Exodus L.B.

Странно все вышло с этой комиссией. Состоялась она буквально на следующий день; в ней не оказалось ни одного аврора — те лишь прислали какого-то плюгавого типа из канцелярии Отдела магического правопорядка. Вместо того, чтобы задавать вопросы, о которых говорил Томпсон, он нудно втирал мне о технологии взаимодействия между ведомствами, технологии работы с существами класса А, то есть признанными наиболее опасными, и еще куче всяких технологий. Под конец его монотонной речи я, пришедшая туда на взводе, едва не уснула, хотя ночью перед этим спала как убитая — спасибо зельям. Вторым мужчиной в комиссии был невыразимец, знакомый нам с Дином по паре дел — его настоящего имени мы, разумеется, не знаем, да и внешность его, по-моему, каждый раз претерпевает какие-то незначительные изменения. Этот больше слушал, чем говорил, однако когда он все-таки раскрывал рот, я начинала чувствовать себя, будто на сложнейшем в моей жизни экзамене. Помимо того, как Снейпу удалось уничтожить Безликих, его интересовали совсем уж непонятные вещи — глубина пещеры, в которой мы встретили вампиров, расстояние до нее от места трансгрессии и тому подобное. Я честно рассказала про неведомый мне магический жезл, который пропал сразу после того, как мы выбрались из логова тех тварей (и хорошо, что у него не было названия, не пришлось врать), да и на остальные вопросы ответила, но все это время мне было не по себе от его цепкого, пронизывающего насквозь взгляда, в глубине которого я отчетливо видела насмешку. Казалось, невыразимец знает обо всем, что я хотела скрыть, и смеется над моими попытками соорудить правдоподобное объяснение произошедшему. Однако, выслушав мои сбивчивый рассказ, он больше не обронил ни слова. Если присутствие этих двоих еще можно было как-то объяснить, то психолог из Мунго была тут явно лишней. Доктор Уитлок, пышнотелая дама чуть за сорок с ярко-розовой помадой на губах и водянистыми глазами за стеклами больших очков, выступила последней. Ее интересовали все подробности наших взаимоотношений с бывшим профессором Зелий, вплоть до того, какие оценки он ставил мне на экзаменах. Она битый час дотошно расспрашивала, как Снейп относился к студентам, когда был директором, — хотя показаний на этот счет в послевоенное время было дано предостаточно, — и постоянно пыталась подловить меня на каких-то неточностях. Наконец, когда это надоело даже нудному типу из Отдела магического правопорядка, меня все же отпустили. Вышла я оттуда, выжатая, словно лимон. И лишь тогда осознала, что не потребляла никотин уже больше суток. От работы меня отстранили до итогового заключения; покинув Министерство через телефонную будку, я просто дошла до метро, выкурив три сигареты подряд. У меня не было времени осознать все случившееся. И теперь, шаг за шагом, я вновь погружалась в воспоминания о том кошмаре. О том, что за ним последовало… Когда Игла погасла, Снейп смог трансгрессировать, несмотря на частично выведенную из строя палочку, и вытянул нас с Эмбер за собой. Рухнув на твердую землю, я едва не потеряла сознание от накатившего чувства облегчения вперемешку с дурнотой, и даже не заметила, что мы там были не одни. Авроры из Азкабана засекли всплеск магической активности неизвестного происхождения и явились проверить его источник — в прошлом на этом острове не раз ловили тех, кто хотел устроить побег из волшебной тюрьмы. Снейпа они узнали сразу и, моментально обезоружив, скрутили не то чтобы очень нежно. Тот, впрочем, и не сопротивлялся. Дальше был Азкабан — долгих три часа, до того, как за мной явился Томпсон. На все вопросы я предпочитала не отвечать, изображая легкую контузию и шок от соседства с дементорами. Шок, правда, был не совсем поддельный. В голову лезли всякие мысли — то о Безликих, надевших личины моих родителей, то о погибших детях, или же вовсе о Малфое, «спонсировавшем» наше со Снейпом участие в этом деле. Что интересно, мои рефлексии по поводу сидения на цепи в его подземелье к тому моменту улеглись, больше не вызывая такого негатива, чтобы считаться плохим воспоминанием и мучить меня поблизости от дементоров; но об этом я решила поразмышлять позднее. В тот момент я могла думать лишь об одном: что будет, если об Игле узнают в Министерстве. Вероятно, мне стоило бы рассказать им реальную причину, по которой Снейп повел меня к Безликим. Однако что бы это дало? Сведения о подобной силе недолго остаются в узком кругу избранных — когда Дин чуть позднее рассказал мне про Нейшелла, я только убедилась в этом. Вряд ли мы теперь выйдем на его источник информации, но даже если простой работник Департамента Магического Образования смог добыть нужные книги и свитки, чтобы попытаться завладеть Иглой, то сколько возможностей