Exodus L.B.

      Он все это время был рядом.       Не рассыпался сухим пеплом под тяжелыми форменными ботинками магглов, не реял над проточной водой, но ходил со мной по одной земле, дышал одним со мной воздухом.       Всевидящий не может ошибаться.       Так же, как я уверена в том, что в нескольких футах от меня стоит Гарри Поттер, я абсолютно не сомневаюсь: это на самом деле Снейп.       Он не смотрит на меня.       — Северус, — выдыхает Мордекай разочарованно, и от одного лишь звука его голоса Снейп напрягается, как взведенная пружина. — В глубине души я знал, что нам так просто от вас не отделаться.       Несмотря на обостренные до предела нервы, я почти не улавливаю это движение — то, как Снейп взмахивает палочкой. Лишь моргаю, когда совсем рядом вспыхивает отраженное заклятье, и эхо его прокатывается по всему этажу, сотрясая голые стены. Этот грохот словно разбивает сковавшую нас завесу потрясенной тишины, и откуда-то издалека снова доносятся звуки сражения. Уолш и его люди обещали принять весь огонь на себя, чтобы дать нам немного времени, и время это стремительно уходит.       Мордекай опускает руку с палочкой к бедру.       — Что, вот так сразу? Даже не поделитесь, как вам удалось избежать казни? Да еще настолько убедительно, чтобы заставить меня в нее поверить и упустить вас из виду, — какая-то злобная радость мерещится мне в его голосе, предвкушение драки и крови. — Ну же, расскажите — если не мне, то хотя бы Лаванде. Что скажешь, Лаванда? — Он склоняет ко мне голову. — Тебе интересно?       Наконец-то. Наконец я вижу эти глаза, и обжигающий взгляд их устремлен на меня. Налетевший порыв ветра подхватывает волосы Снейпа, и те падают на лицо, пряча его от меня, но глаза остаются открыты. Ни сожаления, ни раскаяния — пускай, мне их и не нужно. Просто я уже успела смириться, что никогда больше не увижу таких невозможно черных глаз.       Но что-то в них все-таки есть. Особенно когда взгляд поднимается на миг к моему лбу, с которого на него смотрит немигающее Око.       Я слышу свой голос:       — Пять. Семь. Девятнадцать. Восемьдесят девять. Видел ангела… в куске мрамора.       Мордекай рядом со мной хмыкает:       — Ну конечно. Агент Дилейни… Вы заложили в его разум команду подчиняться вам, которую активировала одна простая фраза. Как неосмотрительно с его стороны было довериться вам, даже зная о вашем прошлом... Впрочем, что взять с маггла. Вот только откуда вы знали, когда сдавались людям Хаузена, что фраза сработает даже под влиянием «магоблока»?       — Я не знал.       Всего три слова, сказанные этим голосом — и меня подбрасывает, вырывая из оцепенения. До скрипа стиснув зубы, я сжимаю кулаки, лишь каким-то чудом не заорав. Мордекай шевелит рукой, в которой нет палочки, словно желая успокаивающе дотронуться до меня.       — Рискованно, Северус, — говорит он. — Очень рискованно. Однако это сработало. Управляя агентом Дилейни, вы разыграли ту маленькую огненную сценку, точно зная: я буду за ней наблюдать. В момент «сожжения» на вас не было «магоблока», и огонь не причинил вам вреда, только скрыл от посторонних зрителей, позволив уйти незамеченным. Признаюсь, даже мне было сложно поверить, что вы можете быть настолько жестоки с Лавандой.       Мне правда хочется заорать. Хочется криком и матами объяснить этому уроду, что я испытала в момент, когда огонь захлестнул его, как я думала, навсегда. Когда представляла потом раз за разом, какую боль, какую агонию он ощутил, прежде чем задохнуться этим огнем. Когда винила себя в его гибели, когда сожалела обо всем, чему уже никогда не сбыться.       