Exodus L.B.

Лето — мертвый сезон для Отдела Взаимодействия с Магглами. То ли волшебники становятся осторожнее в своих контактах с лишенными магии соседями, то ли сами магглы, следуя зачаточной экстрасенсорике, меньше сталкиваются со сверхъестественным, но факт остается фактом — за те две недели, что прошли с тех пор, как я вернулась с отпуска, Служба Безопасности вызывала нас всего один раз. Ну, точнее, три, если считать случаи «ложной тревоги», но там-то дело и выеденного яйца не стоило. Агенты не всегда в состоянии сами оценить наличие магической подоплеки, поэтому при возникновении любых подозрений связываются с нами. Именно с этой целью изначально задумывался ОВМ — для проверки подобных вызовов, чтобы не отвлекать попусту авроров, которым и так всегда есть чем заняться. И, разумеется, мы, сотрудники Отдела, — в основном полукровки и магглорожденные, — быстрее находим общий язык с агентами СБ, что всегда способствует совместному расследованию. На сегодняшний день все дела мы ведем под присмотром Аврората, но в дальнейшем планируется, что ОВМ вырастет в полностью автономный отдел, со своей информационной базой и собственными специалистами. Дай Мерлин, конечно — сейчас мы только проходим подготовку по аврорской программе и буквально шагу без них ступить не можем. Это не говоря уже о том, что каждое слово и движение маггловских агентов должно быть зафиксировано в отчете для комиссаров. Те все еще надеются, что обнаружится какая-то лазейка, способная помочь магам обойти действие «магоблока» без применения агрессивных мер. Однако пока в этом вопросе подвижек нет. Дин говорит, что прошлым летом, когда ОВМ только налаживал работу с агентами СБ, происшествий тоже было немного. А знакомые авроры утверждают — такая картина наблюдается десятилетиями, даже статистика это доказывает. Начиная с июля и до первых холодных осенних дождей, магглы меньше травятся угодившими «не в те руки» зельями, реже попадают на зуб волшебным тварям и почти не лишаются по вине магов ценного имущества. Так что «отдыхать» приходится не только ОВМ, но и Отделу выработки объяснений для магглов и команде Стирателей памяти. Впрочем, отдых у меня получается весьма специфический. Расслабившись за две недели отпуска, я с трудом вхожу в учебную колею — усиленно занимаюсь основами криминалистики, Боевыми Чарами и подтягиваю Высшие Зелья, в которых ни черта не смыслю еще со школы. Пока что от нас не требуют «Превосходно» по всем предметам, но, опять-таки, со временем стандарты будут повышаться, так что начинать шевелить мозгами надо уже сейчас. С физподготовкой гораздо проще; почти не вылезая из своей комнаты весь отпуск, я все же заставляла себя бегать по утрам, отжиматься и приседать с трансфигурированными из подручных вещей гантелями. Всего пара часов в день — и теперь, тренируясь в паре с Дином или кем-то из молодых авроров, мне не приходится брать перерыв, чтобы отдышаться. Вот и сегодня, завершая третий круг по беговой дорожке в Тренировочном зале Аврората, я держусь вровень с Дином, а ведь он парень рослый и весьма сильный. Дорожка проходит по периметру всего зала, — огромного, размером почти в половину футбольного стадиона, — не огибая лишь Купол, имитирующий в данный момент труднопроходимый каменистый ландшафт. Из-за высоких острых скал слышны грубые мужские крики и шум рассекающих воздух заклинаний, громких и частых, как пушечная канонада. Иногда оттуда доносится и рокот взрывов, происходящих, судя по акустике, на расстоянии нескольких миль — мне бы уже привыкнуть к подобным фишкам чар Пространственного Расширения, но я все равно недоуменно оглядываюсь на Купол, когда слышу очередной противоречащий всем законам физики звук. Мы заходим на четвертый круг дорожки, и тут в мой лоб на полном ходу врезается бумажный самолетик. Ойкнув от боли, я ловлю его и сбавляю темп бега, постепенно останавливаясь. — Что там, из Отдела? — Дин заглядывает через мое плечо, пока я разворачиваю записку. На ней всего два слова: «Браун, срочно». И печатная «Г» в уголке. Все ясно — кто ж еще мог запустить самолетик прямо мне в лоб (вряд ли специально, но настроение порой накладывает отпечаток на заклинание). — Про меня ничего, — слегка разочарованно тянет Дин. Он сдал аттестацию десять дней назад и успел заскучать без работы. — Ладно, увидимся. «Срочно» — это значит, что вместо душа придется обойтись Очищающим заклинанием. Чувства свежести оно не дает, ощущение скорее такое, будто тебя протерли стерильным раствором, но мне не терпится узнать, зачем я понадобилась Грейнджер. Вдруг и правда появилось стоящее дело? Грейнджер накидывается на меня, едва я переступаю порог ее кабинета: — Срочно отправляйся в Корнуолл (1)! СБ, Мордекай и авроры уже там, ждут только тебя! — Ты можешь нормально объяснить, что стряслось? — спрашиваю я, опешив от такого напора. Она поджимает губы и говорит медленнее: — Тебе объяснят на месте. Пока все нормально, но ситуация очень напряженная, так что поторопись. И постарайся без своих обычных… вывертов. Мое изумление мигом сменяется раздражением, и я желчно спрашиваю: — Что ж ты сама тогда, вся такая уравновешенная, не пойдешь и не разрулишь «напряженную ситуацию»? Да, с субординацией у меня всегда были проблемы. Грейнджер вскидывается, но на споры, видимо, и правда нет времени, потому что она лишь отвечает сквозь зубы: — Агент Дилейни