Exodus L.B.

Гермиона Грейнджер Поцелуй длится целую вечность. Он забирает у меня все дыхание, пульсирует в движении губ и языков, не оставляя ни единой возможности прийти в себя и остановится. Только когда прохладные руки Драко проникают под мою блузку и ложатся на разгоряченную спину, я упираюсь ладонями в его грудь и отталкиваю от себя. — Прекрати, — сбившееся дыхание не позволяет говорить ровно, — нас могут увидеть. Драко оборачивается на запертую изнутри дверь моего кабинета, иронично приподняв брови. — Брось, Грейнджер, — он кривит губы ненавистной мне циничной ухмылкой и отбрасывает за плечи свои длинные волосы. — У тебя паранойя. — Ты и так задержался дольше необходимого, — сухо отвечаю я, поправляя блузку, — если кто-то видел, как ты вошел сюда, возникнут ненужные вопросы. — У нас совещание, забыла? — взмахом палочки Драко поднимает с пола документы, которые швырнул туда, усаживая меня на стол. — На повестке… — он с деланно задумчивым видом раскрывает одну из папок, — три ложных вызова агентами СБ, несомненно заслуживающих тщательного разбирательства. — Прекрати ёрничать. Говори уже — что ты узнал? Не сразу, но на его лицо возвращается серьезное выражение. — Ты была права. Снейп регулярно появляется на уровне Отдела Тайн, это подтвердили несколько не связанных друг с другом информаторов. Более того, его сопровождал первый заместитель начальника Отдела. — Откуда информаторы могут знать, что это был заместитель Неизвестного? — спрашиваю я, опускаясь в свое рабочее кресло. — Личности сотрудников внутреннего круга Отдела Тайн известны только Министру, Старшему аврору и… — Грейнджер, — сердито перебивает меня Драко, — если ты будешь сомневаться в каждом моем слове, я прекращу наш обмен сведениями. Просто поверь: мои люди знают, на что обращать внимание. Мне стоит большого труда удержаться от комментариев начет «его людей», однако Малфоевское самолюбие, и без того неоднократно битое, следует до поры беречь. — Извини. Продолжай, пожалуйста. Не разглядев насмешки в моей смиренной просьбе (принятой, как всегда, за должное) Драко все еще несколько раздраженно добавляет: — Мне неизвестно, зачем невыразимцам понадобился Снейп, однако кое-кто из охранников Азкабана сообщил, что совсем недавно они появлялись с ним на «острове беглецов». Том самом, где в конце марта Снейпа задержали вместе с Браун. Этот охранник оказался на острове случайно и не был замечен, иначе, вероятно, ему бы просто стерли память. А так он смог очень выгодно продать эти сведения, — самодовольство в голосе Малфоя почти можно черпать ложкой. Я щурюсь, услышав еще одну знакомую фамилию. Драко скептически пожимает плечами: — Знаю, о чем ты думаешь, но — нет, она здесь не при чем. В Отделе Тайн Браун замечена не была, как и повторно на острове. Хотя Снейп и правда испытывает к ней какой-то нездоровый интерес — мне донесли, что он поселился рядом с ней. — Это я и так знала, — отмахиваюсь я. — Как и то, что она съехала на следующий день и больше с ним не пересекалась. Мордекай распорядился, чтобы я не отправляла их на совместные вызовы. — Тем более нет смысла подозревать ее. Что бы ни замышляли невыразимцы, для чего бы ни вытащили Снейпа второй раз из Азкабана, Браун не имеет к этому никакого отношения. Слишком мелкая сошка. Уже в который раз я замечаю в его словах скрытую неприязнь к Лаванде. Драко однажды обмолвился, что ему известно, как ей удается выходить сухой из воды — но поделиться со мной он категорически отказался. — Твоя очередь. — Драко небрежно прислоняется бедром к моему столу. — Какие из официальных новостей оказались ложью на этот раз? Сама постановка вопроса не вызывает у меня желания что-либо ему рассказывать, но, вздохнув, я отвечаю: — Насколько мне известно, у министра был весьма неприятный разговор с президентом Международной конфедерации магов. На континенте в целом по-прежнему поддерживают его политику, но считают, что в кое-каких вопросах он чересчур