Exodus L.B.

В подростковом возрасте я, как любая нормальная девочка, мечтала о свадьбе. Зал, украшенный огромными букетами цветов, лентами и парящими в воздухе огнями, множество гостей, среди которых непременно будут подружки с завистливыми взглядами, обожающий меня жених-красавец в парадной черной мантии (его семья просто обязана владеть каким-нибудь фамильным украшением, которое я надену на торжество, а потом передам своей дочери) и, разумеется, роскошное платье, сшитое на заказ из неприлично дорогой ткани французскими эльфами. Я вспоминаю обо всем этом, трансгрессировав к дому Лонгботтомов в Девоншире. Мои фантазии, может, и схлопнулись мыльным пузырем, но вот Ханна свои воплотила от души. Свадьба в конце ноября — так себе затея, однако надо признать, что умело подобранное оформление может компенсировать все подлянки английского климата. Большой шатер во дворе перед домом без проблем укроет сотню гостей, даже если пойдет дождь, внутри него тепло, благодаря чарам, а мягкие коричнево-золотые цвета и мерцающие гирлянды волшебных огоньков позволяют забыть об унылом осеннем пейзаже снаружи. В целом все очень похоже на рождественские декорации, мне даже становится интересно: платье и мантия невесты тоже будут в этих цветах или Ханна предпочла традиционный белый? Приглашение мое было для одного человека — да и с кем бы я пошла, будь оно на двоих? Не с Люциусом же. Как бы ни старался он заново влиться в общество и как бы ни преуспел в определенном смысле, здесь ему явно были бы не рады. Но он, думаю, и не горел желанием пойти, поэтому так спокойно отнесся к тому, что я иду одна. Нового платья мне, соответственно, тоже не досталось. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, я постаралась появиться как можно позже, практически перед самой церемонией, и зайти в шатер одной из последних. Все места заняты, мое, по счастью или же намеренно, оказалось в последнем ряду, так что на меня никто особо не глазеет. Зато мне удается рассмотреть почти всех собравшихся и выцепить взглядом знакомые лица — в основном это наши однокурсники, плюс некоторые преподаватели Хогвартса, коллеги Невилла. Родственники молодоженов сидят в первых рядах, так что мне их не видно, да и, вообще-то, я не знаю в лицо никого, кроме Августы Лонгботтом. Вроде бы Лонгботтомы и Абботы дальняя родня, все давно знакомы и даже правило «сторона жениха», «сторона невесты» не соблюдают — перемешались между собой и ведут оживленную болтовню. Но, с другой стороны, в наши дни сложно найти две чистокровные семьи, которые вообще не имели бы общих предков; речь об истинно британских семьях, десять, а то и более поколений на Островах. В моей семье мама была первой, кто родился здесь, так что я, можно сказать, еще недостаточно британка, хоть и чистокровная. Пока я раздумываю над всем этим, в дальнем конце шатра, возле свадебного распорядителя, появляется Невилл — в традиционной парадной мантии, сияющий, как новенький галлеон. Красавец, талантливый герболог, из хорошей семьи — поди, не одна девица сейчас кусает локти, что пренебрегала им в школе. Полюбовавшись на него, перевожу взгляд на шафера — ну, то есть… подружку жениха. Меня об этом предупредили заранее, и все равно я изумляюсь их решению. Такое на традиционной свадьбе — могу себе представить, что на это сказала бабуля Августа! С другой стороны, друга ближе Луны у Невилла все равно нет. Это сейчас он — душа компании, а в школе ни с кем особо не общался, практически всегда был одиночкой. Даже с Луной они сблизились только на шестом курсе, без намека на романтику, ничего такого — просто «свои парни». Сейчас она стоит чуть позади Невилла, мечтательно улыбаясь, и, я уверена, искренне радуется за него. Не знаю, как относится к этому Ханна (она такая, что промолчит, даже если против), но я бы на ее месте не ревновала ни капли. Звучит музыка, и все оборачиваются на вход, расплываясь в умиленных улыбках. Невеста — все-таки в традиционном белом, или скорее жемчужном, трогательная настолько, что даже я не сдерживаю восхищенного вздоха. Идя по проходу под руку с отцом, Ханна излучает красоту и нежность — немного протрезвев, я понимаю, тут не обошлось