настаивает на твоем присутствии. Вот это номер. Когда это я начала пользоваться таким доверием у руководителя Группы по контактам СБ? И почему на это согласился Мордекай Томпсон, мой начальник? — А что Дин? — уточняю на всякий случай, пока Грейнджер выписывает разрешение на использование портключа до Фалмута (2). Согласно инструкции, мы всегда должны работать в паре. — Он там не понадобится, — она сует мне документ с печатью, и я, окончательно сбитая с толку, бегу в отдел выдачи портключей. * * * Корнуолл пахнет морем и древним волшебством. Разница с Лондоном чувствуется буквально с первых мгновений; в столице, где живет треть магического населения Британии, колдовская энергия бьет ключом, вынуждая подстраиваться под свой интенсивный ритм. Однако когда я приземляюсь в точке порт-переноса города Фалмут, расположенном на южном побережье Англии, магия окутывает меня ласковым потоком, тихой колыбельной, приветствуя, словно я — дитя, вернувшееся в родительский дом. Портключ закинул меня на небольшой холм, с которого, как на ладони, виден город и подернутая сизой дымкой морская гавань, с теснящимися на причалах белоснежными яхтами и рыбацкими лодками. Этот живописный, но в общем-то обыденный вид настолько не вяжется с ощущением мощной, величественной Силы, наполняющей эту землю, что я озираюсь по сторонам — должны же быть поблизости старинные обелиски, потайные холмы фей или курганы с захоронениями? Обернувшись, замечаю Томпсона; оказывается, он уже ждет меня. Сухо кивнув, он протягивает руку, чтобы я могла трансгрессировать вместе с ним, ведь мне неизвестно точное место назначения. Его молчание вызывает досаду, но и только. С апреля я успела привыкнуть, что Томпсон стал относиться ко мне гораздо прохладнее, и тому было веское основание. Мне пришлось манипулировать его чувством вины, чтобы он перестал задавать кое-какие неудобные вопросы, — а с его проницательностью можно не сомневаться, что он докопался бы до истины, — и я практически наорала на него. Не знаю, насколько сильно Томпсона задели мои обвинения, но он меня не уволил — и на том спасибо. Я касаюсь его руки, и мы трансгрессируем в город. Выходя из пустынного переулка, Томпсон без вступления начинает вводить меня в курс дела: — Агент Дилейни сообщил вчера, что к ним обратился некий мистер Ландерс с просьбой посодействовать в разрешении одной непростой ситуации. Мистер Ландерс сожительствовал с ведьмой, и у них родилась дочь с магическими способностями. После расставания отношения с той ведьмой были сложные… — Постой-ка, — перебиваю я, шагая следом за ним по пустынной узкой улочке, — маггл обратился в СБ, чтобы те помогли ему в разборках с волшебниками? Не знала, что номер секретной правительственной службы написан в телефонном справочнике. Томпсон равнодушно пожимает плечами: — Вполне вероятно, мистер Ландерс сам имеет отношение к этой структуре. Пару дней назад мать девочки поставила его в известность, что отдала ее на пожизненное обучение другой ведьме. Ситуация постепенно начинает проясняться. Пожизненное обучение означает, что родители согласны отказаться от прав на своего ребенка и вверить его воспитание и дальнейшую судьбу могущественному колдуну. После заключения такого договора семейные отношения прерываются как минимум до совершеннолетия ученика, а порой и навсегда. Этот обычай восходит ко временам, когда еще не существовало никаких школ чародейства и волшебства, и таков был единственный способ получить всестороннее образование. Правда, даже тогда не каждый колдун требовал за свои уроки именно пожизненной клятвы верности; обычно ученики жили в доме наставника, прислуживая ему, лишь до тех пор, пока им не исполнялось семнадцать. В современном магическом праве до сих пор прописана возможность заключения подобного контракта, хоть к нему и стали прибегать гораздо реже. Родители отданного на обучение ребенка могут разорвать договор в любой момент (на свой страх и риск — как показывает история, могущественные колдуны крайне обидчивы), однако в деле мистера Ландерса есть существенная загвоздка — он маггл. Несмотря на громкие лозунги последних лет о равенстве и братстве, волшебники до сих пор юридически не признают за «простаками» тех же прав, которыми обладают сами. В частности, право равного воспитания рожденного в смешанной семье ребенка. Раньше о таком вопросе можно было даже не задумываться — неугодному родителю-магглу просто стирали память, и это считалось в порядке вещей. В общем-то, и сейчас, пока большинство магглов не знают о существовании колдовства, а СБ занимается только криминальными происшествиями, такое случается довольно часто. Если с матерью девочки договориться не удалось, есть лишь один выход — убедить ведьму-наставницу согласиться разорвать контракт пожизненного обучения. И вот тут начинается главная проблема. Потому что в Фалмуте живет лишь одна ведьма, обладающая правом брать учеников. Могущественная настолько, что мало кто может навязывать ей свою волю. Томпсон видит промелькнувшую на моем лице догадку и хмуро ее подтверждает: — Сан-Лима. Она отказалась разговаривать с представительницей Аврората, настаивает на присутствии заинтересованной стороны, то есть кого-то из СБ. Агенты приехали сюда несколько часов назад. И настроены они весьма решительно. Мы минуем небольшую брусчатую площадь перед приходской церковью и