уступает магглам. В частности, им не нравится, что СБ хотят получить списки всех осужденных Азкабана и волшебников, находящихся в розыске. Драко хмыкает, скрестив руки на груди: — Лицемерные идиоты. Мне ясно, зачем они поддерживают весь этот абсурд с Взаимодействием — заручились обещанием Шеклболта сдерживать интересы СБ в пределах Британии. Но такие списки — прямой результат совместной работы по уголовным происшествиям. И чего они ожидали? Он переводит взгляд на живую картину на стене и, задумчиво рассматривая реющих над штормовым морем белоснежных альбатросов, продолжает: — Так, значит, МКМ недовольны нашим министром, при том, что в «Пророке» упирают на согласованность их интересов. Занятно… Я бы не стала делиться с Драко подобными сведениями, если бы всерьез считала, что он способен на что-то повлиять, и теперь его интонация меня настораживает. — Ты же не собираешься совершить какую-нибудь глупость? Сам ведь сказал — за тобой особый надзор. — Успокойся, Грейнджер. Пока на поле не появится хоть сколько-нибудь значимая фигура, на которую можно будет сделать ставку, я буду сидеть тихо. Узнаю малфоевскую (да и вообще слизеринскую) школу — всегда дожидаются более решительного игрока, для которого стремятся стать если не «серыми кардиналами», то хотя бы полезными сторонниками. Впрочем, сейчас такая тактика убережет Драко от необдуманных шагов, и пока меня это вполне устраивает. — Ты уверен, что твои информаторы не сдадут тебя? Любой из невыразимцев, не говоря уже о Неизвестном, — первоклассные легилименты. Если они узнают о слежке… — Хватит уже об этом, — оттолкнувшись от стола, Драко обходит его и наклоняется ко мне, упираясь руками в подлокотники по обе стороны. — Предлагаю перенести совещание на вечер и выбрать более подходяще место. Скажем, у тебя… в девять? От подобной самоуверенности я едва не фыркаю, однако мне хватает самообладания, чтобы просто улыбнуться: — Представь себе, у меня назначено реальное совещание. Нас с Мордекаем вызвали в Аврорат, и вряд ли я освобожусь к девяти. Наверное, улыбка получается чересчур натянутой, да и отказ воспринят слишком болезненно — не сказав больше ни слова, Драко разворачивается на каблуках и покидает кабинет. Хоть дверью не хлопнул. И то скорее из-за нежелания привлечь любопытные взгляды, ведь любое его отклонение от привычного поведения вызовет лишние пересуды. Тут уже не спишешь на эмоции на почве межведомственного конфликта — вопреки сложившемуся со школьных времен представлению о своей несдержанности, в должности комиссара Драко вел себя подчеркнуто вежливо и профессионально. Глубоко вздыхаю и провожу пальцами по припухшим губам. Что ж, может, и не очень профессионально. Я что, улыбаюсь?! Собственно, почему? Неужели из-за наших обжиманий, да еще на рабочем месте средь бела дня? Я даже в Хогвартсе не позволяла себе такого, считая подобные выходки достойными лишь какой-нибудь… Да ну что такое! Все мысли так или иначе сводятся к проклятой Браун! Впрочем, мне сейчас и правда лучше немного отвлечься и пораскинуть мозгами. Потому что, в отличие от Драко, я не думаю, что Лаванду стоит сбрасывать со счетов. Еще на заре формирования ОВМ, приглашая на пост своего заместителя, Мордекай в приватной беседе честно предупредил меня насчет всех ожидаемых «подводных камней». О большинстве из них я и так догадывалась, некоторые же заставили насторожиться. Министр магии издавна является связующим звеном с маггловским правительством и обладает правом окончательного решения практически по всем вопросам, связанным со Статутом о секретности. Это положение вкупе с настроением общества после войны помогло Кингсли пролоббировать мирное урегулирование первых контактов с СБ и начало Взаимодействия. В общем-то, когда первая волна паники из-за существования «магоблока» прошла, большинство волшебников смогло увидеть необходимость такого решения. Нет, внешне все осталось по-прежнему, мы все так же соблюдаем Статут, но