без магии надетых на ней гоблинских серег. Ни одна уважающая себя ведьма не пойдет под венец без фамильного украшения, чаще принадлежащего семье мужа, реже — собственной. Есть, конечно, и те, кому не повезло получить драгоценность по наследству — вроде меня — тогда ее можно за бешеные деньги взять напрокат у гоблинов. У Ханны же наверняка был выбор среди фамильных цацек. Она подходит к Невиллу, и музыка стихает, взамен звучит хорошо поставленный голос распорядителя: — Леди и джентльмены, мы собрались здесь, чтобы отпраздновать союз двух любящих сердец… Можно сколько угодно разыгрывать сильную и независимую личность, но отчего-то в такой момент легко признаться самой себе: я завидую им. Не только Ханне, которую я всегда считала пустышкой, но которая тем не менее получила отличного парня и свадьбу своей мечты. Я завидую им обоим, тому, как они смотрят друг на друга, пока произносят клятвы, как нежно держатся за руки, завидую тому, что ждет их впереди. Видимо, во мне еще жива милая маленькая Лав-Лав, девочка с золотыми косичками, которая верила в любовь до гроба, в то, что с хорошими ведьмами не может случиться ничего плохого. Выучись, встреть Того Самого парня, выйди за него замуж, поселись в красивом уютном домике, встречай любимого после работы, наготовив ему вкусняшек — когда-то эта нехитрая программа меня вполне устраивала, было в ней что-то настоящее, надежное, успокаивающее. — Ханна Мари Аббот, берете ли вы… Что ж, кому-то семейная жизнь, а мне теперь — только работа. Пересдача экзамена назначена на вторую неделю января, то есть чуть больше, чем через месяц. Предполагается, что за это время я подтяну Высшие Зелья, хотя мне не удавалось сколь-нибудь продвинуться в них еще со времен школьных уроков. Определенно, тут может помочь только чудо, но я на него особо не рассчитываю, целые дни напролет читая в библиотеке мэнора учебники с нудной тарабарщиной. Все равно делать больше нечего — от работы меня пока отстранили. — В таком случае, объявляю вас соединенными узами до скончания ваших дней! Грохают аплодисменты, сопровождаемые переливами мелодии; Невилл, радостно смеясь, целует Ханну, и из золотистых букетов над их головами проливается свет. В этом свете две льнущие друг к другу фигуры выглядят почти невозможно прекрасно, и я слышу, что сидящие рядом со мной гости шмыгают носами — да что там, у меня самой запершило в горле. Звучит традиционный призыв поприветствовать новоиспеченных супругов, и все встают со своих мест. Стулья исчезают, чтобы вновь появиться у стен шатра вместе с маленькими столиками, на которых уютно горят свечи; Невилл и Ханна, держась за руки, идут принимать поздравления, а там, где они только что стояли, появляется сцена для музыкантов. Толпа вокруг виновников торжества слишком плотная, до меня очередь дойдет нескоро, поэтому я отхожу к одному из столиков поблизости, там стоит карточка с моим именем. Рядом, судя по надписям на других карточках, будут сидеть Дин с Джинни и Шимус с Кэти — предполагается, я смогу пообщаться хотя бы с парнями (Невилл не мог не знать, что с девушками у меня отношения натянутые), но Дин меня уже давно обходит стороной, а Шимуса я не видела с той памятной поездки и даже не знаю, чем он сейчас живет. Я не успеваю посмотреть, чье имя указано на пятой карточке, как этот человек подходит, глядя на меня со смесью недоумения и неприязни. Да, мне тоже интересно, кто догадался посадить нас вместе. — Грейджер, — говорю, — не видела тебя на церемонии. Опоздала? Она неуверенно косится на стул напротив меня, но все-таки садится. — Мордекай задержал. Сотрудников не хватает, пока некоторые прохлаждаются. Подкол засчитан. Сама-то небось все экзамены сдала с первого раза и даже глазом не моргнула. Я останавливаю проплывающий мимо поднос с напитками; шампанское отчего-то тут не в почете, на выбор есть тыквенный сок, сливочное пиво и огневиски. Если мне предстоит провести целый вечер в компании Грейнджер, сока явно будет недостаточно. Снимаю с подноса два бокала огневиски, сую один Грейнджер — она смотрит на него так, будто я ей ядовитую змею предлагаю. — Да ладно тебе, все равно делать тут больше нечего. К этим