Вынимая души

Тихо. Вокруг слишком тихо. На улице не слышно ни звука, лишь еле заметно падает снег, в темноте кажущийся серым пеплом, устилающим землю возле тлеющего пожара. Мягкий свет уличных фонарей разгоняет тьму над городом, но не в этой его части. Здесь света слишком мало, да и для живущих тут опасных существ он не нужен. Переходя пустую автомобильную дорогу, мягко ступая по заснеженному асфальту, на другую сторону перебегает бездомный кот. Бадоу медленно всплывал на поверхность из сна от пульсирующей боли. Было трудно шевелиться и даже открыть глаз. Он дотронулся рукой до своего лица, повязки там не было. Пошебуршал в волосах и опустил руку обратно. Пальцами что-то почувствовал и сразу открыл глаз, чтобы посмотреть. Внизу на полу около него сидел Хайне. Во сне он слегка повернулся на бок, положил руку на край дивана и сверху голову, частично на свою руку, частично на бок Бадоу. Эту самую голову и задел рыжий. И тут же зарылся пальцами в белые волосы. Погладил, пропуская пряди сквозь пальцы, как гладят по голове любимого пса, который положил морду на колено хозяина. Ощущение этого прикосновения было приятно. И не только ему одному. Хайне проснулся сразу. Вернее он и не спал, дремал, как всегда, охраняя сон напарника. Раньше так нежно к нему не прикасались. Никто никогда не гладил его по голове, не хвалил, не ласкал. Он не знал, как реагировать на такое поведение Бадоу, поэтому решил притвориться спящим. Пусть это прикосновение длится дольше, а он будет украдкой наслаждаться. Через какое-то время он почувствовал, что Бадоу опять уснул. *** Сколько было таких циклов сна и пробуждения, Бадоу не знал. Когда он пришел в себя, за окном было светло. С огорчением обнаружил, что рядом на полу никого нет. Повертел головой вокруг: в доме, очевидно, Хайне не было. Бадоу сразу почувствовал грусть и попытался встать. Ужасно хотелось пить и необходимо было найти обезболивающие таблетки. У него их была целая коллекция. Временами боль в пустой глазнице не давала покоя, и приходилось глотать горькие таблетки, иначе становилось невыносимо. Вставать было не то, чтобы больно, но показалось, будто он отрывает свою спину от раскаленной сковороды. Болели не только сами раны, болели мышцы внутри спины, которые держали корпус и участвовали во всех, даже незначительных, движениях. Одними таблетками тут не обойтись. Кажется, в прошлой жизни одна его знакомая старуха подогнала морфий, чтобы облегчить боль от раны, забравшей у него правый глаз. Этот самый морфий сейчас и искал Бадоу. Он вместе со шприцами должен был быть в ящике в прихожей, под крышкой вентиляции. Он давно этим не пользовался, поэтому держал далеко не под рукой. Поднять руку до вентиляции и достать оказалось адски сложно. Такое простое действие — поднять руку… Дверь открылась, и вошел Хайне. Он уже чувствовал, что Бадоу проснулся: — Надо же, ты паршиво выглядишь, Рыжуля! — заулыбался напарник и прошел на кухню, доставая из пакетов еду и воду. — Погулять собрался? — Иди к черту, Блонди! — не остался в долгу Бадоу. — Достань коробку вон оттуда. Хайне подошел, без труда достал необходимое и передал в руки напарнику. — Что это? — Обезболивающее, — ответил тот и стал доставать содержимое из коробки над столом. — Ты не представляешь, что я сейчас чувствую, — пожаловался он. — Да уж я представляю, — встав за спиной Бадоу, Хайне стал прикасаться к коже и рассматривать раны. Их нужно было перевязать. — Я смотрю, тебе нравится гладить мою раненую спину, — сделал он ему замечание, — я говорил уже, что ты садист? — Только по необходимости, — серьезно ответил его напарник и стал приклеивать пластырь и бинты. — Да погоди ты, больно же! — взвыл Бадоу. Зубами снял крышку с иглы на шприце, воткнул иглу в баночку с какой-то жидкостью, набрал необходимое количество. — Не мог бы ты пережать мне руку выше локтя? Вытянутую руку он положил на стол. Хайне взял полотенце и как жгутом передавил бицепс. Бадоу