изменилось само настроение, витающее в воздухе. Все чаще можно услышать рассуждения о том, каких потерь от сторонников Темного лорда смогли бы избежать магглы, если бы «магоблок» был изобретен еще до Второй войны волшебников и контакт между нашими правительствами не ограничивался защитой маггловского министра. Безусловно, часть этих болтунов, руководствуясь стадным инстинктом, лишь повторяет громкие слова, звучавшие с трибун после войны: «слишком долго мы закрывали глаза на то, что происходит с магглами по нашей вине»; «пришло время показать, что не все маги — сумасшедшие фанатики»; вплоть до абсурдного «магглы — тоже люди». Каждый, оглядываясь на других, боится показаться недостаточно толерантным и начинает кричать вдвое громче. На мой взгляд, эта позиция — такая же крайность, как и полное нежелание принять наступившие изменения или даже стремление помешать им. Последнее как раз относится к тем «подводным камням», о которых мне говорил Мордекай. «Видишь ли, — голос моего начальника всегда сух и невыразителен, — на данном этапе Визенгамот не может напрямую препятствовать политике министра. Однако по итогам общего голосования было вынесено решение о создании органа, контролирующего деятельность ОВМ. Комиссариат будет подчиняться верхушке Визенгамота, и ты можешь себе представить, кого туда наберут». Это было вполне ожидаемо и понятно, так что я ничуть не смутилась. А вот новость о том, что в наш отдел могут заслать «крысу», я восприняла уже не так спокойно. Мне пришлось тщательнейшим образом изучить досье всех кандидатов (не скажу, что их было так уж много) и навести множество справок. Именно поэтому назначение Лаванды «сверху» вызвало у меня сперва искреннее недоумение, а затем — подозрение. Учась в Хогвартсе она, мягко говоря, не блистала знаниями. Единственным ее преимуществом была осведомленность о различных аспектах жизни магглов, но этим отличаются многие полукровки и магглорожденные, так не брать же в отдел первых попавшихся, закрывая глаза на другие данные? Однако Мордекай предпочел уйти от моих резонных вопросов, сказав лишь, что ему «пришлось уступить в малом, дабы в дальнейшем нам не чинили никаких препятствий». Его формулировка давала понять, что за этим назначением стоят серьезные люди, и заставила меня ненадолго опешить. Неужели Лаванда Браун, эта выскочка — тот самый соглядатай от Визенгамота, появление которого мы предвидели? Но разве им не должен был стать кто-то менее… заметный? Бессмыслица какая-то, противоречащая всем нашим прогнозам. Впоследствии она сумела проявить себя на подготовительном этапе, инструкторы в большинстве своем рекомендовали ее как способного и обучаемого стажера. Выйдя на работу, Лаванда довольно быстро нашла общий язык с Дином, да и Мордекай стал доверять ей ответственные задания. По крайней мере, доверял — до памятного инцидента со Снейпом и Безликими. То дело замяли, и теперь мне ясно, почему. Все мои подозрения насчет Лаванды подтверждаются. Непонятно лишь, для чего было устраивать всю эту показуху с комиссией насчет ее профпригодности и давать ход проверке, проводимой целителем Уитлок. Признаться, я была довольна, что хотя бы психолог, известная своей дотошностью, потреплет ей нервы — но нет, Уитлок написала совершенно гладкий, вылизанный отчет, в котором объяснила неадекватную выходку Лаванды стрессом. Стрессом! И это всех устроило! В итоге Мордекай лишь вынес ей предупреждение, но я вижу, что его мнение о Лаванде изменилось. Он почти перестал разговаривать с ней, разве только по делу, да и то ограничиваясь короткими распоряжениями. Не скажу, что ее это как-то задевает. По ее виду теперь вообще сложно о чем-то судить, словно свою прежнюю избыточную эмоциональность она компенсирует равнодушием и цинизмом. Так что, понаблюдав за Лавандой все это время, я больше не считаю мысль о ее шпионаже такой уж фантастической. Все ее выходки (даже та памятная с Безликими) могли служить для отвода глаз, и