Darker than black

Азкабан За 4 месяца до недавних событий POV Гарри В мире маглов все заключённые точно знают статью, по которой их осудили, а некоторые преступники, которые не в первый раз попадают за решетку, даже в законах разбираются лучше адвокатов. В Азкабане же никогда не было ни адвокатов, ни тех заключенных, которые могли посетить это место во второй раз. Отсюда просто не выходили, даже если маги умирали где-то в стенах этих катакомб, их останки уничтожали, не оставляя ни тела, ни даже костей для передачи родственникам. Я знал, что умру тут, когда первый раз, закованный в магические кандалы, переступил порог тюремной камеры. Дверь с грохотом захлопнулась, отрезая мою прежнюю жизнь и отбирая даже имя. Сейчас я был Карлусом Смитом, одним из приспешников Волан-де-Морта, их сейчас стопками селили в Азкабан и никто бы не стал проверять личность одного-единственного ничем не приметного заключённого. Наручники развеялись и я наконец смог пошевелить запястьями. Руки практически не слушались. Долгих три дня мне пришлось ожидать решения моей судьбы. Хоть чего греха таить, я с самого начала знал, что мне предстоит умереть, и был готов к этому. Вернее, я думал, что готов, а на самом деле был счастлив глотнуть воздуха и снова увидеть свет вместо кромешной тьмы и абсолютной давящей тишины. На том свете не оказалось ни ангелов, ни зеленых полей, ни пения птиц, о которых любят рассказывать верующие люди. Оказалось, есть только наш мир и больше НИЧЕГО. Если бы я раньше знал, к чему приведет мое возвращение в мир живых, я бы сбежал в тот момент, как только открыл глаза, и даже не задумывался бы о так называемых друзьях или благородной цели спасти мир. Да, умерев, я сильно изменился. Я бы стал спасать лишь самого себя. Вот только я тогда по глупости показался на глаза друзьям, они с ужасом таращились на меня и защищались палочками, будто я был их главным врагом. Оказалось, тогда мои глаза первый раз налились чернотой, вытесняя привычную зелень, а сердце затопили боль и ярость. Я не помнил, кто из них послал первое смертельное заклятие, но помимо своей воли осознал, что посылаю такие же. До смерти мне было тяжело накопить достаточное количество негативных эмоций, чтобы получилось годное смертоносное заклятие, а сейчас всё получилось само собой. Я даже позабыл, что мои противники — это мои старые друзья. Я даже позабыл, что являюсь Гарри Поттером. Меня не убили по чистой случайности. Кингсли скомандовал отправить меня в Азкабан для моей же безопасности. Только спустя сутки я услышал, что страна оплакивает мою героическую смерть, а значит, из тюрьмы мне не выйти. Настала новая жизнь или жалкое существование. — Эй, новенький. Как зовут? — раздалось откуда-то сбоку. Я поднял голову и встретился с тремя парами сумасшедших глаз. Хоть я не мог утверждать, что сам выгляжу иначе. Мужчины не имели определенного возраста, им с легкостью можно было дать и шестьдесят, и тридцать (если отмыть и откормить). Все одеты в одинаковую серую форму: штаны и рубаху с длинными рукавами. Обуви у двоих не было. — Карл, — ответил я, следуя легенде. Гарри Поттер умер. Я должен об этом помнить. Внешность мне тоже подправили, хоть я понятия не имел, насколько хватит зелья и будет ли кто приносить его мне ежедневно. Я умру мгновенно, если тутошние жители прознают, кто находится у них под боком. Именно благодаря мне многие из них находились в Азкабане или были мертвы. — И за что тебя сюда-то? — спросил всё тот же голос. Главный, решил я и постарался рассмотреть его в плохом освещении темницы. Мои сокамерники сидели у стен, на длинной деревянной лавке, которая по всей видимости служила и местом для сна. Кроме этого, был еще ветхий стол и два колченогих стула. — Пособничество Тёмному Лорду. — А, еще один Пожиратель? — Не, так, мелкий исполнитель. — Ясно. Ну, добро пожаловать. Я Стэнли, занимался незаконной контрабандой. Это Джим и Кэрри. Теперь мы будем жить одной дружной семьей, правда, парни?..