двоим пока не подойти, — я киваю на Невилла с Ханной, толпа вокруг которых и не думает уменьшаться. — А если б ты хотела пообщаться со знакомыми, не села бы ко мне. У нас тут уголок одиноких дам, в таком полагается пить. Грейнджер поджимает губы и выхватывает у меня бокал. Как будто я виновата в том, что права. Надо признать, она отлично выглядит — и платье, и прическа, и макияж. Вот что ей мешает заботиться о своем внешнем виде не только по торжественным поводам? На Святочном балу в Хогвартсе Грейнджер когда-то произвела фурор — красотка, да еще и под ручку с Крамом. Умеет же, когда хочет. Вот только сегодня она, как и я, пришла одна. Что-то мне подсказывает: уж ее-то приглашение точно было на две персоны, да подходящего кавалера не нашлось. Мы пьем, молча разглядывая собравшихся. Музыканты на сцене, одетые в одинаковые золотые костюмы, уже играют что-то приторно-сладкое из репертуара Селестины Уорлок, хотя никто еще не танцует. Гости общаются, то и дело слышны взрывы смеха, у всех на лицах неподдельная радость. Я замечаю, что столики в основном пустуют, сидят за ними лишь гости пожилого возраста, все остальные предпочитают болтать, выпивать и закусывать стоя. Своей очереди поздравить молодоженов я так и не дожидаюсь — распорядитель объявляет их первый танец. Ему приходится едва ли не разгонять народ в стороны, освобождая пространство. Дин и Шимус со спутницами так к нам и не присоединяются — наверное, подсели к кому-то еще. Надо бы перестать кукситься, пойти поболтать с однокурсниками. Не все же они станут воротить от меня нос, со многими меня связывает тот год в школе, когда мы каждый день вели свою маленькую войну в составе ОД. Пускай это были всего лишь мелкие пакости вроде надписей на стенах, за них кого-то из нас регулярно избивали — и все же никто не сдался, никто нас не предал. Мы собирались в Выручай-комнате, латали друг друга, как-то поддерживали — такое ведь не забывается, правда? Прежде чем я решаюсь, танец кончается. Вокруг Невилла и Ханны относительно малолюдно, так что самое время действовать; я встаю и быстро направляюсь к ним, Грейнджер следует за мной. Вблизи они еще красивее; раскрасневшиеся не столько от танца, сколько от удовольствия и счастья, оба светятся изнутри. Я обнимаю их по очереди, даже Ханну, с которой никогда не была особо близка, и она вполне искренне отвечает на мой жест. Подарок от меня уже лежит в хранилище Невилла в Гринготтсе — дарить деньги вполне допустимо, всяко лучше, чем очередной зачарованный сервиз или комплект постельного белья, не подходящий по цвету стенам спальни. Пусть Ханна украсит свой идеальный маленький домик так, как сама сочтет нужным. Я уже начинаю отходить в сторонку, когда Невилл останавливает меня: — Куда это ты собралась? — он улыбается, шутливо сдвинув брови. — Не уходи, сейчас должны сыграть кое-что поживее, тебе точно понравится! — А? — я с удивлением смотрю на музыкантов — те оживились, перенастраивая инструменты. Среди волшебников лишь «Ведуньи» способны сыграть «кое-что поживее», и эти прилизанные мальчики в золотистых костюмах на них вообще не похожи. Хотя я за нашей музыкой не слежу, предпочитая маггловскую, так что могла и пропустить появление новых дарований. — Привет! — рядом возникают Дин, Шимус с Кэти, Ли Джордан, Терри Бут и остальные — я как-то внезапно оказываюсь в самом эпицентре всеобщего ликования, тормошения, объятий, похлопывания по плечам, кто-то смеется над самым ухом, а потом со сцены звучит бодрый барабанный ритм и озорной голос вокалиста: — Вы готовы?! Поехали! Звуки рока прокатываются по шатру, встряхивая всех, и я с первых же аккордов узнаю перепевку маггловской песни. Не важно, узнают ли ее другие — молодежь будто сходит с ума, отплясывая, как в последний раз, в круговорот танцующих вливаются даже гости постарше (огневиски пошел на «ура»). Если бы мне и не хотелось присоединиться к этому хаосу, все равно пришлось бы — нужно двигаться просто для того, чтобы тебя не сбили с ног! О, да, это было как удар молнии. Была всеобщая свалка, а музыка погружала в транс, и все начали веселиться! (1) Кажется, кое-кто из сидящих за столиками все же посматривает на нас