Exodus L.B.

Люциус Малфой Сердце Малфой-мэнора — это его фамильный склеп. Расположенный в дальней части поместья, он не привлекает взгляд ни монументальностью сооружения, ни изысканностью фасада. Четыре мраморные стены, покрытые побегами плюща, и лестница, уходящая глубоко под землю. Внизу, в холодной темной галерее, размером превосходящей большой зал мэнора, покоятся все мои предки. Их лица, вырезанные из камня на каждом надгробье, застыли масками безмятежного сна, и если бы кому-нибудь вздумалось отодвинуть крышку гроба, внутри он увидел точно такого же спящего человека, но не из камня, а из плоти. Магия не позволяет тлену коснуться этих тел, делает их похожими на совершенные восковые фигуры. Мертвому дому — мертвое сердце. Я не спускался сюда, когда умерли мои родители. Драконья оспа сжигает изнутри, от нее практически невозможно излечиться. Отец был силен, он смог побороть болезнь и уже шел на поправку, но мать оказалась слабее него. И когда ее не стало, он тоже сдался, позволил себе эту единственную и последнюю слабость. Мне было этого не понять. Любовь всегда представлялась блажью, которой тешат себя глупцы, но Малфои должны быть выше этого — так объяснял сам отец, и такое объяснение меня вполне устраивало. Я был готов жениться на той, кого он для меня выбрал, тем более, что Нарцисса Блэк являла собой образец светской добродетели. Идеальная спутница жизни для волшебника моего статуса: неглупая, кроткая, послушная, хорошая хозяйка и заботливая мать. Как и положено супруге, она поддерживала меня во время взлетов и падений, в последний год войны молча переносила все свалившиеся на нас бедствия. Ее единственный недостаток открылся мне лишь под самый конец ее жизни. Нарцисса любила меня. Моя жена мертва уже шесть лет, а место ее последнего нескончаемого сна по-прежнему неотвратимо притягивает меня. С самого первого дня погребения я прихожу сюда почти против своей воли, спускаюсь в полумрак медленно, словно вот-вот передумаю и поверну обратно. Каждый шаг разносится гулким эхом среди безучастных каменных лиц. Ее лицо не выделяется ничем в числе прочих, ведь все жены Малфоев были красивы, однако я безошибочно нахожу его взглядом, стоя еще в самом начале галереи. Какая злая ирония, какой жестокий рок… Это мое тело должно лежать в каменной усыпальнице, а Нарцисса должна спускаться к нему почти каждый день. Я как наяву вижу ее, тонкую, бледную, постаревшую незаслуженно рано — она пугливо озирается на другие захоронения, чей вид всегда вызывал у нее безотчетный трепет, но все равно идет ко мне, подняв палочку с зажженным на конце Люмосом. Я могу представить, как она дотрагивается до моего вырезанного из камня лика, несмело проводя пальцами по виску, скуле, подбородку — так же, как делала в моменты нашего уединения. Ей была позволена эта маленькая вольность… но не более того. Да, я уверен — Нарцисса приходила бы сюда из любви. Сидела бы рядом, возможно, молча, а возможно, рассказывая что-нибудь о своей жизни, о Драко и его жене, об их сыне. Она часто говорила так со мной, не требуя ответа, и я практически не слушал ее сентиментальную женскую болтовню. Приходя сюда, она не считала бы это своим долгом или каким-то особенным подвигом. Потому что так поступают те, кто любит. Отдают себя целиком, не заботясь о здравом смысле и целесообразности поступков. Мой отец, хладнокровный и расчетливый Абраксас Малфой, тоже был на это способен. Я же выучил его урок слишком хорошо. Нарцисса легла в эту каменную постель из-за моих ошибок. Она не заслуживала смерти, как не заслуживает и того, чтобы я приходил сюда лишь из жалости и смутного чувства вины. Впервые почувствовав их укол, я все ждал, когда во мне проснется нечто большее, то, что заставит меня последовать за женой. Некое сокровенное чувство, которое пробьет брешь в стылой душе, пришедшее слишком поздно, но все еще могущее придать некий смысл остатку моей жизни. Я проводил рукой по застывшему лицу Нарциссы, прислушиваясь к себе, ожидая, когда из мук совести родится бесконечное, непреодолимое горе, что превратит меня в итоге в одну из этих прекрасных восковых фигур. Этого не произошло. Я жив и буду жить. Я стану поступать так, как надлежит главе семьи Малфой, особенно теперь, когда наш род оказался под угрозой вымирания. И, как бы это ни было несправедливо к памяти о жене, ее место возле меня займет другая. Молодая, полная сил, дерзкая до неприличия. И все же… Со спокойным и смиренным видом, не покинувшим ее и после смерти, Нарцисса слушает мой тихий шепот: — Прости меня. Я должен так поступить. КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