Exodus L.B.

— Как ты нашел меня? Люциус Малфой неторопливо подходит ближе, постукивая тростью о каменную мостовую. Мантия из материи настолько черной, что кажется, та поглощает падающий на нее солнечный свет, с тихим шорохом скользит по старой брусчатке и, как дрессированная, ложится аккуратными складками, когда он останавливается в паре шагов от меня. Как всегда, вычурен и при параде. А я — в коротких джинсовых шортах и майке с дебильным рисунком на груди, изображающим два политых шоколадом пончика. Вот ведь не должно мне быть дела до того, как выглядеть перед ним, но какую-то абсурдную неловкость я все же чувствую. — Ты не ответила на мое письмо, — говорит Люциус обвиняющим тоном, задрав подбородок. Вопроса он будто бы и не слышал. Да и нашла, что спрашивать — несмотря на все меры безопасности и наложенные на дом бабули Роуз защитные чары, я понимаю, что Люциус вряд ли потратил на мои поиски хотя бы неделю, ведь этот человек всегда добивается желаемого. — Не ответила, — соглашаюсь я, переминаясь с ноги на ногу, еле удерживая себя от того, чтобы отвести взгляд, словно и правда в чем-то виновата перед ним. Это его письмо пришло по старому адресу в начале июля. За квартиру я продолжала исправно платить и периодически наведывалась туда проверить, все ли в порядке. Найдя на пороге запечатанный конверт из дорогой бумаги, со своими инициалами, небрежно выведенными размашистым почерком, я испепелила его, не задумываясь. И тут же пожалела об этом. Я была уверена, что после выходки Снейпа доктор Уитлок сделает так, что меня уволят или по крайней мере переведут из ОВМ в другое подразделение. Но нет, Томпсон на следующий же день сообщил, что дело закрыто, и я могу продолжить работу в его отделе. Зная лишь одну силу, способную так круто переломить ход событий, я сразу подумала, что за каким-то чертом еще нужна Малфою. То, как он выгнал меня из мэнора, перечеркнув все неделовые отношения, могло не отменять нашего с ним договора; а в сожженном письме наверняка были написаны дальнейшие условия, выполняя которые я сохранила бы свою должность. Из оцепенения меня вырывает тонкий скрип калитки. Ну вот только этого не хватало! Бабуля Роуз, как всегда невозмутимая в истинно английской манере, выходит к нам из-за ограды, окидывая Малфоя цепким взглядом. Теперь у меня не выйдет отделаться короткой беседой. — Кхм… бабушка, позволь представить тебе мистера Люциуса Малфоя. Люциус, это миссис Роуз Браун. — Добрый день, — по спокойному голосу невозможно понять, что творится сейчас в ее умудренной жизненным опытом голове. Бабуля точно так же говорила и со мной, когда я в детстве разбила ее любимую вазу, и с ублюдочными министерскими работниками, которые отказывались говорить нам, что стало с моими родителями. — Рад знакомству, — Люциус едва заметным движением обозначает поклон. По его приподнятым бровям я вижу, что эта ситуация его весьма забавляет. — Мистер Малфой, позвольте пригласить вас в дом, — говорит бабуля Роуз. Едва я, вспыхнув, открываю рот, чтобы возразить, мол, мистер торопится (и не посещает дома предателей крови), как Люциус почтительно отвечает: — С превеликим удовольствием, мадам. И он следует за ней, подметая своей дорогой мантией пыльную узкую дорожку, ведущую через сад к нашему скромному жилищу. Мне не остается ничего иного, кроме как плестись за ними, сверля взглядом широкую мужскую спину. Я еще способна понять бабулю — она просто не хочет, чтобы кто-то посторонний случайно увидел Малфоя на улице, да и чертовы приличия она всегда соблюдает. Но ему это зачем?! Неужели нельзя было просто отправить мне еще одно письмо, его бы я уже точно не спалила, прочитав из чистого любопытства. Оставив их в гостиной обмениваться дежурными любезностями, я взбегаю на второй этаж, переодеться во что-то поприличнее да бросить в своей комнате рюкзак. Плеснуть в лицо холодной водой тоже не помешает — щеки так