поворачиваем на улицу, в конце которой возвышается двухэтажный особняк из темного камня, обвитый густыми побегами плюща. Я почему-то сразу понимаю, что мы направляемся именно к этому зданию. Странно, ведь его не окружает никакое особое энергетическое поле, и он не защищен какими-то сверхсильными чарами, но от одного его вида у меня шевелятся волосы на затылке. Останавливаюсь на мгновение, не сводя взгляда с особняка, но потом догоняю Томпсона. — Понятно, — говорю, — а почему позвали именно меня? — Сан-Лима не желает покидать свой дом для переговоров, — отвечает он негромко, — а внутрь могут заходить только женщины. Поэтому сюда изначально прислали аврора Спиннет, ты должна помнить ее по первым инструктажам в Аврорате. От СБ пойдет агент Фаррелл, а с ней — ты. Преодолевая оставшиеся до особняка Сан-Лимы пару десятков шагов, я обдумываю услышанное. Мне мало что известно об этой ведьме; признаться, историю магии я никогда не любила. Во всех волшебных войнах Сан-Лима умудрялась сохранять нейтралитет, не пуская на свои земли ни одну из противоборствующих сторон, а приспешника Гриндевальда, прибывшего к ней с требованием выступить на его стороне, убила в поединке. Кто-то утверждает, что она содрала с него кожу и подвесила еще живого вниз головой на мысе Лендс-Энд (3) в назидание другим темным магам, но мне в это почему-то слабо верится. Не в то, что кто-то способен прожить еще какое-то время с содранной кожей — нет, волшебники как раз достаточно живучи для такого. Просто слишком уж надуманно все это звучит, нарочито устрашающе и оттого нереалистично. В наши дни Сан-Лима ведет скрытную, тихую жизнь, далекую равно от политики и скандалов, однако слухи о ней все же расходятся. Если среди магглов ходят байки про ведьм, купающихся в крови младенцев, то сами ведьмы шепотом, в темных переулках Косой Аллеи, передают друг другу зловещие истории о кровавых ритуалах и пропавших людях. Именно так я впервые услышала о Сан-Лиме, а когда по детской наивности громко переспросила у мамы, о ком идет речь, та сразу уволокла меня домой. Не знаю, есть ли в тех сплетнях хотя бы доля правды. Быть может, когда человек живет уединенно, десятилетиями не показываясь никому на глаза, то о нем всегда возникают пересуды, особенно среди конкретной категории людей — домохозяек и продавщиц в хозяйственных лавках. Какова вероятность, что Министерство, боясь одной сильной ведьмы и нескольких ее преданных учеников, будет закрывать глаза на многочисленные тяжкие преступления? Лично для меня ответ очевиден. По крайней мере, так было до того, как я, отвлекшись от созерцания дома, перевела взгляд на Томпсона. Его брови напряженно сведены, а губы сжаты в тонкую линию, и в этом мне видится не просто сосредоточенность на работе или раздражение из-за настырности магглов. Я не припомню такого выражения на его вечно слегка отрешенном лице, и не могу с уверенностью назвать его. Не знай я Томпсона как бывшего аврора, повидавшего темных магов на целый Азкабан, то подумала бы, что он боится до чертиков. Через дорогу от особняка припаркована неприметная машина. Завидев нас, из нее выходят Питер Дилейни и агент Фаррелл, миловидная такая шатенка со строгим пучком на затылке. Раньше она занималась только штабной работой, «в поле» ее не брали, и теперь Фаррелл заметно нервничает, бросая на своего начальника неуверенные взгляды. Еще двое агентов, оставшиеся в машине, также выглядят крайне серьезными. Питер приветственно кивает мне: — Лаванда. Быстро же ты. А нам пришлось полдня трястись по дороге из Лондона. Слегка улыбаюсь в ответ: — Я бы предложила «подбросить» вас на обратном пути, но боюсь, для этого придется снять «магоблоки». Фаррелл неосознанно тянет руку к поясу, но, опомнившись, быстро засовывает ее в карман своего приталенного серого пиджака. Она что, шуток не понимает? — Аврор Спинет ждет возле дома, — сдержанно говорит Томпсон, игнорируя наш неформальный разговор. — Вести беседу будет она. — И все-таки, — вновь перехватывает мое внимание Питер, — для чего этой Сан-Лиме присутствие агента? И почему именно женского пола, нам никогда не говорили о таких… традициях. Томпсон еще сильнее хмурится и недовольно склоняет голову набок. Похоже, старший агент задавал ему тот же вопрос, и подобная перестраховка его задевает. Неужели Питер спрашивает меня, потому что больше доверяет? Нет, с чего бы. В голову приходят слова Грейнджер: «Агент Дилейни настаивает на твоем присутствии». Когда-то я, рискуя собой, спасла его подчиненного, совсем еще «зеленого» парня, с которым чуть не расправилась иномирная кровожадная тварь. С тех пор я начала замечать, что Питер то и дело разглядывает меня оценивающе, словно по-новому составляя суждение о моей героической персоне. Ну да, все маггловские агенты думают, что для тех, кто владеет волшебством и только поэтому считает себя высшей ступенью эволюции, их жизни ничего не стоят, — и зачастую оказываются правы. Весь ОВМ в этом плане гораздо толерантнее, и я вовсе не исключение, так что зря Питер настолько откровенно перепроверяет слова Томпсона. Если только не существует еще какой-то фактор, о котором мне неизвестно. — Не знаю наверняка, — отвечаю, взвешивая каждое слово, — быть может, ей просто хочется увидеть носителя «магоблока». Испытать его. Фаррелл бросает на Питера еще один быстрый взгляд, и на этот раз в нем отчетливо видна