VII Зеркало
Спать совершенно не хочется, поэтому беру архивную папку с лабораторными журналами и сажусь их разбирать. Теперь, когда это непосредственно коснулось меня, необходимость перебраться через эту гору бумаги совершенно не пугает. И я сижу и читаю все эти истории проснувшихся, осознавших себя и опять уснувших пионеров и пионерок. Цикл за циклом, с момента обнаружения и до момента отключения. Сперва обнаруживали по нетипичному поведению, потом, где-то в начале семидесятых, поставили регистрирующую аппаратуру и начали вести таких, как я, с самого момента пробуждения. Потом, лет через пять, отказались от аппаратуры и опять начали выявлять методом наблюдений, в журналах не говорится – почему. Где-то, году в 1974, я, в первый раз, встречаю имя Славяна. Славя, Славя шла, как второстепенный персонаж в истории неизвестного мне пионера. Взаимная активация – акцептор, пять циклов, отключение. Имя, прямо скажем, редкое, поэтому с огромной вероятностью, это одна из Славь, живущих сейчас почти в каждом лагере. Потом, все чаще и чаще, мелькают знакомые имена, и если Алисы и Ульяны, скорее всего были те, то про Лен, Жень, Сергеев и Александров, и Александр, кстати, я ничего сказать не могу, хотя, конечно, хочется верить. Однажды, в конце 70-х, попалась Мику. Интересно, как она вообще в этом лагере оказалась? Чем и о чем думали тогдашние люди, когда создавали такого экзотического для Страны Советов персонажа? Потом начинаю разбираться в системе. С начала 70-х годов-же, в начале каждой записи идет цифровой код. Расшифровка кода записана на внутренней стороне обложки пятого по счету журнала: номер записи, номер узла, номера предшествующей и следующей записей с участием этого пионера. Знать бы еще нумерацию узлов. Но, в любом случае, чем чаще пионер просыпался, тем больше была вероятность того, что он проснется в следующий раз. В 1984 году я встречаю себя. И потом уже целенаправленно ищу себя. Не важно которого себя - любого Семена. Биографии этих Семенов стандартные, как у всех прочих проснувшихся, но это есть доказательство моей реальности. Моей личной реальности, пусть она и не совпадает с тем, что хранится в моей памяти. Того, что вот он я – Семен, существую, мерцая, как переменная звезда, разгораясь и притухая, но не исчезая. Я ничего не помню из тех пробуждений, но это не важно, это совершенно не важно. Я, наверное, целый час сижу и думаю, что, даже если через пять дней я усну – жизнь не кончается. И даже не моя жизнь, хотя это тоже приятно, а просто – перекрученная и стоящая на голове жизнь здешнего мира. Наконец, прихожу в себя, завариваю чай покрепче, и начинаю читать дальше. Все больше знакомых имен, все чаще и чаще после записи: «Конец активной фазы» идет отсылка к следующей записи, где, сначала чернилами, а потом синей шариковой ручкой, одним и тем же почерком выведено: «Начало активной фазы». Долго разглядываю этот почерк. Представляю себе улыбающуюся женщину лет тридцати – тридцати пяти, которая, с видимым удовольствием, пишет: «Начало активной фазы». А в 1987 году первый раз, вместо «Конец активной фазы», встречаю «Применен выключатель», и сразу вспоминаю про ту железную коробочку, что сейчас лежит у меня на шифоньере. Даже на табуретку встал, чтоб заглянуть, нет – лежит, никуда не делась. Мельком гляжу на часы – половина первого, осталось прочитать три журнала и я, уже догадываясь, что там будет, открываю очередной журнал. Вспоминаю рассказ бабы Глаши, как тут все в нас влюблялись, от несчастной любви стрелялись, а завлабораторией тихо спился от тоски. Похоже, в, смотрю еще раз в предыдущий журнал, да – в июне, как раз 1987 года, романтиков у руля сменили прагматики. Большинство судеб проснувшихся пионеров описывается одной фразой: «Отклонений