неодобрительно — ну еще бы, благовоспитанные волшебники и ведьмы не скачут, как банда бешеных бабуинов! Но меня закручивают в новом движении — я даже не вижу, кто подал мне руку, Шимус или Джордж Уизли, — и косые взгляды растворяются в море радостных лиц и улыбок. Парень, предупреждаю тебя, Сейчас начнётся танцевальный блиц! Да! Танцевальный блиц! Как же все соскучились по веселью! Как давно не вспоминали о том, что мы молоды и — живы! И сейчас мы празднуем эту жизнь, торжествуем за себя и за всех, кто уже никогда не окажется рядом с нами в этом танце, торжествуем до изнеможения. Это что-то первобытное и древнее, протянувшееся к нам через время, то, что способно объединить нас, как бы долго мы ни пробыли порознь. И когда взрываются последние аккорды песни, десятки рук начинают аплодировать, не желая возвращения прежней благочинной тишины, и снова звучит смех, и снова все обнимаются и хлопают друг друга по плечам. Постепенно участники бешеной пляски начинают покидать танцевальную площадку: бережно поддерживая молодую жену, уходит к центральному столику Невилл, Джордж, дав всем «пять», подхватывает под руку Анджелину, Дин провожает к столику оказавшуюся поблизости Грейнджер, а мне галантно подставляет локоть Шимус. Я благодарно цепляюсь за него, потому что ноги меня совершенно не держат — а ведь я точно так же висела на Шимусе после Святочного бала, куда мы ходили в паре. Вот когда мы все веселились похожим образом! Беззаботно, не зная потерь, веря, что будущее готовит нам только самое лучшее. Я улыбаюсь, наслаждаясь этим дежа вю, и не сразу слышу окрик: — Браун! Кэти, которая держит Шимуса за вторую руку, кривит губы: — Совсем стыд потеряла? Смотрю на нее непонимающе, чувствуя, как тает моя улыбка. — Если хватило наглости прийти сюда, хоть не приставай к приличным людям! — Кэти! — одергивает ее Шимус. Ясно. Я отпускаю его руку — мы все равно почти подошли к нашему столику. — Лаванда, пойдем, — в голосе Шимуса слышно извинение, но к чему портить его отношения с любимой девушкой? Я ищу сигареты в оставленной на стуле сумочке и, не обращая внимания на вопросительные взгляды Дина и Грейнджер (и язвительный — Кэти), выхожу из шатра на морозный воздух. Иду подальше, за угол дома, чтобы никто меня не видел. На небе уже зажглись звезды, не такие яркие, как летом, но их света достаточно, чтобы разобрать дорогу. Курить, как назло, совершенно не хочется, и все же я стою в темноте, сминая пальцами сигарету, выдыхая облачка пара. Музыка и голоса из шатра звучат приглушенно, на стенах пляшут тени веселящихся людей, вспыхивают какие-то искры. Не надо было уходить. Кто она такая, чтобы наезжать на меня, да еще по столь глупому поводу? Нет, ну надо же было приревновать меня — к Шимусу, своему в доску парню! А все дурная репутация девушки, которой вечно ходить в любовницах… Кэти всегда в разъездах, но слухи, видимо, и до нее дошли. Скрип половиц на крыльце дома — кто-то идет в мою сторону. — Чего это вы тут… а, это ты, девочка Браун. — Здравствуйте, миссис Лонгботтом, — обреченно говорю я. Бабушка Невилла спускается по лестнице, окидывает меня придирчивым взглядом. Свою легендарную шляпу с чучелом грифа она заменила сегодня на что-то более подобающее случаю, но менее устрашающе от этого выглядеть не стала — так смотрит на меня, что я в который раз мысленно жалею бедолагу Невилла, жертву ее сурового воспитания. — Как здоровье твоей бабушки Роуз? — Спасибо, хорошо, миссис Лонгботтом, — вежливо отвечаю я, стараясь как можно незаметнее выбросить сигарету. — Мы не в ладах с ней, — заявляет пожилая дама. — Еще с тех пор, как они с твоим дедушкой сюда переехали. Они, знаешь ли, не нашей, не английской, породы были. Потом пообвыкли, прижились. Разговор начинает меня утомлять, и я угрюмо смотрю на шатер — скорей бы слинять обратно. — Но твой дедушка был настоящий красавец. Есть у вас вкус к мужчинам, что уж там… Наверное, хорошо, что вокруг довольно темно, иначе мой взгляд вряд ли бы ей понравился. «Вкус к мужчинам»? Это что за новый способ меня оскорбить? Миссис Лонгботтом, не обращая на меня внимания, роется в своем ридикюле и достает предмет, который я сперва принимаю за