паника. Он слегка приподнимает руку в успокаивающем жесте, кивком предлагая мне продолжать. — А насчет традиции — в учениях о колдовстве существует столько направлений, что невозможно рассказать обо всех в рамках ваших кратких курсов. Сан-Лима следует не самому распространенному из них, Gwyrgh Golow, по которому место обители ведьмы и ее учениц могут посещать только женщины, либо посвященные ею мужчины. Иначе будет нарушена естественная гармония и баланс магии… — «Девственное сияние»? — переспрашивает Фаррелл, и я в удивлении приподнимаю брови: — Вы знаете корнский (4)? Сама-то я помню лишь несколько фраз. Выпендрилась, называется. — Немного. Я родом из Труро (5) и… — тут она неловко замолкает. Агентам СБ вряд ли позволительно выбалтывать о себе такие личные подробности. Питер, впрочем, никак на это не реагирует, его больше занимает другое: — Что значит «посвященные мужчины»? Значит, все же кто-то из волшебников может сейчас пройти это посвящение и войти? — Гм. Нет. Поверь, ты не хочешь этого знать. Самое главное для нас сейчас — в доме ведьмы, следующей Gwyrgh Golow, установлен закон гостеприимства и ненасилия, и всякий входящий по приглашению может быть уверен в своей безопасности. По крайней мере, до тех пор, пока не обнажит оружие. Я не пытаюсь убедить его, что мы будем в абсолютной безопасности, просто проговариваю вслух известные мне факты. А о слухах про содранную кожу в такой ситуации лучше умолчать. — Если вы закончили, самое время отправляться, — Томпсон переводит взгляд с одного окна на другое. Что он там пытается рассмотреть, с плотно задернутыми шторами-то? — Сан-Лима знает, что мы здесь, и лучше не заставлять ее ждать. Вчетвером приближаемся к дому; агенты отходят чуть вперед, негромко переговариваясь, и тут Томпсон осторожно касается моего локтя: — За главную будет аврор Спиннет, у нее есть опыт в подобных переговорах. А твоя задача — следить, чтобы агент Фаррелл не совершила ничего необдуманного. Если Сан-Лима обратится к тебе, прошу, будь благоразумна. Второй раз за день слышу от коллег сомнения по поводу моей сдержанности, правда, Грейнджер выразилась не так корректно. Пора бы задуматься над этим. Мы заходим в небольшой палисадник, окружающий дом. Среди деревьев, шелестящих яркой свежей листвой, щебечут птицы, а высаженные вдоль дорожки кусты дикой розы разрослись настолько, что образовали две непролазные, усыпанные розовыми цветками стены. И над всем этим довлеет темно-зеленый плющ, взбирающийся по стенам особняка, словно щупальца огромной морской твари, захватившей в свой плен терпящий бедствие корабль. Я по-прежнему не чувствую сколь-нибудь значимого проявления магии, и это настораживает меня больше, чем вид Томсона, изо всех сил сдерживающего инстинкт взять в руку волшебную палочку. Возле крыльца нас ждет Спиннет. Когда-то эта миниатюрная, рано поседевшая женщина читала мне краткий курс лекций по технике работы на месте преступления. К тому моменту она уже давно не занималась оперативной деятельностью, уйдя в преподавание, однако, судя по тому почтительному тону, с которым обращались к ней здоровенные матерые авроры, дело свое она знала превосходно. Обменявшись короткими приветствиями, мы синхронно встаем в одну линию перед потемневшей и местами потрескавшейся от времени входной дверью. Спиннет берется за широкое бронзовое кольцо и стучит им три раза, — не более чем формальность, учитывая, что она сегодня уже заходила внутрь, — а затем открывает дверь и делает шаг в царящий там густой сумрак. Поколебавшись, за ней следует Фаррелл. Я вхожу последней и, не удержавшись, оборачиваюсь на оставшегося снаружи Томпсона; на скулах его проступили желваки, и выглядит он бледнее обычного. В это мгновение дверь, тихо скрипнув, сама закрывается передо мной, отрезая от света внешнего мира. Только теперь я чувствую, насколько внутри холодно. С дыханием, что кажется слишком громким в наступившей гулкой тишине, вырывается облачко пара, а первый же вдох оседает во рту горьким металлическим привкусом. Оглядев прихожую, замечаю лишь несколько пыльных громоздких сервантов и одну волшебную картину с морским штормовым пейзажем. Зябко сжавшаяся Фаррелл, хоть и смотрит по сторонам несколько пугливо, выглядит слегка разочарованной — ни тебе диковинных чучел, ни плавающих в банках заспиртованных мозгов. Если бы ее чаще брали на задание, всего этого она насмотрелась бы вдоволь. — Не задерживайтесь, — ровный голос Спиннет разбивает гулкую тишину, и мы следуем за ней по длинному коридору, увешанному причудливо изогнутыми канделябрами с оплывшими огарками свечей. Коридор этот кажется бесконечным; наверняка здесь не обошлась без чар: снаружи дом, хоть и производил внушительное впечатление, все же не выглядел настолько большим. Гнетущее чувство, подкрепленное последним брошенным на меня взглядом Томпсона, заставляет то и дело оборачиваться на каждый померещившийся шорох, проверяя, не крадется ли кто за нашими спинами. Наконец, идущая впереди Спиннет останавливается напротив открытого арочного проема и, подавая мне пример, прикладывает руку к груди и склоняет голову перед той, что ждет нас в глубине комнаты. Поравнявшись с аврором, я повторяю ее приветственный жест, даже не заглядывая вперед. Фаррелл остается чуть позади нас, и до меня доносится ее судорожный вздох. — Приветствуем тебя, Сан-Лима, — произносит