Exodus L.B.

Гермиона Грейнджер — Отдел Тайн. Прохладный женский голос эхом отдается от черных стен круглой комнаты; за спиной закрывается дверь, отрезая меня от освещенного коридора, и я остаюсь одна в полной тишине. Приглушенное голубоватое пламя свечей отражается в гладком полу черного мрамора, и кажется, будто вокруг меня плещутся волны. Когда-то мне уже приходилось бывать здесь. Всего однажды, на пятом курсе, при обстоятельствах, которые хотелось бы забыть. Странно, но за несколько лет работы в Министерстве я никогда сюда не спускалась. С невыразимцами мы общались посредством записок, либо те сами приходили к нам, всегда в самый нужный момент, словно и у них среди ОВМ были уши. В тот, прошлый, раз, когда мы сражались с Упивающимися и разгромили Зал пророчеств, мне было немного не до того, чтобы разглядывать обстановку. Сегодняшняя экскурсия обещает быть куда как обстоятельнее. — Добрый вечер, Гермиона. Неизвестный выходит ко мне будто бы прямо из сплошной стены: мгновение назад напротив была лишь чернота, в которой, если приглядеться, можно разглядеть очертания дверей без ручек, а в следующее передо мной уже вырастает его фигура. Он выше меня на пару дюймов, но это все, что я могу сказать о его наружности — лица Неизвестного по-прежнему нельзя разглядеть. — Добрый вечер, — я делаю шаг к нему, и тут круглая комната начинает вращаться, сперва медленно, затем все быстрее. Голубые огоньки свечей на стенах сливаются в сплошные линии, я чувствую, как кружится голова, и пошатываюсь. На локте сразу сжимается крепкая ладонь: — Прошу прощения. Это мера предосторожности, срабатывающая на всех, кто не работает в отделе. Но вы это, должно быть, и так поняли. Когда-то моему работнику пришлось потрудиться, стирая ваши отметины с дверей. В его словах мне чудится насмешливый упрек, и я благодарю окружающий полумрак за то, что Неизвестный не разглядит мое покрасневшее лицо. Хотя все может быть — это его вотчина, он и во внешнем мире силен, а уж тут, должно быть, вовсе всемогущ. Комната перестает вращаться, и Неизвестный отпускает мой локоть. — Мне передали, что вы хотите встретиться со мной, — говорит он. — Какое-то срочное дело, я полагаю? — Мы не можем… пройти куда-то для разговора? Неизвестный оглядывается по сторонам, словно удивленный тем, что меня не устраивает обстановка. — Если вы настаиваете. Повинуясь взмаху его руки, открывается одна из дверей; не опуская ладони, Неизвестный делает приглашающий жест. Это уже знакомая мне длинная прямоугольная комната с низко свисающими золотыми люстрами на толстых цепях, хотя они далеко не первое, что привлекает здесь внимание. Ровно посередине стоит огромный аквариум с мутно-зеленой водой. В Хогвартсе примерно такой аквариум занимают гриндилоу, которых показывают школьникам на ЗОТИ, однако это же Отдел Тайн, здесь не водятся какие-то там обычные гриндилоу. В воде плавают самые настоящие человеческие мозги, и снова при виде них у меня к горлу подкатывает тошнотворный комок. — Я думала, мы пойдем в ваш кабинет. Неизвестный пожимает плечами и садится на вычурную софу, появившуюся из стены. При хорошем освещении смотреть на него гораздо труднее, в глаза будто песка насыпали. Он расслабленно закидывает руку на спинку — мне померещилось или на нем темный твидовый пиджак, без мантии? Чем дольше на него смотрю, тем меньше я в этом уверена. — У меня нет кабинета как такового, — мягко говорит он. — А здесь я люблю отдыхать время от времени. Сейчас мне как раз нужен отдых. Не обижайтесь, но не могли бы вы уже приступить к теме нашей встречи? Досадуя — больше, конечно, на себя, чем на него — я сажусь рядом. Неизвестный вел себя по-другому, когда подвозил меня до дома в день нашего знакомства, но тогда он сам был инициатором беседы, ведь ему кое-что было нужно. Подсознательно я ждала от него той же