и горят огнем. Глядя на свое отражение в висящем над раковиной зеркале, на лихорадочно блестящие глаза, я мысленно уговариваю себя: ничего, ничего страшного, успокойся. Обсудим все как взрослые люди и разойдемся. Шпионить для него я больше не стану ни под каким предлогом, пускай даже это и будет означать конец моей карьеры. Хватит. Вниз я спускаюсь уже собранная и с крайне решительным настроем. Бабуля Роуз и Люциус молча сидят в гостиной в стоящих друг напротив друга креслах, не утруждая себя поиском тем для занимательной беседы. Когда я вхожу, бабуля с несвойственной ее возрасту стремительностью поднимается с места и преувеличенно любезно спрашивает: — Вы не откажетесь от чашечки чая, мистер Малфой? — и, не дожидаясь его утвердительного кивка, покидает комнату. После ухода нашего гостя меня ждет крайне обстоятельный разговор. Мы с Люциусом еще несколько мгновений рассматриваем друг друга, — меня не покидает чувство сюрреалистичности происходящего, — а затем я опускаюсь в освободившееся кресло напротив него. — Полагаю, сейчас должен прозвучать вопрос, что было в том письме? — Ты и сама уже догадалась, — спокойно говорит Люциус, складывая руки на набалдашнике трости. Встреча с бабулей Роуз поубавила обвинительных ноток в его голосе, однако он все еще звучит достаточно высокомерно. — Я по-прежнему считаю твои поступки безрассудными, а поведение в моем доме — недопустимым. Впрочем, последнее я готов объяснить реакцией на некоторое… недоразумение. Он слегка морщится, произнося последнее слово, а я пытаюсь сохранить равнодушное выражение лица, не давая просочиться на него злобному скепсису. Недоразумение! Если что и можно назвать недоразумением, так это весь тот чертов разговор, который должен был прояснить жизненно важные для меня моменты, а на деле заранее был обречен на провал. И все из-за того, что невестка Малфоя именно в этот день решила повеситься ему на шею! Да, я хоть и вспыльчивая, но отнюдь не слепая. Когда клокочущая в груди ярость поутихла, мне удалось-таки сложить два и два: и Люциус, и Астория не сильно-то были довольны произошедшим, а значит, кто-то из них двоих явно навязывался другому, второй же этого не хотел. И, судя по расстегнутой рубашке Люциуса, именно его невестка активно проявляла инициативу. Херова «леди»! До этого я и подумать не могла, сколько блядских чертей водится в этом изысканном омуте. Так и подмывает спросить, что вообще такое произошло между ними, но крошечная здравомыслящая часть меня подсказывает — если это заставило Малфоя взрывать фамильный хрусталь и повышать голос, значит, вопрос для него болезненный. А я на собственной шкуре успела прочувствовать, во что выливается обсуждение с ним болезненных вопросов. Поэтому я просто молчу. Не собираюсь облегчать ему задачу и пытаться что-то выяснять — если ему так нужны «глаза» в ОВМ (неужели со Снейпом договориться не вышло?), пускай сам скажет об этом. Вопреки моим ожиданиям, Люциус, внезапно отставив в сторону свою помпезную трость, странным голосом произносит: — Не в последнюю очередь мне бы хотелось узнать, зачем ты оставила в моем кабинете ту вещь. И вот тут я стремительно, неотвратимо краснею и быстро опускаю глаза. Про свой подарок Люциусу, забытый в пылу ссоры на столике, я тогда вспомнила далеко не сразу. А вспомнив, готова была провалиться сквозь землю — вот же идиотка! Дважды идиотка, учитывая, как глупо было пытаться свести его садистское отношение к пошлым намекам. — Я не держу в поместье верховых фестралов, чтобы пользоваться подобными приспособлениями, — продолжает он. Что-то в его тоне заставляет меня поднять голову… От мягкой усмешки, которая плещется во взгляде Люциуса, у меня перехватывает дыхание; я просто оказываюсь не готова к такому. Это небывалое тепло удерживает меня на месте, проникает внутрь, сворачиваясь в животе знакомым тугим комком. И Люциус знает, — не может не знать, — как