. Почти во всем. Он увидел важность там какую-то… — Груз, который нужно было слить, оказался живым и несовершеннолетним. — С грузом вы допустили первую ошибку. Дальше, почему вы оставили целый вагон трупов на пристани и даже чуть не дождались вместе с ними копов?! — священник злился, но по-особому. Не как простые люди… Слегка комично. Ведь повышать голос и буянить нельзя, а ему так хотелось. — Прикольно, да, смотреть, как священник бесится? — заулыбался Бадоу и глянул на Хайне. Напарник шутку поддержал. — Вы хоть представляете, кого застрелили в одной из машин? — продолжал Падре. — Нет, — честно ответил Хайне. — Я устранял тех, кто попробовал устранить меня. — Давайте считать это самозащитой, — пожал плечами Бадоу и принял более вальяжную позу. Судя по всему, казнить за провал их сегодня не будут. — Нас никто не предупреждал о машинах с гостями. — Тем не менее, заказчик частично оплатил вашу работу, но остался недоволен тем, что груз попал в руки полиции, и созданной шумихой. — Да ладно, — присвистнул Бадоу. — Так нас в асфальт не закатают? — Не в этот раз, мальчик мой, — священник положил пакет с деньгами на лавку поверх оставленной там газеты. — Не могу сказать, что работа была выполнена хорошо. Но поздравляю вас с завершением первого совместного задания. — О, так точно же! У нас же это было в первый раз, — довольный Бадоу проникся энтузиазмом. — А давай отметим это событие, напарник? — Без меня. — Хайне подошел к конверту с оплатой, взял свою часть и повернулся, чтобы уйти. От внимательного репортёрского взгляда Бадоу не укрылся тот факт, что Хайне абсолютно не скован в движениях из-за утреннего ранения. Да и повязки никакой под курткой не видно… Только шея почему-то перевязана бинтами. Раньше он этих бинтов не замечал, видимо их скрывала одежда. — Эй, подожди, как твоя рана? — встал с места Бадоу и сделал неуверенный шаг вперед. — Какая рана? — не понял Хайне. — Утром, тебя же ранили, я видел кровь. — Все в порядке, — в голосе Бадоу опять появилась эта чуждая Хайне интонация заботы. Но глядя напарнику в лицо, он почувствовал, что этим на сей раз не отделается. Несколько секунд оба молчали, и Бадоу будто чувствовал, как напарник принимает решение. И решает согласиться, чтобы избежать дальнейших вопросов. — Ладно. Пойдем, куда ты там хотел. Я все равно голодный. Довольный Бадоу, сразу повеселев и выкинув все из головы, стал рассказывать про одно замечательное кафе, где готовят просто поразительные стейки и картошку. Под бурные рассказы они вместе вышли из храма. Погода на улице явно менялась не в лучшую сторону. На смену сухой и ветреной пришла дождливая и пасмурная. Зато ветер больше не пытался сдуть все куда-нибудь с поверхности земли. Этой ночью дождя еще не было, но небо было готово это исправить в любую минуту. Напарники добрались до кафе довольно быстро. Оно располагалось неподалеку от оружейного магазина Михая и в трех кварталах от храма. В кафе этим вечером было тихо, всего несколько столиков были заняты, и Бадоу сразу направился к своему любимому в центре у окна. Хайне закатил глаза и схватил его за предплечье, чтобы изменить направление движения на противоположное, в более уединенную часть помещения. — Эй, полегче, ну что такое? — забеспокоился Бадоу, но пошел, куда его повели. — Я не собираюсь сидеть как в витрине, — объяснил свои предпочтения Хайне. Бадоу в ответ только фыркнул и, когда заметил Кири, руководителя кафе, сразу позвал ее к ним. — Знакомься Кири, это Хайне, мой напарник, — с улыбкой представил он их друг другу. — А это Кири, моя подруга и хозяйка лучшего бара в этом городе! — Мы знакомы, Бадоу. И тебе привет, — мягко улыбнулась Кири. — Что? Какого черта? Ты познакомился со всеми и только потом мы с тобой случайно встретились? — на повышенных тонах удивился он. Действительно, ну как же так. И Падре, и Михай, и Кири, все из его близкого окружения знали этого человека. И ни разу о нем не упоминали. Да как так вообще? Он же не похож на заурядную личность, которую не стали бы обсуждать в узком кругу. Посетители стали