заинтересованности, вкрадчивости в обращении со мной — однако он и так пошел мне сегодня навстречу, согласившись выслушать. Не время капризничать, как обиженная кавалером девица. Я достаю из кармана предмет, который Неизвестный передал мне в тот день. Его лица не видно, но взгляд, цепкий, замечающий все, буквально царапает кожу ладони. — Вот оно что. Гермиона, неужели вы разгадали загадку «магоблока» и пришли поделиться этим со мной? — Не совсем, — сжав предмет в последний раз, я кладу его на сиденье между нами. — Мне требуется кое-что уточнить. Скажите, как именно вы его заполучили? — и прежде, чем он успевает отказать, сославшись на секретность, я быстро добавляю: — У меня действительно есть кое-какая мысль, нужно только подтвердить, верно ли мое предположение. Вы ведь должны были каким-то образом сбить с толку агентов, чтобы они ничего не поняли? Неизвестный молчит, и я почти вижу, как он хмурит брови, раздумывая, делиться ли со мной информацией. — Это не попало в отчеты, — наконец произносит он медленно. — В той совместной с СБ операции участвовал мистер Томпсон… и кое-кто из моих людей. Находясь на задании, они вошли в аномальную зону. Агенты этого не поняли, но время там текло иначе, нежели везде — как вам известно, «магоблоки» не влияют на окружение в таких местах. К тому же, магглы были дезориентированы сразу многими факторами: освещением, звуками, еще кое-чем, не поддающимся осмыслению нами, простыми смертными. Мы ждали чего-то такого, подходящего момента, поэтому были готовы действовать. Со стороны наблюдателям из СБ показалось, будто агенты пробыли в том месте секунд десять — но нам времени хватило сполна. — Вы не просто сняли «магоблоки», — говорю я с уверенностью. — Это было бы слишком подозрительно, вас бы обвинили в нападении. Вы заменили их. В наступившей гулкой тишине раздается отчетливый всплеск — это мозги вынырнули на поверхность и снова скрылись в воде. — Я не ошибся в вас, — слышно, что Неизвестный улыбается, хотя голос его отчего-то напряжен. — Вы действительно одна из умнейших ведьм Британии. Опускаю к полу смущенный взгляд. Мне не должна быть настолько приятна его похвала. — За то время, пока агенты блуждали по аномальной зоне, мы создали абсолютные копии снятых «магоблоков». Не иллюзии, не трансфигурированные формы — физически они ничем не отличались. — А чтобы они сохранили свойство останавливать магию, по крайней мере, первое время, до контакта с настоящими «магоблоками», вы их заколдовали. Что-то вроде сильного Фините Инкантатем, если я не ошибаюсь? — Именно так, — я моргаю, осознав, что пропустила момент, когда Неизвестный склонился чуть ближе ко мне. — Выйдя из зоны, агенты видели, что рядом с ними колдовство по-прежнему не действует. То же должны были отметить и сторонние наблюдатели от СБ. — А когда фальшивые приборы нейтрализовались настоящими, в их созданной колдовством функции уже не было необходимости, потому что никто бы сразу не понял, что они не работают. Мне лишь интересно, неужели в СБ ничего не поняли потом, когда фальшивки оказались далеко от оригиналов? Не говоря уже о том, какой опасности подверглись не подозревающие об этом агенты. — Видимо, нет, раз не сказали нам об этом. Думаю, они решили, что на «магоблоки» как-то повлияла аномальная зона. Сами понимаете, о таком дефекте нас бы специально не стали уведомлять. — Ясно. Неизвестный молчит выжидающе, и, собравшись с мыслями, я говорю: — Мне кажется, это тоже должна быть магия. «Магоблок». Магия наделила его этим свойством, так же как и ваши подделки. Каким бы невероятным ни было мое предположение, Неизвестный не крутит пальцем у виска и не смеется надо мной; он возражает мне предельно серьезно: — Нет. Это было первое, что я проверил. Лично. Никаких следов магии на предметах не осталось, а это должно было произойти, если бы