многие детали вроде смехотворной комиссии, да тот же отчет Уитлок, ложатся в эту теорию. Остается вопрос — каким боком тут замешан Снейп? То, как быстро его снова выпустили из Азкабана, не может не наталкивать на определенные мысли. Я попросила Драко узнать, не оказывает ли ему протекцию кто-то из сильных мира сего, но на такой результат совсем не рассчитывала. Отдел Тайн, возглавляемый Неизвестным — самая закрытая и непроницаемая структура Министерства, хранящая могущественные артефакты и знания. Средоточие магии в самом сердце бюрократии — и в то же время отстоящее от нее. Формально, подчиняясь Визенгамоту и самому Верховному чародею, Отдел Тайн должен быть далек от политики и интриг, так же, как и сама магия не выбирает сторону. Невыразимцам запрещено поддерживать какие-либо политические курсы и вмешиваться в министерские разборки, и теперь, если они правда привлекли Снейпа к какой-то махинации, если Малфой был прав в том, что высказал мне полгода назад… Грядет очень, очень крупная заваруха. Скажи мне кто-то эти полгода назад, что я поверю в теорию заговора, — это было бы даже не смешно; шутки на эту тему я давно разучилась понимать, еще со времен послевоенных судебных процессов, когда чуть ли не каждый день изобличались новые фигуранты антикоррупционых расследований. Но сейчас… Сейчас, когда Взаимодействие подталкивает нас к переломному моменту нашей истории, ситуация стала нестабильной. Этим могут воспользоваться противники нового порядка, консерваторы и радикально настроенные группы. Любой опрометчивый шаг Кинсли или даже рядового сотрудника ОВМ, любая серьезная оплошность СБ — и настроение общества может поменяться. А если кто-то этому поспособствует, заранее подготовит почву… Вот почему меня так беспокоит появление Снейпа, тем более в компании невыразимцев, лояльных Визенгамоту. И еще больше — «темная лошадка» Лаванда Браун. Нет, что бы ни говорил Драко, я не стану сбрасывать ее со счетов. Драко. Я поднимаю взгляд на дверь. Более неожиданного… сообщника?... представить сложно. Но именно он раскрыл мне глаза на происходящее. И именно тот день положил начало путанному клубку подозрений — со столь внезапным развитием наших отношений. * * * Помнится, я тогда в кои-то веки закончила работать пораньше. Нужно было уладить одну формальность — забрать в Комиссариате копию какого-то заключения по недавнему делу. Документ должен был составлять Малфой, и я заранее предвидела, что прочту в нем: многобуквенное и нудное недовольство действиями сотрудников ОВМ. Еще ни один комиссар не был нами доволен, но заключения Драко всегда выходили такими, будто единственной целью нашего отдела было выдать «врагу» (то есть агентам СБ) все секреты магического мира. Поэтому в его кабинет я заходила, готовая к очередной пикировке, ставшей, можно сказать, почти традицией, без которой в ту пору редко обходилась очередная рабочая неделя. Но уже на пороге стало ясно: что-то изменилось. Драко не встретил меня своим фирменным взглядом «снизойду до разговора с грязнокровкой»; было видно, что он крепко зол — тонкие черты его лица едва заметно исказились от сдерживаемых эмоций. Слово за слово, и вот Драко бросил мне сквозь зубы: — Давай, Грейнджер, прячься за своими бумажками. Заройся в них с головой, и, глядишь, тебя не заденет… На мое требование пояснить свои слова он лишь ядовито ухмыльнулся и качнул головой. Что-то мелькнуло в его глазах, затаенная обида, возможно, и отчаяние. Сама не знаю, почему, но я спросила: — Все дело в сегодняшнем решении?.. Да, именно в тот день Визенгамот отклонил предложение, по которому комиссары имели бы право присутствовать на всех вызовах наравне с сотрудниками ОВМ с целью дополнительного контроля. Нерациональное, надо сказать, предложение — лишние люди всегда только мешают расследованию, тем более это показало бы агентам СБ, что между нами, магами, существует недоверие. Ни к чему магглам знать про конфликты в нашей системе