Exodus L.B.

      Дин Томас       Если я останусь в этой комнате еще хоть на десять минут, точно сойду с ума.       Стены ее серого цвета, они не бетонные и не металлические — это какой-то прочный пластик, судя по звуку. Нет, я не молотил по нему кулаками, руки мои скованы за спиной, но в какой-то момент я просто начал биться о него с разбега раз, другой, третий. Это, разумеется, ни к чему не привело. Я заперт в пластмассовом ящике, как в коробке из-под детского завтрака.       Ни окон, ни камер здесь тоже нет. То есть, разумеется, камеры должны где-то быть, я уверен, что за мной следят. Их просто не видно, как и двери, через которую меня внесли, пока я был в отключке. Так что я просто проснулся здесь, в полной тишине, изредка прерываемой каким-то отдаленным гулом, и с полным осознанием того дерьмища, которое с нами произошло.       Последнее, что я видел — рушащиеся стены магазина… и Джинни, которая, вскрикнув, упала вниз, на каменные обломки. Ее подстрелили за мгновение до того, как попали в меня.       Я выл и рычал от отчаяния несколько часов, кидаясь на пластиковые стены, выворачивая скованные за спиной руки, прежде чем начал соображать. Плечо болело — и болит до сих пор просто чертовски — однако это не похоже на боль от огнестрела. Я-то теперь знаю, опыт имеется. Нет, они выстрелили чем-то, что заставило меня тут же отрубиться — так может, это было какое-то снотворное? Если задуматься, на Косой Аллее я слышал выстрелы, но не видел ни одного раненого мага, только тех, кто лежал на земле без сознания. Может, Джинни тоже где-то рядом, пришла в себя в похожем пластиковом коробе и сходит с ума от неопределенности? Мне необходимо в это верить. Потому что другой веры у меня не осталось.       Это конец. Хотелось бы думать, что кому-то удалось спастись, но холодная логика подсказывает: нападение на магический мир должно было произойти сразу по всем направлениям. У магглов хватает для этого и людей, и ресурсов. Они не могли оставить нам времени, чтобы сгруппироваться и ответить. Да и как бы мы могли?.. Разве что совместными усилиями сжечь дотла весь Лондон, или похоронить его под землей, или навлечь шторм, затопив его целиком — что-то из этого гарантировало бы уничтожение проклятой СБ, однако оставило после себя руины и горы невинных жертв. Кому-то из магов такая мысль обязательно придет в голову, остается надеяться, что им не хватит на это сил. В пылу праведной мести они похоронят нас всех.       Я резко оборачиваюсь, когда справа раздается тихий звук — зашипев, словно змея, в стене проступает дверь, после чего отъезжает в сторону, открывая проход.       Агент Хаузен входит в пластмассовую камеру и, оглядев меня, говорит подчиненным за своей спиной:       — Освободите ему руки. Мистер Томас будет вести себя разумно.       — Только если скажете, что с Джинни, — быстро выговариваю я. — Девушка, которая была со мной во время нападения.       Хаузен кивает, и один из магглов снимает с меня наручники. Тоже пластмассовые, как оказалось.       Еще двое все это время держат меня под прицелом. Где-то в швах арестантской робы, которую на меня нацепили, должен быть магоблок, колдовать я бы не смог, даже если бы в полной мере владел беспалочковой магией. Значит, мои бойцовские навыки воспринимают всерьез.       Но только не Хаузен, скрутивший меня еще на Косой Аллее. Если охранники смотрят настороженно, то его, кажется, вообще мало что волнует. Размяв затекшие кисти рук, я делаю шаг в его сторону — но Хаузен не поводит и бровью. Глаза его под тяжелыми веками пусты и безразличны, лицо застыло маской.       — Благополучие мисс Уизли — именно тот вопрос, который я пришел с вами обсудить, — говорит он. — Она цела, и вы можете ее увидеть, если захотите. Однако после вам нужно будет кое-что сделать для нас.       Внутри все холодеет. Я не из тех, кто продаст своих людей ради спасения собственного зада, но Джинни… если с ней что-то сделают на моих глазах…       Я даже знаю, что Хаузен спросит у меня. Ему нужен Хогвартс. Магглы знают о его существовании, знают наверняка, что именно к нему все потянутся, когда идти больше будет некуда.       