их зачаровывали. Если бы кто-то проверил наши подделки, то обнаружил бы такие следы, пускай и тщательно замаскированные. Я вздыхаю, подавляя желание помассировать виски. — Понимаете… я не знаю ваш статус крови, возможно, вы по-другому смотрите на такие вещи… Но за те годы, что мне известно о существовании волшебного мира, я поняла: большую часть загадок и тайн можно объяснить магией. То есть, до того, как мне сказали, что я ведьма, я пыталась искать всему рациональное объяснение. Не всегда это можно было проверить и узнать наверняка, но мне удавалось придумать несколько вариантов, один из которых был более-менее правдоподобным. Однажды я видела, как прямо посреди дороги исчез автомобиль — знаете, как я это объяснила? Я убедила себя, что его на миг скрыл проезжающий мимо автобус, и в этот миг автомобиль ускорился и затерялся в потоке других машин. Уже потом, узнав о чудесах магии, я поняла, что обманывала себя: он был ярко-красного цвета и никак не мог затеряться, его должно было быть видно даже на расстоянии. Сейчас я все еще пытаюсь придумывать рациональные объяснения, но когда их нет, предпочитаю не обманываться и не подстраивать под них факты. Вы сами сказали мне когда-то: «магоблок» — это простая железка, без микросхем, излучения, без ничего. Никакая технология не способна сделать так, чтобы она блокировала магические импульсы. Значит, остается лишь сама магия. Неизвестный слушает меня, не перебивая. Хотелось бы думать, что он поражен моими словами, но льстить себе я не люблю. Он точно уже думал об этом, просто теперь что-то из моей длинной речи натолкнуло его на определенные мысли. — Магия… — почти шепчет он. — Настолько необычная, что я не смог этого понять и вмешаться. — Вмешаться? Отмерев, Неизвестный выпрямляется, но пока не встает с софы. — Если вы правы, Гермиона… если нам всем угрожает чужая магия, то это — поле именно моей деятельности. Я не мог вмешиваться в ход Взаимодействия с магглами, пока это был вопрос политики, подкрепленный с их стороны продвинутыми технологиями. Но когда под угрозой само существование колдовства по всей Британии — у меня, можно сказать, развязаны руки. Я непонимающе качаю головой: — Почему только сейчас? Будь это маггловской технологией, мы бы все равно были в опасности. Магглы нашли способ уничтожать нас, — меня передергивает от воспоминаний. Я видела фотографии. Неизвестный издает горький смешок: — Вступая в должность, я принес клятву. Никакой политики, только магическая угроза со стороны. Магическая, понимаете? Тот, кто придумывал клятву для главы Отдела Тайн много веков назад, даже подумать не мог, что нас загонят в угол какие-то магглы. Считалось, будет достаточно одного лишь Статута. Но вот магглы знают о нас, диктуют нам свои условия — а я все еще бессилен что-то предпринять. Теперь же, если ваше предположение подтвердится, мне будет разрешено задействовать все ресурсы. — Но только если оно подтвердится? — Разумеется. На это, вероятно, понадобится время. То, как Неизвестный говорит — с неохотой и в то же время пугающим предвкушением, так, будто сам боится дать себе волю — заставляет меня поежится. Идея прозвучала, я уже могу отправляться восвояси, но он не предлагает мне уйти. Может, просто забыл о моем присутствии? — Признаюсь, — говорит он вдруг, — за более чем тридцать лет я уже и не думал, что когда-нибудь обрету такие полномочия. Министерство полностью перейдет под мое управление. Мне понадобится толковый помощник. — Тридцать лет? — переспрашиваю, еще не до конца осознав смысл его последней фразы. — Вы были Неизвестным более тридцати лет? Значит, вы застали… — Волдеморта, да, — с каким-то мрачным весельем подтверждает Неизвестный. — Теперь вы можете оценить, как неудобно быть мной. Видеть происходящее, иметь все возможности это остановить — и не иметь права, потому что