власти. Драко вскинулся, услышав мои слова, и огрызнулся: — Не смей меня жалеть! В тот момент я с удивлением отметила, как мало он похож на своего отца — как внешне, так и по характеру. Свою миловидность, далекую от холодного совершенства Люциуса, он явно унаследовал от матери, а в льдисто-серых глазах его кипела совершенно несвойственная Малфоям буря, которую мне ранее приходилось наблюдать у представителей другой фамилии. Ведь Драко — наполовину Блэк, с большей частью их родовых черт. Это внезапное осознание, должно быть, отразилось на моем лице — он посмотрел на меня как-то странно и уже спокойнее добавил: — Да, Грейнджер. Твоя проницательность как всегда на высоте. Наши умнейшие мужи сочли, что посылать комиссаров следить за вами на местах — это излишняя мера. Мерлин, какое лицемерие… Драко опустился в кресло, измождено прикрыв глаза. — И ведь это — те же люди, которые говорили об опасности со стороны магглов, о необходимости тщательнейшего контроля за каждым их шагом. Но стоило министру сказать слово против — и они пошли на попятную. Мне стало немного неловко находиться там и видеть Драко в таком состоянии; в здравом уме он не стал бы делиться со мной своими переживаниями. Я поискала глазами на его столе нужные мне бумаги — они лежали прямо наверху стопки — и потянулась, чтобы взять их, но Драко вдруг резко хлопнул по ним рукой, заграждая от меня. — Не спеши радоваться, — от злобы в его голосе и взгляде я невольно отшатнулась. — Ты думаешь, вам теперь открыты все дороги? До меня долго доходило, но в итоге я оказался поумнее тебя. Комиссариат — всего лишь мишура для отвода глаз. Ты никогда не задавалась вопросом, как я, с моим-то прошлым и моей фамилией, смог устроиться в Министерство? Да все просто — Эрроуз, Гиббонс, даже Гринграсс, этим визенгамотским упырям нужно было создать видимость противостояния министру, потому что именно этого от них и ждали. А я идеально подошел на роль клоуна… Дурак, какой же дурак… — Малфой, ты что, пьян? — с отвращением спросила я, сбрасывая его руку с документов и прижимая необходимое мне заключение к груди, будто стремясь загородиться им от льющегося на меня потока дичайшего бреда. Эрроуз, Гиббонс, влиятельнейшие члены Визенгамота, чье высокое положение во власти держится уже не одно поколение — не те люди, чьи имена стоило произносить в таком ключе без веских доказательств. Еще и Гринграсса приплел, собственного тестя! — Не веришь мне. Что ж, ты ведь не полная идиотка — верить на слово, — медленно сказал Драко, не сводя с меня глаз. — Но советую все же прислушаться, если не хочешь оказаться за бортом. Есть силы, которым ваше Взаимодействие стоит поперек горла, и пройдет совсем немного времени, как они начнут действовать. Какое-то время я просто молча смотрела на него, пока эти слова укладывались в моей голове. Мысленно перебрав множество вариантов, взвесив все пришедшие на ум вероятности, я осторожно спросила: — Зачем ты говоришь мне все это? Драко повел плечами, и в глубине его взгляда зажглись нехорошие огоньки. — Это очень правильный вопрос, Грейнджер. Ты поможешь мне выяснить, что творится вокруг вашего проклятого магглолюбивого балагана. — Ты спятил, — я развернулась, чтобы уйти, но он в считанные секунды оказался прямо передо мной. В прошлый раз, когда Драко был так близко и с непонятными намерениями, я хорошенько ему врезала. И пускай мне уже не тринадцать, я готова была повторить, — но что-то в его виде, отчаянная решимость, с которой он пытался до меня достучаться, заставили придержать кулаки. — Тебе самой все скоро станет ясно, — с жаром заговорил он, склоняясь к моему лицу. — Я не знаю точно, когда и что именно произойдет, но будь уверена — что-то непременно всплывет наружу. Пока все будут следить за бесполезным, по сути, Комиссариатом, они задействуют ресурсы гораздо более сильного отдела. В тот момент я еще не поняла, что он имеет в виду. Ринувшись к двери, я пулей выскочила из Министерства