тонкую и какую-то коротковатую волшебную палочку. Приглядываюсь — мундштук. Следом за ним из ридикюля появляется серебристый портсигар. — Ну же, — говорит мне ворчливо миссис Лонгботтом. — Ты ведь не воздухом подышать вышла? В такой странной компании я еще не курила. Если бы не она, так бы и простояла, крутя в пальцах несчастную сигарету — у них в последнее время неприятный привкус. Но сейчас важнее сам процесс, то, как растворяются в воздухе завитки дыма, вспыхивает оранжевый огонек. Это успокаивает. Миссис Лонгботтом отнимает мундштук от морщинистого рта и смотрит куда-то сквозь меня: — Да, мой покойный муж тоже был недурен собой… но характер! Мерлинова борода, такого упертого идиота стоило еще поискать. Взялся помогать министру Дженкинс с теми бунтующими снобами в шестьдесят девятом (2), но, как всегда, лез напролом, нажил себе врагов. Да и друзья его не всегда понимали, многие от нас отворачивались. Всегда будут те, кто не понимает твоего мужчину и твой выбор, вот что я тебе скажу. И всегда будут те, кто под неприязнью скрывает зависть… или ревность. Деловито выщелкнув окурок куда-то в недра ридикюля и спрятав туда же мундштук, миссис Лонгботтом поправляет шляпку и поворачивается в сторону шатра. — Пойдем, Браун. Время резать торт. Я еще стою пару мгновений, глядя на нее ошалело, а потом, все же опомнившись, уничтожаю свой окурок магией (сумочка моя, увы, под это дело не зачарована). — Спасибо, миссис Лонгботтом. Августа хмыкает и идет вперед. Я шагаю следом. — Я ходила в дом за ножом для торта. Эти остолопы из обслуги не смогли призвать его Акцио. Детки поедят сладкого и, наверное, наберутся храбрости рассказать, что скоро я стану прабабушкой. — Точно, — говорю. — Я тоже так подумала. — Что, заметила, как на Ханне платье по швам трещит? — и тут же, без перехода, заинтересованно спрашивает: — Но скажи, он правда так хорош, как кажется со стороны? Боюсь представить, что творится в умудренной жизненным опытом седой голове миссис Лонгботтом, однако я сразу понимаю, о чем речь. — Да, мадам. Определенно так же хорош. Мне показалось или с ее стороны и правда донесся сокрушенный вздох? Мы уже почти подошли к шатру, из-за шума сложно понять наверняка. — Веселись, пока праздник, девочка Браун, — говорит мне миссис Лонгботтом, когда мы заходим внутрь. Я не успеваю ответить: она уходит, раздвигая толпу, к постаменту с огромным тортом, возле которого уже ждут Невилл и Ханна. Что ж, ради разнообразия, меня не попытались опять смешать с дерьмом. Поддержка иногда приходит с такой стороны, откуда ее и не ожидаешь. Кэти кривится, когда я возвращаюсь за столик, и демонстративно уводит Шимуса «за кусочком торта». Снова мы остаемся вдвоем с Грейнджер — но мне настроение уже ничем не испортить. Я ловлю еще один бокал огневиски и салютую ей, прежде чем выпить. Реакция меня не разочаровывает — она хоть и не кривится, как Кэти, но качает едва заметно головой и, судя по виду, собирается читать нотации. — Невилл позвал тебя на свадьбу, явно думая, что ты постараешься… не привлекать к себе лишнего внимания. Ну конечно, как это Грейнджер — и без нотаций? — Мне кажется, я веду себя вполне прилично. Мало ли, что Кэти померещилось, — ставлю пустой бокал на стол. Многовато для меня огневиски, я его столько никогда не пила. Надо бы пойти раздобыть себе кусочек тортика, когда вокруг него рассосется толпа. — Но в любом случае, — говорю, — даже если бы я запрыгнула на стол и станцевала канкан, хуже бы обо мне тут думать не стали. Куда еще хуже, Грейнджер? Я и так порочна до мозга костей! — И ты так спокойно об этом говоришь? — она снова качает головой, поджимая губы. — Ты была в Хогвартсе в тот год, ты видела, что творили Упивающиеся, и все равно… Не понимаю я тебя, Браун. Недавно произнесенные слова миссис Лонгботтом эхом звучат в голове, однако я не думаю, что Грейнджер ревнует или завидует чему-то. Она говорит совершенно искренне — под влиянием огневиски ли, просто ли накопилось у нее, и сейчас, в неформальной обстановке, она решила все мне высказать. Вот только не ей, ох не ей предъявлять мне претензии. Я-то тоже пила, и у меня язык развязан. — Кстати, об