громко Спиннет. Ни высокопарных титулов, ни званий — просто имя, звучащее одновременно как музыкальный перелив и стальной звон скрещенного оружия. Я поднимаю голову. И забываю, нахрен, обо всем, что Томпсон мне говорил о благоразумии. Во-первых, потому что стоящая посреди комнаты женщина никак не похожа на столетнюю старуху, какой ее себе можно было представить. Пламя сотен свечей омывает теплым светом высокую, очень высокую осанистую фигуру в черном старомодном платье; длинные волосы блестящей темной волной рассыпаны по плечам, а на лице без единой заметной морщины горят зеленые глаза с экзотическим кошачьим разрезом. Вот только эту совершенную картину нарушает одна противоестественная, пугающая деталь. Прямо посреди высокого чистого лба ведьмы находится третий глаз — ярко-голубой, похожий на половину гладкой стеклянной сферы. — Lowena dhywgh (6)! — говорит Сан-Лима глубоким сочным контральто, и по сквозящему в нем смеху понятно, что она весьма довольна произведенным эффектом. — Пройдите же и дайте мне вас рассмотреть, — Сан-Лима поводит рукой в приглашающем жесте. Чуть отступив вглубь комнаты, она легко и грациозно опускается в массивное кресло с резной деревянной спинкой и кладет руки на подлокотники — впечатление такое, будто царственная особа заняла свое место на троне. Видя ее реакцию на наше с Фаррелл изумление, я уже не стараюсь соблюсти приличия и, пройдя вслед за Спиннет и бегло осмотрев обстановку, откровенно пялюсь в лицо Сан-Лимы. В голове постепенно укладывается смысл увиденного. Ну да, волшебный глаз, ничего, в общем-то, поразительного. Кроме расположения — обычно подобные магические артефакты носят вместо утраченного органа, как это делал Аластор Муди. У Сан-Лимы же он будто утоплен в лоб, что не мешает ему поворачиваться так же, как ее собственные глаза. Сейчас он направлен на Фаррелл, и под прицелом немигающего взгляда та невольно втягивает голову в плечи. И ведь никто не предупредил меня заранее! Или предполагалось, что я и так должна знать о такой… особенности? Надо было все же читать учебники по истории или хотя бы прислушиваться к сплетням, а то гадай теперь, на что способен этот чертов глаз. — Позвольте представить вам агента Фаррелл и сотрудницу ОВМ мисс Браун, — Спиннет встает на почтительном расстоянии от Сан-Лимы. В голосе и позе аврора нет ни страха, ни подобострастия, которые я почему-то сейчас ожидаю услышать; она говорит все так же четко и ровно, как на лекциях в Аврорате. — Вам известна цель нашего визита. Мы выполнили вашу просьбу привести заинтересованную сторону и теперь рассчитываем на понимание и готовность… — Да-да, можешь не повторять, — Сан-Лима раздраженно отмахивается от ее формальностей. Это малость возвращает меня на землю, и я понимаю, что до этой ее грубой фразы почти не дышала. Все же мы — гости в ее доме, пришедшие сюда для переговоров, и подобное поведение не делает чести даже могущественной ведьме. Словно стряхнув оцепенение, смотрю внимательнее на ее лицо. Что-то в нем, помимо жуткого глаза, голубого, как весеннее небо, кажется мне тошнотворно-неправильным. И еще этот холод, да назойливый запах металла, проникающий, кажется, до самых легких — все здесь держит меня на взводе. А Сан-Лима продолжает говорить, и ее низкий голос разносится по комнате, как удары огромного колокола, заставляя сердце болезненно сжиматься в такт произносимым словам: — Значит, это и есть представительница магглов, нарушивших естественный порядок вещей? Как интересно. Мне даже как-то жаль Фаррелл в этот момент. На щеках у ее проступают пунцовые пятна, она открывает рот, чтобы ответить, но Спиннет опережает ее: — Между нами заключен мирный договор. Магглы не претендуют на существенное изменение установленного порядка. Покачав головой, Сан-Лима растягивая в невеселой улыбке полные губы: — Между волшебниками и магглами уже заключались договоры в достатутные времена. Даже тогда, без этого противоестественного изобретения, магглы стремились получить над нами власть. И наш частный случай это доказывает, правда, малышка Оливия? Фаррелл вздрагивает всем телом, и я внезапно осознаю, что сейчас произошло. Имя. Откуда Сан-Лима знает ее имя? «Магоблок» полностью исключает Легилименцию и любые другие способы проникновения в разум, это проверялось десятки раз. И это обращение, «малышка». Звучит очень лично, так, как если бы оно значило что-то особенное для Фаррелл. — Вы нарушаете правила гостеприимства, — говорит агент тихо, но неожиданно твердо. — По вашим же древним законам они запрещают любое ментальное вторжение, пока гость не проявит агрессии. Сан-Лима заливается чудесным мягким смехом, который, однако, скользит наждаком по моим оголенным нервам. Разговор, да и ситуация начинает выходит из-под контроля, а Спиннет не спешит вмешиваться. Мне же Томпсон категорически запретил проявлять инициативу — и вот что, скажите на милость, теперь делать? Стоять в сторонке и надеяться, что с нами в лучшем случае поиграют и выкинут потом за шкирку на улицу, как надоевших котят? О разнообразии худших случаев даже думать не хочется. — Маггла хорошо выучила уроки, — отсмеявшись, говорит Сан-Лима с широкой улыбкой, обнажая острые белые зубы. — Но ты права, и я прошу простить меня за вторжение. Мне не всегда удается сдержать силу Всевидящего, знание о сути вещей порой приходит, когда я меньше всего этого