солнце взойдет

За окном поднимается ветер. Серый ветер в сером небе, на серой земле, в сером мире. Наверное, большой и страшно неуклюжий человек нашел у себя в закромах грубое льняное полотно и сделал его скатертью, чтобы хоть как-то загладить свою вину. Но полотно это серое, пустое, а значит, толку от него не больше, чем от черных скатертей. Разве что оно чуть прозрачнее и дает людям возможность видеть их мир. Правда, в искаженном варианте. Ветер не ураганный, конечно, но одного сильного порыва вполне хватает, чтобы распахнуть настежь неплотно прикрытое окно. Даже жалюзи не спасли. В душную палату мигом проникает прохладный не очень-то свежий, но воздух. Да так проникает, что растрепал и без того растрепанные волосы Мисаки, которая уже совсем было повесила нос. Сузую же такая участь обошла — он ведь как был, так и остался под одеялом. Оба настолько привыкли к обыденной больничной духоте, что затхлый уличный воздух кажется им ледяным и невероятно свежим. А главное его преимущество — отсутствие противнейшей штуки на свете — спирта. В отличие от атмосферы больницы, там его и подавно не было. Конечно, в уличном воздухе свои фишки: выхлопные газы автомобилей, листва, оставшаяся еще с осени, да мало ли еще каких запахов может уловить чуткий человеческий нос! Уличный ледяной ветер залетает в открытое окно, путается в белыъ полосках жалюзи и наконец достигает жителей палаты. Им это до жути приятно, даже если он обжигает их легкие. -Ох, черт! — Мэй соскочила с кровати и подбежала к окну Как только она это сделала, со стороны ее соседа слышится приглушенное: -Не закрывай. Ради такого события он все же вылезает из объятий одеяла и, приняв теперь сидячее положение, прикрывает глаза. Но она и не собирается. Наоборот, чуть ли не высовывается в окно полностью и только элементарный инстинкт самосохранения позволяет ей этого не делать. Девушка ошарашенно глядит на улицу. Она поначалу даже не узнает парк — ведь, когда видела его в последний раз, на улице была еще осень. Поздняя мертвая осень. Сейчас же царит весна. Остатки грязно-коричневого снега уже почти растаяли, тут и там можно заметить зеркальные пятна — лужи, в которых отражаются набухшие почки пока еще голых деревьев. И, конечно, серое небо, завершающее картину. Но Мисаки достаточно и этого — она вдыхает ледяной чуть влажный и такой приятный воздух полной грудью, наслаждаясь этим моментом. Ее зрачки, привыкшие к тусклому освещению в палате, сузились, ведь как ни крути, здесь ярче, чем в помещении. От этого девушка повеселела. -Это потрясающе! Иди сюда! Сама не зная почему, она вдруг зовет его. Только потом понимает, что это довольно-таки глупо с ее стороны, и он скорее всего оставит ее возглас без внимания. Так и происходит. Альбинос даже не шевелится, всем своим видом показывая, что ему прекрасно живется и на галерке. Или не прекрасно? Повсюду поют птицы и, наверное, уже совсем скоро зацветет сакура. Скоро начнутся праздники, а с ними фестивали, люди будут ходить счастливые и, лишь на короткое время ничем не обремененные. Горы сладостей, а если повезет, можно увидеть и фейрверки. Все это было так красиво, так волшебно, но…Сейчас ему опротивело все. И весна и цветущая вишня и праздники. И он сам. Но даже несмотря на все это почему-то ему хочется покинуть душную палату, насквозь пропахшую спиртом и побродить там, где воздух не такой затхлый, где нет этих жутких белых стен. В парке, который прилагается к больнице и, к слову сказать, очень кстати, резвятся и смеются дети, по дорожкам просто ходят какие-то люди, гуляют больные. Они так далеко. Ему вдруг кажется, что вместе с ногой он навсегда потерял маленькую часть себя, которая улыбалась и смеялась, хоть и против воли хозяина, почти так же, как и эти дети. Но он может лишь сидеть, только уже в партере, без какого-либо интереса наблюдая за происходящим со стороны. -Я и не собиралась. — выдержав долгую паузу, отозвалась вдруг Мэй На ее лице легкая улыбка, а по коже пробегает холодок от ветра. Она разглядывает парк, деревья, людей внизу. Они выглядят такими счастливыми. По-настоящему счастливыми. На секунду маска-улыбка сошла с ее лица, но она тут же поправляет положение и надевает ее обратно. Мисаки любит природу. Она выросла в пригороде, где нет игл, таблеток, сильнодействующих препаратов, тяжелых наркотиков. Лишь тихая деревушка, бескрайние поля и чистый воздух. Ребенком девушка часто бродила по окрестностям, любуясь красотой этого мира. И большего ей не надо было для счастья. Иногда хорошо быть детьми. -Джузо. Подойди, посмотри, как красиво. — произносит она, все еще глядя в окно Девушке не важно, ответит он, или нет — она не может отвести взгляда от зеркальных пятен-луж и грязно-коричневого снега. -Нет. Ее хочется ударить. Если бы под рукой вдруг случайно оказалось бы что-нибудь острое, Сузуя непременно бы залепил в нее этим самым острым предметом. Куда — не важно, главное, чтобы она отстала от него и поняла, что он совершенно не хочет с ней разговаривать. Но острых предметов рядом не было, да и… Юноша вдруг вспоминает одну фразу, которая уже давно стала крылатой среди голубей. «Жизнь гражданских превыше всего». Это часто говорил ему и Шинохара-сан овощ, который лежит сейчас в соседней палате. Сузуя бы добавил к этой фразе «Жизнь идиотов-гражданских превыше всего» и этим мы бы получили полноценную картину. Ладони сжались в кулаки, но он сумел — таки совладать с собой и проделать с руками обратный процесс из кулаков в ладони, испещренные маленькими красными крестиками, хоть и порванных местами. Наверное, Мисаки слишком опьянела от затхлого уличного воздуха. А другого варианта, чтобы объяснить ее дальнейшие действия, у альбиноса нет. Та отлипает наконец от подоконника и подходит к нему, хмуря брови и строя из себя непонятно кого. -Это еще почему? Неужели тебе не надоела эта духота? Но Мэй тут же «протрезвела» и остепенилась — на нее с укором смотрят две пустые алые дыры, без какого-либо намека жизни в них. По спине девушки бежит холодок, но этот холод уже не такой приятный, как уличный. Скорее, он наоборот пугает. Альбиносу безразлично, кажется он ей страшным, или нет. Зеленоглазая порядком его разозлила, и он решает, что она отстанет от него, если… Он взял и убрал одеяло с ног. Мисаки обомлела: левая — самая обычная, а вот правая заканчивается чуть-чуть выше колена. Подвернутая штанина и забинтованный обрубок – вот, что она из себя представляет. На миг девушка теряет дар речи, мысленно коря себя за все то, что она ему наговорила. Ну надо же, Мисаки, твоя тупость просто зашкаливает. Сколько ему? Она держала пари, что нет еще и двадцати. И чтобы вот так… Ей становится его жалко. Она открыла рот, чтобы попытаться его утешить, но.. Джузо отпихнул ее. Грубо, но не сильно. Вот только девушка такого совсем не ожидает, потому, отступив назад, не может удержать равновесие и плюхается на пол. Но альбиносу нет до нее дела. Он опять накрывается одеялом с головой. Боль достигла своего предела. Он чувствует, как медленно начинает проваливаться в черноту. Зеленоглазая же быстро поднимается на ноги и выбегает из уже успевшей опротиветь ей палаты. Она не хочет, чтобы кто-то видел, как она плачет.