оглядываться на источник возгласов, уровень общего шума в помещении сразу упал. Кири заулыбалась посетителям и проговорила, что все нормально. Хайне, казалось, не волновало происходящее. Он сидел и хмурился то ли на серые салфетки, то ли на персиковые. Бадоу ткнул его локтем: — И как давно вы знакомы? — требовательно спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Хайне наш постоянный гость. Вот так и познакомились, — ответила Кири. — Что вы будете заказывать? — Ты что будешь? — спросил Бадоу. — Мясо, — не задумываясь, ответил Хайне. — И тот чай, как всегда. — Окей, мясо моему хищнику, мне того же, еще картошечки, грибочков, вот этой вот нечитаемой фигни, — Бадоу ткнул пальцем в меню, — два шота текилы. И апельсинку. — Я не пью алкоголь, — сразу открестился Хайне. — А чего так? — удивился Бадоу. Этот его напарник удивлял каждый день. Убивать людей и не спиться после этого. Это же какие стальные нервы надо иметь. Или пустую голову, в которой угрызения совести не задерживаются. — Мне не нравится вкус, — Хайне не стал вдаваться в подробности своей быстрой регенерации и ее побочных действий, одним из которых было то, что никакие токсины, а алкоголь ничем от яда не отличается, не имели действия на него. Бадоу приуныл. Напоить и пооткровенничать не получится. — Ну… И апельсинку тогда не надо, — передумал Бадоу и с улыбкой отдал меню Кири. Когда Кири, приняв заказ, отошла от стола, Бадоу тут же принялся рассказывать какие-то истории. А позже, когда принесли тарелки с едой, он с таким упоением стал их опустошать, что казалось, в этом смысл его жизни. Хайне же напротив, ел не спеша и без фанатизма. Еда для него была просто топливом, не более того. А вот наблюдать за напарником было куда интереснее. Он все время находился будто в движении: то менял позу, то поправлял волосы, откидывая их назад, ронял салфетки или кивал в знак приветствия чуть ли не каждому посетителю. Его знали, казалось бы, все. В какой-то момент Хайне это стало напрягать. Ему не нравилось, что к Бадоу проявляют столько внимания. Он же его, в конце то концов, напарник. Они пришли сюда обедать вместе, и Хайне не хотелось ни с кем делить внимание Бадоу. Он вообще не желал, чтобы хоть кто-то его отвлекал или отвлекал его друга. Действительно, весь этот обед был похож на дружескую посиделку, которых никогда не было в жизни Хайне. Поэтому он внезапно решил уйти. Ему стало не по себе. — Ты куда? — проследил взглядом за напарником Бадоу. — Мы уже уходим? Но ответа не последовало. Хайне скрылся за входной дверью. Выйдя на улицу, он вдохнул свежий холодный воздух полной грудью так, чтобы мысли прояснились. Захотелось очистить их от всего постороннего и понять, что такое он сейчас чувствовал. В темноте начал капать дождь, медленные и непрерывные капли разбивались об асфальт. Такой дождь означает то, что идти он будет долго, всю ночь, а возможно и несколько дней. Бадоу, заплатив по счету, попрощался с Кири и вышел вслед за Хайне. Вскоре в свежести дождливого воздуха подле Хайне стал витать уже привычный запах вишневых сигарет, исходивший от Бадоу. Оба молча стояли под навесом около входа в кафе, не спеша прощаться, и думали каждый о своем. Один оправдывал себя тем, что постоять и покурить — святое дело после хорошего ужина. Второй же не утруждал себя какими-то оправданиями. Но оба однозначно не хотели возвращаться в свои дома. У Хайне и дома-то не было, по большому счету. Бадоу решил прервать тишину: — Ты сейчас в храм пойдешь? — он сделал последнюю затяжку и щелчком отправил окурок в направлении урны. — Да. — Значит, нам по пути, — чуть ли не с радостью в голосе проконстатировал Бадоу. Хайне с непонятным выражением посмотрел ему в лицо. — Мне от тебя сегодня не отделаться? — Мой дом там же, но дальше, — объяснил Бадоу и отправился в указанном направлении, ступая в темноту дождя. Час был поздний, и все редкие прохожие, встречавшиеся на пути, не обращали внимания на двух самых обычных парней. Один был вооружен и опасен, а второй просто был, но мог доставить своим присутствием не меньше