ожидаю. А сейчас — не буду лукавить — меня терзает любопытство относительно возможностей этого… предмета. Все ее три глаза устремляются к поясу Фарелл, где за полами пиджака закреплен «магоблок». — Так странно, — протягивает ведьма задумчиво, — я будто бы чувствовала такое и раньше, на каком-то из иных подпространств, проникая туда взором Всевидящего. Видишь ли, обычно для него не существует ничего тайного, все предметы, явления и временные линии раскрываются наружу, разворачиваются, облегчая доступ к своему познанию. Однако твой защитный амулет, малышка Оливия, — он пытается помешать этому. Он как песчинка, попавшая в часовой механизм, которая пока что лишь перекатывается между шестеренками. Пока что… Последние слова вырываются из ее горла вместе с нечеловеческим утробным гулом, от которого дребезжат стекла в оконных рамах. Пламя расставленных по всей комнате свечей трепещет, как от налетевшего порыва ветра, порождая пляшущие тени. Все это длится не более пяти секунд, однако я успеваю увидеть, как заостряются и иссыхают прекрасные черты Сан-Лимы, истаивает надетая ею маска, а волшебный глаз, который она назвала Всевидящим, покрывается полупрозрачной рябью. В эти секунды я вижу ее истинное хищное лицо, и мне становится ясно, что так просто мы из ее логова не уйдем. Фаррелл в испуге отшатывается назад; даже невозмутимая до сих пор Спиннет опускает руку куда-то в складки мантии, где спрятана волшебная палочка, не веря больше ни в какие чертовы правила гостеприимства. Но вдруг все прекращается. На нас вновь падает тишина с привкусом холода и металла, нарушаемая лишь нашим частым дыханием. Сан-Лима, вернув свой ложный пленительный облик, поворачивается всем телом в сторону плотно задернутых тяжелых портьер и смотрит в одну точку, будто прислушиваясь или всматриваясь в происходящее за стенами дома. — Мой дорогой друг хочет присоединиться к нашему разговору, — произносит она мягко. — Надеюсь, вы не будете возражать. Лично я возражаю, и еще как. Пальцы подрагивают от невыносимого желания выхватить палочку; не знаю, какое чудо до сих пор удерживало меня от этого. Возможно, это спасло меня от необратимых последствий — пока я не «обнажу оружие», Сан-Лима не имеет права атаковать нас, иначе весь ее Gwyrgh Golow полетит к чертям собачьим. Не уверена, что ее это остановит, если она всерьез решит причинить нам вред, но провоцировать ее первой не стоит. И пускай такая позиция в итоге оставляет на маневры лишь долю секунды — я ведь пообещала Томпсону быть благоразумной. В коридоре, по которому мы пришли сюда, раздаются шаги. Фаррелл, успевшая трижды сменить цвет лица от пунцового до мелово-белого, а потом обратно, и, несмотря на холод, покрывшаяся испариной, резко оборачивается к широкому арочному проему. Меня тоже подмывает обернуться, но я не могу допустить такой ошибки и отвести взгляд от Сан-Лимы. Поэтому я смотрю в проход, лишь когда та говорит, мечтательно растягивая слова: — Не думала, что когда-нибудь увижу тебя снова, Северус. «Дорогой друг» заходит стремительно, даже не глядя на меня и моих спутниц. Спиннет провожает Снейпа настороженным и вместе с тем полным надежды взглядом. Кажется, она хочет обратиться к нему, однако все его внимание приковано к Сан-Лиме, с мечтательной улыбкой протягивающей ему руку. — Но, надеюсь, хотела увидеть? — спрашивает Снейп, склоняясь к ней и целуя тыльную сторону ее ладони. Меня почему-то передергивает от отвращения. Меньше минуты назад я видела, как под воздействием магического выброса Сан-Лима высохла почти до скелетообразного состояния, теперь сама мысль о том, чтобы прикоснуться к ней, вызывает волну страха и гадливости. А Снейп задерживает губы на ее руке и вовсе не торопится отстраняться. И вообще — что он тут делает?! Его появление оказалось более чем своевременным, но как Томпсон позволил ему войти? — Разумеется, — мягко отвечает Сан-Лима, — однако я уповала на то, что наша встреча состоится немного раньше. Снейп делает несколько шагов назад и, поравнявшись с нами, встает прямо, вытянув руки по швам. В его позе нет ни капли непринужденности, с которой он обращался к этой жуткой ведьме, однако голос звучит все так же спокойно: — Обсудим это позднее. Твоим гостям, похоже, становится не по себе. Будто бы вспомнив про нас, Сан-Лима недовольно морщится и кивает на Фаррелл: — Я говорила маггле о том, какое воздействие оказывает на меня ее омерзительный амулет. Ты ведь и сам это чувствуешь, правда, Северус? — Мы уже научились воспринимать «магоблок» как данность, — неопределенно говорит он. — Данность нового мира. Это должно было произойти, и ты с тем даром, что дает тебе Всевидящий, не могла не предвидеть этого. Или же он утаил от тебя такой поворот? Судя по ее пальцам, сжавшим подлокотники кресла, да мелькнувшему в кошачьих глазах гневу, Снейп попал в точку. Он что, с ума сошел, провоцировать ее, когда она уже успокоилась?! Спиннет явно подумала о том же — аврор бросает на Снейпа предостерегающий взгляд.  — Данность нового мира? — шипит Сан-Лима. — Мира, в котором магглы оспаривают мое право взять на воспитание ученицу?! Ты знаешь, вы все знаете, что во мне никогда не было ненависти к этим созданиям, по мудрости Провидения лишенным магии в величайшем замысле баланса и равновесия! Но вот передо мной стоит эта посланница нового мира, и то, что я вижу в ней, вселяет в меня не просто опасение, Северус. Сбитая с толку, я исподтишка смотрю на Фаррелл. Вид у той, словно она держится из последних сил и вот-вот рухнет в обморок. Неужели она способна что-то там «вселить»? — Наша цель — лишь предложить вам взглянуть на ситуацию с другой точки зрения, — быстро вступает Спиннет. — Мать вашей ученицы не дала ей выбора, ведь девочка любит своего отца и наверняка будет тяжело переживать вечную разлуку с ним. Неужели вы, достойнейшая Сан-Лима, желаете делиться свой мудростью с той, что не осознала еще своих истинных стремлений? Прошу, дайте им встретиться и все обсудить, и тогда уже поступайте по своим убеждениям. А в Аврорате знали, кого посылать на переговоры. Но ведь и Томпсон сказал, что у Спиннет есть опыт в подобных делах. Сан-Лима выглядит всерьез задумавшейся. Внезапно она машет кистью и произносит в воздух: — Mavourneen, dos (7). В дальнем углу комнаты сгущается тьма, из нее выходит рыжеволосая девочка лет десяти. Бросившись к креслу Сан-Лимы, она падает возле нее на колени и с жаром просит: — Госпожа, не отказывайтесь от меня! Ow unn hunros… (8) — Taw! (9) — Сан-Лима успокаивающе гладит ее по голове. — Ты хотела бы еще раз повидаться со своим магглом-отцом? Девочка бросает взгляд в нашу сторону и вновь смотрит на свою госпожу — так, словно хочет, чтобы та сама все решила за нее. — Элли, — взяв себя в руки, говорит Фаррелл, — твой отец сильно тоскует по тебе. Элли-Мавоернин вздрагивает, но по-прежнему остается сидеть в ногах у Сан-Лимы, вцепившись в кружевной подол ее платья. — Элли, — я с изумлением слышу свой голос, чуть охрипший из-за долгого благоразумного молчания. — Подумай, чего ты лишаешься. Мы с моим отцом были неразлучны, и никакая магия не способна заменить это теперь, когда его нет рядом. Ты просто… — Довольно! — резко говорит Сан-Лима, и температура в комнате вдруг падает еще сильнее. Всевидящий впервые за весь разговор устремляется на меня, по его поверхности снова проходит рябь; Сан-Лима вкрадчиво произносит: — Так-так… Лаванда. Девочка, из-за которой наш Северус не взял причитающуюся ему награду. Снейп еще даже не двинулся вперед, лишь обозначив такое намерение, а Сан-Лима уже вырастает перед ним, переместившись со своего «трона» со сверхъестественной скоростью. Мы с Фаррелл шарахаемся назад; я едва успеваю схватить ее руку, потянувшуюся к кобуре пистолета. Они стоят вплотную, почти соприкасаясь друг с другом — оба высоченного роста, черноволосые и, мать их, пугающие настолько, что я с трудом заставляю себя оставаться на месте, в попытке успокоиться втягивая носом ледяной воздух. — Я могла бы простить тебя, если бы ты просто оказался на моем пути, — шепчет Сан-Лима в лицо Снейпа. — Но ты мало того, что расстроил мои планы, так еще и бездарно сложил руки, почти заполучив желаемое. Он бледнеет. Я не до конца понимаю смысл всего сказанного ею, но выбитый из колеи Снейп — зрелище не для моих слабых нервов. Пора с этим что-то решать. — Госпожа Сан-Лима, — начинаю вполне вежливо, — если девочка согласна пойти с нами, не могли бы мы уже прийти к какому-то соглашению? Наверное, мои слова не соотносятся с должным этикетом и благоразумием, потому что Спиннет возле меня издает протестующий звук, средний между покашливанием и возмущенным хмыканьем, а Снейп оборачивается, глядя на меня, как на умалишенную… … и застывает, как и все, окружающее нас. Не сразу осознав, что происходит, я верчу головой по сторонам — никто из присутствующих не двигается, даже не моргает. Пламя свечей сменяется голубоватым сиянием, исходящим, кажется, из самого воздуха, ставшего вдруг разреженным и наполняющего грудь острой болью при каждом вдохе. В следующее мгновение все пространство передо мной заполняет стеклянная, будто полированная поверхность Всевидящего, и тягучий голос Сан-Лимы льется в меня со всех сторон: — Что он видит в тебе, девочка? Почему не дал тебе прекратить свое существование, прыгнув с той башни? Почему остановил жертвенный ритуал, когда Игла уже почти досталась ему? Ведь Северус лишен сострадания — я узнала это наверняка, когда посвящала его в свои тайны. Поэтому он может находиться сейчас здесь, в моем доме, но пришел он сюда вовсе не из-за меня… Происходящее настолько выходит за рамки моего понимания о Gwyrgh Golow, всех херовых законах гостеприимства и ненасилия, что я хочу потянуться за волшебной палочкой, но понимаю, что не могу пошевелить и пальцем. Мне остается лишь, сосредоточившись, попытаться вытолкнуть Сан-Лиму из своего сознания, однако ментальное сопротивление наталкивается на непробиваемую стену, и в голове звучит злорадный низкий смех: — Дерзкая маленькая волчица… я с удовольствием посмотрю, как твой огонь разрастется до пожара и сожрет тебя. Давление в груди продолжает увеличиваться, и вот, когда мне уже кажется, что еще чуть-чуть, еще один мучительный вдох, и легкие мои сомнутся под напором этой чудовищной невидимой силы… — Браун, убери палочку, — рявкает Снейп. Я дергаюсь, опуская взгляд. Пальцы мои сжимают волшебную палочку, направленную в пол. — Будет тебе, Северус, — Сан-Лима фамильярно треплет его по плечу, — все мы устали сегодня, и я не в обиде на юную Лаванду. — Она, не глядя, делает Элли, все еще сидящей возле кресла, знак подняться. — Боюсь, неотложные дела не позволят предложить вам чаю. Так что вы все можете идти. Я верю, что Мавоернин примет