Упивающихся, — говорю, улыбнувшись. — Как тебе вблизи Темная метка? Приподнимает брови — не доходит или просто хорошо притворяется? — Я видела вас, Грейнджер. Вы выходили из кабинета вместе — первый прокол. Никогда не выходите из кабинета вместе, вы просто не сможете нормально друг на друга смотреть и не выдать себя. Подожди после него хотя бы минуту. В этот момент кто-то из гостей начинает громко хохотать. Грейнджер вздрагивает, смотрит туда — нет, нас не слышат и смеются по другому поводу — возмущенно открывает рот и тут же закрывает, чтобы не сказать лишнего, но я уже вижу, как забегали ее глаза и вспыхнул на щеках румянец. — Да что ты… что за идиотские подозрения?! О ком ты вообще?! — А еще у него пуговица на рубашке была застегнута не в ту петлю — прокол номер два, — добавляю скучающим тоном, не забывая улыбаться со всей возможной желчью. Красные пятна на лице Грейнджер растут устрашающе быстро. — Он не… — начинает она и быстро замолкает. Нервно оглядывается, поправляя волосы. — Это не то же самое. Хотя бы не отрицает — опять огневиски или желание высказаться? — Не то же самое? Это почему? Из-за возраста? Или потому что женат? На Грейнджер становится жалко смотреть, губы ее вздрагивают, пальцы вот-вот изорвут в клочья салфетку. Что ж, если я и сомневалась, беспокоит ли ее наличие жены у Драко, эта реакция развеяла все сомнения. Но доводить до такого мне все-таки не хотелось — это ее личное дело, а осуждение чьего-то выбора не входит в список моих хобби. — Он никогда не пытался нас убить, — выдавливает Грейнджер вдруг. Интересно, за все время она ни разу не назвала Драко по имени. Боится, что нас подслушают? — А твой… он был в Отделе Тайн, мы сражались с ним и другими… — Ай, да брось, — перебиваю я ее сбивчивую речь. Грейнджер хмурится, сквозь отчаянное смущение вновь проглядывает желание поставить меня на место, поэтому я быстро продолжаю: — Если бы вас хотели убить тогда, в Отделе Тайн, то убили бы. Или ты всерьез думаешь, что кучка подростков могла сражаться на равных с темными магами? Слушай, да вот взять хоть меня сейчас, с моей подготовкой, и поставить против нормального такого Упивающегося старой закалки — не Кэрроу, эти только безоружных пытать могли — я бы долго не протянула. Да, Люциус вел тогда отряд, но он дал им всем приказ не убивать вас. Грейнджер смотрит на меня потрясенно и недоверчиво. — Это он тебе сказал? — Не напрямую. Мы, знаешь ли, не говорим о таком. Так, кое-какие фразы, до остального я сама додумалась. Если бы вас всех сразу перебили, Тот-Который получил бы то, что хотел — Люциусу потом за это сильно досталось. За то, что не захотел убивать детей, Грейнджер. Подумай об этом в следующий раз, когда будешь лелеять идею безоговорочного зла, вышедшего сухим из воды. Ты видела настоящее зло, и я тоже, и мы обе можем его распознать, когда увидим. — Ну ты и придумала, «зло», — фыркает она; лицо ее постепенно возвращается к нормальному цвету. — Я не считаю его злом. Просто… — Твое «просто» я могу и про Драко сказать. Он мне неприятен, как и я ему. Но я допускаю, что ты видишь его с другой стороны, той, которую мне никогда не увидеть. Он много дел натворил, из-за которых потом случилась куча дерьма, однако ж ты ему не только за смазливую мордашку даешь… свои милости? Про его деньги, заметь, я даже не говорю, не оскорбляю тебя. Так почему это вдруг у меня «не то же самое»? Только потому что я ничего не скрываю? Почему ты считаешь, что Люциус не имеет права тоже быть… Я замолкаю на полуслове, прерываю поток своего красноречия — огневиски или огненное желание высказаться? Или может все сразу? — не уверенная, как собиралась закончить фразу, начиная ее. Мы с Грейнджер смотрим друг на друга, будто вокруг не празднуют свадьбу, никому нет дела до нас, и нам тоже ни до кого нет дела. Можно представить, что мы зашли в бар поговорить, решить давно зревший между нами конфликт — это, наверное, не совсем правильно, не то место и время, но кто ж знал, что именно сегодня мы пробьем брешь в этой стене между нами. Другого случая может и не быть. А ведь наш молчаливый конфликт начинался совсем с другого. С девчачьей такой причины, с парня, который предпочел