сделал укол: — Отпусти. Он мгновенно почувствовал, как наркотик разлился по венам. На столе нашел свою повязку, надел ее и стал открывать бутылку с водой: — Сколько я проспал? — Почти сутки, — ответил из-за спины Хайне. — С ранами все в порядке, скоро будешь снова шустро бегать. — Подожди, я хочу в душ, не перевязывай пока, — попросил Бадоу. — И чего-нибудь сожрать. Такое чувство, что я не ел неделю. Хайне ничего не ответил. Только по-хозяйски прошел к дивану, уселся и включил телик. Бадоу проследил за ним взглядом: — Да, располагался, чувствуй себя как дома, — с сарказмом вспомнил о манерах он. Хайне, не оборачиваясь, лишь помахал рукой, дескать, отвали. Морфий действовал необыкновенно. Боль ушла, тело стало легким, голова — ясной. «Поразительно, как сразу изменился мир, — думал Бадоу, стоя под прохладным душем, — все стало такое приятное и светлое». Ощущение чистоты жизни нарушали только кровавые подтеки на полу душевой. — Снова чувствую себя живым! — возвестил об окончании водных процедур он и уселся рядом с Хайне на диване, вытирая перекинутые через плечо мокрые волосы. Челка по-прежнему скрывала отсутствующий глаз. Хайне глянул на раненую спину. Раны выглядели хорошо, опасности заражения не было. Но отвести взгляд от тела он не мог. Движение мышц под кожей завораживало, тем более что Бадоу спокойно сидеть не умел, даже будучи подстреленным. Хотелось прикоснуться к коже, еще и еще, кончиками пальцев, а потом сжать в руке, почувствовав сопротивление… — О фига ты вкусняшек приволок, — Бадоу стал рыться на журнальном столике, который был завален фаст-фудом и еще кучей всего. Хайне, опираясь рукой о диван приблизился к напарнику. Приятный запах кожи Бадоу приманивал все ближе. Еще немного и он сможет прикоснуться носом к мокрым волосам… — Хайне, что ты делаешь? — спросил Бадоу, когда, повернув голову, заметил напарника ну уж очень близко к своему телу. — Не знаю, — честно ответил Хайне, встретив взгляд зеленого глаза. Он был настолько близок к цели… Настолько близок к его коже. Одно неловкое движение и прикосновение неизбежно… — Я не знаю, — повторил он, как бы самому себе. И Бадоу полностью поверил его словам, его интонации. Хайне действительно не понимал, что сейчас происходит. Оба не отстранялись и не сокращали дистанцию, последние сантиметров пятнадцать… Последние сантиметры до чего? Хайне чувствовал, как быстро начинает биться сердце Бадоу, чувствовал его дыхание. И, наконец, решился: — Мне нужно кое-что тебе рассказать. Бадоу даже сначала расстроился, он чувствовал себя, как наивная девчонка на первом свидании: абсолютно не в своей шкуре. Красные глаза напротив, так близко, не выпускали из плена. Он бросил взгляд на губы Хайне, когда услышал эту фразу. — Твой рассказ требует такой приватности? — вообще ни разу не отодвигаясь, спросил рыжий провокатор. Он тоже не понимал, чего хотел на самом деле, но просто рассказа было теперь недостаточно. Вернув взгляд в глаза, он ждал продолжения загадочного действия. Хайне взял его руку и медленно потянул на себя. Рука не вырывалась, хотя он почти на это надеялся. Он готов был сдаться в любую секунду и отпустить. Но никакого сопротивления, никакого протеста не последовало. Бадоу покорно следовал, куда его вели. И Хайне положил руку себе на шею, там, где был его ошейник. Бадоу не сразу понял, что тот хотел показать, но озарение молниеносно пронзило мысли. Пальцы почувствовали металл, соединенный с кожей. Он знал, что это такое. Он знал если не лучше всех, то лучше многих. Из-за такого рода знаний погиб в Подполье его брат. Задыхаясь от жажды отомстить, Бадоу годами по крохам собирал информацию об этом проекте Подполья. Он хотел во что бы то ни стало нарушить планы этих безумных ученых, или кто они там были. Он хотел найти их всех и всех уничтожить. Он ненавидел этих тварей всей душой. Эти и многие другие эмоции сменялись на лице Бадоу, и Хайне хотел отстраниться. Он понял, что совершил