Но все, что мне удается себя выдавить, это жалкое:       — Твою ж мать, Снейп… Твою мать…       — Лаванда, — вступает до сих пор молчавший Гарри. — Профессор… Снейп был вынужден так поступить. Этот человек никогда бы не позволил ему уйти.       — «Этот человек»? — я смотрю на него, горько кривясь. — Что за…       — Полагаю, речь обо мне.        И снова я упускаю движение — каким-то образом Мордекай оказывается на шаг впереди, так что мне становится почти не видно его лица. Мерцающая рябь окутывает его фигуру, будто тысячи вспыхивающих и тут же гаснущих электрических разрядов. Чистая магия струится сквозь него, стирая все лишнее, и темные волосы на висках трогает седина, линия челюсти становится тверже, профиль — чуть более хищным. Я бы по-прежнему смогла узнать в этом человеке Мордекая, но Мордекая другого, из совершенно иного мира. Не старше, древнее — почему-то именно это слово первым приходит на ум.       Магия его смывает все барьеры. Он не просто показывает свой истинный облик. Он открывается Всевидящему — открывается мне. Больше ничто не стоит между нами. Я читаю его, как раскрытую книгу, просто глядя ему в спину.       Годы, десятки лет обмана… и бескрайнего, выматывающего одиночества. Самый одинокий человек из всех, и никакая магия не в состоянии этого исправить.       Потеря, настолько страшная, что почти убила его — после такой потери отказаться от меня было трудно, но не слишком. Нельзя без конца давать шанс любви и забывать во имя нее обо всем мире. Непозволительно. Для него этот путь закрыт — но не для меня. Вот во что он верит.       Я должна бы злиться на него — и не могу. На кого угодно злилась бы, проклинала за ложь, за лицемерие, жестокость, а его — не могу. Какая-то частица, доставшаяся мне, должно быть, от Сан-Лимы, чувствует родство с этой грандиозной силой и такой же грандиозной болью, с тьмой и горечью, которые живут в нем дольше, чем живу на свете я сама.       Чуть повернув голову, Мордекай одаривает меня благодарной полуулыбкой, после чего снова смотрит на Снейпа. Я тоже смотрю на него, и внимание привлекают уже не горящие ненавистью глаза, но сведенные напряжением плечи под черной мантией — настолько он близок к тому, чтобы напасть, с таким огромным трудом себя от этого удерживает.       — Мы не должны драться друг с другом, — встревоженно говорит Гарри; он тоже видит это напряжение, то, как близко Снейп стоит к краю. — Не сейчас, когда наши друзья в опасности. Лаванда, пожалуйста…       — Опасности? — уточняет Мордекай вежливым голосом. — Не вы ли в данный момент представляете наибольшую опасность? Северус скрылся от моего взгляда, чтобы провернуть это дело прямо у меня под носом, и нападение на Министерство магии ему весьма способствовало. Тем более, что он сам поместил эту вещь в мой Отдел Тайн.       Последняя фраза вызывает определенные воспоминания — о теплом летнем вечере, который мы со Снейпом провели в центре Мюнхена. Кажется, это было в другой жизни. В ней тоже были свои трудности, но сейчас, на отдалении, эта жизнь кажется безоблачной и легкой, как светлый сон.       — Что за вещь? — спрашиваю я у Снейпа. Мне почему-то важно, чтобы он ответил, заговорил со мной. Но отвечает мне Мордекай:       — Та, что тебе показал Всевидящий. Тонкий и длинный предмет, которым выстрелят в штаб СБ, чтобы сравнять все с землей, — он кивает Гарри. — Можете показать ей, ни к чему больше скрывать свои намерения.       Поттер слегка поворачивает сжатую ладонь, и что-то серебристо блестит в ней, вырастая в обе стороны, удлиняясь, наливаясь формой и голубым светом. Теперь это действительно похоже на то, что я в своих снах принимала за копье, то самое, раз за разом вонзающееся мне в сердце.       