он на меня действует. А еще я, черт возьми, вижу — все он понял насчет «приспособления», просто решил подначить меня. Что ж, тут мы играем на моей территории. — Это называется «флоггер» (1), — отвечаю как можно более невозмутимо. — Думала, тебе может понравиться… тесный контакт. Он улыбается — скупо, лишь слегка раздвинув губы; этот простой жест собирает морщинки возле его рта и в уголках глаз, делая лицо менее совершенным, не таким отстраненным. Я всегда считала, что Малфои улыбаются, только когда одерживают верх над очередным противником, но и тогда об эту улыбку можно скорее порезаться, чем разглядеть в ней проблеск живой эмоции. Сейчас же… — Зачем ты пришел, Люциус? — надтреснутым голосом спрашиваю я, уже не уверенная в том, что услышу. — Решить один оставшийся вопрос, — произносит он негромко. Его пальцы совершают едва заметное движение, и спустя мгновение в них материализуется небольшая книга в кожаном переплете. Не книга, — понимаю я, рассмотрев ее, — блокнот. Черная матовая обложка приковывает взгляд, и я машинально вытягиваю руку, чтобы взять его, но останавливаю себя, недоверчиво вскинув глаза на Люциуса. — Неужели ты думаешь, что я собираюсь навредить тебе? — он раздраженно толкает край блокнота в мою ладонь. От теплой улыбки не остается и следа. — В твоем же доме? Едкий комментарий уже готов сорваться с губ, но я молча беру блокнот и, повертев со всех сторон, раскрываю его на одной из первых страниц. Желтоватые листки испещрены мелким почерком, тонким, но на удивление разборчивым. «Гэттлок, Марк. Камера 6. 2 ноября 1997. 15 ноября 1997». «Гэттлок, Лидия. Камера 6. 2 ноября 1997. 16 ноября 1997». «Фаари, Идрис. Камера 5. 2 ноября 1997. 5 ноября 1997». «Лимберг, Энтони. Камера 3. 3 ноября 1997». И так на многие, многие строки. — Что это? — слышу я свой голос. Но ведь я уже знаю. Пальцы мои сами листают в начало блокнота, где на форзаце каллиграфически выведены инициалы: «Н.М.». — Нарцисса вела записи обо всех заключенных мэнора в тот год, — сухо говорит Люциус. — Не знаю, что побудило ее к этому, и знать не хочу. Вслух она, разумеется, называла достаточно прагматичные причины. Как бы то ни было, изучив записи, ты убедишься, что имен твоих родителей там нет. С трудом подавляя дрожь, я закрываю блокнот и опускаю его себе на колени, складывая сверху руки. В голове роится столько мыслей, что никак не получается выцепить хотя бы одну. — Надеюсь, ты понимаешь, что эта вещь не должна попасть в чужие руки? Я быстро киваю. За подобный компромат на Малфоев многие готовы в буквальном смысле убить. Эта мысль отрезвляет меня, и я, схватив блокнот, сую его обратно Люциусу. — Забери. Я верю тебе на слово. — Нет, — взяв трость, он встает с кресла. — Теперь тебе решать, как с ним поступить. Считай, что это мой запоздалый ответный подарок. * * * «Хорош подарочек» — кисло думаю я, откинувшись на подушки в изголовье своей кровати. С того разговора прошло две недели, а мне до сих пор не удалось прийти к какому-то определенному мнению насчет всего этого. Страшно представить, сколько имен записано в кожаном блокноте Нарциссы Малфой — при каждой попытке посчитать их я спотыкалась то на рядом стоящих одинаковых (муж и жена?..), то на знакомых мне фамилиях. Очень скоро я догадалась, что даты в каждой строке означают сроки пребывания заключенного в подземельях мэнора. Напротив некоторых имен указана лишь одна дата — и вряд ли этих людей отпустили целыми и невредимыми, скорее, им просто не пришлось долго страдать перед смертью. Люциус сказал, что не знает о причинах, побудивших его жену вести эти записи, но мне кажется, он был не до конца откровенен. Судя по неодобрению в его голосе, Нарцисса делала это вовсе не из чистого прагматизма. Бесполезно теперь гадать, но мне отчего-то кажется, что хозяйка Малфой-мэнора пыталась удержать хотя бы иллюзию того пресловутого контроля, который утратил ее