трения между группками волшебников не выходят за рамки политики и не угрожают магии в целом. Вам еще предстоит с этим столкнуться, и не раз. Холодный пот прошибает меня, я подскакиваю с места, как ошпаренная. — Вы хотите?.. — Да, — Неизвестный тоже встает, поправляет одежду. — Я готов назвать вас своей преемницей, Гермиона Грейнджер. — Н-но… — руки мои сами по себе обхватывают плечи. — Это слишком… Почему?! Я еще даже не стала невыразимцем… Я не готова! — Никто не может быть готов, — спокойно возражает Неизвестный. — Это великая честь, но и великая ответственность. А что касается вашего опыта работы в Отделе Тайн — когда придет время, я подготовлю вас. Вам совершенно не обязательно сперва становиться невыразимцем, я бы предпочел, чтобы вы пока сохранили должность в ОВМ. Если наши опасения подтвердятся и Министерство перейдет в режим чрезвычайной ситуации под моим началом, тогда вы займете место моего первого помощника. — Я смогу увидеть ваше лицо? — вырывается у меня прежде, чем успеваю подумать. Неизвестный замолкает, а потом смеется удивленно: — Вам только что предложили занять в будущем пост того, кто оберегает все секреты магии, а вы хотите лишь увидеть лицо одного старика? — Вы не похожи на старика. То есть, ваш голос, то, как вы говорите… — это правда трудно объяснить, но мне отчего-то казалось, что Неизвестный не старше пятидесяти лет. Конечно, если рассуждать здраво, это был бы слишком молодой возраст для такой значимой должности. По его словам, он руководит Отделом Тайн более тридцати лет, и вряд ли его назначили в двадцать. — Мое положение дает определенные преимущества. Мне даже не нужно экспериментировать с зельями или чарами, чтобы сохранять физиологическую молодость. С молодостью души все, увы, гораздо сложнее. Это оборотная сторона медали, дорогая Гермиона, и прежде чем принять решение, вы должны узнать о ней. Кажется, я понимаю, о чем он говорит. — Вы имеете в виду необходимость разорвать все связи? Уйти в тень? — Не совсем. Хотя и это, в некоторой степени, тоже. Понимаете ли, вам не обязательно переставать быть Гермионой Грейнджер, чтобы стать Неизвестным. Вы можете вести двойную жизнь, отдел обеспечит для этого все необходимое, любое прикрытие. Я качаю головой: — Вы говорите о том, чтобы скрывать все от своих близких. Это… тяжело. Снова чувствую на себе цепкий пристальный взгляд: — Я бы не выбрал вас, если бы не считал, что в вашем случае это не проблема. Когда-то вы приняли одно очень непростое, однако верное решение, и пускай оно отдалило вас от ваших родственников, в глубине души вы все еще считаете, что были правы. Знала же, что мне припомнят то, как я стерла память своим родителям. — Помимо этого, — продолжает Неизвестный, — как мне показалось, вас не очень интересуют слишком уж близкие социальные связи. Ненавязчивая дружба с мисс Браун, страстный роман с мистером Малфоем — ничто из этого уже сейчас бы не помешало вам скрытно руководить Отделом Тайн. А ведь пройдут годы, прежде чем вы займете мое место. Поверьте, вы успеете осознать, что большего вам и не требуется. Магия, загадки, возможность оберегать всю страну и ее будущее — вот, что действительно важно. Простите, если я говорю чересчур откровенно, думаю, с вами я могу себе это позволить. Откровенно — еще мягко сказано. Я уже какое время, пока он говорит, стою, не зная, куда себя деть от смущения. Не только из-за упоминания Драко, «страстный роман» с которым выгорел до пепла, но из-за того, что в словах Неизвестного есть резон. Я почти вздохнула с облегчением, когда Драко сам сказал, что все кончено. Какая-то часть меня рвалась от боли и обиды, и все-таки это было правильно. Неприятно признавать, однако похоже, я боюсь привязываться слишком уж сильно. Все еще обнимая себя за плечи, я отхожу к аквариуму. — Чьи они? — спрашиваю рассеянно, глядя