Я должен буду провести туда СБ.       Уже раскрыв рот, чтобы сказать «нет», я останавливаю себя. Возможно, зря. Возможно, мне не стоит даже видеть Джинни, испытывая на прочность свою силу воли, а стоит кинуться на вооруженных магглов, чтобы вызвать огонь и умереть здесь и сейчас.       Но проблема в том, что я должен ее увидеть. Хотя бы еще раз.       — Отведите меня к ней, — говорю.       Мы уже были готовы погибнуть вместе. Просто еще один шанс.       Хаузен кивает охранникам, и те отступают к двери, давая пройти. Когда мы покидаем камеру, они идут следом.       Снаружи находится коридор, узкий и с низким потолком, тоже без окон. Стена напротив той, за которой находилась моя камера, совершенно обычная, не пластиковая. Почему-то складывается впечатление, что мы под землей, но объяснить свою догадку я бы не смог.       Хаузен идет неспешно по коридору, показывая путь, и, едва оглядевшись по сторонам, я направляюсь за ним. По левую руку тянется серый пластик, в котором с первого взгляда не различить дверей — но мне и так понятно, что моя камера была не единственной.       Не останавливаясь, Хаузен бросает:       — Это одиночные. Для таких, как вы, мистер Томас. Тех, кто может представлять опасность. Все остальные сидят в помещениях по десять-пятнадцать человек. Мужчины отдельно, женщины отдельно. Все дети — с матерями.       Я не спрашиваю, зачем он мне это рассказывает, потому что и так догадываюсь. Хочет расположить к себе, показав, что СБ гуманно относится к пленным. Как будто после захвата и грядущего истребления целого народа может идти речь о какой-то гуманности.       Однако одно мне все же непонятно. Что они собираются делать со всеми задержанными?       Без всякого предупреждения Хаузен останавливается. Рядом — такой же, на первый взгляд ровный, участок серой стены. Однако спустя пару мгновений в ней выделяется прямоугольник — не двери, а окна примерно фут шириной.       Сквозь него я вижу Джинни.       Из горла непроизвольно вырывается какой-то звук — настолько меня шокирует зрелище ее огненных волос среди этой обезличенной пластмассовой серости, настолько ранит вид ее бледного прекрасного лица. Я подаюсь вперед, и откуда-то словно бы издалека раздается голос Хаузена:       — Она не видит вас и не слышит.       — Что с ней? — выдавливаю, пытаясь разглядеть хоть малейший признак того, что Джинни была ранена. Она просто сидит на полу, склонив голову, не кричит и не пытается пробить стены, как я до этого — а ведь моя детка не отличается смирным нравом.       — Мисс Уизли в полном порядке, уверяю. Она пришла в себя раньше вас и уже успела пройти все стадии гнева и неприятия. Помогите нам, и сможете зайти к ней, показав, что живы и здоровы… пока ее силы не восстановились, а в голову не пришли опрометчивые мысли.       Те же мысли, что были у меня. О правильной, рассчитанной смерти, которая лучше боли и неизвестности. Нет, Джинни не должна умереть, думая, что я погиб на Косой Аллее.       Однако все это не имеет смысла, если меня попросят раскрыть местонахождение Хогвартса. Есть вещи пострашнее смерти или пыток.       С трудом заставив себя отвернуться от проема, я смотрю на Хаузена:       — У меня нет информации, которая могла бы вам…       — Меня не интересует информация, — перебивает он. — Нужны только вы сами, мистер Томас. Вы сами и ваше желание помочь нам.       Окно в стене закрывается, пряча от меня Джинни.       — Я не понимаю.       — Пойдемте.       Хаузен ведет меня дальше по коридору, пока тот не приводит к арке, после которой стены становятся шире, а потолок — выше. Серого пластика слева больше нет, его заменяет прозрачное стекло. На секунду сердце ухает куда-то вниз, потому что стекло — это куб с огнем, это казнь, однако потом я вижу, что внутри ходят магглы в белых халатах, а на столах, похожих на операционные, сидят… маги?       Я потрясенно разглядываю эту больничную палату прямо по соседству с камерами, а затем нахожу в себе силы спросить:       — Что здесь происходит?       — Лечение, — говорит Хаузен. — Все эти люди больны, и мы помогаем им.       — Больны? — эхом повторяю я. — Они — маги.       — Да. Волшебники не страдают от тех же болезней, что и магглы, однако есть такие недуги, которые, убивая магглов, заставляют магов испытывать ни с чем не сравнимые страдания. Страдания от потери собственной личности, от угрозы смерти для всех окружающих, даже самых близких, от необходимости становиться изгоями.       Я замечаю на одной из кушеток мужчину с копной взлохмаченных волос и кустистыми бровями, из-под которых он настороженно следит за действиями окружающих его врачей. Его руки и даже пальцы покрыты густыми волосами, похожими на шерсть.       — Оборотни, — говорю я. — Вы пытаетесь лечить оборотней?       Хаузен кивает. Яркий свет ламп отражается в его черных глазах, впервые заставляя их выглядеть хоть сколько-нибудь живыми.       — Не просто пытаемся, мистер Томас. Мы исцеляем их, с их же согласия. Полнолуние, которое наступит через три дня, покажет настоящий эффект от нашего лечения, однако уже сейчас все они говорят, что не чувствуют просыпающегося зверя. Больше никакой опасности для окружающих, никаких страданий от болезненного превращения. Все они — обычные люди.       — Но… как? Вирус ликантропии неистребим.       — Мы и не пытаемся его истребить. Только купировать источник его силы.       Я смотрю на блеснувший в руках одного из врачей скальпель…       … и до меня доходит прежде, чем на шее оборотня делают первый надрез.       Надо было позволить себе блевануть от ужаса Хаузену на ботинки. Однако, сглотнув горечь во рту, я медленно произношу:       — Хоть кто-нибудь из ваших подопытных кроликов знает, что «магоблок» будет питаться их жизненной силой? На себя-то вы навешиваете эту дрянь лишь на время и можете снять в любой момент, а им вживляете прямо в тело.       Хаузен переводит взгляд на меня.       — Это неизбежная жертва.       — Это калечащая операция! Сколько они проживут после нее?!       — Достаточно долго. По предварительным оценкам, продолжительность жизни магов с вживленными «магоблоками» сравняется с жизнью обычных магглов. Равенство, мистер Томас. Мы ведь все этого хотели, не так ли?       Я поднимаю голову, стараясь дышать медленнее. Нет, меня все-таки сейчас стошнит. Не от вида скальпеля и крови, а от осознания участи, которую нам уготовила СБ и агент Хаузен.       Он изучает меня взглядом, как пришпиленную булавкой бабочку. Со спокойным ожиданием, когда я уже перестану трепыхаться и позволю совершить с собой все, что ему нужно.       Совсем как эти оборотни там, за стеклом. Никто из них не выглядит напуганным перспективой навсегда остаться без магии. Лишь немного недоверчивыми.       Будто прочитав мои мысли, Хаузен произносит:       — Мы отпустим этих людей, как только убедимся, что они более не представляют угрозы.       — Отпустите?       Я даже не стараюсь скрыть подозрение.       Хаузен поводит плечами:       — Новое поселение ничем не отличается от старого, в котором их заставляло жить ваше Министерство. В некотором смысле оно даже лучше. Новые дома, больница, школа. Никакой антисанитарии… и абсолютный порядок. Мы позаботимся об этом.       — Новая резервация вместо старой. Вы всех магов туда хотите затолкать вместе с ними? Веря, что никто из оборотней не дурит вас и не вытащит из себя имплант при первой же возможности? Не будет там никакого порядка, агент Хаузен, — голос подводит меня, стоит лишь представить все это. — Вы лишь отложите наше истребление и потеряете еще часть своих людей. Зачем вам такая морока? Почему не поубивать всех нас сразу?       Я спрашиваю и понимаю, что, вероятно, не хочу знать ответа на этот вопрос. «Почему».       Внезапно Хаузен вздыхает, глядя в сторону. Я невольно опускаю взгляд на приоткрывшуюся полу его пиджака, под которой виднеется пистолет. Что, если прямо сейчас…       — Это не наказание, как вы могли бы подумать, — он отступает от меня на шаг. Неужели просек мое намерение? Нет, не похоже. — И не жестокость. Это шанс для всех. Резервация, как вы это назвали — всего лишь временная мера. Как и особый надзор. Вирус ликантропии среди магического населения Великобритании исчезнет уже в следующем поколении, по самым пессимистичным прогнозам — через одно. Некому будет заражать новых носителей, понимаете?       — Но магия — не вирус, — возражаю я. — Она вернется, даже если вы зашьете «магоблоки» в каждого волшебника на Островах. Маги будут рождаться в маггловских семьях, где на протяжении десяти поколений не было волшебников. Это давно изученный вопрос, мы…       — Мне известно об этом исследовании, — отрезает Хаузен.       — Вы же не собираетесь имплантировать эти штуки в каждого человека в стране…       Он смотрит на меня, и я жалею, что спросил.       — Равенство, мистер Томас. Как если бы мы были созданы одинаковыми.       — Но мы не одинаковы! — выкрикиваю я злобно. — И вы долбанный псих, если хотите обратного! Вам никогда не понять, чего вы хотите нас лишить, это же все равно… все равно, что…       — Что отрезать руку? — почти вежливо подсказывает мне Хаузен, и я хочу его ударить по равнодушному лицу, но знаю, что он этого не допустит. — Или ногу? Или голову? Вы сильно преувеличиваете. Магия — это такая же болезнь, как и ликантропия, и то, что вы к ней привыкли, подобно этим оборотням, еще не означает, что вы не сможете без нее существовать. Сможете, и принесете этим намного больше пользы миру, чем приносите сейчас. Сделаете его лучше, безопаснее. А что касается моего непонимания…       Он поднимает руку к шее, слегка поворачивая голову, и отодвигает воротник рубашки, чтобы я мог увидеть под ним красноватый, неровно зарубцевавшийся шрам.       — Я лучше многих понимаю, какое это благо.       Не знаю, сколько длится мое молчание.       Хаузен дает мне столько времени, сколько требуется, чтобы осознать.       — Зачем вам я? — спрашиваю в итоге. — У вас масса… добровольцев.       Он поправляет воротник и галстук.       — Энергия оборотней несколько отличается от энергии простого волшебника. Вы сильны физически и по уровню магии. Мистер Томас, вы станете первопроходцем — можете собой гордиться.       Мне сложно сдержать гримасу, и Хаузен добавляет:       — Поймите правильно: ваше согласие желательно, но не столь необходимо. Мисс Уизли нам также подходит. Дайте нам сделать свое дело, и сможете находиться с ней в одной камере.       Голова идет кругом. Я закрываю глаза. Джинни ни за что не позволит сделать с собой такое. Да она скорее умрет.       — Как долго?       — Мы отпустим всех, кто пройдет через операцию. После нескольких дней врачебного наблюдения, разумеется.       — Вы ведь знаете, что мы попытаемся вытащить эти штуки при первой же возможности.       — Очень любезно с вашей стороны об этом предупредить.       Киваю. Смотрю на опустевшую операционную за стеклом — вернее, ушли из нее только «пациенты» и часть врачей. Один из них остался и смотрит вопросительно в нашу сторону. За последнюю минуту кто-то успел убрать все следы проведенного там магического кастрирования — если и была кровь, ее нигде не видно. Интересно, думаю я вдруг, кровь оборотней, которым успели вживить «магоблоки», все еще заразна? Жаль, пропустил момент, когда тут все стерилизовали — по обращению с медицинскими отходами много можно понять…       Трясу головой. Это не навсегда. Конечно же, это не навсегда. Это только, чтобы защитить Джинни.       Дверь передо мной открывается, и как во сне я делаю шаг вперед.       — Добрый день! — бодро приветствует меня врач. Так, словно я его давний и любимый пациент. — Сюда, пожалуйста.       Хаузена рядом больше нет. Когда он успел уйти? Даже не дождался моего согласия, которое так старательно из меня выбивал. И к лучшему. Не уверен, что смог бы сидеть тут под его пристальным мертвым взглядом.       — Сейчас я сделаю вам небольшой укол в область шеи. Это позволит в дальнейшем       избежать неприятных ощущений. Видите, даже не нужно вводить наркоз!       А ведь он гордится собой, этот врач. Может, так же, как и Хаузен, верит, что помогает нашему миру стать лучше.       Станет ли этот мир лучше без волшебника Дина Томаса?       — Вы готовы? Надрез...