и в течение нескольких следующих недель старалась всячески избегать встреч с комиссаром Малфоем. Хотя это было непросто, учитывая взаимосвязь наших отделов. А потом они освободили Снейпа, и произошла вся эта мутная история с Безликими. Лаванда уже была у меня под подозрением в шпионаже, а ее содействие бывшему профессору натолкнуло на мысль, что и тот может оказаться не так прост. Первым делом я, разумеется, высказала все Мордекаю — просто чтобы в очередной раз убедиться в его пассивной позиции — и услышала вполне закономерную отповедь. Казалось, его нисколько не настораживает странное поведение этих двоих. И как только он сумел проработать много лет в Аврорате? Лишь затем я пришла к Малфою. Нами двигало одно желание — как можно лучше подготовиться к надвигающимся переменам. Сведения, по крупицам собранные нами обоими, пока не складывались в единую картину, но и сами по себе были тревожными: раскол, наметившийся во власти, грозил перейти в серьезное противостояние, и камнем преткновения могло стать Взаимодействие с магглами. На стороне министра был Аврорат, управляемый железной рукой Робардса. Визенгамот не обладал видимыми силовыми ресурсами, однако сидящие в нем маги контролировали девяносто процентов экономики магмира. Плюс ко всему, после войны Визенгамот стал еще более закрытым, министр больше не мог назначать и смещать Верховного чародея, а значит, пропал основной рычаг давления. Чем больше мы погружались во все это, тем сильнее распалялся энтузиазм Драко. Подозреваю, мотивы у него были и остаются не самые чистые; если бы его не оставили за бортом, назначив в ничего не стоящий Комиссариат, он бы с радостью присоединился к оппозиции, и сейчас бы мы оказались по разные стороны «баррикад». Но, как бы то ни было, мы сработались. Обмениваться собранной информацией приходилось тайно, в часы, отведенные для отчетов по деятельности ОВМ — и что это были за часы! Напряжение выливалось в ожесточенные споры, граничащие со взаимными оскорблениями. Не припомню, чтобы раньше между нами высекались такие искры, даже по самым конфликтным вопросам о рамках соблюдения Статута. Видимо, совместное расследование правительственных заговоров действует не хуже крепкого алкоголя, так как уже на исходе второй недели Драко прервал одну особенно жаркую словесную баталию тем, что толкнул меня к стене и зажал рот поцелуем. Я ответила. А ведь он мне никогда не нравился в этом плане (да и ни в каком вообще, если быть честной). Смазливый нарцисс, эгоистичный и злопамятный. До всей этой заварухи я считала его никчемным трусом, вечно пользующимся полученными от рождения привилегиями. Но тот азарт, та жажда взять свое, с которой Драко затеял нашу авантюру, заставила меня несколько изменить свои взгляды. Его горящий взгляд не вязался с прежним образом избалованного придурка, и к моменту первого поцелуя я уже была как минимум заинтригована произошедшей с ним переменой. Да и пора признаться самой себе — я устала от одиночества. Несмотря на всю боль потери, я не готова была похоронить себя заживо под черным вдовьим платком. Но то ли сказались традиционные устои волшебного сообщества, то ли моя репутация не оставляла выбора — окружающие считали само собой разумеющимся, что я зашиваюсь на работе и не хожу на свидания. Несколько раз я намекала знакомым парням, что не против была бы сходить с ними куда-нибудь, да хоть в футбольный бар, просто так, без продолжения. Те либо не понимали намеков и тащили с собой большую компанию, либо смотрели в ответ с каким-то виноватым и несчастным видом. И я не знаю, какой из двух вариантов был хуже. Поэтому стоит ли удивляться, что в тот раз я не сразу дала Драко заслуженную пощечину. Тот снова удивил меня — криво ухмыльнувшись, вернулся за свой стол и продолжил, как ни в чем не бывало, прерванную дискуссию. С тех пор это стало странной привычкой — давать выход накопившимся чувствам, то и дело набрасываясь друг на друга в одном из наших