Я сразу узнаю эту вещь, хотя когда я видела ее последний раз, в темной заполненной водой пещере, она была гораздо больше и массивнее, а теперь длина ее не превышает и десяти футов.       — Вы ошибаетесь, — говорит Гарри, поднимая Иглу перед собой. — Мы не хотим уничтожить ею магглов и тем более магов. Она — единственный способ все исправить. Она и Прекрасный камень.       На миг повисает тишина.       — Вы знаете о камне, — тихо констатирует Мордекай. — Ну разумеется. На то и мифический артефакт, потерянный в веках, чтобы любой желающий о нем знал.       — Достаточно было не верить, что магглы способны самостоятельно создать вещь, мешающую нашей магии, и искать ответ, — презрительно произносит Снейп. Я опускаю взгляд на палочку в его побелевших пальцах.       Мордекай усмехается:       — Примерно так же рассуждала и Гермиона. Я же оказался слеп. Браво, Северус.       При упоминании Грейнджер Гарри едва заметно дергает головой, глаза его расширяются. Я понимаю, что Мордекай намеренно произнес ее имя.       — Так что же, — продолжает он, — это и есть ваш план? Пронзить Иглой, ключом в другие миры, Прекрасный камень, который создаст лучший из этих миров для каждого? Вам даже не нужно подходить близко к нему, достаточно хорошенько замахнуться и направить Иглу в нужную сторону.       — Разве это плохо? — спрашивает Гарри. — Счастье для каждого — плохо? Для всех, кто сейчас сражается, кто сидит за решеткой у СБ? Мы проигрываем войну, а кое-кто проиграл ее уже давно. Вы, я, профессор Снейп. Для нас это уже ни при каком раскладе не может закончиться хорошо. Разве так уж страшно проснуться в мире, где вас окружат любимые люди, а все зло забудется? Лаванда, — обращается он ко мне с надеждой. — Скажи мне ты: разве это — не то, чего можно желать сильнее всего?       И такая в этот миг наступает ясность…       Желать сильнее всего.       Вот, значит, к чему был тот сон о беседке в летнем саду Малфой-мэнора. Это может стать реальностью: Люциус, Снейп, дети — все рядом. Любимые люди, которые окружат меня. Мои родители будут живы. Лучший мир, какой я только могу пожелать, без войн и смертей — Прекрасный камень воплотит мою мечту в месте, куда меня перенесет Игла. Другое пространство, другое время — для меня одной. И для тысяч людей, которые живут без счастья.       Картина, вставшая перед внутренним взором, разбивается о холодный ясный голос Мордекая:       — Вы забываете об одном факте. О детях, которые не способны вообразить лучший мир. О младенцах, как дочь Лаванды. Когда Игла пронзит Прекрасный камень, произойдет взрыв, сравнимый с десятью ядерными — и на месте Британии, да и половины Европы, останется пустыня. Такова цена вашего счастья. Маги, магглы — все мы умрем, чтобы возродиться в ином месте — но только те, у кого достаточно сознания, кто может желать этого иного идеального места. Маленькая Айви Браун этого пока не может. Если вы претворите в жизнь свой замысел, она никогда не вырастет достаточно, чтобы научиться мечтать. Она просто умрет, и на этом все.       Взрыв, о котором говорит Мордекай — благодаря Всевидящему я буквально вижу его вдалеке, за спиной Гарри — море ослепительного изумрудного света, волна колоссальной энергии, сметающая все на своем пути. Ради лучшего мира нам всем придется пожертвовать своими жизнями. И Айви тоже, вот только для нее в конце не будет никакой награды за этот миг боли.       Возможно, для кого-то не было бы никакой разницы. Очнуться там, где дочь жива и всегда будет рядом — и забыть, что это всего лишь копия, созданная твоим собственным разумом. Но для меня она есть, есть эта разница.       — Нет, — выдыхаю я резко. — Она же… я не позволю.       — Разумеется, нет, — говорит Мордекай, и его тон… в нем столько умиротворения, что мне становится не по себе. Тон человека, который наконец-то обрел равновесие и понимание смысла всего происходящего.       «Есть предел человеческой выдержке, когда мы сталкиваемся с неимоверными испытаниями, даже самый сильный духом может сдаться. Но только не когда речь идет о родителе, всем своим существом любящем дитя, которое произвел на свет. Эта любовь разорвет на части, но не позволит отступить».       Я снова смотрю на Снейпа.       — Северус… она родилась в тот самый день. Ты же был рядом, когда я ее вынашивала. Ты помогал мне, ты сказал, чтобы я не называла ее тем именем, которое выбрала — для тебя имело значение, как ее будут звать. Северус…       Он угрюмо поджимает губы, но не отводит взгляда.       — Девочка очень похожа на мать, — замечает Мордекай, — только глаза отцовские. Забавная симметрия, правда, Северус? Такая знаковая для вас.       Снейп кривится, Гарри смотрит на него взволнованно и сочувственно — Всевидящий пытается подсунуть мне объяснение этим непонятным словам, но я чувствую, что не хочу его знать. Что это слишком личное для него и мне не стоит в этом копаться, иначе потом — если выживу сегодня — буду чувствовать себя грязно.       — Отцовские, — медленно повторяет Снейп, прищуриваясь и оглядывая нас с Мордекаем. У нас тут намечается конец света, неужели мне нужно оправдываться?       — Гарри, — обращаюсь я к неподвижно стоящему человеку, своему, как считала раньше, другу. Игла все-таки сейчас именно у него. — С чего ты взял, будто мы уже проиграли? Ты же слышишь: другие продолжают бороться. И те, кто сейчас далеко, в Хогсмиде, они тоже делают все, что могут. Грейнджер тратит на это столько сил — неужели ты хочешь обесценить все ее старания? Просто сделать всех счастливыми по щелчку пальцев? Ты ведь никогда не был таким эгоистом, что изменилось?       Он моргает, затем с силой зажмуривает глаза, опускает голову. Мне вдруг становится очевидно: хоть Снейп и оттащил его от порога смерти, подарил еще немного времени, но проклятие, созданное огромным чувством вины, никуда не делось. Он и правда не видит для себя иного выхода, кроме как умереть и воскреснуть в лучшем мире — вот только хочет сначала гарантировать себе свой рай.       Гарри поднимает на меня болезненно-красные глаза:       — Ты думаешь, Гермиона счастлива тем, что у нее есть сейчас?       Мне бы ответить «да», не медля, ведь от этого так много зависит — черт возьми, от этого зависит жизнь моей дочери — но я не могу ничего произнести. Никто из нас не счастлив, было бы глупо отрицать очевидное.       Пускай я не знаю наверняка, какого идеального мира хотел бы для себя Снейп, можно с уверенностью сказать, чего желает Гарри.       «Когда-то я решил, что Рон нуждается в ней сильнее, чем я, а она… Ей просто нужен был кто-то без такого багажа, как у меня. Ты ведь не знаешь всей истории, Лаванда. Того, что осталось в тени и живет там до сих пор. Я думал, что смогу вынести это и быть… если и не рад за них, то хотя бы быть в мире с самим собой».       Вот оно. Не полнейшее, оголтелое счастье — всего лишь мир, где их снова трое, как было когда-то, очень и очень давно.       И все же...       — Я не позволю вам это сделать. Айви сейчас в доме Невилла, со Скорпиусом и маленьким Фрэнком... Они заслуживают того, чтобы вырасти и самим попытаться построить свой идеальный мир. Даже если в итоге у них ничего не получится.       — Они не вырастут, если Хаузен доберется до них, — бросает Снейп.       — Тогда помоги мне их защитить, — прошу я его. — Или не помогай, живи своей жизнью, как всегда хотел — только не убивай их, не приноси в жертву своей мечте. Пожалуйста, Северус, поверь мне. Еще не все потеряно.       — Нет.       