на плавающие в зеленой воде мозги. — Предыдущих Неизвестных. Я поворачиваюсь так резко, что чуть не задеваю плечом стеклянный резервуар. Глава Отдела Тайн смеется: — Простите! Не смог удержаться — очень уж у вас был печальный вид. Эти… существа, так будет вернее всего их назвать — они когда-то и правда были людьми, но очень и очень давно. Сейчас они помогают мне в моей работе. — Как? — Хм-м, скажем так: они помогают мне видеть связи. Между людьми, предметами, явлениями. Это не совсем предвидение, скорее похоже на метафизические линии, проложенные через все вокруг. Благодаря им я когда-то и заметил вас. Я знал, что вы вернетесь в Отдел Тайн, Гермиона. Я также знал, что ваши пути с мистером Малфоем непременно разойдутся — еще когда подвозил вас до дома. — Чтобы понять это, необязательно было спрашивать у плавающих мозгов, — отзываюсь я резко. — А что-нибудь по-настоящему важное они вам показать могут? Неизвестный медленно подходит ближе, кладет ладонь на стенку аквариума — не так, как если бы собирался прибегнуть к какой-то магии, по крайней мере, мне так не кажется. Он просто дотрагивается. — Забавно, что вы спрашиваете. За все то время, что я прибегал к их подсказкам, мне нередко удавалось извлечь определенную выгоду. Не для себя лично, разумеется: Отдел Тайн заполучал лучших сотрудников, успевал предотвратить довольно крупные магические катастрофы, изымал значимые артефакты. Связи довольно путанны, не всегда получается в них разобраться, так что я чаще все-таки полагаюсь на собственные знания и опыт. Но кое-что… кое-что по-настоящему важное они показали мне лишь относительно недавно. То, что, без преувеличения, может спасти нас всех от нависшей угрозы. Я подаюсь вперед: — И… что же это? — Вы уверены, что хотите знать? Это не касается лично вас напрямую, но вам может быть трудно воспринять такую информацию о тех, с кем вы довольно близко общаетесь. — Вы боитесь, как бы я не проболталась? — Вовсе нет, — кажется, Неизвестный слегка улыбается. — Но речь пойдет о мисс Браун, а вам, насколько я знаю, небезразлична ее судьба. — Браун?! — выдыхаю ошеломленно. — Нас спасет Браун? — Я расскажу вам, и пускай это будет первым нашим уроком. Можно совершить много ошибок, обретая такую власть, как у меня... Вам это будет полезно узнать. Не нравится мне такое предисловие, но, похоже, урок и правда стоит того, чтобы его выслушать. — Я заинтересовался мисс Браун после известного вам происшествия с Безликими. У Отдела Тайн был там свой интерес — мистер Малфой должен был вам это рассказывать, ведь он платил тем, кто следил за нами. Я просто киваю. — Поначалу мне не удалось распутать все нити, что оплетали ее. У этой юной ведьмы весьма интересная семейная история, не стану сейчас посвящать вас во все детали. Еще до рождения она была связана с самой Сан-Лимой, той, с кем даже я предпочел бы не сталкиваться. Я лишь немного подтолкнул мисс Браун в ее сторону — и поразился результату. Она победила Сан-Лиму и обрела такие силы, о которых сама до сих пор в полной мере не знает. Но не силы были главным, а то, кто находился с ней рядом. — Люциус Малфой? — Так я сперва решил. Я увидел, как крепка связь между ними и как эта связь протягивается в будущее. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что там, в будущем, она окажется ключом к нашему спасению. — Связь… связь, то, что нас спасет — это их ребенок? — И да, и нет. Позвольте мне закончить, тогда вы все поймете... В то же время, связь мисс Браун с другим мужчиной была крепка не в меньшей степени, но к решению важнейшей задачи она никак не относилась. Я счел, что мисс Браун предназначена другому, и сделал все от меня зависящее, чтобы разорвать ее зарождающиеся отношения с мистером Снейпом. До меня кое-что начинает доходить. Браун и Снейп, который сейчас ее охраняет по просьбе Драко. Эти