Exodus L.B.

Это невозможно. — Это невозможно, — говорю я наконец. — Я не могу быть… — Вчера у вас брали кровь, всего пару капелек, помните? Этого хватило, чтобы проверить дважды, и сомнений тут быть не может, — улыбка Бута, вероятно, задумывалась, как отеческая и располагающая, но до глаз она не доходит. Улыбкам врачей верить нельзя. — Но латентная ликантропия… вы же лично говорили мне, что у меня все ее симптомы, кроме самого обращения. Я почти что оборотень, самки оборотней не размножаются! «Девочка, я всего лишь пытаюсь донести до тебя…» Голос Снейпа в голове — отвратительный признак. Сколько он там не появлялся? Наверное, столько же, сколько я не видела самого Снейпа. «…донести до тебя, что ситуация может измениться». — Вы — уникальный случай, — разводит руками целитель. — Мы полагали, что ускоренный метаболизм, свойственным оборотням, делает вас похожей на них — во всем, кроме самого процесса обращения. Видимо, курс зелий помог вашему организму восстановить детородную функцию. «Если ты не отнесешься к этому серьезно, то будешь иметь дело с нежелательными последствиями». Нежелательные последствия. Да, именно так он это когда-то назвал. — Вам следует прилечь, мисс Браун, — говорит Бут с напускным беспокойством. — Вчера вы вели себя неосмотрительно и, если бы не забота вашей подруги, могли навредить здоровью своего драгоценного ребеночка. По незнанию, разумеется. Но, благодарение Мерлину, с ним все хорошо, и отныне… Я уже готова врезать ему за это «отныне», однако его спасает распахнувшаяся дверь палаты. Это почти пугает, то, как скоро голос из моей головы обретает физическое воплощение — высокое, стремительное и очень, очень мрачное. — Благодарю за заботу о мисс Браун, целитель, — говорит Снейп и в два шага оказывется возле кровати, нависая надо мной и над Бутом; дорожная мантия его, взлетев от быстрых шагов, с шорохом ложится возле ног. — А теперь позвольте нам остаться наедине. — Н-но, — заикается Бут с расширенными от страха глазами; он точно знает, кто перед ним, — но мисс Браун в таком… деликатном положении… ей необходимо… а вы не… — Откуда вам знать, что я не имею к этому самое прямое отношение? — Снейп скалится, прошивая его немигающим взглядом. Крякнув, целитель отскакивает к двери и выбегает прочь, нервно оглядываясь через плечо. А я остаюсь глядеть снизу вверх на человека, которого в этой ситуации хотела бы видеть в последнюю очередь. Еще полностью не осознав, не охватив умом... Ребенок. У меня. Ребенок Люциуса. Мотнув головой, я спрашиваю: — Что ты здесь делаешь? Снейп разглядывает меня молча, и по лицу его, застывшему в рептильной неподвижности, как всегда ничего нельзя понять. Помнится, в прошлый раз, получив подтверждение моего тесного контакта с Люциусом, он едва не вскипятил мне мозг Легилименцией, остановившись в последнее мгновение. Но сейчас магии не чувствуется совсем, глаза его не горят инфернальными углями — Снейп просто смотрит. Лучше бы он все-таки злился. — Ну давай, скажи уже, — выдавливаю. — Скажи: «я тебя предупреждал». Ты же не поздравить меня пришел, как этот придурок. Будто тут есть, с чем поздравлять… Я задыхаюсь на последнем слове, почти проглотив его окончание. Ладони мои взлетают к лицу, чтобы спрятаться, не дать рассматривать себя, как какого-нибудь червяка для зелья на разделочной доске. Потому что чувствую: лицо я вот-вот перестану контролировать. Я успела смириться с мыслью, что мне это недоступно. Что нормальной женщиной мне никогда не быть, что я не могу зачать, а значит, никому такая всерьез не нужна. Жила сегодняшним днем, потому как ничего иного мне не оставалось. И вот. Это должно было стать огромной радостью, подарком судьбы, желанным и вымоленным. Чудо для двоих любящих друг друга людей, а вместо этого… — Я принес твою