ошибку. Не нужно было ничего рассказывать. Пусть все было бы так, как есть. Разве было так уж плохо? Но Бадоу не позволил ему отстраниться. Он напряг руку и задержал движение напарника. Именно, напарника. И даже больше. Этот парень его друг, а друзей принимают такими, какие они есть, со всеми закидонами и тайнами. Пусть он маньяк, садист, убийца… — Цербер, — проговорил вслух Бадоу. … но он его друг. Стал его другом так быстро, что кажется, он всегда был рядом. И какое значение имеет, откуда этот друг пришел. Важны его поступки в настоящем. А с его прошлым они справятся вместе. Бадоу расплылся в искренней улыбке. Потянул на себя Хайне и прошептал ему на ухо, задевая губами белые волосы: — Хайне, я теперь весь в нетерпении узнать подробности о тебе. И не думай, что легко от меня отделаешься, — сказал он, прислонившись щекой к его щеке и отстранился. — Давай мы с тобой поедим, и ты мне все расскажешь, — и тут же стал шебуршать какой-то оберткой со стола. Хайне был полностью дезориентирован реакцией и поведением напарника. Он ожидал чего угодно, но быстрое понимание в число ожиданий не входило. И уж тем более не нежность. Он откинулся на спинку дивана, вытянул и скрестил ноги на краю столика перед ними. — Что ты знаешь о Цербере? — не зная с чего начать свой рассказ, спросил он Бадоу. Тот потрепал полусухие волосы, замялся не закурить ли сигарету и, немного подумав, ответил: — Немногое. Я знаю, что Цербер разрабатывался как оружие, вживленное в искусственно выращенное человеческое тело, наделяющее его сверхчеловеческой силой. Этот проект самый удачный из всех, которые были до и после, — он продолжал рассказывать и уплетать еду за обе щеки. Какой же он был голодный! — Так же был слух, что кто-то из проекта Цербер сбежал из Подполья, но достоверных источников не было, — Бадоу посмотрел на Хайне, — до появления тебя. — А ты прекрасно осведомлен, — задумчиво произнес тот. — Ну, а как же, я ведь профи, — его напарник закурил сигарету и хотел откинуться на диван, забыв про не забинтованные раны. Хайне рукой остановил его движение. — Это практически все, что знаю я о проекте, без подробностей о пребывании в Подполье и некоторых физических нюансов. — Что за нюансы? — попросил уточнений Бадоу. — Цербер не нуждается в отдыхе, — начал перечислять Хайне, — очень обостренные чувства, реакция, сверхсила и выносливость, и самое главное — способность к регенерации. — Вот это наборчик супер сил. Почему я не участвовал, когда их раздавали? — пожаловался Бадоу. — Со способностью к регенерации я бы не боялся рака легких, — он показательно затянулся и выдохнул сизый дым. — Будто ты боишься рака легких! — не поверил Хайне. — Пф, ну знаешь, при моем образе жизни меня убьет точно не рак, — Бадоу потушил сигарету в пепельнице, — но он мог бы, и я бы его боялся. Давай подробнее, мне жутко интересно! Бадоу с присущей его натуре репортерской любопытностью предчувствовал кучу интересностей: — Ты отрегенить можешь любую часть тела? Как это работает? — Сомневаюсь, что смогу отрастить новую руку, но заживить смертельные раны не проблема, — Хайне поменял позу на более удобную, вполоборота повернувшись к напарнику и оперевшись головой на согнутую руку. — Много смертельных ран, — добавил улыбаясь. — То есть, расчлененка не в твоем вкусе? — Меня не надо, но сам могу. — Просто вырвать печень или свернуть шею? — удивился Бадоу. — Голыми руками? — Вполне. Из упора стоя могу выжать автомобиль, но вряд ли больше. — Да у меня тут сидит герой комиксов, — присвистнул он. — Что по поводу реакции и что ты там еще говорил? — Цербер позволяет чувствовать движение еще до того, как оно совершено. Движение воздуха, сердцебиение, дыхание, все это указывает на намерение человека что-то совершить. — Сердцебиение? — Бадоу напрягся. — Да. По нему можно читать мысли человека, если знать, что оно означает. — То есть, ты все это время слышишь мой пульс? — такие новости Бадоу не