Снейп склоняет голову, как зверь перед прыжком, глядя на Мордекая из-под бровей. Пальцами он чуть меняет угол наклона волшебной палочки.       — Пока существуют такие, как он, для меня здесь не будет места. Меня будут пытаться подогнать под их рамки высшего блага, а я смертельно устал от этого.       — Таких, как я, больше не осталось, — отвечает Мордекай и разворачивается к Снейпу боком, оставив впереди ту руку, в которой держит палочку. — По крайней мере, в этой части мира.       — Значит, вы будете последним, Неизвестный, — Снейп повторяет его движение. — Я же обещал, что когда-нибудь убью вас. Сила Прекрасного камня отрезала большую часть вашей магической подпитки, так что теперь все будет по-честному.       Кивнув, Мордекай не глядя говорит:       — Лаванда, мне нужен твой меч.       Я не сразу понимаю, о чем он. Посреди всей творящейся странной хрени я просто забыла, что до сих пор держу клинок Абраксаса, а ведь он достаточно тяжелый, чтобы рука моя устала. Но, видимо, адреналин придал мне сил, и вес меча совсем не ощущается, только тепло нагретой стали.       Мордекай просит отдать ему клинок, чтобы убить Снейпа. Иначе тот вполне может победить — и тогда я останусь единственной, кто встанет между Айви и уничтожающей волной магии, возносящей всех нас к блаженному счастью.       Однако… сделать что-то, что поможет убить Снейпа?       — Нет.       Сглотнув горечь, повторяю громче:       — Прости, но нет. Я, наверное, должна это сделать, но... не могу.       Снова эта полуулыбка на знакомом и одновременно чужом лице. Мордекай по-прежнему не смотрит на меня, следя за Снейпом, так что выглядит это так, будто он улыбается своему противнику, с которым вот-вот схлестнется в поединке не на жизнь, а на смерть. Хорошей такой, по-отечески теплой улыбкой, пускай и немного печальной.       «Вы порой излишне сострадательны, мисс Браун, но я нахожу эту вашу особенность прелестной. Мне она не свойственна, и все же я могу оценить ее в других».       Жаль, что я не в состоянии выдавить из себя хотя бы подобие ответной улыбки. Не та ситуация, чтобы я была способна отбросить весь ужас и, возможно, в последний раз улыбнуться человеку, настолько связанному со мной. А потом для этого становится слишком поздно.       Новый удар Снейпа оказывается такой силы, что я едва не валюсь с ног, отлетев в сторону, хоть он и целился не в меня. Бетон подо мной жалобно гудит до самого основания, вокруг взметается целое облако пыли и каменного крошева, сквозь которое видны лишь вспыхивающие огни новых заклятий.       С трудом обретя равновесие и бросившись вперед, я едва не проваливаюсь в трещину, уходящую вниз на несколько этажей. Рядом оказывается Гарри, очень вовремя схвативший меня под локоть свободной рукой.       Я останавливаю взгляд на Игле, которую он держит с видимой легкостью, так, словно она ничего не весит. Она совсем рядом, нужно только…       Гарри качает головой и отводит руку назад:       — Лав, мы же с тобой не станем драться?       Несмотря на болезнь, Поттер остается подготовленным аврором. Выучка у него получше моей, да и я сейчас не в форме. Впрочем, у меня есть волшебный боевой меч, а вот Игла не подходит для сражения, она скорее замедлит, чем поможет. Исход нашей схватки был бы непредсказуем, но Гарри прав — драться с ним я не собираюсь. По крайней мере, не сейчас.       — Если попытаешься направить ее в Камень, — предупреждаю я, — хотя бы поднимешь руку в замахе — отрублю. Без обид.       Он отворачивается, глядя сквозь рассеивающееся облако пыли на новые всполохи, которые становятся все дальше:       — Я готов подождать.       Вместе мы подходим к проему, из которого на улицу валит серый столб пыли. Здание вполне может рухнуть, однако пока отсюда открывается наилучший обзор. Вряд ли когда-нибудь снова мне удастся наблюдать что-то подобное.       