одежду, — говорит вдруг Снейп. Поднимаю голову. — Где… ты ее взял? — У тебя дома, разумеется, — он бросает на кровать сложенные в стопку вещи. И правда мои штаны, кофта — чтобы достать их, он должен был порыться в моем шкафу. Странно, но этот факт меня абсолютно не возмущает. — У нас мало времени на разговоры, — говорит Снейп. — Скоро здесь будет либо сам Люциус, либо кто-то из его шестерок. Но скорее второе. — Что?.. — Думаю, твой целитель сбежал, потому что торопился доложить ему обо мне. Я только хлопаю на него глазами, ничего не соображая. Люциус… уже знает? — Разумеется, все должно было произойти по-другому, — продолжает Снейп негромко. — Наверняка планировалось, что он успокоит тебя, уверит в своем благородстве, в том, что поступит, как надлежит мужчине. Даст тебе свою фамилию, свои деньги, и ты растаешь от благодарности, бедная дурочка. Его снисходительная интонация и уверенность в совершенно невозможных вещах немного приводят меня в чувство. Вернее, я начинаю злиться — а это все-таки лучше, чем раскисать. — Ты, как всегда, все знаешь лучше всех, — цежу сквозь зубы. — Да, — отвечает Снейп просто. — Сейчас — знаю. Я подозревал, что этот день настанет, и когда услышал утром в ОВМ, что ты попала в Мунго, все понял. Девочка, тебя обвели вокруг пальца… и ты сама этому поспособствовала. Подскакиваю на ноги, не в силах больше задирать голову, чтобы смотреть на него, и не в силах чувствовать себя ниже… во всем. Встав, я оказываюсь к Снейпу вплотную — он так и прирос к одному месту возле моей кровати с тех пор, как вошел. — Откуда ты можешь знать, — говорю раздраженно, хватая с кровати одежду и отступая от Снейпа в сторону. — Он хренов Малфой, он никогда не опустится до такого. Мне нужно самой… искать выход из ситуации, вместо того, чтобы выслушивать тут твои… — Выход из ситуации, — мягко повторяет Снейп, наблюдая за моими перемещениям. — И ты даже не спросишь счастливого папашу? — Тут не о чем спрашивать. Я знаю, что он скажет. Отвернись, я оденусь. Снейп медлит, но затем отворачивается. — Ты так в этом уверена? Потому что если ты примешь неверное решение… тебя накажут, Лаванда. Сильно накажут. Я замираю, едва приготовившись натянуть штаны. — Ты сейчас говоришь мне, что если я захочу оставить ребенка, а Люциус будет против… — Нет, я говорю об обратном. Если ты решишь избавить себя от проблем, то будешь иметь дело с нашими законами. Потому что внутри тебя — тоже, как ты выразилась, хренов Малфой. Ты не имеешь права его убить. Законы… да, теперь я вспоминаю, что такой закон действительно есть. Если отец ребенка против прерывания беременности, это чревато серьезным наказанием, вплоть до Азкабана — когда дело касается потомка одного из Древнейших и Благороднейших. Даже тут закон волшебников подстраивается под пресловутый «Список двадцати восьми», как будто нам от него в других областях дискриминаций мало. Я еще ничего не решила, но в одном Снейп прав — Люциус имеет право высказать свое мнение. Пускай даже это будут самые унизительные десять минут в моей жизни, после которых я, вероятно, больше никогда не захочу его видеть. Но семена сомнений уже упали на благодатную почву. Одевшись в полном молчании, я все-таки спрашиваю: — Почему ты уверен, что он… хотел этого? Снейп смотрит на меня, и его недобрая ухмылка тут же заставляет меня пожалеть о заданном вопросе. — А вот это — самое интересное. Грязная тайна, не предназначенная для посторонних ушей. Ты бы, конечно же, узнала, рано или поздно, но я считаю, будет справедливо, если ты узнаешь сейчас и станешь поступать в соответствии с этим знанием. Какой-то тонкий голосок внутри меня кричит, чтобы я не слушала его, что сказанное им испортит все, что еще не испорчено, и ничего уже будет не исправить. Проклятая моя натура — докапываться до