кабинетов. Дальше поцелуев никогда не заходило, несмотря на его наигранно-циничные намеки, и меня это вполне устраивало. Мне не интересно, что Драко думает обо всем этом, да и думает ли вообще. Быть может, — даже скорее всего — для него это такой способ отвлечься или почувствовать себя хозяином положения. Оно и к лучшему, не оставляет простора для угрызений совести по поводу его семейного положения и статуса. А с собственным отношением к происходящему я уж как-нибудь сама разберусь. Так мы и продолжали работать вместе. В правильном направлении нас подтолкнула одна, казалось бы, незначительная деталь: в составе комиссии по расследованию того происшествия с Браун и Снейпом был невыразимец. Я задалась резонным вопросом: какой интерес был в этом деле у Отдела Тайн? Всегда оставалась вероятность, что Снейп им понадобился для каких-то сторонних исследований, а Браун оказалась замешана совершенно случайно. Но когда речь заходит о предполагаемом противостоянии в высших эшелонах власти, я предпочитаю не верить в случайности. По факту, мы имеем подконтрольный Визенгамоту секретный отдел, который, вмешиваясь в дела ОВМ, вербует опытного мастера Темных искусств для каких-то неизвестных манипуляций на «острове беглецов», где ранее в ходе уничтожения Безликих произошел сильнейший магический выброс. Подозрительнее всего то, что это делалось в обход охраны Азкабана — а значит, операция не была согласована с Авроратом… И все равно, пока слишком мало сведений, чтобы идти с ними к Робардсу. Я вполне допускаю, что ему об этом и так известно, просто пока авроры не могут ни на чем подловить невыразимцев. Мой донос будет воспринят так же, как и в случае с Мордекаем — «куда ты лезешь, деточка»? Получается, мне остается лишь выжидать и присматривать за Лавандой. Драко — не думаю, что мой отказ так уж сильно его обидел — продолжит следить за Снейпом. Вместе мы что-то, да разузнаем. * * * Мои размышления прерывает влетевший в кабинет самолетик. Цвет бумаги подсказал, что это не межведомственная записка. Развернув ее, я долго сижу, уставившись в написанные фразы, неспособная осознать заключенный в них смысл. * * * — Он не вышел на связь утром, — говорит Невилл, пока я осматриваю спальню Гарри в поисках письма или хоть какой-то подсказки. — Такое бывало и раньше, я не придал этому значения, а просить кого-то из вас зайти к нему не стал… Его голос переполнен горечью и раскаянием. — Ты не виноват, — рассеянно отвечаю я, со вздохом закрывая шкафчик прикроватной тумбы. Все вещи остались на месте. Как будто Гарри просто отправился на прогулку — но беда в том, что он уже давно не выходил из дома в одиночку. — Я смог отпроситься только в обед. Дверь была открыта, наложенные мной охранные чары оставались нетронуты. За окном темнеет, и я щелкаю выключатель, но свет не загорается. — Ты проверял в других комнатах? Невилл не успевает ответить — врывается Лаванда. — Он не мог уйти с кем-то, не предупредив? — спрашивает она с порога. Выглядит при этом смертельно уставшей и взволнованной; Мордекай обмолвился, что вчера в Корнуолле они чудом не нарвались на неприятности. — Я уже всех опросил, — качает головой Невилл. Для чего он позвал Лаванду? Обошлись бы без нее. Но мне кажется, он ждал ее больше, чем меня. Кивнув ей на выход, он идет в гостиную. Я тяжело опускаюсь на кровать Гарри, машинально разглаживая рукой одеяло. Если он ушел сам, — а на похищение ничто не указывает — то куда он мог пойти? Наверное, все же стоит обратиться в Аврорат, чтобы объявить его в розыск. Из-за его тяжелого состояния мы не можем выжидать положенные три дня. Из гостиной доносятся щелчки выключателя и приглушенные голоса. — Ток есть, просто лампочки перегорели. — Все разом?.. Телевизор тоже не работает. Повисает тяжелое молчание. — Вы разговаривали там, на скале… Он прощался, да? Ответ Лаванды я едва могу разобрать, но он падает на сердце тяжелым острым камнем: — Да, Невилл. Выходит, он прощался.