для этого появится у невыразимцев? Будет лучше, если существование этого артефакта так и останется в тайне. Приняв такое решение, я попыталась оградить свои воспоминания об Игле на случай, если ко мне все же решат применить Легилименцию. Ментальные искусства мне всегда давались неплохо, но для работы были не нужны, поэтому тренировали нас в них мало. Перед тем, как сесть отвечать на вопросы комиссии, я, как могла, мысленно «вытащила» на передний план ту бездну отчаяния, что испытала при виде трех детских тел в пещере Безликих. Настойчивого легилиментора это, конечно же, не обмануло бы. Вся надежда оставалась на то, что они не станут копаться в моих воспоминаниях, ведь особых поводов подозревать меня в чем-то у них не было. Мне повезло — ни Веритасерума, ни Легилименции ко мне не применили. Я почувствовала легкое ментальное прикосновение, когда невыразимец попытался установить зрительный контакт, но без направленного заклинания он смог «считать» лишь мою заготовку. Уж не знаю, насколько он в нее поверил. Комиссия состоялась вчера. А сегодня я, снова выспавшись как следует, иду в Мунго навестить Эмбер Льюис. Или же Филч, если отец даст ей свою фамилию. Уже в больнице, от болтливой медсестры узнаю, что сам он в Британии так и не появился, ограничившись совой. Его, в общем-то, можно понять — не каждый день узнаешь о существовании десятилетней дочери, которую от тебя скрыла бывшая возлюбленная, и реакция на такое известие у каждого будет своя. Аргус Филч, к примеру, сразу поинтересовался — не сквиб ли она? Эмбер родилась ведьмой, так что, полагаю, за ее судьбу можно не волноваться. Сидя возле ее постели, я наблюдаю за тем, как невинно и безмятежно выглядит во сне детское лицо. Рыжеватые в тон волосам ресницы иногда подрагивают, но дыхание девочки ровно, а значит, кошмары не терзают ее хотя бы там, в стране грез. Скоро она проснется, и помоги ей Мерлин забыть весь пережитый ужас. У Эмбер есть шанс начать все заново. Просыпаясь среди ночи в слезах и со страшным криком, пугаясь любой тени, искать утешения в самых неожиданных вещах и людях, но — жить дальше. Шанса нет лишь у мертвых. Шарлотты и Кристины Коллинз. Решение родителей не отдавать девочек в Хогвартс погубило всю их семью. Когда к ним пришел учитель из школы для волшебников, благопристойные христиане категорически отказались связываться с «бесовщиной», несмотря на явные признаки дарования у обеих сестер. Примерно то же самое в свое время произошло и с Томпсоном. Мне немного стыдно за то, что вчера я манипулировала его чувством вины. У нас все знают эту историю — Мордекай настолько хотел стать настоящим волшебником, что сам нашел Дырявый Котел и связался с представителем Министерства магии, чтобы по нашим законам его родителей признали неспособными нести ответственность за судьбу сына. Опекуном назначили одного из хогвартских профессоров, а мистеру и миссис Томпсон стерли воспоминания. И теперь единственное, что осталось у моего начальника в воспоминание о них — крестик на шее и, как ни странно, вероисповедание, противоречащее самой сути колдовства. Решения… они отдаются эхом и в самом далеком будущем, преподнося нам неожиданные сюрпризы. Если бы Коллинзы не были столь религиозны, если бы Филч не посчитал, что Адель Льюис стала для него человеком «второго сорта»… Ублюдку Нейшеллу пришлось бы искать себе других жертв на заклание. Эмбер по-прежнему спит. Стараясь не шуметь, я выхожу из палаты. Плетусь по пустому коридору Мунго. Где-то ниже этажом находится моя палата; одна из трех, на окнах которых установлены зачарованные решетки — в течение нескольких дней после укуса Сивого врачи думали, что я вот-вот обернусь. Я и правда долго билась в лихорадке, чувствуя, что каждая кость, каждая мышца и связка в моем теле приходит в движение, но потом все внезапно улеглось. И тогда, очнувшись среди ночи, я обнаружила, что на соседней койке, так же скованный заклинаниями, лежит Снейп. Он никогда не был красавцем, но в тот момент его трупная синеватая бледность привела меня в настоящий ужас. Бледность и открытые, но смотрящие в никуда черные глаза. «…по ту сторону нас не ждут райские кущи, наши близкие не встретят нас, чтобы навеки воссоединиться в тихой радости и умиротворении». «Смерть есть страдание и забвение». Вздрагиваю, подавляя желание обернуться на безлюдный больничный коридор — настолько живо звучит в моей голове его низкий тягучий голос. Из Мунго я по каминной сети перехожу в Министерство — с утра мне пришла короткая записка от Томпсона с указанием явиться к одиннадцати часам. Скорее всего, он пришел в себя после вчерашнего, да плюс комиссия сделала свои выводы, и сегодня наступит мой последний день работы в ОВМ. Выйдя из зеленого пламени в Атриум, я