в течении активной фазы не наблюдается, применен выключатель», – где-то, после пяти-десяти циклов. А потом еще проще: «Обнаружен организм в активной фазе, применен выключатель». Так и представляю себе диалог: – Вась, там этот, как его, организм активировался в семнадцатом узле. – Да дай по нему выключателем, делов-то. Как будто первый день работаешь! Кстати и журналы с 1987 года же заполняются явно другой рукой. На остатках спокойствия долистываю последний журнал. Где-то, в июле 1992 года последняя запись: «За последние тридцать циклов активированных организмов не обнаружено, наблюдение возложено на мониторов узлов». Мониторы узлов, это, кажется, отрядные вожатые? Вспоминаю Олин рассказ об ее функциях и не нахожу в нем противоречий с только-что прочитанным. Так! Первое, что делаю – это встаю из-за стола и опять лезу за выключателем. Что-то пропала у меня вера и Оле/Ольге и бабе Глаше, внезапно взяла и пропала. Может он там лежит себе на шифоньере и медленно меня отравляет, и рыжих моих, вместе с Леной, кстати. Я же не знаю, как он работает. Достаю брезентовую сумку с прибором, достаю из нее прибор и вытряхиваю остальное содержимое на стол: инструкция, запаянная в полиэтилен батарейка и маленькая отвертка. Отворачиваю четыре винта – нет, батарейный отсек пустой, уже хорошо. Пролистываю инструкцию, собираю все обратно и убираю сумку с выключателем назад на шифоньер. Второй вопрос, что мне делать со всем этим знанием? К Ольге вопросов нет, но боюсь, что бабу Глашу я придушу завтра, нет, то есть уже сегодня. Глянул на часы – ой, мама! Время то уже четыре утра, а линейка в восемь. Лучше сейчас вообще спать не ложиться. Ладно, до линейки и завтрака доживу, а там посплю, хоть до обеда. Еще попрошу Ульянку меня выручить – поруководить футболистами, благо сегодня день уборки территории. Хорошо, значит, к Глафире Денисовне мы сегодня не идем. И завтра не идем, и послезавтра. Убивать я ее явно не буду, а считать ее заей, белой и пушистой, у меня нет оснований, пусть она и сама нас не «выключала» и даже приказов об этом не отдавала, это скорее к Виоле, а Глафира Денисовна – она же физик. Но, как один из руководителей проекта, эта несчастная бабушка, безусловно, несет ответственность перед нами. Вот и буду решать, что мне с ней делать. Есть еще две параллельные мысли по прочитанному: первая, это то, что год начала применения выключателя совпадает с годом, который сейчас постоянно установлен в лагере – 1987, а вторая – то, что количество проснувшихся пионеров опустилось до нуля, в течение пяти лет, с начала применения прибора, вывод – выключатель, на какое-то время, глушит эту способность. А думать становится все труднее и труднее, а голова – все тяжелее и тяжелее и я провожу остаток времени, до появления Саши с компанией и Ульяны, в состоянии полусна. А девчонки, те сразу понимают, что со мной что-то неладно. Ульяна, та пытается меня растормошить, а Саша – пожалеть и успокоить. По-одиночке, может, у них бы и получилось, но алгоритмы «Соберись, тряпка!» и «Поплачь и будет легче» друг-друга компенсируют. Через две минуты девочки это понимают, и ставят ультиматум: или я иду с ними купаться, или речка придет сюда сама, в пожарном ведре. Ну что-ж, приходится подчиняться. Речная вода облегчения не приносит, но, по крайней мере, прогоняет сон на некоторое время. Надеюсь, что, хотя бы, на линейке я не засну стоя – позора же не оберешься, хотя, репутацию пофигиста я заработал, так что, наверное, можно и заснуть. А девчонки по прежнему меня не отпускают, требуют рассказать им, что со мной такое случилось. Ответ: «Не выспался», – не принимается. – Не выспался это следствие. А ты о причинах расскажи. Нет, не расскажу. Смотрю на Ульяну – это сколько же раз, Рыжик мой, тебя