их взгляды, взаимные острые тычки — как я сразу не догадалась, что за всем этим кроется. Трудно представить их вместе — со Снейпом мне вообще трудно кого-либо представить — но это не значит, что я одобряю вмешательство Неизвестного. Моя неприязнь, видимо, отражается на лице, потому что он спрашивает: — Вы осуждаете меня? Поверьте, я и сам осознал свою ошибку, хоть и не так, как вы думаете. Снейп не должен был занимать ум и сердце мисс Браун, потому как не мог дать ей кое-что очень важное. Я отсек его, словно лишний элемент, а потом отсек еще один. Другой человек, с кем, вероятно, мисс Браун могла быть счастлива. Я отдал ее Малфою на блюдечке. И все только для того, чтобы в день его смерти мне открылось, каким я был глупцом. Он резко выдыхает и отталкивается от аквариума. — Не в Малфое было дело. Тот, другой мужчина, тоже мог дать ей ребенка. Не важно, чей бы он был, важно лишь, на что Лаванда будет готова ради него пойти. Вы знаете ее, знаете, что ради тех, кто ей дорог, она дерется до последнего — и в не столь далеком будущем от этого ее стремления будут зависеть наши жизни. Мое первое вмешательство сделало это возможным, и я не жалею о нем, однако второе… второе лишь напрасно разбило не одно сердце. — Вы близко знаете его, — говорю я негромко. Неизвестный поворачивается ко мне. — Другой мужчина. Вы знаете его и хорошо к нему относитесь. И жалеете о том, что вмешались. — Да. Можно и так сказать. Так что ответите, Гермиона, считаете ли вы меня жестоким самодуром? Вероятно, глупость с моей стороны говорить такое сильнейшему магу страны, однако я без промедления отвечаю: — Конечно. Я верю вам, если вы говорите, что какие-то мозги в аквариуме способны видеть вероятности будущего, но вот следовать их подсказкам, разрушая без всякой надобности чужие судьбы… этого я принять и понять не могу. Все это слишком, — я неопределенно машу рукой, — слишком самоуверенно. Вы не вправе были принимать такие решения. Тем более… вы сами сказали, что Лаванда несется очертя голову спасать мир ради тех, кто ей небезразличен — с чего вы вообще взяли, что она сделает это только ради своего ребенка? Есть много тех, кого она любит, и если бы Снейп… — О, вот именно в этом, боюсь, вы меня не переубедите, — говорит Неизвестный. — Есть предел человеческой выдержке, когда мы сталкиваемся с неимоверными испытаниями, даже самый сильный духом может сдаться. Но только не когда речь идет о родителе, всем своим существом любящем дитя, которое произвел на свет. Эта любовь разорвет на части, но не позволит отступить. К сожалению или к счастью, мне довелось узнать, на что можно пойти ради своего ребенка, и я не жду от Лаванды меньшего. Слушая Неизвестного, то, с какой печалью звучит его голос, я чувствую, как утихает мой гнев. — У вас есть ребенок? — Был. Сын. Мы с его матерью расстались до его рождения. Она была магглой и ничего не знала о нашем мире. Мальчика воспитывал другой мужчина, а потом ему пришло письмо из Хогвартса. Я наблюдал за его успехами — скрытно, разумеется, потому что уже руководил Отделом Тайн. Сперва я делал это просто из любопытства, потом начал испытывать за него настоящую гордость. Он был не просто моей точной копией внешне, он пошел по моим стопам. Мой сын, как и я когда-то, стал аврором, одним из лучших на курсе, — я слышу, как Неизвестный улыбается. — Мы даже работали вместе несколько раз. Я выдавал себя за обычного невыразимца, немолодого, по возрасту подходящего для того, чтобы относиться к нему по-отечески, давать советы, наставлять по работе. Мое единственное утешение состоит в том, что я успел стать своему сыну хорошим другом, пускай он и не знал всей правды. Затем… мы отправились на очередное задание. Далеко от Британии, на другой конец света. Он не был обязан соглашаться, на это дело набирали только добровольцев. Но он узнал, что