***
Мадара снова сбежал из деревни. После смерти Изами атмосфера дома стала совершенно невыносима. Мать вновь взяла в руки оружие, тренировалась с остервенением, восстанавливая утерянную за годы беременностей и воспитания детей форму. Отец пропадал на миссиях, Томео гонял их с Изуной, требуя почти как со взрослых. Изами погиб глупо. Очень, очень глупо. Мадара не особенно любил его, считал слабаком и неженкой, но даже так ему и в голову придти не могло, что Изами, убив врага, посреди боя замрёт в ступоре и будет хлопать глазами, позволяя товарищу своего врага убить себя. Мадара помнил, что когда сам впервые убил, тоже замер, тоже был ошарашен этим, но он был младше! Изами же было целых семь лет. Мадара в его возрасте убивал спокойно — и в бою, и добивая раненых врагов, да и Изуна, впервые убивший в шесть, тоже перенёс первое убийство легко — это был бой, и брат осознал, что убил, да не одного, а сразу нескольких, только после того, как бой закончился. А недавно разведка принесла и хорошие новости — одна из команд изловила на нейтральной территории одного из сыновей Сенджу Буцумы и убила его. Отец хмыкнул тогда, что они с Буцумой вновь сравнялись в числе живых сыновей. Мадара не хотел об этом думать. Он злился на глупость неженки-Изами и, хотя не признавался в этом даже себе, винил в его смерти себя. Ведь Изуна, которым Мадара занимался лично, рос хорошим воином и хорошим шиноби, а братья, которым Мадара внимания не уделял, — погибли. Но если Катсу и Кенте он помочь никак не мог, то Изами... Со стыдом вспоминались все моменты, когда он отказывал второму брату в тренировках, во внимании, в разговоре. Может быть, если бы он не был так невнимателен, Изами не был бы таким неженкой и слабаком? Ведь он всё же был его младшим братом... Снова вспомнились детские размышления про Индру и Асуру. Мадара вновь думал о том, что, возможно, прародитель их клана был неправ. Вот он поступил так же, не захотел учить и помогать слабому брату, и его брат погиб. А тот брат, которому он помогал, которого учил — не погиб, и становится всё сильнее и сильнее. Всё-таки, союз — более верное решение, чем война. Вот только как прекратить войну, если обязательства мести окутывают даже его — ещё не взрослого? Его братьев убивали, он убивал, а у убитых им наверняка были свои семьи, свои братья... А ещё отчего-то думалось, что Сенджу наверняка думают так же. Только как об этом узнать? Как открыться врагу, показать свои чувства, не утаивая ничего — да ещё и так, чтобы получить в ответ не удар в больную точку, а ответную искренность? Только с такой взаимностью можно было бы понять, что от продолжающейся войны на самом деле плохо всем, а не кому-то одному. Как жаль, что это невозможно, и нет таких техник. Даже гендзюцу тут бессильны, они не дадут взаимности, и не позволят второй стороне поверить, что перед ними действительно ничего не утаили. Желая успокоить мысли и разобраться в сплетении чувств, Мадара снова пошёл на берег той реки, покидать камешки. И почти не удивился, обнаружив там Хашираму. — Привет, давно не виделись, — поздоровался он, но наглый Сенджу не среагировал. — Эмм... Хаширама... Чего грустишь, я же только что пришёл... Что случилось? — он честно пытался быть деликатным. Но чего этот Сенджу тут чуть не плачет? В прошлый раз он больше прикидывался, реагируя на его злость. — Хотел у тебя спросить... Хотя нет, забудь... — голос Сенджу дрожал, а Мадара моментально начал закипать. Да что у него такого стряслось, чтобы шиноби — почти взрослый шиноби! — чуть не плакал? — Не стесняйся... Я готов выслушать... — попытался Мадара вновь подтолкнуть этого глупого Сенджу высказаться. — Не о чем говорить... — Давай выкладывай уже... — Всё нормально... — Мы тут хоть весь день просидим, так что... начинай... — Мне бы не хотелось... Ничего не случилось... — врать Сенджу не умел, это точно. От "ничего не случилось" не ревут у реки, а на щеках Хаширамы были легко заметны мокрые следы. Но он пытался врать, и это разозлило Мадару куда больше, чем факт того, что Сенджу плакал. — Я просто