муж. А может, воспитание и «чистокровная» идеология не смогли до конца вытравить в ней осознание неправильности, извращенности происходящего? Что, если Нарцисса, скрупулезно вписывая в свой блокнот фамилии пленников, каждого из которых ждали неминуемые пытки и мучительная смерть, подсознательно хотела сохранить хотя бы крупицу уничтоженной личности, будь то маг, сквиб или даже маггл? Я этого никогда не узнаю. Ее блокнот, сколько раз его ни перечитывай, не дает никаких ответов. Кроме, пожалуй, одного — про моих родителей там действительно ни слова. Даже смешно теперь вспоминать, но когда-то я переживала, что рассказала Люциусу об убийстве сквиба и тем самым дала поймать себя, как рыбку на крючок. А сейчас в моих руках оказалась вещь, опасная для Малфоя настолько, что даже аналогия с крючком сюда не подходит — больше похоже на китобойный гарпун. С какой целью он дал мне это оружие против себя? Хотел впечатлить? Нет, ну ему это, бесспорно, удалось, но особого смысла я все равно не вижу. Люциус ни словом не обмолвился об ОВМ или о том, чтобы возобновить нашу связь. Так что же за игру он ведет? В любом случае, не нравится она мне. А больше всего не нравится собственная на нее реакция. Я считала, что давно пережила этот этап — мучительной нехватки его прикосновений, видящего меня насквозь взгляда, да просто осознания того, что я, пускай и не в любой угодный мне момент, но смогу прийти в мэнор и увидеть его. Была ли это просто привычка или болезненная одержимость? Да не столь важно, покуда я считала, что способна двигаться дальше. Но нет ведь, стоило Люциусу заявиться ко мне как ни в чем не бывало, улыбнуться разок, отдать записки своей жены — и Лав-Лав растаяла, словно мороженое жарким днем! Решительно захлопываю блокнот и убираю его обратно в ящик прикроватной тумбочки. Слишком многое я пережила тогда, чтобы позволять Люциусу снова влезать в мою жизнь. Когда-то, направляясь к нему в последний раз, я думала поставить точку в нашей истории. И очень символично, что он сделал это, придя ко мне сам; а инструментом выбрал вещь своей покойной жены, память о которой столь бессовестно попрал, спутавшись с девицей вроде меня. Пускай остается один на своем пьедестале. Мне надоело топтаться у его подножия, с благодарностью принимая мелкие подачки. На глаза снова попадается послание Питера. Всего-то два слова и номер телефона, а уже столько рефлексий и потревоженных воспоминаний о последней неудаче на личном фронте. Хотя с чего я вообще решила, что Питер заинтересовался мной в этом плане? Да, передача записки выглядела странно, но мне бы первым делом подумать о какой-то подставе и интриге между нашими ведомствами, ан нет — девчачья натура неистребима, как ни загоняй ее в самый дальний угол. В принципе, ни в одном регламенте не написано, что нам запрещаются встречи личного характера с магглами из СБ (неужели составителю просто не пришла в голову такая вероятность?). То есть, все понятно — за подобное комиссары по головке не погладят, но поскольку на агентов не распространяется действие Статута, то по существу придраться будет не к чему. И я решаюсь. Мне уже давно стало ясно, что мое любопытство не доведет меня до добра, однако мне действительно хочется выяснить, зачем я понадобилась Питеру. Смотрю на часы — уже слишком поздно, чтобы звонить ему. Наверняка агенты лишь недавно добрались из Корнуолла и теперь заняты передачей ребенка мистеру Ландерсу. Завтра. Все завтра. Я еще ворочаюсь в постели какое-то время, старательно изгоняя из памяти образ прекрасного женского лица с тремя глазами, искаженного в безумии и яростном желании стереть в пыль любого, кто пойдет против ее воли. Однако несмотря на попытки очистить сознание, в эту ночь мои сны наполнены тревожным голубым мерцанием и голосом, напевающим смутно знакомую мелодию. ~ (1) Флоггер — плеть с несколькими гладкими хвостами, используется в среде БДСМ