я отправляюсь, и тоже попросился в группу. Я уже вполне доверял его навыкам бойца, да и, что таить, мне нравилось работать плечом к плечу со своим сыном. Это создавало видимость какого-то… единения. Но мое желание быть рядом с ним сыграло против меня же. Мы попали в ловушку… Рябь пробегает по скрытому магией лицу — я могу смотреть только куда-то на уровне подбородка, иначе начинают болеть глаза — и на мгновение мне кажется, что чары Неизвестного вот-вот спадут, но он берет себя в руки и продолжает: — От меня зависел успех операции. Бойцы гибли один за другим, прикрывая меня в попытке дать время, чтобы я выполнил свою часть работы. В какой-то момент нас осталось двое, и я бросил все, пренебрег столькими жертвами, пренебрег всей миссией, своим долгом как Неизвестного, только чтобы спасти сына. Но он свой долг выполнил до конца. Он отгородил меня от опасности, а сам кинулся ей навстречу. Он был очень храбрым, мой мальчик. Я кладу ладонь на руку Неизвестного, и снова, как в первую нашу встречу, меня будто ударяет слабым разрядом тока. Он опускает голову, видимо, глядя на наши соприкасающиеся руки, и продолжает говорить: — Не надо жалеть меня, Гермиона. Даже из той ситуации я извлек определенную выгоду. Моя ярость при виде мертвого сына дала мне сил, она смела все в округе, оставив пустыню шириной в мили. Я вернулся домой, едва не провалив, но все-таки выполнив миссию, вот только сделал это не под своим обличьем. Я занял его место, потому что мне как раз требовалась новая личность. Это было нетрудно — у него не было семьи или тех, с кем бы он тесно общался. Даже сейчас я появляюсь на публике, изображая своего сына. Что скажете на это? Станете… и дальше держать меня за руку? Я отпускаю его. — Вы ужасно поступили с Лавандой. И можно только догадываться, сколько еще подобных поступков вы совершили. Но я не вижу ничего ужасного в вашем желании занять место своего сына. Говорите что угодно о своей выгоде, но вы просто хотели, чтобы он жил, хотя бы в глазах других. Я едва могу расслышать глухой ответ, пришедший после долгой паузы: — Это ненормально. — Может, и так, — соглашаюсь я. — Но это, в отличие от всего остального, можно понять. Обладание столь огромной властью не прошло для вас бесследно, вы манипулятор и довольно жестокий человек. Однако вы не чудовище. — Только при условии, что я не солгал вам, выдумав душераздирающую историю, чтобы расположить к себе. — Вы не солгали, — говорю уверенно. Я и правда в этом не сомневаюсь. По лицу Неизвестного снова пробегает рябь. Он говорит странным голосом: — Мне хочется, чтобы вы посмотрели на меня. Я не ослышалась? — Что вы имеете в виду? — Если вы согласитесь, я сниму чары и вы увидите меня, мое настоящее лицо. Только потом мне придется стереть вам память. Вы еще не готовы знать такое. Внутри меня все вопит об опасности этой затеи. Стирание памяти — довольно травматичная процедура и грозит непредвиденными осложнениями, даже когда ее проводит специалист. Вся шутка в том, что я не могу знать наверняка, не проделывали уже со мной такое раньше, а несколько Обливиэйтов за короткий промежуток времени сильно увеличивают риск. И все же… — Да. Я согласна. Хоть я и не стремилась вложить в свой ответ какой-то второй смысл, он звучит весомо и едва ли не торжественно — так, словно я не просто соглашаюсь увидеть его лицо, но соглашаюсь с его предложением когда-нибудь взять под свое руководство Отдел Тайн. Повлияла ли эта непростая должность на стоящего передо мной человека? Стал ли он тем, кем сейчас является, в результате многих лет колоссальной ответственности? Определенно. Неизвестный смотрит на меня блестящими темными глазами, зеленые блики от аквариума пляшут по его лицу. Я смотрю на него, так похожего на собственного сына, и понимаю, что когда-нибудь могу занять его место. Во всех смыслах.