хлопот. Дождь начал усиливаться, но больших луж скопиться не успело. Машины проезжали мимо, и был слышен характерный шум колес, шуршащих по воде. Бадоу считал каждую. Потому что ему было необходимо на что-то отвлечься и не бросать то и дело взгляды в сторону Хайне, идущего рядом. Давно он уже так спокойно не ходил по улицам поздним вечером. Все дела он старался выполнять до обеда, а в такое время уже смотреть телевизор или бесцельно слоняться по интернету, ища спасения от одиночества. После смерти брата вообще многое изменилось в его жизни. Он остался один при куче знакомых, добрых и не очень друзей, но близких среди них не было. А эта прогулка с Хайне напомнила ему о редких и спокойных днях, когда они с братом вот так вместе возвращались из спортивного клуба или дополнительных занятий. Спокойно. Рядом с напарником было спокойно. Будто правильно, будто так и должно быть. За мыслями он и не заметил, как они пришли к дверям храма. — Ну, пока, Хайне, — после недолгой паузы сказал Бадоу и пошел дальше, чтобы не найти предлога остаться. — Пока, — последовало в ответ. Вскоре послышался стук в двери, они оказались закрыты. Бадоу притормозил позади здания храма, который нужно было обойти и перейти на другую улицу. Ему почему-то было важно убедиться, что Хайне зайдет внутрь. Не слишком ли много «почему» стало в его жизни с появлением напарника! Снова раздался стук, более громкий и настойчивый. Бадоу в тени здания прикурил сигарету, стараясь укрыть ее так, чтобы на нее не падали капли дождя. Он ждал вместе с Хайне, когда же откроют дверь. Но с этим никто не торопился. Казалось, в храме вообще забыли о том, что кто-то может вернуться туда так поздно. Убрав мокрую челку и все волосы с лица назад, Бадоу решался, чем-нибудь помочь, или пусть само как-нибудь… Но ведь нельзя просто так взять и уйти. Хайне же ему не чужой человек. Уже не чужой. Не совсем чужой, успокаивал себя Бадоу. — Бадоу, я чувствую, как бьется твое сердце, — напарник за углом чуть не подпрыгнул от неожиданности. — Ты все еще здесь? Тут медом намазано, что ли? Голос Хайне был усталым и недовольным. Бадоу с трудом определял полутона эмоций в его интонациях, но ощущение хоть каких-то эмоций — уже прогресс. Продуктивный, однако, выдался день. Он подошел обратно к входу в храм. Хайне стоял, прислонившись спиной к двери, убрав руки в карманы, и смотрел на дождь. Когда подошел Бадоу, он перевел взгляд на него. — Хайне, что ты будешь делать? — Тебя это волновать не должно, — Хайне бросил фразу в ответ, не думая, что Бадоу просто проявляет участие. — Священник ничего не говорил, когда придет и что делать в таком случае? — не отступался друг. Ему просто не простит совесть, если он возьмет и уйдет. — Кто-нибудь рано или поздно откроет, — Хайне не понимал подобных жестов и начинал выходить из себя. Он считал это жалостью и не мог позволить, чтобы кто-то испытывал жалость по отношению к нему. — Мой дом недалеко, ты можешь… — Слушай, вали-ка ты домой и не лезь ко мне, понял? Твоя жалость здесь неуместна и мне нахрен не нужна, — грубо и четко произнес Хайне, глядя в лицо напарника. Черная повязка на его лице была почти скрыта упавшими вперед волосами. Но в глубине целого тёмно-зелёного глаза мгновенно всколыхнулась сначала обида, а потом злость. Отвергнутая доброта заставляет почувствовать злость и обиду. Всегда. Как бы и чем это не маскировали, но обида и злость всегда остаются под шельфом вежливости. Бадоу на вежливость в данном случае было плевать, он закипел: — Нет, это ты послушай. Нам обоим понятно, что тебе, скорее всего, некуда идти. И я предлагаю хороший вариант не из жалости и лишь одной гордыни ради. А потому, что о друзьях принято заботиться и о друзьях хочется заботиться, но видимо такому как ты, — Бадоу показал рукой в грудь Хайне, — этого не понять. Бадоу захлопнул рот и, ссутулившись, пошел прочь. Он сказал лишнее. Вылетевших слов не вернуть, и за это Бадоу злился на себя, на него, на весь мир в целом. Уверенными шагами идя прочь, он думал, какие к черту они вообще друзья? 21.03.2016