здороваюсь со спешащими по своим делам молодыми аврорами — в том числе и Зориатом, смерившим меня чуть презрительным взглядом. Повернув голову в направлении огромной статуи, застываю, будто впечатавшись со всего размаха в каменную стену. Потому что, как и несколько дней назад, посреди Атриума стоит Снейп. Точно так же уставившись на меня поверх голов снующих туда-сюда людей, вот только на этот раз — уверенно скрестив руки на груди и осклабившись со всей отмеренной ему мерзостью. Кто-то, завидев этот оскал, шарахается от него в сторону и торопится к лифтам, испуганно оглядываясь на ходу. А я, собравшись с духом, подхожу к нему и говорю угрюмо: — Уже и из Азкабана выгнали? Снейп картинно разводит руками. — Кое-кто посчитал, что я еще могу послужить на благо общества. — Как это? Сжигая детей и впутывая меня в борьбу с потусторонними силами? — Мне удалось убедить компетентные органы в благородстве своих намерений, — с абсолютно серьезной миной отвечает он мне и снова раздвигает губы в язвительной ухмылке. — Пришлось пообещать не действовать в дальнейшем столь спонтанно. Я смотрю на статую за его спиной, символизирующую единство магического народа, мудрость поколений и силу нашего правительства. Ебанулись. Все разом. С другой стороны, похоже, что я сохраню свою работу. — И что же, — выговариваю через силу, — все будет по-прежнему? Консультируешь нас по Темным искусствам, живешь в «Котле» среди нормальных людей? Снейп как будто ждал этого вопроса. Он достает из кармана и протягивает мне сложенный вчетверо потрепанный лист бумаги. Развернув его, я несколько секунд тупо пялюсь в отпечатанное на маггловском принтере слово «Сдается» с приписанным внизу телефоном, не сразу соображая, где я его раньше могла видеть. А потом задыхаюсь от негодования. * * * — Я лишь недавно перестала быть стажером! — ору пять минут спустя в кабинете Томпсона. — Я прошла дисциплинарное слушание из-за непрофессионального поведения! Разве не ты сам сказал, что Снейп использовал меня в своих целях?! Как ты позволил снова отпустить его и… — Меня никто не спрашивал, — перебивает мой пламенный спич Мордекай. Он не выглядит рассерженным, и лишь по легкому неодобрению в глазах можно понять, что эти обвинения как-то задевают его. — Просто сверху поставили в известность, что ваши действия рассмотрели и не сочли столь грубым нарушением правил. Меня же это должно радовать, нет? — Снейп — уголовник, — шиплю я, расхаживая из угла в угол перед его столом. — Вы не можете разрешить ему поселиться рядом со мной, буквально в соседней квартире! Это уже не говоря о том, что я, несмотря на все заявления о вынужденной мере, отныне всегда при взгляде на него буду видеть почерневшее тело близняшки Коллинз. — Да пойми ты, авроры не считают, что он выкинет что-нибудь в ближайшее время. — терпеливо отвечает Томпсон и повышает тон, когда я вновь собираюсь раскрыть рот. — Ему нужно начинать новую жизнь, так что впредь он будет сидеть тише воды, ниже травы. — Мы об одном и том же Снейпе говорим? — я пытаюсь вложить в голос как можно больше яда, что переполняет сейчас мою душу. — О том самом, что потащил меня с собой, вдвоем против Безликих? — Если тебе есть, что возразить, сделай это прямо сейчас, — Мордекай кивает на дверь. — Доктор Уитлок единственная поставила под сомнение возможность дальнейшего сотрудничества ОВМ и Аврората с мистером Снейпом. Больше всего, кстати, она упирает на непрозрачность ваших с ним отношений. Твоя профпригодность в этом ключе тоже вызывает у нее нарекания. Из-за этого я и попросил тебя сегодня прийти, она хочет поговорить с вами обоими. И, по-моему, ее уже отвели в твой кабинет. «Хитрая очкастая стерва» — думаю я, выходя от Томпсона. Вот к чему вели все ее мутные вопросы. Язык так и чешется сказать, на каком органе я вертела этот сеанс психотерапии, но мой начальник ясно дал понять — от этого зависит все мое будущее в отделе. Надо разобраться, что конкретно подозревает Уитлок. Надеюсь, Снейп тоже заинтересован разубедить ее в «непрозрачности наших отношений». Они уже ждут меня, и какая наглость — эта ведьма уселась за мой стол, разложив на нем какие-то свои записи. Снейп сидит перед ней, расслабленно откинувшись на спинку стула и приняв наиболее нейтральное, даже в какой-то степени благожелательное для него выражение лица. Плюхаюсь на стул рядом с ним, в нетерпении уставившись на Уитлок. Просмотрев неторопливо свитки, она поднимает на нас свои водянистые глаза, изображая располагающую улыбку. — Что ж, мистер Снейп, мисс Браун, вы оба знаете, зачем мы здесь собрались. От того, насколько честно вы ответите на мои вопросы, зависит возможность вашей дальнейшей совместной работы. Поэтому я надеюсь на предельную открытость и взаимопонимание. Мистер