понравились, будто в него залезли без его согласия. — Да, — Хайне не менял позы, но напрягся. Сердце напарника билось прерывисто, будто в недоумении. Он решал, как к этому относиться. Бадоу встал с дивана и начал медленно расхаживать по комнате, зарываясь пальцами одной руки в волосы. — И ты знал, когда я вру, нервничаю, боюсь… — И когда ты счастлив, рад, возбужден, — закончил за него Хайне. Если уж он решил быть честным, то придется идти до конца. — Но это же нечестно, — с точностью до наоборот озвучил его мысли Бадоуи взял сигарету, снова прикурил и продолжил расхаживать. — Ты вторгался в мою частную жизнь, в мои мысли. — Ты так деньги зарабатываешь, Рыжий, суя повсюду свой нос и фотографируя чужую частную жизнь, — пожал плечами его напарник. — Это совсем другое! — упрямо запротестовал Бадоу. — Они же мне никто, а ты мой друг, как ты мог? — обвиняющие и нотки разочарования появились в его голосе. Хайне ожидал плохой реакции, но не в таком русле. Он вполне мог ожидать, что такого, как он, недочеловека, напарник не захочет принять, оттолкнет, как не стоящего внимания. Но тот завелся от побочных способностей Цербера, которые неосознанно применяясь, действуют на и него. Эгоизм чистой воды. Причем, со стороны обоих. — Я не могу это выключить! — развел руками Хайне и подошел к окну, повернувшись к собеседнику спиной. Он больше не мог на него смотреть. — Я могу только фокусировать, избирать цель, чтобы не улавливать состояние всех объектов сразу вокруг себя. — А ну спасибо за премилую подробность, — Бадоу вообще разозлился. — Находясь со мной, ты, значит, прослушиваешь только меня? — уж лучше он будет злиться на напарника за то, что тот мог почувствовать его эмоции на счет его близкого присутствия. Хотя, он ведь не умеет читать мысли, значит, точно распознать не может. Или может? Что он там говорил про возбуждение? — Да? — требовал ответа рыжий, глядя на спину Хайне. Плечи были опущены, руки спрятаны в карманы, за спиной на поясе была надета кобура с двумя пистолетами. Он стоял прямо, его взгляд был направлен куда-то на улицу. Невозможен. Невозможно было понять, что он чувствует, тогда как сам он читал Бадоу, как открытую книгу. Хайне молчал, стоя у окна. Он продолжал делать то, за что его сейчас так ненавидел друг. Он слышал, как тяжело дышит оскорбленный напарник, чувствовал быстрое биение сердца, знал, что кровь подгоняет еще и обезболивающее с никотином. Возможно, из-за них у Бадоу такая яркая реакция на эти способности. Но этого утешения было недостаточно. Хайне просто повернулся, взял куртку, брошенную на кресло, и пошел к двери. Меньшее, что он мог сделать, так это перестать его чувствовать. А для этого нужно находиться как можно дальше. Бадоу, замерев, следил взглядом за напарником, поворачивал в его сторону голову, пока тот обходил диван, надевал куртку и скрылся за дверью. В комнате сразу стало пусто. Появилось ощущение, что это неправильно, так не должно быть. Бадоу еще не закончил злиться на него. Он только начал! Какого черта Хайне ушел? Сейчас он успокоится, посчитает до десяти, представит ровную гладь озера, выпьет кофе и… взгляд наткнулся на телефон, который лежал на столе среди оберток от недавнего обеда. Он все так же стоял и теперь тупо пялился на телефон. Злость куда-то прошла, хотя Бадоу пытался ее вернуть, вспоминая, почему вообще злился. С какой стати это для него такая проблема? Ну, чувствует Хайне больше, чем нужно, и что с того? Подойдя к столу, он взял телефон в руку и посмотрел в контактах номер Хайне. Бадоу ему никогда не звонил, да и телефонами они не обменивались, просто рыжий сохранил номер с того раза. Он сохранял все номера, так ведь? Этот не был особенным. Напарник вообще ни разу не особенный. Грусть понемногу наполняла пустую квартиру. Или это всего лишь темнота опускалась на город? Имя Хайне ярко высвечивалось на дисплее, и Бадоу принял решение. Ночь действительно опускалась на город. С неба падал