Беллатрикс. Перезагрузка

Туман взвихрился вокруг и вдруг вспыхнул разноцветными искрами. Они кружились водоворотом, наполняя душу беспричинным и неудержимым весельем. Стейси сделала ещё один шаг, понимая, что так нужно, если она хочет узнать, что скрывает туман, что скрывает искрящееся облако, обнимающее её, и шалые глаза козла, и… Аберфорт. Искры собрались в яркую ленту, обвившую девушку несколько раз и эта сияющая полоса унеслась куда-то вперёд, исчезнув из виду. Настя осталась стоять на цветущем лугу, залитом солнечным светом, поодаль, вполоборота к ней, стоял тот самый козёл, ещё дальше виднелась зелёная опушка — цветущие кусты, незнакомые раскидистые деревья. Где-то поблизости весело журчал ручей, пели птицы и ещё… звучала мелодия — едва слышная, зачаровывающая, такая притягательная, что хотелось идти за ней хотя бы и на край света. Стейси попыталась понять, откуда доносятся прекрасные нежные звуки, будто кто-то перебирает струны или… играет на флейте… или — и то, и другое… И ещё голос… негромкий, но такой манящий, что она готова была слушать его вечно! Откуда же плывут эти звуки… Стейси шагнула в одну сторону, прислушалась… Кажется, музыка и голос стали звучать тише… Нет, только не это! Несколько шагов в другую сторону… Вот… Это оттуда! Из рощи! Она кинулась на звук без малейших колебаний, не думая ни о чём, ничего не страшась. Она ощущала себя… свободной! Как никогда прежде за всю свою жизнь. Никаких забот, никаких страхов, никакого груза, долга, ответственности… Что значат все эти непонятные тяжёлые слова?! Зачем это всё? Мир прекрасен! Жизнь прекрасна! Какие красивые цветы, как прекрасно поют птицы… И какая чудесная, неземная, нечеловечески притягательная музыка… Сначала она шла быстрым шагом, потом побежала, не обращая внимания на то, что мантия цепляется за кусты, не боясь оступиться. Лёгкость во всём теле, радужный туман — в голове. Хорошо! Как хорошо… Ни забот, ни тревог… Мимо проносились деревья, источник пленительной мелодии всё ближе. Она заполнял каждую клеточку тела, она подчинял каждое движение своему ритму — плавному, радостному, убыстряющемуся с каждой минутой. Настя выбежала на прогалину, под самым высоким и раскидистым деревом, что стояло посреди поляны, сидел… фавн! Или сатир? Она всегда путала этих существ. У него были козлиные ноги, человеческое тело, прикрытое только набедренной повязкой, мощный торс, крупная голова в буйных смоляных кудрях, из которых выглядывали небольшие изогнутые рожки. В руках фавн держал незнакомый Насте инструмент, одновременно напоминавший и лиру, и флейту, — потому что там определённо были струны, которые неведомое создание перебирало чуткими пальцами, но было и отверстие, в которое оно дуло, извлекая те самые чарующие звуки. При этом фавн успевал коситься на Настю, нимало не удивлённый её появлением. У него были яркие жёлтые глаза — такие же шалые, как у козла, что завёл сюда девушку. Теперь Стейси различила мягкие удары, словно кто-то невидимый постукивал по небольшим барабанам, и голос… или это несколько голосов? Они доносились с разных сторон, кружились в прозрачном свежем воздухе, напоённом благоуханием цветов, свежим ароматом влажной зелени и терпким, кружащим голову запахом земли. Девушка понимала, что её должны занимать сотни вопросов, но… они её не занимали! Какая разница — где она, как она тут оказалась, что это за существа, в чём магия этой музыки? Какое это всё имеет значение? Ровным счётом никакого! Ноги сами начали двигаться, с лёгкостью ловя ритм, Настя закружилась в танце, на лице расцветала счастливая и бездумная улыбка. Из-за деревьев вышли другие существа — похожие на музыканта под деревом. Среди них были и мужчины, и женщины, из одежды на всех только набедренные повязки, пышные кудрявые волосы женщин венчали венки, шеи обхватывали ряды бус, не скрывающие высоких обнажённых грудей. Эти-то красавицы и пели так прекрасно, что хотелось смеяться и плакать одновременно! И теперь их голоса стали громче, завораживающая магия музыки и пения полностью захватила