Снейп, начнем с вас. Вчера наш разговор закончился на обсуждении ваших действий в тот год, когда вы были директором Хогвартса. По свидетельствам преподавателей, вы прилагали все усилия, чтобы защитить своих учеников от Амикуса и Алекто Кэрроу, Упивающихся Смертью, не привлекая излишнего внимания. Я считаю, это характеризует Вас с весьма благоприятной стороны. Не могли бы вы поведать подробнее о том периоде? Он молчит. Затем выдает: — Не могу сказать, что был хорошим директором. Я вступил в связь с ученицей. На миг я забываю дышать, чувствуя, как меня бросает в холодный пот. Заткнись. Уитлок часто моргает за стеклами своих больших очков, но быстро приходит в себя: — Поясните, пожалуйста. — Семикурсница, совершеннолетняя. — Снейп слегка подается вперед, отрываясь от спинки стула. — Хотя меня это, разумеется, не оправдывает. — Вы… принудили ее? — ведьма приподнимает брови. — Нет, — он обжигает ее взглядом. — Все произошло по взаимному согласию. Я бы даже сказал, она сама настояла. Моя вина в том, что я не смог отказать. Заткнись. Заткнись. Заткнись. — Но как… что привело к этому? — почуяв неожиданный поворот в этом деле, Уитлок почти не сдерживает торжества. ЗАЧЕМ он это делает?! Лицо Снейпа непроницаемо. — Эта девочка была на грани. Ее инстинкт самосохранения притупился, она раз за разом намеренно провоцировала Кэрроу, больше, чем другие ученики. Однажды ночью я случайно встретил ее на Астрономической башне, и мне показалось, что она хочет спрыгнуть. Заговорил с ней — она ответила. С тех пор мы иногда общались… на разные темы. Когда она попала в медицинский отсек со сложным переломом от темномагического заклинания, я помог залечить его. — То есть, вы пожалели ее? — Уитлок опускает взгляд, быстро записывая что-то в свиток, и в этот момент Снейп переводит свои черные глаза на меня, протягивая низко: — Нет, это определенно была не жалость. Я обреченно смотрю в ответ, сжимая кулаки. Все. Мне конец. Ведьма из Мунго видит эти переглядывания, и рот ее приоткрывается. Долго же ты соображала, тупица. А мужчина продолжает говорить, не отрываясь от созерцания от моего лица: — Мне сложно назвать точную дату или даже месяц, но в какой-то момент я понял — это моя девочка. Безрассудная, вспыльчивая, потерянная. Придумавшая невесть что обо мне. Но совершенно точно — моя. Уитлок, наконец, решается встрять, направляя его в более конкретное русло: — И поэтому вы вступили с ней в сексуальные отношения? Снейп переключает свое внимание на нее, и я, онемев от творящегося здесь абсурда, все же чувствую злорадное удовлетворение: под физически ощутимым давлением его взгляда ведьма инстинктивно отстраняется, вжимая голову в плечи. — В тот вечер я к ней даже не притронулся. Она была подавлена после очередных издевательств Кэрроу, желала выплеснуть свою злость, начала дерзить, хотя все еще боялась меня. Я не отвечал ей, и от этого она заводилась еще больше. В итоге, проверяя, насколько далеко сможет зайти, она прикоснулась ко мне… опустилась на колени… Я пытался остановить ее, но потом… потом не стал. Моя девочка сделала мне минет — самый потрясающий в моей жизни, несмотря на ее неопытность. Сразу после этого она ушла. Этим наши, как вы говорите, «сексуальные отношения» и ограничились. Его бы голос, да в аудиопорно. Судя по растекающемуся виду Уитлок, в глазах которой плещется неподражаемая смесь ужаса, брезгливости и жадного интереса, именно его бы она послушала сегодня вечером. Стряхнув оцепенение, резко поднимаюсь со стула, отчего тот истошно скрипит по полу, и покидаю херов фрейдистский кружок под прицелом двух взглядов — насмешливого и потрясенного. Мне уже все равно, что подумает и напишет в своем заключении эта чванливая дура. Я просто физически не могу больше находится со Снейпом в одном помещении. * * * Выбравшись на улицу, долго стою возле красной телефонной будки, засунув руки в карманы и меланхолично наблюдая за стаей облезлых голубей, что накинулись, расталкивая друг друга, на куски выброшенного хлеба. К чему был весь этот фарс? Он просто хотел шокировать Уитлок, которая своими вопросами вывела его из себя? Что ж, ему это удалось, да вот только заодно он лишил меня работы — будем честны, кого оставят с большей вероятностью: недавнего стажера или единственного настоящего специалиста по Темным искусствам? Но я больше склонна считать, что это жалкое представление было предназначено мне. Ведь каждое произнесенное им слово било точно в цель, упуская сотни, нет, тысячи малозначительных деталей, которые для постороннего слушателя могли бы полностью изменить всю картину. Эти его «общались на разные темы», «залечил перелом», «даже не прикоснулся к ней» не могут передать всех взглядов, оттенков фраз, сказанных в ночной