ее мне. До этого, какими бы разными мы ни были, Грейнджер не вызывала у меня негативных чувств. И тут я думаю — разве она вызывает их сейчас? Ну, если откинуть эти наши тупые взаимные подколы, то, как мне не нравится ее стиль одежды… Почему меня так тянет объяснить ей все, почему хочется, чтобы она приняла меня? Не потому ли, что я просто цепляюсь за старые обиды, хотя на самом деле она мне… нравится? Я хмыкаю нервно и опускаю взгляд на пустой бокал. На сегодня точно хватит. Только собираюсь встать, чтобы пойти наконец за тортом, как к нашему столику подходит Дин — с двумя бумажными тарелочками. — Вот, — он ставит перед нами кусочки торта, глядя при этом куда-то в стену шатра. Надо же, и мне принес. Невилл его, что ли, надоумил? — Спасибо, — говорим мы хором. Голоса у нас, должно быть, какие-то странные, потому что Дин все же смотрит удивленно сперва на Грейнджер, затем на меня. — Кого хороним? — Да так, — говорю, — обсуждаем тут, кто и с кем, а кто с кем не должен, потому что другим не понравится. Вместо того, чтобы посмеяться, или отругать нас, что мы страдаем херней на свадьбе друга, или высказать мне свое мнение, Дин тяжело опускается на стул, сверля меня взглядом. — Как… вы узнали? Не знаю, почему, но в первое мгновение меня тянет некуртуазно заржать — нет, ну это ж надо, столько разоблачений за один вечер! Потом в голове (внутри уже начинает шуметь от выпитого) щелкает: Дин. Дин же с Джинни, так? — Нет, мы не… — начинает Грейнджер, предупредительно сверкнув на меня глазами, очевидно, чтобы я не смела допытываться. Но Дина уже прорвало (огневиски или огненное желание высказаться?): — Это было… я сам не знаю, как это получилось. Мы тренировались вместе, а потом… С Джинни были размолвки, но уже все в порядке. Я хотел ей сказать… — Стоп, тренировались вместе? — я бы, может, и хотела сдержаться, но вот не получилось. — Полкли?! Ты и Полкли?! Дин начинает что-то осознавать, он смотрит беспомощно на Грейнджер, но та тоже в шоке. — Вы не знали, — констатирует он. Сжимает зубы от злости — на себя, конечно же — и снова прячет взгляд. — Ты поэтому так замкнулся последние месяцы? — осторожно спрашивает Грейнджер, подаваясь ближе к нему в попытке успокоить. А я только и могу, что снова выдавить: — Полкли?! Эта фурия-коротышка, младший аврор, надававшая в Куполе почти по самое не хочу даже Мордекаю? Я с ней в одной раздевалке находиться побаиваюсь! — Ну ты… силен, приятель. И, как бы это ни было неуместно, я все-таки начинаю посмеиваться. От опьянения и шумящего вокруг праздника, который еще в самом разгаре. От облегчения, что не все в этом мире крутится вокруг меня и у Дина была другая причина играть в молчанку. Я так зациклилась на своих проблемах, что не увидела метания друга — зато выследила Грейнджер с Драко и считала себя чертовски проницательной! — Прости, — глазами на меня блестят уже оба, а я все никак не могу остановиться. — Дин, ты это… Ты мог не скрывать все от нас, правда. — Проехали, — цедит Дин, криво усмехаясь. — Ешь уже свой торт. — Но Полкли?.. — Лаванда, ешь торт. Качая головой и еще немного похрюкивая от смеха, я ем торт. Грейнджер тоже ест, а Дин остается сидеть с нами, все высматривая кого-то среди присутствующих. Рискну предположить, он ищет Джинни — я ее не видела сегодня, но, вроде бы, они должны были прийти вместе. Когда с тортом покончено, мы, не сговариваясь, встаем из-за стола. Тем более, что прилизанные мальчики в золотых костюмах (и как я сразу не догадалась: они же копируют стиль глэм-рокеров, ну разве что мантии добавили) опять начинают играть какую-то бодрую и очень маггловскую вещь. Вот только организм мой сопротивляется идее пойти потанцевать — меня шатает и в боку сдавило, там, где еще неделю назад меня мучила фантомная боль. Маггловские таблетки от нее все же плохо помогали; неужели она вернулась? Должна была пройти без следа. Я все равно тащусь в круг танцующих за компанию с Дином и Грейнджер. Никакая несуществующая рана не помешает мне насладиться вечером! «Веселись, пока праздник, девочка Браун!» Где-то посреди второй песни я все-таки сдаюсь. В мельтешении людей меня начинает кренить набок, над ухом звучит