Небо горит огнем до самого горизонта. Сражаясь, эти двое словно и не касаются земли, двигаясь над крышами домов так быстро, что невозможно уследить за каждым выстрелом заклинания или хотя бы различить, кто его сделал. Сам воздух воспламеняется вокруг них, кислород сгорает с оглушительным треском, и каждое новое заклятье лишь добавляет рева в эту пугающую неистовую симфонию. Вот их окутывает черное облако, и я вспоминаю, что видела его раньше, в Куполе. Чернота клубится живой массой, сгущаясь, сжимаясь вовнутрь, грозя раздавить все, что оказалось внутри нее, но в следующую секунду тьму прорезает ярчайший свет, и наружу выбрасывает чью-то фигуру. Затаив дыхание, я смотрю, как Мордекай приземляется на крышу низкого строения, покачнувшись, но все-таки устояв на ногах, и тут же взмахивает рукой, отражая новую атаку.       Волшебники не умеют летать — и все-таки Снейп словно летит на него сверху, черная мантия бьется вокруг, как огромные крылья. И снова ярчайшая вспышка, и грохот, и здание под ними раскалывается, как орех. Если так пойдет дальше, не нужно будет никакой Иглы или Камня, чтобы вокруг остались одни руины.       Намеренно или нет, Мордекай подпускает Снейпа ближе, почти на расстояние шага — мне кажется, что они вот-вот коснутся друг друга посреди обломков расколотого надвое дома, но вдруг Мордекай отводит руку с палочкой назад, выбрасывая вперед другую и сжимая пальцы в воздухе, как на чем-то осязаемом. Снейп пошатывается, и даже на таком расстоянии, даже сквозь пыль и огонь видно, как изо рта его брызжет кровь.       Только вскинутая передо мной рука Гарри не дает мне кинуться туда, к ним. Это не моя битва, и находиться там сейчас опасно для жизни, однако невыносимо стоять тут и просто смотреть, зная, что из двоих останется лишь один.       Обломки крыши вокруг Снейпа приходят в движение, собираются, чтобы с силой выстрелить вверх, как острые пушечные ядра — и Мордекаю приходится взмахнуть рукой, чтобы отбить их, тем самым ослабив захват. С этого момента битва становится менее эффектной, но более эффективной — и грязной.       С каждым новым выпущенным заклинанием расстояние между ними сокращается. Желтый всполох, похожий на молнию, проходит в дюйме от лица Мордекая, ярко высвечивая его черты среди окружающей пыли и пепла. Тут же кнут из дыма и серы стегает Снейпа по плечу, сжимает его, прожигая мантию. Всевидящий позволяет мне не только увидеть это предельно четко, но и почувствовать тошнотворный запах горелого мяса. Я сглатываю горечь во рту, с трудом заставляя себя оставаться на месте.       Сложно оценить, кто ранен сильнее, у кого больше шансов. Вот мне кажется, что ожог стал последней для Снейпа каплей, что рука, повисшая плетью, решит исход битвы. Однако рука с палочкой еще действует, и повинуясь ей, новый град осколков, загорающихся прямо в воздухе белым огнем, летит в Мордекая. Отшатнувшись назад, тот расшвыривает их в стороны — и пропускает удар.       Настоящий удар, не магический. Снейп просто оказывается рядом и бьет его со всей силы ногой в живот — я охаю от неожиданности и слышу, как рядом со мной так же потрясенно вздыхает Гарри.       Но Мордекай остается стоять — и впивается хваткой в больную руку Снейпа, выворачивая ее под неестественным углом. Даже без Всевидящего можно было бы услышать этот мучительный крик. Снейп валится на колени.       