тишине, бесконечно повторяющихся мыслей — а что, если… «Совершенно точно — моя». Похоже, Снейп совсем оторвался от реальности и не понимает, насколько сильно изменились обстоятельства. Взять хоть последние пару дней. Испепеляя людей, разрезая мое горло, навязываясь мне в соседи, он всерьез полагает, что этим способен произвести впечатление? Этот человек слишком долго просидел в одиночной камере Азкабана. Мысли, что напрыгивают друг на друга, как голуби возле моих ног, постепенно сменяются в голове звенящей пустотой. Я больше не знаю, в каком направлении мне идти и что делать. Чувствую себя механической игрушкой, у которой кончился завод. Все то, что раньше вело меня вперед, заставляло бороться каждый день и каждую минуту, внезапно кажется настолько несущественным, что мне становится почти смешно. Убить своего врага, обрести силу и плыть против течения — лишние, нелепые цели. Буквально недавно я думала, что продолжаю работать в ОВМ, чтобы не вызвать подозрений, по инерции, ведь, отомстив, больше не видела в этом смысла. Однако теперь, фактически потеряв свое место в отделе, я начинаю понимать: вот, что действительно имело значение. Быть занятой нужным делом, видеть, как затраченные тобой усилия приносят результаты, засыпать с чувством выполненного долга — это было истинным. Но что уж… если такой должна стать плата за жизнь Эмбер Льюис, я не буду ни о чем сожалеть. Остался лишь один нерешенный вопрос. Открытая дверь, зияющая передо мной, куда бы я ни обратила свой взгляд. И незримая рука, подталкивающая меня к ней. После того, что произошло в Малфой-мэноре, я обязана поговорить с Люциусом. Поначалу мне непросто принять даже саму идею того, чтобы вернуться туда. И тем не менее, это единственный способ поставить точку во всей этой истории. Или, как знать, — запятую. Прежде всего я должна узнать, что Люциус имел в виду, говоря о моих родителях — попали ли они в мэнор перед своей смертью, либо же он упомянул маму, просто чтобы задеть меня за живое. Первый вариант… это будет больно. Даже если он не принимал участие в их казни, я не знаю, как смогу выносить себя после такого. День за днем бывать в этом доме, трахаться с его хозяином, хотя там же, на несколько футов ниже под землей, когда-то замучили до смерти самых близких мне людей. Только это волнует меня сейчас. Если Люциус скажет, что их никогда не было в мэноре, я поверю ему. Мне уже хочется в это верить. Потому что в таком случае, оставив душу немой к судьбе других его пленников (вновь против собственных рассудка и воли), я не смогу ненавидеть его — и себя. И все же я задам Малфою этот вопрос. Слишком ничтожный для него, чтобы лгать. Потому что кто я, чтобы лгать мне? И кто он — уж точно не старик-сквиб, которому можно отомстить, если я решусь на такое. Что же до второго варианта… Теперь, когда поутих адреналин, я многое способна осмыслить заново, увидеть циничную, своеобразную, но — логику в его поступках. В понимании Люциуса тот факт, что он изначально намеревался добыть Иглу, никоим образом не нарушал условий нашего с ним… договора. Он честно предупредил, что дети уже могут быть мертвы; велел Снейпу отправиться в ту пещеру гораздо раньше, чем наступила нужная фаза. Он фактически спросил моего согласия на этот обмен — услуга за услугу. «Взамен ты должна кое-что для меня сделать». Тихий глубокий голос без привычной малфоевской манеры растягивать слова; глаза, на дне которых плещутся тщательно сдерживаемые эмоции. Какое-то седьмое чувство подсказывает мне — Люциусу была необходима эта ролевая игра в подземельях. Снова и снова прокручивая в голове каждую произнесенную им фразу, я все отчетливей вижу, насколько сильно отразилась на нем потеря контроля в последние месяцы войны. Знай я заранее, что в конце меня не ждет бесславная гибель, согласилась бы я добровольно стать его жертвой? Сейчас мне трудно об этом судить, но думаю — да, согласилась. Однако при этом я не реагировала бы так же, как делала это, ощущая себя в реальной опасности. И Малфой не смог бы поставить символическую точку, сказав финальное «Ты можешь идти», освободиться от мучивших его призраков. Если мой неподдельный страх и сопротивление, то, как я сломалась в конце, поддавшись напору его прикосновений и магии, а потом, почуяв свободу, дала деру, — если все это послужило ему во благо… на здоровье, как говорится. Я отодвигаюсь от телефонной будки, когда к ней подходит какой-то волшебник, желающий попасть в Министерство. Ноги сами несут меня вперед — и я иду, не разбирая дороги. А ведь Люциус не нанес мне большого вреда — «пара легких шлепков», уже практически заживших, мелочь в сравнении с тем, что он мог сделать. Есть заклинания, взрезающие плоть до костей (одному из них меня научил добрый