самой сути, до правды, искать справедливость во всем. Я понимаю, что она может оказаться сейчас лишней, эта правда, и все равно шепчу: — Говори. Снейп прикрывает на секунду глаза, будто оттягивая момент, а потом медленно, почти до боли медленно и тягуче, произносит: — Скорпиус — сквиб. Я выдыхаю пораженно, не сразу понимая, что это значит. Скорпиус… маленький белоголовый мальчик, каждый раз глядевший на меня не по-детски взрослыми светлыми глазами. — Но я видела, как он левитировал игрушки… Снейп поводит плечами: — Это могли быть чары приставленной к нему эльфийки. Он сквиб, это факт, как и то, что все потенциально возможные дети Драко и Астории с большой долей вероятности тоже родятся сквибами. Видишь ли, родственные связи на протяжении многих поколений до добра не доводят. Киваю машинально, потому что сходство Нарциссы и Астории уже давно бросилось мне в глаза; я подозревала, что они могут иметь близко пересекающуюся родословную, как и большая часть чистокровных магов Британии. Но что последствия окажутся настолько катастрофическими… нет, это было просто немыслимо. Бедный мальчик, страшно представить, какая судьба его ждет, когда он вырастет. Изгой, отрезанный от привычного мира, и хорошо, если Драко и Астория окажутся достаточно гибкими, чтобы обеспечить ему более-менее нормальную жизнь среди магглов. А Люциус, что он испытывает из-за этого? Он ни о чем мне не рассказывал, и неудивительно, ведь это настолько болезненная, чудовищно ненормальная ситуация, я вообще поражаюсь, как он, с его-то гордостью за собственный род, за фамилию Малфой, живет с такой тяжестью на душе. — Но Драко… он же может развестись, жениться снова, будут еще дети… — Он может, — невыразительно отзывается Снейп. — Но проблема даже не в том, что все чистокровные семьи так или иначе в родстве либо с Малфоями, либо с Блэками, и Драко, фигурально выражаясь, — родовой тупик на гобеленах всех британских фамилий. И не в том, что когда о его сыне-сквибе узнают в обществе, ни одна разумная ведьма не захочет иметь с ним дела. Драко попросту отказывается разводиться с Асторией. Не знаю, что именно им движет, мы уже не в тех доверительных отношениях, что были у нас прежде… Но думаю, ему, в отличие от его отца, не чужды муки обыкновенной совести. Я еще жалею их всех мысленно пару мгновений… …а потом до меня наконец доходит, и сердце мое сжимается в холодный и хрупкий комок. Люциус так резко изменился. Я просто обязана была понять раньше. Предложение жить в его доме. Несвойственная ему ранее чуткость. Все эти теплые бытовые мелочи, из-за которых я начала думать о нем чуточку лучше. Что и всемогущему Малфою порой хочется немного человечности, что ему невыносимо быть одному среди каменных стен своего дворца. Провел меня, как школьницу. Заставил искренне верить, что ему нужна я сама, нужна такая, какая есть, с работой моей ужасной, с тараканами в голове, с латентной ликантропией, бесплодная, безнадежная. «Ты можешь вернуться сюда после работы. Остаться на ночь. Сегодня, завтра. В любой другой день». В груди колет, меня начинает знобить, я обхватываю себя руками, глядя перед собой невидящими глазами. «А тебе разве хочется за меня замуж?» Эти сети, расставленные тонко и хитроумно, беспощадно — они вдруг вырисовываются передо мной как нельзя более четко и ясно. «Нам готовиться приносить поздравления?» Я так удивилась, когда он бросился в Аврорат защищать меня, фактически во всеуслышание объявив о нашей связи. Пригласил на бал, собственноручно надев на меня фамильное колье. Люциус готовил себе инкубатор для наследника, отрезая все пути моего отступления. Теперь — либо в рабство, где собственное тело не будет принадлежать мне до тех пор, пока из него не выйдет нужный и правильный ребенок, либо в Азкабан. В глазах темнеет, и