убивали? Может, сложись иначе, и сидела бы ты тут, передо мной сейчас выросшая, похожая на ту, из моего сна? Саше, той повезло, Саша человек новый и выключатель на себе не пробовала. Стоп, а кто сказал, что его больше не применяют? Бабуля, та, помнится, тоже грозилась. Да и лагерь наш не единственный, и та же Виола вполне сможет сюда добраться. – Пойдемте со мной. Идем в тренерскую, я опять лезу на шифоньер, в третий раз достаю с него сумку с выключателем. Девчонки смотрят во все глаза: пара синих глаз и пара голубых. Вы, конечно, это забудете, но рассказать я обязан. Открываю сумку и вытряхиваю на стол содержимое. – Ой, что это? И загребущая лапка, хвать за прибор. Обозначаю шлепок по этой лапке. – Ульяна, не лапай, я сам-то его в руки взять боюсь. А ведь так просто, вставь батарейку, переведи ползунок в положение «Вкл», открой объектив и направь прибор на пионера. После этого нажимаешь третью кнопку, набираешь на диске «два-три-восемь-пять» и еще раз нажимаешь третью кнопку. Ну, а потом, пользуясь таблицей кодов из инструкции, делай с пионером что хочешь. Или, если времени нет, то можно два раза одновременно нажать вторую и третью кнопки и тогда – полное стирание накопленной личности и возврат к базовой программе, или так же нажать первую и четвертую и дематериализовать пионера до конца цикла. – Девочки, постарайтесь запомнить мои слова. Очень сильно постарайтесь. Обращаюсь больше к еще не проснувшейся, Саше. Или к не активированной? Нет, все-таки, к не проснувшейся. Ульяна, надеюсь, запомнит и так, хотя ее это больше касается. – … если увидите кого в лагере с такой сумкой – будьте очень сильно настороже. Ну а если увидите у кого такой прибор в руках, то бегите со всех ног и прячьтесь так, чтобы вас не нашли. – А что это? – Это смерть. Смерть или сон, но, все равно – это как смерть. Ульяна понимает, вижу по глазам, и смотрит на прибор уже с испугом. Саша же переспрашивает. – Это как, «сон, как смерть»? Сашенька! Я не смогу тебе этого рассказать, ты, сейчас, либо примешь в штыки, либо слепо поверишь, как пророку, а это еще хуже, потому что это путь в тупик. Надеюсь, ты сама, со временем, дойдешь, ведь должна-же, иначе я тут зря свои последние пять дней доживаю. Но подсказку я тебе дам. – Саша, мир, он ведь не только то, что ты из окна видишь. Вспомни хоть вашу записку, которую вы нашли на банке с вареньем. Ульяна - та находит объяснение по понятнее. – Загипнотизируют тебя, поняла? И, что захотят, то ты и будешь делать, и будешь думать, что так и надо. Не знаю, о чем подумала Саша, но краснеет она от этих слов ярче своего галстука. А нам уже пора на линейку, Саша убегает к себе переодеться, а я ловлю Ульяну за руку. – Ульян, сегодня же день уборки. Поруководишь моими на спортплощадке? Можешь и в футбол с ними поиграть. А я попробую все-таки поспать до обеда, а если повезет, то и до вечера. – Тебе это дорого обойдется… – Ульяна хочет поторговаться, но потом, еще раз посмотрев на меня, только кивает. – Хорошо, отсыпайся Сёмка. Только ты так и не сказал, почему не спал. Зубы нам прибором заговорил, а почему не спал – не сказал. А я чувствую – это что-то плохое. – Уля, честно? Я решиться не могу. Потому что сделать, все равно, ничего нельзя. – … ты права, но я пока не могу. Когда соберусь, тогда расскажу. Все, наверное, не расскажу, но, что тебя ждет, после моего ухода, Рыжик, я расскажу обязательно. Не смотря на угрожающее обещание Алисы. Все должно быть честно. – Смотри, буду ждать. А линейка уже начинается. Ульяна, с моими проблемами, не успевает переодеться и получает втык от вожатой за футболку и шорты. Правда, втыки от вожатой на Ульяну действуют, как летний ветерок, ну, на то она и Ульяна. На линейке я, все-таки, сплю, сплю стоя и с открытыми