профессор), разбивающие мышцы в мягкий нежный фаршик, есть даже такие, что выворачивают человека плотью и органами наружу, поддерживая жизнедеятельность в этом состоянии несколько часов — и ничего из этого арсенала он на мне не использовал. Я уже давно поняла, что моему любовнику нравится причинять боль во время близости — не он сам, но его невольные магические всплески говорили мне об этом, обрушиваясь порой острыми, сминающими порывами за несколько мгновений до оргазма. Это случалось не так часто, но каждый раз было настолько восхитительно, что я пробовала заговорить с ним на этот счет. Однако Малфой резко прерывал подобные разговоры; поначалу мне казалось, что отказ обсуждать вопросы секса связан с его ханжескими взглядами, табуированностью этой темы в волшебной среде. Теперь же, вспоминая прощальный взгляд, которым он проводил меня до выхода из темницы, то… отвращение? к себе?.. вместе с горделивым нежеланием признавать свою неправоту, которое я не сразу осознала, — во всем можно ясно увидеть: Люциус, застрявший в своих представлениях даже не в прошлом, а позапрошлом веке, не догадывался, что я могла добровольно согласиться на подобное. Пора признаться себе: в какой-то степени, с некоторыми оговорками, мне понравилось то, что он делал. Я не мазохистка и не люблю, когда меня бьют, однако «наказание», устроенное мне Малфоем, придало последовавшему за ним сексу неповторимый окрас. Быть может, все дело во «вкусе» его волшебства, распробовав который, я отныне буду хотеть постоянно. В волнительном ощущении подспудной опасности, что овладевала мной вместе с прикосновением его магии — рука, которая столь нежно гладит, может ударить во сто крат больнее. И теперь, несмотря на очевидное, вопящее безумие этой затеи, мне хочется показать Люциусу, что в наши дни, при условии обоюдности, подобные желания вполне нормальны и не являются чем-то противоестественным и нездоровым. Долго раздумываю, как сказать ему об этом. А потом просто решаю сделать Малфою подарок. Ведь когда-то, после нашего первого секса в архиве, он именно так и поступил. Купив одну вещь в небольшом магазинчике в Лондоне, я упаковываю ее в неприметную темную коробку. Отдам ее Люциусу, даже если после его ответа на мой вопрос о родителях мне захочется его убить. Отдам просто, чтобы увидеть его лицо, когда он ее откроет. Я не знаю, как он встретит меня. Будет ли вообще со мной говорить, а если да, не станет ли вести себя как заносчивый идиот и отрицать произошедшее. Совсем не представляя, как начать разговор, трансгрессирую в мэнор. Да поможет мне Мерлин. * * * В парке уже начинает таять снег, и запели весенние птицы. Даже капризные павлины впервые на моей памяти вышли на улицу, распуская свои шестифутовые хвосты и брезгливо обходя грязные лужи. Зайдя в дом, я не сразу понимаю, что изменилось. Привычная тишина нарушается каким-то едва слышным звуком. Проследовав на него, оказываюсь на пороге гостиной. Там, устроившись на полу перед камином, играют в какие-то деревянные фигурки двое — опрятно одетая домовиха и маленький светловолосый мальчик. Скорпиус. Значит, Астория снова зашла с ним к Люциусу, рискуя вызвать гнев своего мужа. Выросшая в образцово-показательной семье, она, похоже, тяжело переживает разлад Драко с отцом и делает все возможное, чтобы наладить их отношения. Мне, в общем-то, нравится Астория — эдакая идеальная супруга для будущего политика, мягкая и интеллигентная, с безупречным вкусом, но в то же время имеющая собственное мнение и способная ненавязчиво донести его до мужа. Не чета мне, короче. Не думаю, впрочем, что моя симпатия взаимна. У нас с миссис Малфой молчаливый нейтралитет; за все время нашего близкого знакомства с Люциусом мы встречались лишь пару раз и едва ли сказали друг другу десяток слов. — Привет, — говорю я Скорпиусу. Мальчик поднимает на меня белесые глаза, гораздо светлее, чем у старших мужчин Малфоев, и его улыбка быстро меркнет, а на лице появляется угрюмое выражение. — Где твои мама и дедушка? Эльфийка подскакивает и начинает тараторить: — Хозяева наверху, прошу, подождите где-нибудь, хозяева сейчас спустятся… — и еще и еще, повторяя то же самое, словно заведенная. Покидаю гостиную. Обычно поведение домовиков является четким индикатором настроения их хозяев. Что же случилось в семье Малфоев, раз лопоухая так перепугалась при виде меня? Едва я подхожу к широкой парадной лестнице, ведущей на второй этаж, как сверху слышится звук быстрых легких шагов, и на верхних ступенях появляется Астория. Я замираю — она проходит мимо портрета Нарциссы, и Мерлинова борода, как же они похожи! Тот же овал лица, аккуратный маленький рот, одинаковый разрез ярко-голубых глаз. Наверное, правду говорят, что в наши дни большинство