пушистый снег и ярко сверкал в свете уличных фонарей. Точнее одного, у соседнего дома. Парень стоял, подперев спиной стену дома, из которого вышел. Идти никуда не хотелось, да и выбора особого не было. Поэтому он стоял и просто вдыхал свежесть зимнего воздуха. Ему стоило огромных усилий уйти сейчас из квартиры Бадоу. Ведь остаться хотелось еще сильнее, и это чувство не проходило. Неоправданные ожидания, казалось, скоро отзовутся болью в голове. Как верный пёс, он ждал, что его пустят обратно. Четырьмя этажами выше Бадоу бросил на стол телефон. Он никогда не мог злиться или обижаться долго. Находиться в состоянии конфликта ему было не комфортно. Поэтому он сделал то, что должен был, и надеялся, что не опоздал. В кармане Хайне зазвучал телефон, пришло сообщение. Это короткое слово заставило его сильно удивиться. Там было написано: «Вернись», а следом еще одно сообщение со словом: «Пожалуйста». Хайне улыбнулся и убрал телефон обратно в карман, но подниматься сразу не стал. Минут десять он стоял не двигаясь и наслаждался чувством, что кому-то необходим. Да и помучить в ожидании Бадоу тоже было приятно. Тем временем Бадоу стоял на кухне и держал в руке кружку с растворимым кофе. Было не так вкусно, как натуральный, но как замена сойдет. Он ждал. В голове прокручивал сценарии встречи. Жутко не хотелось, чтобы Хайне понял, что его напарник затосковал, когда он ушел. Что в этом было такого постыдного, он не знал и не хотел знать. Вообще не хотел ничего анализировать. Он до конца пытался отогнать от себя мысли, что привязался к Хайне слишком сильно. Больше чем к другу. Бадоу потер рукой лицо, поправил повязку и бросал нетерпеливые взгляды на входную дверь. Потом на телефон, опять на дверь. Может, стоит позвонить? Сообщения не дошли? Или он сильно расстроился? Бадоу постукивал ногой по полу в нервном ожидании. За дверью Хайне чувствовал его действия, и это доставляло ему колоссальное удовольствие. Дружба с напарником превратилась в забавную интригу, и было совершенно непонятно к чему это все приведет. Он открыл дверь и зашел. Бадоу сразу услышал звук открывания двери: «Только не поднимай на него головы… Не смотри на него так. В его эти красные глаза. На эти губы. Бесхарактерный, блять!» и Бадоу встретил таки его взглядом. Радостным взглядом, так и говорившим: «ну зачем ты уходил?» — Я тебе кофе заварил, — первое, что пришло в голову, сказал Бадоу. Ничего не ответив, Хайне снял куртку и прошел на кухню. — Тебя нужно перевязать. — Давай, — неловкость висела в воздухе, как дамоклов меч. Бадоу уселся на стул и, повернувшись спиной к Хайне, продолжил пить полу остывший кофе. Помыв руки, напарник стал протирать раны, наносить заживляющий препарат, найденный в той же коробке с бинтами, и наклеивать повязки. Без лишних прикосновений к коже, все по-деловому и быстро. Хайне неосознанно с ним играл. Он знал, от каких прикосновений Бадоу больно, а от каких наоборот приятно, и каких прикосновений он ждал… Когда Бадоу почувствовал, что перевязка закончена, и больше ничего не будет, он развернулся на стуле к Хайне. Тот убирал в коробку все инструменты и закрывал препараты, стоя к нему спиной. Бадоу смотрел на его спину, на его ошейник, почти не скрываемый волосами. Ему хотелось прикоснуться там снова, скользнуть пальцами в волосы. И он тянет Хайне на себя, зацепив пальцами пояс крепления оружия. Подтягивает его как можно ближе к себе. Отпускает только тогда, когда парень оказывается между его расставленных ног. Хайне смотрит сверху вниз на Бадоу: — Что-то не так? — в голосе удивление. Бадоу обеими руками поднимается вверх от ремня джинсов по теплому телу напарника. Под ладонями тугие мускулы пресса, твердая грудь, выпирающие ключицы. Рыжий заводит одну руку за шею Хайне и чувствует металл ошейника. Хайне хватает за запястья его руки. — Все так, — наконец отвечает Бадоу и тянет Хайне на себя, чтобы тот слегка наклонился и сократил дистанцию между