мне кажется сперва, что подкрался долгожданный обморок, сиюминутное избавление от этого невыносимого, тошнотворного чувства, но на плечи ложатся тяжелые теплые ладони, лицо утыкается в ткань, пахнущую чем-то свежим и горьковатым, и я понимаю: это Снейп обнимает меня. — Глупая девочка… Глупая. Тихо и почти ласково. Я вздыхаю прерывисто и позволяю себе обнять его в ответ. Нет, не так — вцепиться в его пыльную дорожную мантию, как в спасательный круг, считая до десяти и бормоча затем ненужное и неловкое: — Ты ушел в тот раз. Я слабая… я не могла быть одна. — Знаю, — отвечает Снейп мне в макушку, поглаживая плечи. — Знаю. Я помогу тебе… Я опять уезжаю сегодня. Ты можешь поехать со мной, далеко, где нас никто не достанет. — Но я же… — Я помогу тебе, — повторяет он. — Это несложно… и совсем не больно. Отстраняюсь медленно. Лицо его вблизи всегда оказывается не такое, как когда смотришь на него с расстояния в пару шагов. Я каждый раз успеваю забыть, какое оно вблизи, и с удивлением вспоминаю, что вот тут, под губой, оказывается, есть небольшой шрам, почти незаметный даже на ощупь, а морщинки возле глаз гораздо глубже. Но сами глаза никогда не обманывают, они такие же черные и пустые, какими кажутся — далеко ли ты от них или близко. — Это и есть твоя помощь — устранить то, что тебе не подходит? Снейп не успевает ответить. Чеканный шаг в коридоре, и дверь снова распахивается, и снова на пороге — высокая черная фигура. Лиам, ручной убийца Люциуса. Волшебная палочка в его руке смотрит вниз, но сам факт того, что он приготовил ее, говорит о многом. — Мисс Браун, — я впервые слышу его холодный трескучий голос, и в нем угадывается легкий акцент, происхождение которого так просто не распознаешь, — прошу, пройдите со мной. Мистер Малфой с нетерпением ожидает вас. Он обращается ко мне, однако смотрит при этом на Снейпа — и тот смотрит в ответ, напружинившись, не выпуская меня из кольца своих рук, лишь сдвигается немного в сторону. Я угадываю стойку, из которой можно, в случае чего, быстро выхватить палочку и оттолкнуть меня, уводя из-под огня — но неужели до такого может дойти? — Она не пойдет с вами, — говорит Снейп. Лиам выдвигает вперед челюсть, слегка кривя губы, разворачивает едва заметно плечи: — Мисс Браун может не захотеть пойти со мной к мистеру Малфою… но с вами она не должна пойти также. Я призван позаботиться об этом. — Тогда это настоящая проблема, не правда ли? — тянет Снейп угрожающе. — Куда-то ей все-таки придется пойти. Что будет, если непреодолимая сила столкнется с недвижимым объектом? Я не знаю всех сил Лиама, он для меня до сих пор во многом темная лошадка, но догадываюсь, что он хорош. Возможно, так же хорош, как Снейп, и определенно не чурается Темных искусств, а иначе ему просто нечего делать на службе у Люциуса. Тренируясь с аврорами, я научилась узнавать боевые машины по некоторым, не всем известным, признакам, вот по этому развороту плеч, по стойке и положению палочки в руке — так что, если двое таких сойдутся в драке, если сейчас тут начнется заварушка, Больница Святого Мунго сильно пострадает. И в этот самый момент, когда в воздухе запахло грозой и от беды нас всех отделяет лишь чье-то малейшее движение, громкий звук разрезает тишину, заставляя меня вздрогнуть. За стеной заплакал младенец. Могла бы догадаться, что меня положат в родильную секцию. Еще один элемент психологического давления купленных с потрохами колдомедиков. Я смотрю на эту стену пораженно, и не я одна — двое готовых сцепиться мужчин тоже смотрят туда, и тоже понимают, что это значит. — Уберите палочки, — шепчу я. — Сейчас же! Они даже не шевелятся, снова встретившись ядовитыми взглядами. К черту! Я хватаю свое измятое платье, сумку, палочку — и быстро иду на выход. Лиам сторонится, давая пройти, и