***

Прошли две долгие недели пребывания в Азкабане. Я старался поменьше говорить, ходить и вообще двигаться, чтоб ненароком не привлечь к себе лишнее внимание. Первые три дня я не мог закрыть глаза и расслабиться, опасаясь любого шороха и громких звуков. Я кричал, звал охрану, до хрипоты убеждал стражу, что я здесь по ошибке, случайно, и просил привести Кингсли. Я хотел попросить выпустить меня отсюда, перевести в другое место, депортировать из страны, да что угодно. Через неделю пришла апатия, я перестал есть то варево, которое нам раздавали по утрам, и сутками лежал в углу, вздрагивая от громкого шороха. Со мной перестали говорить, воспринимая как еще один предмет интерьера, раз я даже услышал «свыкнется со страхом — будет жить, будет верить в лучшее — умрет». Не знаю, кто сказал эти слова, но я задумался, понимая, что не нахожу ни одной истинной причины для страха, который копошился в моей голове и показывал различные видения моей смерти. Не знаю, сколько времени прошло, пока я по собственной воле не опустился в добродушные объятия ужаса, стал тенью себя прошлого, но зато вернулся к обычной жизни: ел, спал, много думал или просто слушал разговоры заключённых. Раз в неделю нас водили мыться в душевую. Вода всегда шла только одной почти минусовой температуры, но после грязи камер казалась настоящим блаженством. Заключенными было положено мыло и огрызок чего-то, что когда-то называлось полотенцем. Если раньше я такое даже в руки не взял бы, то сейчас и бровью не повел, радуясь хоть такому жалкому имуществу. Сперва все было как обычно: ледяная вода, пар со рта и громкие разговоры по сторонам, но в один момент все резко изменилось. Гомон стих, оставляя лишь давящую тишину и тихий голос приказал кому-то: — Дирк, постой на стрёме. А мы пока тут развлечемся. Ну, что готовы, парни? Говорят, тут у нас новенький завелся? — Брось, Патрик, ты его пугаешь. — Ну, чего нас бояться. Мы же добрые… Взгляд метнулся по сторонам. Все выходы перекрыты, а меня загнали в угол, будто зверька на охоте. Я надеялся, что сейчас место страха займет ярость, как там в лесу, и я смогу справиться с обидчиками, но они уверенно приближались, а ничего не происходило. Дальше все казалось сюрреалистичным фильмом, а я лишь зрителем, который по ту сторону экрана наблюдает за происходящем. Вот дергаюсь в сторону, пытаюсь сбежать, но самый крупный из них быстро пресекает мою тщетную попытку, толкает к стене, а двое других удерживают руки по сторонам и заставляют стать раком. — Мы быстро, не дергайся. А закричишь — зарежем. Будто из ниоткуда в руках у главаря блестит лезвие ножа и оно упирается сбоку в горло, немного прокалывая острием тонкую кожу. На ум приходит глупая мысль, что Бог создал людей слишком нежными созданиями, чтобы выжить в этом мире. Резкая боль. Чертыхание. Возня. Крик застревает где-то в горле, так и не найдя выхода, когда первый врывается внутрь моего тела, причиняя адскую боль. Его помощники ржут и отпускают пошлые шуточки, решая, кто из них будет следующим. Я хриплю, дергаюсь, пытаясь вырваться из лап насильника или же напороться на приглашающе протянутый нож. Лучше уж сдохнуть, чем терпеть это снова и снова. Меня бьют по лицу, на секунду отпускают, бросая в ледяную воду на полу. Слив засорился и в соседней душевой образовался небольшой бассейн из грязной и мыльной воды. Пытаюсь встать. Получается. Мужчины смотрят на меня с пренебрежением, как на насекомое, таракана, которого можно раздавить носком ботинка и не заметить. — Чего смотришь? Нравлюсь? — спрашивает насильник, поглаживая все еще стоявший член одной рукой. Остальные двое скалятся будто гиены и хихикают, полностью лишившись человеческого облика. — Нет, — отвечаю я и сплевываю кровь из разбитой губы на пол. Улыбаюсь. Еще не сломлен. Еще нет. — Ах, ты, тварь, — взрывается самый главный и кидается на меня. Кулак опускается в живот, воздух вылетает из легких, а мою полуживую тушку опускают в грязную воду, удерживая за волосы на голове. Глотаю воду. Задыхаюсь и прощаюсь с жизнью. Последней мыслью отмечаю то, что кто-то насилует меня по новой. Полагаю, стоит мне тут сдохнуть, и над моим телом поглумится половина тюрьмы. Темнота. Уже позже я узнаю, что убил того мужика, который брал меня первым, а остальных двоих сильно порезал, но им удалось очухаться. Тогда меня впервые определили в одиночку, а после неудачного побега связали и закрыли глаза повязкой. Я остался один со всеми ужасами, которые каждый день являлись ко мне в сознание, заставляя сходить с ума. Вот только Дементоры не знали, что страхов того Поттера больше не существовало, а видения Волан-де-Морта вызывают у меня лишь усмешку, которой приветствуют старого друга. Я потерял счет времени, отощал, теряя не только силу, но и магию, становясь беспомощным. Иногда я молил, чтоб меня убили, а иногда размышлял, как бы перерезать все Министерство и поплавать в бассейне из их крови. Я сходил с ума и, казалось, постарел на десятки лет… Моему заточению пришел конец, когда чужая ладонь коснулась лица, а во рту оказалась такая знакомая из прежней жизни кровь… Ты за мной пришел, Северус? Я рад…