ними. Они практически соприкасаются носами, сердце одного из них вот-вот остановится от бешеного ритма. Хайне чувствует бедрами ноги Бадоу по обе стороны от себя. В следующее мгновение Бадоу закрывает глаза и слегка склоняет голову набок, чтобы прикоснуться губами к губам Хайне. Поцелуй Бадоу со вкусом кофе. Терпкий, горячий, горький. Кофе он пил без сахара, Хайне это понимает, когда отвечает на поцелуй. Он проводит руками от запястий, за которые схватил, по плечам к волосам Бадоу и зарывается в них пальцами обеих рук. Углубляет поцелуй, раздвинув языком его губы, и тогда чувствует вкус кофе. Бадоу скользит по груди напарника за спину и притягивает ближе к себе, так что пряжка ремня холодом жалит его живот. Руками сжимает футболку на спине и не желает отпускать. Тепло тела Хайне, такое желанное, такое необходимое. Как он жил без этого? И почему так долго разбирался со своим желанием? Возбуждение охватило все тело и завязалось тугим узлом в паху. Бадоу руками забирается под футболку напарника, чтобы почувствовать напряженную спину. Гладит ее, сжимает в пальцах, как давно хотел это сделать… Хайне же борется со своим псом. Цербер хочет обладать рыжим полностью, хочет продолжения и готов прямо сейчас завалить того на пол. Хайне поспешность не устраивала. Он вжимается бедрами в Бадоу, нежно кусая ему губы. Прижимает к себе руками, гладит волосы… Когда чувствует, что расстёгиваются ремни креплений кобуры, и пушки с громким стуком падают на пол. А ловкие пальцы Бадоу уже расстегивают ему джинсы. Хайне резко отстранился, сделав шаг назад и убрав руки. Возбуждение чуть не взяло верх над его сознанием. К большему он был не готов. Потом сделал еще несколько шагов назад, пока не уперся в подоконник. Он смотрел на напарника. Бадоу поправил повязку, откинул волосы с лица и посмотрел в глаза Хайне: — Чертов ты андед! Чуть не трахнул меня на моей же кухне! — с широкой улыбкой проговорил он, переводя дыхание. — Это не я начал себе джинсы расстегивать! — поправил его Хайне. Бадоу взял пачку со стола, сигарет там не оказалось. — Я заметил, что без моей помощи ты не справишься, фетишист хренов, — он встал и пошел к дивану, на том столе тоже валялись пачки. — Тебя с ума сводят мои волосы, — и показательно поправил шевелюру. — Из-за таких наблюдений ты рискуешь остаться без второго глаза, — предупредил его Хайне и скрестил руки на груди. — Ооо, я тебя засмущал, — прикуривая сигарету, подмигнул ему Бадоу, и в него тут же полетело полотенце. Но, не долетев, упало в метре от цели. — Не понял, а где супер сила? *** Время давно перевалило за полночь. Все тот же бездомный кот перебегал все ту же дорогу, но в обратном направлении. На улицах ничего не происходило. В Трущобах была тишина, будто все разом чего-то выжидали, что-то обсуждали, к чему-то готовились, но не предпринимали конкретных действий. Такая выжидающая ситуация угнетала священника. Он хорошо знал этот город, этих людей, чтобы с полной ответственностью заявить — пора готовить оружие к бою. После такой темной ночи обязательно наступит кровавый рассвет. Лежа на своем месте в храме, Хайне думал о том же, о чем и священник. Думал, что завтра будет необходимо обо всем рассказать напарнику и вместе рассчитать, что делать дальше. Он ушел от Бадоу после того, как перевязал его раны бинтами вокруг груди, чтобы несколько дней они его не тревожили. Ровно до следующей перевязки и причины снова провести время в его квартире. Бадоу его отпускать не хотел, это было написано на его лице, но не посмел препятствовать. Лишь уселся на диван спиной к напарнику и, в манере Хайне, помахал рукой, типа «отвали». Хайне было необходимо подумать в одиночестве, и так как после событий в полицейском участке прошло уже двое суток, а он никаких новостей не знал, то пора было уже навестить Падре. В храме он его не нашел, Нилл тоже не знала, в какую дыру заполз священник, поэтому оставалось ждать его появления. Долго ждать не