чистокровных находятся в родстве друг с другом — у этих двух женщин не просто общий типаж красоты, это именно фамильные черты. Астория почти бегом спускается по лестнице, и я вижу, что из ее всегда идеальной прически выбились светло-золотые пряди, а точеный носик покраснел, будто бы от слез. Тут она замечает меня, на секунду останавливаясь рядом — боггарт меня задери, сколько ненависти в ее взгляде! Ее губы горько сжимаются, и я не успеваю ничего даже сказать, как она со скоростью, несвойственной леди, проносится мимо. Отгоняя непрошенные мысли, продолжаю свой пусть наверх. Я нахожу Люциуса в кабинете. Он стоит, облокотившись на каминную полку, и смотрит в огонь. Услышав мои шаги, оборачивается и, смерив меня взглядом, констатирует: — Это ты. Он явно ожидал увидеть на моем месте кого-то другого. Я отмечаю все разом: два бокала огневиски на столике, немного рассеянный взгляд Малфоя. Его полурасстегнутую рубашку. И — да, следы бледно-розовой помады на губах. — Что, так не терпелось рассказать о своих подвигах? — протягивает Люциус, отходя от камина и устало садясь в кресло. Опустив длинные ресницы, он не глядя берет бокал и делает большой глоток янтарной жидкости. Осознав, что застыть и пялиться на входе по меньше мере глупо, я кладу принесенную с собой коробку на рядом стоящий столик и прохожу вглубь кабинета. Ну а что мне еще делать, заорать на него и шваркнуть дверью? Мы же не в мыльной опере, в самом-то деле. — Когда-то надо было. — Можешь не стараться, Снейп уже был здесь и все мне поведал, — небрежно роняет Люциус. Воистину вездесущий Снейп. И как только он успевает? — Я ничуть не удивлен его действиями, — продолжает Малфой, задумчиво рассматривая бокал с огневиски, который поворачивает между пальцами обеих рук. — Понимаешь, я знаю его более тридцати лет. С того момента, как он вышел из Азкабана, я был уверен: от него стоит ждать нечто подобное. Кажется, я начинаю терять нить его мысли. — Ты о том, что он рассказал мне о вашем сговоре? Он резко трясет головой, словно отгоняя назойливую муху. Ну да, не велика важность. — Так ты злишься, что Снейп не довел дело до конца? — осторожно, будто нащупывая брод в быстрой горной реке, спрашиваю я снова. Его губы сжимаются в тонкую линию. Я начинаю закипать; в отношении Люциуса со мной такого никогда не случалось. Набитыми в темнице синяками, — теми самыми, что на пятой точке, — чувствую, что не стоит с ним спорить, но меня уже понесло. — Ну так прости, — говорю, — что не захотела сдохнуть ради твоей великой цели. — Зачем ты вообще пошла туда с ним? — отвечает Люциус с неожиданной злобой, резко поднимая на меня глаза. — Тебе прекрасно известно, что он из себя представляет. Твоя глупость могла иметь серьезные последствия. До меня все еще не доходит, что с ним такое. Не может же он, в самом деле, заботиться обо мне. В голове вертится лишь одно объяснение: Малфоя вывело из равновесия произошедшее здесь, в этом кабинете, аккурат перед моим приходом. Я всегда была послушной с ним. Ни разу не поставила под сомнение хоть одно его слово. Соблюдала дистанцию между нами. Даже явилась, черт возьми, вполне мирно выяснить отношения — с не сошедшими до конца следами от его заклятий. И теперь, вместо того, чтобы узнать все, что хотела, задать нужные вопросы, я не могу перестать тупо смотреть на эти блядские следы помады, что оставила на его губах Астория. Внезапно до меня доходит еще одна возможная причина. Вот ведь… гребаный носатый урод. — Значит, поговорили со Снейпом, да? Что еще он тебе рассказал? Люциус вздергивает подбородок: — Северус был весьма словоохотлив, расписывая твое к нему влечение. Я на мгновение прикрываю глаза, едва сдерживая истеричный смех. И, окончательно лишившись страха, бросаю ему: — Тебя расстраивает не то, что он провалил задание, и даже не то, что едва не убил меня. Ну конечно, тебе нет дела до какой-то покусанной оборотнем девки. — Ты не в себе, — голос Малфоя звенит сталью. — Тебе лучше уйти. В горле встает ком, и я сглатываю, сжимая кулаки, с трудом заставляя себя оставаться на месте. «Я не терплю шлюх». — Что, так паршиво теперь видеть меня? Сожалеешь о своем особом отношении? Поверь, я тебя прекрасно понимаю. Чувствуешь себя обманутым и… использованным? Настолько, что пытаешься отвлечься, развлекаясь тут со своей… Стакан в руках Люциуса взрывается тысячей сверкающих осколков. Миг — и он уже на ногах. — Убирайся, — цедит он сквозь сжатые зубы, не обращая внимания на кровь из разрезанных пальцев. Я впервые со всей ясностью понимаю, что значит фраза «если бы взглядом можно было убивать». От обжигающей ярости его серых глаз меня бы разнесло на куски помельче злополучного стакана. — Я сказал, ВОН! — Люциус Малфой вскидывает руку, указывая на