рассерженное Грейнджер: — Говорила тебе вести себя прилично. Мало было одного бокала, да? Схватив за локоть, она выводит меня с площадки. — Бок, — жалуюсь я охрипшим вдруг голосом. — Еще с Купола. Перед глазами все плывет, и ее лицо — тоже. — Так не должно быть. Ты обращалась в Мунго? — Раны нет. Что мне там скажут? Повинуясь руке, ведущей меня куда-то вперед, переставляю ногами, пока вокруг не становится темно и прохладно. Грейнджер вывела меня на улицу. — Давай-ка я тебя закину в больницу. — Нет уж, — я пытаюсь отнять руку, но получается плохо. — Ты тоже пила! Нас на куски разорвет. Портключ до мэнора… — К твоему сведению, я могу трансгрессировать в любом состоянии. Но уговаривать не стану, решай сама. Завалиться к Люциусу пьяной в стельку и с болью после испытания, которое он не одобряет? Нет уж. И почему я не попросила портключ до своей лондонской квартиры… — Давай в Мунго, Грейнджер… и спасибо. * * * В больнице меня продержали до самого утра. Я кое-как ответила на вопросы целителя, после чего мне было предложено проследовать в палату, переодеться в больничный халат и прилечь на кровать. Кровать была мягкой, а голова тяжелой, поэтому неудивительно, что я задремала. Грейнджер, должно быть, ушла на каком-то из первых этапов. Проснувшись и отметив первые блеклые лучи солнца, я первым делом размышляю: будет ли мне перед ней стыдно? Немного будет, точно. И перед Невиллом с Ханной тоже. Я сажусь на кровати, потягиваюсь и зеваю, прислушиваясь к ощущениям в боку. Все уже в порядке, зря Грейнджер переполошилась. Осталось лишь придумать, как объяснить Люциусу свое отсутствие — в прошлый раз, когда я после экзамена пошла отсыпаться к себе домой, не предупредив его, он вроде как обиделся. Выражалось это так, что если не знать его хорошо, можно и не заметить — градус задранного к потолку подбородка становится чуть больше, голос чуть сильнее звенит металлом. Уж как-нибудь переживу. Улыбаюсь своим беззаботным мыслям, а в палату уже заходит целитель. Я его знаю, и это не он принимал меня вчера, когда мы с Грейнджер ввалились в приемное отделение. Этого зовут целитель Бут, он чаще всех остальных колдомедиков Мунго выдает мне мое зелье для замедления метаболизма. — Доброе утро, целитель Бут, — я изображаю смущение. — Знаете, у Невилла Лонгботтома вчера свадьба была, я немного… увлеклась. Целитель улыбается во все зубы, в свою очередь изображая строгого врача, и даже пальцем слегка грозит: — Ну-ну, мисс Браун, мне передали, что вы вчера еле говорить могли. Нельзя так себя испытывать. Я встаю, морщась, когда меня снова ведет. — Да, вроде, и не так много выпила… Такое может быть из-за фантомной боли? — Сядьте, — Бут в миг оказывается рядом и заботливо усаживает меня обратно на постель. — Вам вредно перегружать себя. Я дам вам зелье, и фантомная боль вас больше не потревожит, но обещайте мне, что отныне станете заботиться о здоровье, договорились? — он снова широко улыбается, совсем рядом со мной, и я чувствую от него запах лекарств, от которого в голове окончательно проясняется. Чего это он такой довольный? — Я в порядке, целитель Бут, — говорю сдержанно. — Я, пожалуй, пойду. Он моргает и немного отстраняется. — Но нам нужно еще сделать пару анализов, убедиться, что все в порядке… Ваше здоровье отныне нуждается в тщательнейшем контроле… Что это за постоянное «отныне», твою мать? — Это вы мне так пытаетесь сказать, что я серьезно больна? — Нет, что вы, — Бут немного приглушает улыбку, но она меня все равно необъяснимо бесит. — Это не болезнь, мисс Браун, это естественное и прекрасное явление, и я счастлив, что могу первым поздравить вас с этим. Поздравить вас обоих, если позволите… Таращась на целителя Бута и постепенно вникая в смысл его слов, я жалею, что не умею вот так просто хлопаться в обморок. Мне это сейчас было бы ох как кстати. (1) The Sweet — Ballroom Blitz (2) «Министр Магии Юджина Дженкинс боролась с массовыми беспорядками чистокровных во время марша за права сквибов в конце шестидесятых, но скоро столкнулась с первым подъемом лорда Волдеморта. Дженкинс была вскоре отстранена от должности, как не отвечающая требованиям в столь сложной ситуации.» ПоттерВики