пришлось, священник явился на порог комнаты и сразу заговорил, он знал, что Хайне его услышит: — Бадоу с тобой? — начал Падре. — С какой стати? — удивился Хайне и сел на кровати. — Жду обоих в зале наверху, поторопи его, — и с этими словами удалился. Хайне сразу набрал напарника, и через полчаса тот был уже около храма. Зайдя в помещение, он глянул на место, где обычно восседал наемник. Сейчас там было пусто. На первой скамейке сидел священник и, когда Бадоу приблизился, встал: — Здравствуй, сын мой, как твои раны? — учтиво побеспокоился о здоровье он. — Даров, Падре, заживают. Где Хайне? — Здесь, — Бадоу почувствовал, что напарник пришел и поднялся в зал, бесшумно усевшись на свое излюбленное место. — Так вот как ты там появляешься! — улыбнулся ему рыжий. — А я все думал, что ты просто из воздуха материализуешься именно на этом месте, — и сел боком на лавку, подогнув под себя одну ногу. — Зачем собрались? — У меня несколько плохих новостей, — начал Падре. — Хайне, ты рассказал Бадоу о нашем разговоре? — Не успел, — Бадоу вылупился на него. Как это, не успел, и что за разговор? — Тогда я вкратце перескажу… — и ввел в курс дела Бадоу. Тот внимательно слушал и складывал частички мозаики в голове: — Так вот что это за видео регистратор был… — Ты очень не вовремя тогда появился, — заметил Хайне. — Без тебя все прошло бы намного лучше. — Конечно, трупы легавых не составили бы тебе преграды, — осудил его Бадоу. — К тому же все прошло пучком. — Не совсем, — священник переместился ближе к алтарю. — В участке тебя кто-то узнал, но сдал не полицейским, а сразу вниз, — и достал конверт с заданием. — Сколько дают за его голову? — сразу спросил Хайне. Рыжая голова повернулась к нему и в возмущении открыла рот. — Чисто гипотетический вопрос, — пожал плечами тот. — Достаточно, чтобы на него началась настоящая охота, — Падре бросил конверт на первую лавку рядом с Бадоу. Тот сразу взял конверт, вскрыл и присвистнул: — Хрена се, Блонди, да тут целое состояние. Мне на две жизни хватит! Хайне подошел и забрал задание из его рук. — Это мне на две жизни хватит, — улыбнулся он и убрал конверт в карман. — Чтооо? И ты возьмёшь это задание? — удивлению не было предела, он даже надулся, как мышь на крупу. — Конечно, но только с небольшим изменением, — Хайне присел рядом на скамейку. — Взяв это дело, я убью только тебя, но если я буду тебя защищать, то повеселюсь от души, убив гораздо больше народу. И возразить-то ему было нечего. С одной стороны, он прав, а с другой… Убийство тех, кто хочет убить тебя, все равно убийство или самозащита? — Знаешь, Хайне, — проговорил Бадоу, — слышал такую фразу, что неопровержимая логика характерна для маньяка? — Нет, — честно признался Хайне. — У меня еще одна новость, — напомнил о себе священник. — Вчера ночью было совершено двойное покушение… — выдержал театральную паузу Падре, которая не произвела никакого впечатления на Хайне, зато Бадоу весь обратился в слух, — был убит Оябун, а его сын в тяжелом состоянии в реанимации. — Ого, убили главу мафии, — сказал Бадоу, на вопросительный взгляд Хайне, — а сына не добили… Кто-то всерьез захотел перевернуть криминальный мир и забрать всю власть в одни руки. — Ты прав, Бадоу. Вы могли бы тихо сидеть в стороне, пережидать, если бы не тот случай в порту. — Даже если убьют сына мафии, меня в покое не оставят. — А что если с ним договориться? — задал вопрос Хайне. — Предложить ему что-то взамен снятия обвинений и охоты? — Ты умеешь вести переговоры? — удивился Падре. — Своими методами, конечно, — он дал понять, что не умеет. — Что ему можно предложить? — заинтересовался Бадоу. — Насколько я знаю, он занимался правовыми вопросами. Он человек дела и слова, был адекватнее своего отца, с ним можно попытаться говорить. — Защиту, — Хайне вытянул вперед длинные ноги и скрестил лодыжки. — Его в таком состоянии сто процентов не оставят. — И что ты предлагаешь делать нам? — Бадоу не нравился