хочет последовать за мной, но Снейп рявкает: — Стоять! Я уже не вижу, что происходит у меня за спиной, но взрывов и изрыгаемых проклятий, вроде бы, не слышно. Бегу по больничному коридору, чтобы выбраться поскорее на улицу и трансгрессировать — не важно, куда, лишь бы подальше от Косой Аллеи. Мне нужно подумать. Раннее утро, но Лондон не спит. В центре снует толпа, гудят автомобили: кто-то спешит на работу, кто-то возвращается с ночной смены. Отличное место, чтобы побыть в одиночестве, оставаясь у всех на виду. Сейчас я меньше всего хочу тишины, поганые мысли и без того разрывают мозг, и если не попытаться хоть немного заглушить их чужими голосами и городским шумом, они сведут меня с ума. Поэтому я бреду бесцельно вперед, обтекаемая людским потоком, в попытке понять, что же делать дальше со своей жизнью. В очередной раз. Нашарив старую пачку сигарет в кармане штанов, я долго рассматриваю ее, а затем выбрасываю в первую попавшуюся урну. Ведь давно уже, почти месяц назад, потеряла желание курить — могла бы догадаться, что что-то не так! С другой стороны, иных признаков не было, ни утренней тошноты, ни повышенного аппетита… Когда же это произошло?.. Вряд ли позже теоретического экзамена, слишком маленький срок, чтобы определить по анализу крови. А между Куполом и экзаменом у нас был период ледяного молчания: Люциус строил из себя Снежную королеву из-за того, что я после испытания не вернулась в мэнор. Зато когда я провалилась с этими хреновыми Высшими Зельями и была вне себя от ярости и обиды, мы очень бурно помирились. Значит, до Купола. Неужели я входила туда, уже будучи беременной? Полученные там раны были ненастоящими, но организм принимал происходящее за правду, боль ведь могла спровоцировать... И снова меня бросает в холодный пот от неожиданной мысли: Люциус все это время беспокоился не за меня. Он не хотел, чтобы я занималась таким опасным делом, просто потому что не был уверен, а не получилось ли уже заделать себе наследника. Вот в чем истинная причина его тогдашней игры в молчанку — Люциус ведь узнал, что во время испытания я была сильно ранена. Может, он решил, что я не вернулась к нему… потеряв из-за Купола его ребенка? Проклятый манипулятор! Злость побуждает меня ускорить шаг, хотя я по-прежнему иду сама не зная куда. Теперь можно не сомневаться: Снейп прав, целитель Бут у Малфоя на содержании. Иначе с чего бы Люциус был так уверен в успехе своего плана? Он не вкладывается в проекты, которые ничего ему не дадут, и я была для него таким проектом. Бут наверняка знал, что зелья рано и поздно приведут меня в норму, но «забыл» меня об этом предупредить. Да и я тоже хороша — поверила на слово, не стала проходить дополнительные обследования. Не прислушалась к Снейпу. Снейп. Как всегда в трудный момент, я могу обратиться к нему. Права была Панси, обвиняя меня в этом… Вот только решение, которое он предлагает — я до сих пор не могу определиться, как к нему отношусь. Такие решения нельзя принимать на волне злости и обиды. Нельзя счесть за должное чудо, которое произошло со мной, с невозможностью которого я смирилась пару лет назад. Да, ребенок — наполовину хренов Малфой, со всеми вытекающими последствиями, однако при этом он — наполовину я сама. Я могу быть безответственной и глупой, но черствой я не была никогда, и как-то поздно уже начинать. С другой стороны, есть же еще один фактор. Не только Люциус был для меня заменой счастливой семьи с кучей детишек и воскресными обедами. У меня была моя работа. Больше года упорных тренировок и учебы, первые успехи, дело, которое реально приносит пользу — и на всем этом поставить крест? Голова уже раскалывается. Не могу я ничего решать в таком смятении, нужно остыть, абстрагироваться от эмоций. И самое главное — нужно сделать