правильное решение. Какого хера происходит?! Эта старая сука думает, что может безнаказанно влезать в мою голову, угрожать мне, а потом выставлять прочь, как будто ничего не произошло?! Сжав зубы, я шагаю к ней, но тут стальные пальцы смыкаются на моем предплечье. — Очень мудрое и справедливое решение, — говорит Снейп. — Был рад повидать тебя, Сан-Лима. В ответ та лишь усмехается и отходит обратно вглубь комнаты. Мне бы радоваться, что все закончилось, но вместо этого я трепыхаюсь, пытаясь избавиться от снейповой мертвой хватки, пока он выводит меня наружу, следуя за Спиннет и Фаррелл, обнимающей Элли за плечи. — Да пусти уже! — огрызаюсь я, когда мы ступаем на крыльцо, залитое солнечным светом. Летний зной обрушивается на меня и, вкупе с пережитым стрессом, заставляет с первых же секунд обливаться потом. Томпсон и Питер уже спешат к нам. — Снейп! — мой начальник крепко зол. — Ваше вмешательство выходит за рамки… — Мистер Снейп весьма помог нам, — успокаивает его Спиннет. Сама она, впрочем, не выглядит довольной, несмотря на выполнение поставленной задачи. Что-то подсказывает мне — в этом опять виновата я. Питер в это время, оценив состояние Фаррелл, бросает ей: — Веди ребенка в машину. Скажи нашим, отправляемся через несколько минут. Я вновь дергаю руку и, наконец освободившись, разворачиваюсь к Снейпу с намерением начать орать, однако натыкаюсь на его помертвевший взгляд — ни язвительности, ни привычной насмешки. — Нас могли вынести оттуда по частям? — спрашиваю его. — Да, — говорит Снейп глухо и, спустившись по ступеням крыльца, трансгрессирует. Супергерой чертов — явился, незваный, остановил разбушевавшуюся ведьму и удалился в закат, не дожидаясь благодарностей. С весны я видела его лишь пару раз, и то мельком, но вот как-то совсем не скучала. Надеюсь, и впредь наши дороги будут пересекаться лишь по работе. Вчетвером мы выходим из палисадника; я буквально спиной чувствую взгляд, направленный в меня со стороны обвитого плющом дома. Вот после такого, хочешь ты того или нет, начинаешь верить в слухи, даже самые жуткие и нелепые. — Лаванда, мне потребуется твоя подпись, — говорит Томпсон перед тем, как трансгрессировать в Лондон вместе со Спиннетт. Та награждает меня напоследок неодобрительным взглядом. Я просто киваю, не веря до сих пор, что все закончилось. Закуривая, гляжу через улицу на магглов, которые стягиваются на вечернюю службу в приходскую церковь; сложно осознать весь масштаб катастрофы, что чуть не произошла с нами в этом непримечательном особняке практически в центре Фалмута. — На вас всех лица нет, — едва не подпрыгиваю, услышав рядом голос Питера. — Что там произошло? Мотаю головой: — Сложно объяснить. А откуда здесь взялся Снейп? — Не знаю, просто появился и стал требовать, чтобы Томпсон пустил его внутрь. Тот ни в какую, но Снейп сказал, что дело может выйти из-под контроля. Так и было? — Да, наверное, так и было… Пойду-ка я, еще к Томпсону надо, подпись в отчете поставить. Покурить после такого дерьма, болтая с Питером — это, безусловно, здорово, но солнце слепит нещадно, и футболка под мантией прилипла к спине, так что мне однозначно нужно в душ. И прилечь — чем быстрее, тем лучше. — Конечно, — он протягивает мне руку, я отвечаю на рукопожатие и слышу тихий шорох бумаги. Машинально сжав ладонь, прячу ее в карман. Питер, натянуто улыбнувшись, отходит к припаркованной на обочине машине, в которой — я вижу через лобовое стекло — агент Фаррелл беседует с вызволенной девочкой. Надо же. Записка. Что в ней может быть такого, о чем он не захотел сказать вслух, при своих людях, смотрящих на нас из автомобиля? Эта мысль занимает меня весь остаток дня, вытеснив даже воспоминания о Сан-Лиме и ее волшебном глазе. Клочок бумаги, лежащий в кармане, жжется через два слоя ткани, пока я расписываюсь на документах в кабинете Томпсона и что-то отвечаю на его вопросы, которые совершенно не откладываются в голове. И лишь дома, в Бате, приняв наконец-таки душ и заперевшись в своей комнате, я достаю записку. «Надо поговорить» да номер телефона. И что это должно значить? Я припоминаю все взгляды, что бросал на меня Питер последние несколько месяцев. Неужели он запал на меня?.. А я ведь никогда не думала о нем в таком ключе, точнее, не позволяла себе думать. Но дело тут не в том, что он маггл. И даже не в том, что он агент СБ, хотя такие отношения противоречат в равной степени здравому смыслу и профессиональной этике. Забравшись с ногами на кровать, я, поколебавшись, достаю из тумбочки небольшой блокнот в кожаной обложке. Осторожно открыв его на первой странице, провожу пальцем по выведенным каллиграфическим почерком инициалам: «Н.М.». «Считай, что это мой запоздалый ответный подарок». ~ (1) Корнуолл — графство на юго-западе Англии, традиционно считающееся одним из самых волшебных мест в стране; родина короля Артура, место обитания фей, эльфов и пикси; (2) Фалмут — город-порт в Корнуолле, в округе Каррик; (3) Лендс-Энд — «конец земли», крайняя западная точка Великобритании; (4) корнский (корнуэльский, корнваллийский) — язык из кельтской группы, на котором раньше повсеместно говорили на п-ве Корнуолл, ныне находится под угрозой исчезновения; (5) Труро — административный центр Корнуолла; (6) Приветствие на корнском; (7) «Мавоернин, подойди» (здесь и далее корнский); (8) «Моя единственная мечта…»; (9) «Тише!»