ход его мыслей. — Не нам, а мне, — уточнил его напарник. — Толку то от тебя? — Да никакого! — опять надулся Бадоу. — Я при необходимости очень даже полезен. — Нет такой необходимости, — закончил Хайне. — Ты в любом случае один не справишься, — подлил масла в огонь Падре. — Один против целой армии. — А от двоих так пипец они все в страхе разбегутся! — он скрестил руки на груди, придавая суровости внешнему виду. — В какой больнице находится этот парень? — В юго-восточной, — ответил Бадоу. — Почему ты так уверен? — Она принадлежала его отцу. — Как опрометчиво с его стороны, — хмыкнул Хайне. — Там его и будут искать в первую очередь. — Нам необходимо, чтобы он остался жив и взял все под свой контроль, иначе здесь воцарится анархия, — размышлял Бадоу. — Кроме него, я больше вариантов не вижу. — Раз нет больше вариантов, я пошел, — Хайне встал и действительно пошел. — Что ты собираешься делать? — его напарник тоже встал. — Дятел! Нихрена не догоняешь! — глаза наемника заблестели от предвкушения кровавой разборки. — Все ясно, как белый день, Рыжуля, защитить мафиозного отпрыска и убить всех остальных. Не может быть ничего проще. — Вот так просто ты сейчас собрался идти в больницу? — спросил Бадоу. — Нет, раз уж ты собрался идти со мной, то я тебе кое-что подарю, — и Хайне подошел к стене, заставив отодвинуться плиту, за которой оказался спрятан целый арсенал разного оружия. — Пулю в лоб, чтобы не мешался? — Нет, вот держи, — Хайне достал с полок два короткоствольных автомата. — Ими пользоваться гораздо удобнее, и дальность поражения выше. Бадоу взял автоматы. Ему понравилось ощущение их веса в его руках. Но он не любил оружие в принципе, поэтому особой радости ему это не доставило. К тому, что неизбежно придется отнимать жизни, он был готов давно, просто старался оттягивать этот момент как можно дольше. Хайне в это время прицепил к нему ремень и крепления для автоматов, чтобы они висели за спиной и сразу были незаметны. — Надень вот это, — он протянул напарнику пальто длиной до колен, — не замарай его, оно мое любимое. И следи, чтобы прикрывало пушки, — ему в карманы засунул несколько запасных обойм. Бадоу поправил пальто и оружие. Оно неприятно задевало спину, немного раздражая раны под тугой повязкой. — Как ты позволил ему держать в храме столько оружия, Падре? — рыжий решил отчитать священника. Хайне рядом рассмеялся: — Потому что это его тайник. Святой отец улыбнулся и пояснил: — Бывают дни, когда от демонов приходится защищаться огнестрельным оружием. — Но ведь вы ничего не видите, как вам удается стрелять и попадать? — Бадоу явно чего-то не понимал в этой жизни. Падре повернулся боком и отогнул воротник. На шее оказался такой же ошейник, как у Хайне. — Твою же мать, святой отец! — Бадоу отскочил и покраснел от возмущения. Хайне рассмеялся и надел другую куртку, длиннее, чем обычно, и с большим количеством карманов. — Не выражайся в храме, мальчик мой! — Вот уж срань господня, — добавил Бадоу и скрестил руки на груди, но сразу передумал: из-за оружия на спине эта поза теперь была неудобной. Священник улыбнулся, отпустил ему все грехи и пожелал парням удачи. — А вы тоже обладаете теми же особенностями, что и Хайне? — напоследок спросил Бадоу. — Нет, — обернувшись, ответил священник. — Цербер Хайне — само совершенство. Около выхода Хайне задержал Бадоу: — У тебя еще есть возможность передумать, — серьезно предложил он напарнику и встретился с ним взглядом. Бадоу подошел к нему вплотную и обнял руками за талию, притягивая ближе к себе. — Мой самый большой грех заключается в том, — едва слышным шепотом проговорил он в волосы Хайне, — что я прекрасно провожу время рядом с тобой, — и нашел губами его губы. Тяжелые двери открылись, выпуская из Храма двух вооруженных наемников. Хайне следовал за своим напарником, а Бадоу вдохнул полной грудью свежий воздух улицы и прикурил сигарету. В этом городе не осталось ничего святого.

24.03.2016