Настю в плен, из которого не хотелось освобождаться. Она и не заметила, когда стала частью общего танца, когда и свой голос вплела в невероятную песню — песню радости жизни и свободы. Танец всё ускорялся, но усталость не приходила. Напротив — она ощущала себя пушинкой, которую кружит радужный ветер, ей нужно лишь довериться его течению и порывам — и можно кружить без конца! Потерять себя… оставить в прошлом всё, что тревожило и тяготило… раствориться в вихре стихий… Мягкость воды, прихотливая изменчивость ветра, надёжность земли, жар огня, всепобеждающая сила жизни… Она ощущала всё это сразу, все природные силы пронизывали её тело и душу, призывали, опаляли огнём, несли на гребне волны, и она прорастала тысячами ростков сквозь земную твердь и светила с небес, она проливалась дождём и билась в скалистый берег, она летела белой чайкой, из груди которой рвётся крик торжества жизни. Жить, просто жить… быть сразу всем и никем… Частью мира и всем миром… Крик чайки тревожен… Тревога? Откуда она здесь? Здесь есть место лишь для безмятежности, бесконечного танца, бесконечной песни, бесконечного наслаждения! Перед ней черта, — вдруг поняла Настя, — граница. Если она переступит через неё, если не остановится, то не вернётся назад никогда… Душа встрепенулась, сердце забилось ещё горячее и чаще. — С нами, оставайся с нами! — запели кружащиеся рядом с ней существа. — Навсегда-навсегда-навсегда! Ты — дочь жизни, дитя стихий! Как и мы, как и мы! Свобода, свобода, навсегда — свобода! Разве не этого ты хочешь? Чего ты хочешь? "Чего же я хочу?.. — растерянно подумала Настя. — Чего я на самом деле хочу?" Бешеный ритм танца замедлился, но Настя знала, что это временное затишье, — ей дают время подумать. Если она решит остаться, пути назад не будет. Сейчас её не волновало, что она, наверное, тоже превратится в такую вот козлоногую девицу. Может, да, может, нет. Безразлично. Это не самая высокая цена за исполнение мечты. Но в чём её мечта? И что может удержать её в прежнем мире и прежней жизни? Всё, что там было, сейчас как-то померкло, отодвинулось куда-то далеко-далеко и стало казаться не таким уж важным… Она всматривалась в туманное полотно прошлой жизни — привлечёт ли взгляд хоть что-то, удержит ли? Из серой пелены жизни, сотканной из страхов и беспокойства, из тревог и печалей вдруг проступило лицо… фигура… Кто это? Этот человек — её мечта, её любовь, её… судьба? Это же Северус… Только уже взрослый, хотя и совсем молодой. Одинокий, горечь и боль в глазах… их скрывает пелена чёрных волос… Сколько в нём силы и внутреннего огня, сколько мужества и верности… Она… любит его?.. Но это же глупо! Это её детская мечта, которой не суждено сбыться. Северус — ребёнок. А она взрослая, и ей придётся выйти замуж за незнакомца, который ей безразличен, которому безразлична она… Горечь затопила сердце. Утонуть бы в бездумной радости, кружиться бы вечно в танце, но магия торжества беспечности утекла сквозь пальцы, как вода… — Не останешься… — печально запели голоса, — уйдёшь… Жаль… жаль… — Я не могу, — грустно сказала Настя, окончательно останавливаясь. Рисунок танца распался, остановились фавны и их подруги, смолкла музыка, даже птицы притихли. — Ты могла бы остаться с нами, — произнесла одна из женщин, приближаясь к Насте и касаясь её руки. В лукавых жёлтых глазах, солнечных, горячих, как расплавленный янтарь, помимо озорства и радости было понимание и капелька печали. Эта женщина выглядела старше других. — Ты не захотела, — продолжила она. — Может быть, ты права. И для тебя будет лучше уйти. — Кто вы? — осторожно спросила Настя. Женщина улыбнулась. — Ты можешь называть меня Фавной. Люди называют нас фавнами, называют сатирами. Некоторым людям доводилось встречать некоторых из нас на Земле, некоторым случалось попасть к нам, так родились легенды и предания. Мы же зовём себя дикими. Мы — дикие! — Мы — дикие! — выкрикнули все, кто был на поляне, так что Настя невольно вздрогнула и поёжилась от лёгкого страха. — Не бойся, мы не причиняем вреда, нам чуждо