дверь, и я не жду, пока он направит на меня волшебную палочку или призовет к магии поместья, чтобы выдворить меня прочь. Сбегаю по лестнице, как недавно Астория. Но, в отличие от нее, я совсем не леди — уже на выходе торможу и шиплю злобно в пустоту: — Мудак! Моей смелости хватает на едва слышное ругательство, даже в приступе бешенства я не рискну сказать такое громко или же ему в лицо. Я крепко зла, но не сошла еще с ума. Слегка дрожащими руками закуриваю последнюю сигарету и бросаю пачку прямо на край пустующей клумбы возле дома, злобно вдавив ее в грязь ботинком. Детский сад, да. Подавив желание оглянуться на черную громаду дома в последний раз, я покидаю Малфой-мэнор. * * * Лондон затоплен туманом. Он клубится по улицам плотной густой массой, лишь кое-где прорезаемый бледными солнечными лучами. Мне иногда чудится, что в тумане звуки разносятся совсем по-другому, будто он задерживает их, и когда ты находишься не в самом центре города, то кажется, что жизнь есть только в радиусе сотни футов от тебя — там, куда взгляд способен достать сквозь серую завесу, остальное же погружено в бесцветный, непроницаемый сон. Выйдя из безлюдного переулка, я сразу натыкаюсь взглядом на зеркальную витрину какого-то магазина. Мое отражение смотрит в ответ покрасневшими глазами, нахмурив брови и досадливо кривя пересохшие губы. «И вот так всегда» — думаю я вдруг. Ни единой ровной черточки, все в вечном напряжении. Сделав глубокий вздох, пытаюсь расслабить лицевые мышцы. Становится еще хуже — теперь я просто выгляжу как обиженная неудачница с вороньим гнездом на голове. Совсем, ни капельки не похожая на безупречную Асторию Малфой. Неспешно докуривая, бреду по полупустой улице. Засунув руку в карман куртки, обнаруживаю там айпод и, воткнув наушники, включаю музыку. I'm the girl you're thinking about The one thing you can't live without I'm the girl you've been waiting for I'll have you down on knees I'll have you begging for more (1) С меня довольно. Событий последних дней хватит, чтобы равномерно наполнить дерьмом ближайшие пару лет моей жизни. Какая же я дура. Это ж надо было думать, что Люциус примет меня с распростертыми объятиями после того, как я видела его слабость и сполна ее удовлетворила. Он сделал то, о чем я и сказала ему в порыве гнева — воспользовался мной. А теперь вышвырнул прочь. You probably thought I wouldn't get this far You thought I'd end up in the back of your car You probably thought that I'd never escape I'd be a rat in a cage, I'd be enslaved in this place Не знаю, была ли Малфою какая-то польза от моей работы в ОВМ или нет, но отныне у него есть другой информатор. Да, он своенравен и скорее похож на гадюку, которая, извернувшись, цапнет факира за руку, и он упустил Иглу, но с ним выгоднее иметь дело. Даже не сомневаюсь в том, что Снейпу, несмотря на его откровения в беседе с Уитлок, все сойдет с рук. Он останется при своем, хотя звание «педагог года» ему от нее теперь точно не светит. You don’t know how hard I fought to survive Waking up alone when I was left to die And you don’t know about this life I’ve lived Or these roads I’ve walked Or these deaths I’ve bled Я стараюсь не задумываться о том, что будет дальше. Снова придется все начинать с начала — поиск работы, жилья. Мне ведь с этого дня больше в собственную квартиру не сунуться без того, чтобы увидеть там снейпову глумливую рожу. I am the dark you’ve created I am your sin, I am your whore But let me tell you something baby You love me for everything you hate me for Быть может, все к лучшему. Впервые за долгое время у меня появилась возможность притормозить и оглядеться по сторонам. Оставить все позади, отдохнуть от произошедшего, кое над чем хорошенько поразмыслить и найти новые приоритеты. Никто и ничто не сможет одержать надо мной верх, пока я сама этого не позволю. С этой мыслью-воспоминанием в голову приходит и еще одна — а мне ведь есть, где перекантоваться какое-то время. Свободная ото всех, я поступлю, как настоящая современная, сильная, независимая девушка. Перееду жить к бабуле Роуз. ~ (1) In This Moment — Whore Я — та, о ком ты думаешь, Единственная, без кого ты не сможешь жить, Я — та, кого ты так ждал. Я поставлю тебя на колени, Заставлю молить о большем. Возможно, ты думал, что я не зайду так далеко, Что все кончится на заднем сиденье твоей машины. Ты думал, что я никогда не спасусь, Буду крысой в клетке, буду твоей рабыней. Ты не знаешь, как я боролась, чтобы выжить, Просыпаясь в одиночестве, оставленная умирать. Ты ничего не знаешь о моей жизни, О пройденных дорогах, О пережитых смертях. Я — тьма, что ты создал, Твой грех, твоя блудница Но позволь-ка сказать тебе кое-что, детка: Ты любишь меня за то же, за что и ненавидишь.