так, чтобы на меня не оказывалось никакого давления. Делать такой важный выбор, распоряжаться собственным телом и будущим я буду сама, и никакие угрозы упрятать меня в Азкабан не должны на это повлиять. А значит, мне нужен инструмент противодействия. Что-то, что помешает Люциусу давить на меня идиотскими магическими законами, прогнившими еще со Средневековья. Так получилось, что он сам вложил в мои руки такой инструмент. Небольшой блокнот в кожаном переплете, каждая страница которого испещрена мелким убористым почерком. Почерком женщины, бывшей хозяйкой Малфой-мэнора и его подземелий. Нарцисса записывала имя каждого человека, попавшего в плен к Упивающимся смертью во время Второй магической войны, каждого, кто пробыл в подземельях хотя бы один день. Таких имен — сотни. Люциус подарил мне этот блокнот, чтобы я убедилась: среди них я не найду имена своих родителей, а значит, мэнор никогда не был местом их заточения и смерти и я могу без угрызений совести бывать в этом доме. Еще один блестящий способ расположить меня к себе. Даже чрезмерный, если задуматься — Люциус мог просто дать мне блокнот на время, чтобы я во всем убедилась. Но он его подарил, отдал, чтобы я стала хранительницей этой мрачной тайны, за которую Малфоя прижмут к стенке и уже не отпустят никогда. О, да Главный аврор Робардс меня просто расцелует за эту книжицу! Сложно представить кого-то, кто ненавидит Люциуса сильнее, чем он. Но я очень надеюсь, что мне не придется прибегать к такой крайней мере. Какое бы отвращение я ни питала к Люциусу в данный момент, Азкабана я ему не желаю. Просто надо убедить его, что угрозы могут быть взаимными. Попробует надавить — я тоже покажу зубы. Вот только… Я резко останавливаюсь, будто споткнувшись на середине шага. Блокнот остался заперт внутри прикроватного шкафчика в доме бабули Роуз, в Бате, я не видела его с конца лета. Что, если Люциус заблаговременно озаботился своей защитой и каким-то образом вернул его себе? Нужно сейчас же проверить, на месте ли он! Смотрю на электронный циферблат, отмеряющий время в углу одного из больших плазменных уличных экранов — нет, слишком рано, бабуля Роуз, должно быть, еще даже не проснулась. Придется переждать где-то пару часов. Я трансгрессирую к своему дому, взлетаю по лестнице, не обращая внимания на легкое головокружение. Нужно приготовить какой-нибудь еды, вчерашний торт был последним, что я ела — не считая двух бокалов огневиски. При мысли об алкоголе меня начинает мутить. Поднявшись на нужный этаж, торможу, с сомнением разглядывая дверь снейповой квартиры — снимает ли он ее до сих пор? Сказал, что снова уедет, значит, квартира ему не нужна. Где он сейчас, чем закончился конфликт с Лиамом? Может, послать ему Патронуса? Нет, что я ему скажу… Я до сих пор не знаю, что ответить на его предложение поехать с ним. Говорить о таком в лоб, с наскока — не ждет же он, будто я запросто на все соглашусь? Иногда мне кажется, Снейп совсем, ну вот ни капли не понимает людей, что ими движет, какие эмоции они испытывают в определенные моменты жизни. Он видит проблему — и видит самое оптимальное решение, а все, что кроме, не имеет для него никакого значения. Тихий звук за спиной отрывает меня от созерцания двери, звук настолько знакомый, что я напрягаюсь еще до того, как обернуться — а оборачиваюсь я резко и сразу. Потому что это звук шелестящей по лестнице мантии, да не просто мантии, а из материи настолько дорогой, что за одну такую тряпку можно было бы купить весь этот дом. В паре шагов от меня, на верхней ступени грязной, потрескавшейся лестницы, посреди зашмыганного и местами покрытого граффити подъезда, весь такой из себя сиятельный и величественный, будто снизошедший из сказки до этого убогого мира, стоит Люциус Малфой. Счастливый папаша, мать его.