насилие. Но мы — дети стихий и природы, поэтому бываем необузданны. Наша жизнь — танцы и песни, любовь, еда и наслаждение. Мы живём долго, мы живём счастливо, мы не хотим иного, мы не знаем иного, мы — сливаемся со стихиями! — дикая немного помолчала и добавила уже другим тоном: — Люди — существа более сложные, и, наверное от этого, — более печальные, как и их жизнь. Но ты сделала выбор, так что тебе придётся уйти. Иногда ты сможешь навещать нас, если захочешь, — Фавна лукаво улыбнулась. — Нет лучшего места, чтобы понять себя и осознать свои подлинные чувства и желания. — Но как… почему… — Стейси растеряла все слова, мысли разбегались. — Как вы связаны… с козами? Фавна запрокинула голову и рассмеялась, её смех был красивым, грудным, но в нём слышался оттенок горечи. — Это наше проклятие и наше благословение. Чтобы не лишиться окончательно разума и не стать животными, нам приходится надевать шкуру животных. Да, только переместившись в тело зверя, лишившись того, что нам так дорого — нашей музыки, а вместо прекрасного пения издавая мерзкое "меее", — Фавна скопировала козлиное блеяние с абсолютной точностью, — только тогда некоторые из нас способны остановиться и не скатиться в абсолютную бездумность. Наша беззаботная жизнь имеет оборотную сторону. Так легко потерять себя, потерять разум, потерять… душу. Наши души юны, наши души ленивы, им нравится просто нежиться в этом безопасном и прекрасном мире. Но когда наступает предел, наше проклятие и наше благословение выбрасывает нас в ваш мир в виде жалких животных… Там мы начинаем ценить разум и учимся отличать безобразное от прекрасного, а зло от добра. Иногда мы посещаем Землю и в своём естественном виде. Хотя… у нас есть легенды, в которых говорится, что мы не всегда были такими, что мы лишились человеческих ног, когда выбрали беззаботность, не желая развиваться и меняться. Хорошо ли это или плохо — трудно судить. Люди ходят на человеческих ногах и у них нет рожек, но лучше ли они, чем мы? Мы не творим зла, не убиваем и не мучаем себе подобных и вообще — никого. Жизнь сложна… Слишком сложна на наш вкус… — На мой вкус — тоже, — вздохнула Стейси. — И всё же ты выбрала её. — Да… Могу я спросить ещё кое о чём? — Спрашивай, — неохотно разрешила Фавна. — Как вы связаны с человеком по имени Аберфорт? — Аберфорт… — Фавна сделала шаг назад и воззрилась на гостью их мира с нечитаемым выражением на красивом лице. — Ты знаешь Аберфорта? — Немного, — растерялась Стейси, не зная, как лучше ответить, и потому решив сказать правду. — Аберфорт… — в солнечных глазах Фавны внезапно появилась тоска. — Он приходит в наш мир. Он приходит… ко мне. Но он всегда возвращается! Не знаю, зачем он возвращается к людям… Он лучше их всех! Однажды… однажды мы с ним будем вместе… — Думаешь, он останется с вами? — Нет, — Фавна опустила голову. — Я знаю, что он любит меня, но он не останется. Люди — такие сложные и непонятные создания! Мне придётся… родиться человеком. И тогда — в другой жизни — мы будем вместе. Но это так печально и трудно — быть человеком… — Это уж точно, — прошептала Настя. — Но ты сделала выбор, так иди же! — воскликнула Фавна. — Но помни, что ты можешь вернуться к нам! Ты — дитя стихий, и в тебе есть страсть и необузданность! Но берегись остаться с нами навсегда… Ты растворишься в нашем мире и потеряешь себя… Уходи! — Фавна отвернулась, и Насте показалось, что на её глазах блеснули слёзы. А в следующий миг музыка и пение возобновились, сразу взяв быстрый темп, фавны понеслись в пляске, но теперь Настя была вне её, была свободна от всепоглощающей власти и страсти бешеного и прекрасного танца. С печалью она отвернулась и пошла прочь. Но когда вернулась на луг, печаль прошла, вернее — стала светлой, как белое и пушистое летнее облачко на синем небе. Всё правильно — она человек, и её место среди людей, а Фавна и Аберфорт когда-нибудь обязательно обретут своё счастье, они его заслужили. Он — тем, что остался человеком, вопреки своим чувствам, она — тем, что готова стать человеком ради своей любви.