***
Мария Он написал на моей руке то, что за всю свою жизнь я жаждала услышать больше всего. Его печальное лицо выражало отчаяние. Тяжелые слезы каплями стекали из его глаз. Он был жалок, его хотелось, обнять, утешить и больше никогда не заставлять плакать. Но мир жесток, не правда ли, мой милый друг? С такими прекрасными мыслями и улыбкой на лице я поддалась искушению и шагнула за перила крыши... Продолжение следует.Глава 3.
28 марта 2016 г. в 22:01
Непонятно, что меня дернуло, но я прямиком побежал искать краски, которые обронил, не имея сил нести их, когда мои руки истекали кровью. Я делал это инстинктивно и не задумывался о последствиях действий , я просто знал, что должен, что просто обязан. Девушка перестала наносить порезы, это дало мне немного времени.
Яркие огни фонарей проносились мимо моего затуманенного взгляда.
Краски нашлись около мусорного ведра, недалеко от большого здания из красного кирпича, и я был рад, что они лежали поблизости. Волна облегчения прокатилась по моему телу. Годы одиночества научили меня холодному отношению к людям, моё существо больше не желало помогать им или же самому просить о помощи, однако сегодня, сейчас, именно в этот момент, я всем своим юношеским сердцем желал спасти ту прекрасную и загадочную, но такую печальную и одинокую девушку, что видел в своих снах.
Запыхавшись, я вернулся туда, откуда ушел пару минут назад. Девушка продолжала курить и искать что-то взглядом в толпе. Я был очень рад, когда, подняв голову, увидел, что та самая злосчастная ручка лежит далеко позади нее, тогда я принялся нервно распаковывать краски.
Красный, синий, зеленый, желтый. Я наносил их в непонятном для себя самого порядке, создавая немыслимый узор. Подведя эти все художества по краям черными чернилами, я начал вырисовывать по акварели тонкими линиями цветы, холмы, дома, пейзажи, но она не смотрела на свою руку, а лишь продолжала курить. Куртка скатилась, оголяя белые плечи, обрамленные темными густыми волосами.
Толпа потихоньку рассасывалась, не в силах образумить девушку. Кровь подсохла на моих ранах, а я продолжал вычерчивать на руках мгновенно исчезающие зарисовки, стараясь как можно точнее передать свои чувства.
Изначально я был уверен, что она - именно та девушка, которая по законам этого мира, предписана мне судьбой.
Рисунки на теле должны связывать нас и служить символом величайшей любви, а не приносить боль. Может, она просто не знала их предназначения?
Девушка не опускала взгляда ну руку. Я начал отчаиваться. Глубокой ночью, под светом последнего тускнеющего фонаря, я остался сидеть на коленях, весь измазанный красками, с головокружением и присохшей к рукам кровью.
Людей не осталось. Докурив, наконец, свою сигарету, она медленно и осторожно сняла свою кожаную куртку, отдавая свое наполовину обнаженное тело резким порывам ветра и окунаясь с головой в ощущения. Ее вторая нога медленно перемещается с крыши в пустоту, и вот она уже сидит на перилах крыши огромного здания из красного кирпича, красного, как моя бушующая кровь. Я готов был рыдать, но не произносил и звука. Фонарь погас.
Тишина и темнота. Больше не было сил на грусть и страдания.
Девушка смотрела вдаль, раскачивая своими голыми ногами в воздухе.
Как и в тех моих прекрасных вечерних думах, по ее щеке катилась тяжелая слеза, губы сжимались от нежелания выражать свои чувства.
Мне хотелось кричать.
От обиды, от боли.
Но не было сил.
С надеждой в сердце я написал на своей руке, около еще не пропавших завитков от чернил, одно единственное слово.
Останься
Девушка наконец взглянула на свою руку, затем печально улыбнулась мне и шагнула в пустоту.
Я больше не владел своими эмоциями и чувствами. С бешенным криком побежал к падающему, опустошенному телу.
Больше я ничего не помнил.