Склонившись к нему, Мордекай что-то говорит, я вижу, как шевелятся его губы. Он тоже ранен, пускай и не столь серьезно. Вдруг Снейп хватает его за шиворот, притягивает к себе — и кажется, что это снова какой-то прием, что он просто решил побороть противника силой, повалить на землю. Но я-то знаю, как хорош Мордекай в рукопашной, и Снейп должен это знать — и это не очередной захват. А иначе почему Мордекай явно хочет отдернуться вместо того, чтобы окончательно повергнуть врага, почему я чувствую его… страх?       Новый прилив силы вскипает между двух вцепившихся друг в друга мужчин, что-то темное, грозное, пугающее. Мордекай снова пытается освободиться, но даже его рука на плече Снейпа не сдвигается, она словно приросла к месту.       Я должна что-то сделать. Интуиция, не один лишь Всевидящий, кричит мне, что все закончится прямо сейчас, что если я не вмешаюсь, не выживет ни один из них — и та же интуиция держит меня на месте, потому что если я сунусь туда, от меня не останется мокрого места, и тогда уже никто не удержит Гарри от воплощения его безумной идеи.       Из глаза Мордекая стекает капля крови. Отчаяние, такое всеобъемлющее, что не дает мне дышать, толкает назад. Нам ни за что не выжить. Кто бы сейчас ни победил — мы все проиграем. Надо бежать. Надо забрать детей, каким-то чудом покинуть Британию. Гарри даст мне немного времени, обязательно даст. Хотя бы несколько часов. Я успею. Обязана успеть. Взрыв от столкновения Иглы и Прекрасного камня прокатится почти по всей Европе — так, кажется, сказал Мордекай. Значит, надо уехать дальше. Забиться в самый дальний угол и, прижимая к себе самое драгоценное, своих детей, надеяться на то, что кошмары не будут мучить меня до конца моей жалкой никчемной жизни.       Мерлин и Моргана, как же страшно.       Мордекай вскрикивает — и сразу же за его яростным, душераздирающим криком следует… это.       Я не могу подобрать этому определения, потому что оно находится за пределами человеческого разума. Я слепну, глохну, теряюсь в черноте, и умираю от ужаса. Только прохладное присутствие Всевидящего не дает мне провалиться окончательно в зияющую пропасть, он говорит мне, что весь мой страх — результат заклинания. Магии настолько темной, что даже Мордекай… Неизвестный никогда не касался ее, презирая и избегая. Ему хватало силы обходиться без таких крайностей. Хватало до этого дня.       Вынырнув из черноты, я обнаруживаю себя на самом краю проема, в который едва не вывалилась — только рука Гарри на запястье остановила меня от падения с верхнего этажа высотки. Он кашляет, давясь той же тьмой, и его она не обошла. На лбу его видна испарина, дыхание участилось — он все еще болен, и подобная встряска не идет ему на пользу.       Не хочу оборачиваться и смотреть. Не могу. Но даже если не смотреть, я все равно узнаю, так что…       Вокруг становится тихо. Даже слишком. В этой тишине отчетливо слышен рев приближающихся автомобилей. Но до них мне нет дела. Все, что оказывается сейчас в центре моей вселенной — расколотое надвое здание, почерневшее от копоти, местами оплавленное и до сих пор тлеющее… и два тела на самом его верху, такие же обгоревшие и покрытые пеплом. Одно лежит на другом, словно закрывая собой от смертоносной силы, в эпицентре которой они оказались.       Пепел летит в воздух, когда они шевелятся и пытаются встать… нет, шевелится только тот, что снизу, сваливая с себя тяжелое тело мертвого противника.       Мне не сразу удается разглядеть его лицо под слоем крови и сажи. И хотя Всевидящему не нужно различать лица, чтобы узнать, кто это, я все пытаюсь отодвинуть миг правды, потому что какой бы она ни была, эта правда, один из двух ее вариантов, внутри меня умрет еще одна часть моей души.       Глаза на покрытом свежей кровью лице поднимаются ко мне. Мы смотрим друг на друга, а вокруг визжат колеса останавливающихся маггловских автомобилей. С Уолшем и его людьми расправились, а теперь настал наш черед.