пытаюсь быть тактичным! Ах ты ещё и плачешь?! Говори, быстро! — Мадара снова сорвался на крик, слегка досадуя, что Сенджу так легко его бесит. Но раз уж начал, так пусть говорит, а не прикидывается! — Мой младший брат погиб! — выдал Сенджу. Ах да. "Мы с Буцумой вновь сравнялись в числе живых сыновей". Или нет. Но всё равно... Мадара промолчал, злость ушла даже быстрее, чем появилась. Хотя он сам так и не заплакал ни на могилах близнецов, ни на могиле Изами... Всё равно было грустно. — Я прихожу сюда всякий раз, когда на душе такая тоска и безысходность... — поделился Сенджу, — А когда я смотрю на текущую воду, она словно смывает все тяжёлые мысли и уносит их далеко... Мадара, верно? Ты ведь чувствуешь то же самое? — он отвернулся от воды, перевёл взгляд на Учиху. Тот вновь промолчал. Да, он чувствовал то же самое. И да, он тоже думал о том, что Сенджу может чувствовать то же, что и он сам. Но как понять, действительно ли их чувства одинаковы? Он же не разревелся! — У тебя есть братья? — тихо спросил Сенджу, снова уставившись на другой берег. — Да... У меня четыре брата, — ответил Мадара и наклонился за камешком. — Ну, точнее сказать, у меня было четыре брата, — он подбросил камень в ладони. — Это и означает быть шиноби, — продолжал он, уже не обращая внимания на расширившиеся глаза Сенджу. — Смерть всегда ходит рядом... И есть лишь один путь избежать встречи с ней, — до сих пор он повторял то, что говорили ему в клане, но дальше... Дальше хотелось высказать свои мысли, и он решил ответить откровенностью на откровенность. — Открыться своему противнику, не утаивая от него своих чувств, и стать союзниками! Но это невозможно, — тут же признал он. — Ведь невозможно понять, что думает человек, и какие чувства у него глубоко внутри, — он размахнулся, почти не целясь, крепко сжимая камешек в пальцах. — Я к тому, что... кто знает? Может и нет той ненависти, о которой так много говорят... — "Вот мы же с тобой, Сенджу, торчим тут и откровенничаем, не пытаясь друг друга прибить..." — И ты думаешь, мы так никогда и не сможем быть открытыми и честными с нашими противниками? — робко, неуверенно, но с такой надеждой в голосе спросил Сенджу, что Мадара не смог даже возразить. Он просто швырнул камешек изо всех сил, тот бодро запрыгал по воде. — Спроси чего полегче! Но каждый раз, когда я иду сюда, я надеюсь, что выход отыщется! — камешек стукнулся о другой берег, и Мадара довольно улыбнулся. — Похоже, в этот раз у меня получилось! Теперь ты не один, кто смог попасть на другой берег! Почему-то это обнадёживало. Может, им удастся подружиться, действительно быть искренними друг с другом, и, чем ёкаи не шутят, остановить вражду? Глупо, наверное. Но так хочется хотя бы попробовать!***
Месяц. Целый месяц беззаботности. Отец был слишком занят организацией мести и неделями не появлялся дома, мать взяла команду и пропадала на полигонах, Томео уже нечему было учить Мадару и он позволил ему тренироваться самостоятельно, сконцентрировав всё внимание на Изуне, и весь месяц Мадара преспокойно сбегал к реке и к новому другу. Они и впрямь подружились - Сенджу порой бывал невыносимым придурком, но он смотрел на Мадару как на обычного мальчишку-ровесника, был равным соперником во всех тренировках, а главное - понимал и разделял мечты о мире. И пусть они по-прежнему не называли друг другу фамилий, они мечтали и строили планы, как вырастут, станут самыми сильными шиноби и построят общую деревню, мирную и спокойную, и будут защищать своих братьев бок о бок. И Мадара уже поверил, что так и будет. Что они смогут остановить вражду. Он ведь уже сильнее многих взрослых в клане, он станет главой - а Хаширама наверняка сумеет возглавить Сенджу, он же не слабак! И вот тогда они заключат союз, договорятся о мире, как договариваются сейчас, и построят первую в мире деревню двух кланов. Ведь вражда предка с братом была ошибкой, и он, Мадара, сможет эту ошибку исправить, пусть и спустя столько времени. А потом, возвращаясь от реки, Мадара столкнулся с Изуной. Очень, очень мрачным Изуной.