глазами, кивая и вставляя реплики в нужных местах. За завтраком ограничиваюсь чаем, потом думаю – куда бы спрятаться, чтоб не нашли? Собственно, пригодных мест четыре: остров Ближний, чердак в старом лагере, поляна на берегу озера, где Лена прятала Второго в прошлые циклы, и моя поляна. Пока иду к себе за верным парусом (или за верной портьерой – это как считать), выбираю свою поляну. Ближний и поляна Второго отпадают из-за Лены – вдруг ей захочется там побывать? А там я – во сне слюни пускаю. В старый лагерь идти не хочется, просто не хочется. Так что остается только моя поляна. На спортплощадке нахожу Ульяну, раздающую задания футболистам, отвожу ее в сторонку и говорю. – Помнишь, где нашла меня в прошлый цикл? Вот там я и буду. Но, до обеда, будить, только если Генда сойдет с пьедестала. Это, чтоб не обижались на меня, что я скрылся в неизвестном направлении. Забираю с собой подстилку, забираю с собой будильник и бочком, Ульянкиными-же тропами ухожу в лес. В лесу, ободрав бока, пока пробирался через кустарник, заползаю, буквально заползаю, там, в одном месте, только ползком, Ульянка проходит, а мне – только на четвереньках, на свою поляну, разуваюсь, выставляю будильник на 13-00 и засыпаю, завернувшись в парус. Перед сном еще думаю, что, не смотря на выключатель, что-то в голове все-же остается, на уровне подсознания. Не зря же я был таким скрытным пионером, и начал активничать только уже в самом конце. Сон, да. Опять этот квартал двухэтажек, опять эта школа, опять этот сквер. Только, на этот раз, я без провожатого. Пересекаю трамвайную линию и обнаруживаю, что лесенка на обрыв разрушена. От лестницы осталась только часть каркаса. Металлические ступени срезаны и свалены в кучу недалеко от остановки, на трамвайных путях стоит грузовая платформа и пара рабочих перекидывает на нее эти ступени. А мне нужно туда – наверх, и я лезу по обрыву, ломая ногти цепляясь за остатки каркаса и понимая, что безнадежно опаздываю. А, когда я уже почти добрался до верха, и мне остается преодолеть три метра скалы, и я стою, задрав голову, на какой то металлической площадке, сверху показывается Ульянка, опять повзрослевшей в моем сне Ульянка, она улыбается мне, что-то кричит, а потом бросает сверху веревку с альпинистским карабином на конце. Карабин раскачиваясь выбивает из обрыва мелкие камешки, камешки со звоном ударяют о металл площадки, этот звон переходит в звон будильника, от которого я и просыпаюсь. – С добрым утром! – Мерси. Только этого мне еще не хватало. Выпутываюсь из паруса, сажусь, поднимаю глаза, так и есть – Пионер. Вот с кем мне общаться не хочется, так это с ним. – Ты знаешь, у меня по вторникам не приемный день, – говорю ему, а сам аккуратно сворачиваю свою подстилку. Разве что ты захочешь в футбольную секцию записаться. – А может, все-таки уделишь мне чуть внимания? Я минут сорок ждал, пока ты проснешься. Тем более, это и в твоих интересах тоже. Не отвечаю, продолжаю сворачивать подстилку, поднимаю с земли будильник и прячу его в карман. Поворачиваюсь в сторону лагеря. А мне в спину летит. – Ну и каково себя чувствовать в свой последний цикл? Я загляну дня через два-три, расскажешь? Или, может все-таки, не в последний? Интересно. Я в его памяти копаться могу, ну, не во всей, правда, только в ранних циклах, а он, значит, мои циклы считает? Оборачиваюсь, но Пионера уже нет. «Меня царицы искушали, но я не поддался!» Исходя из того, что он пришел ко мне, а не к Второму, да еще и с намеком на продолжение банкета, нужен ему именно я. Пока выбираюсь к лагерю, понимаю, что, во-первых, на обед я безнадежно опаздываю, а, во-вторых, есть у меня два часа свободного времени, которое можно как-то потратить, потому что к Глафире Денисовне я точно не пойду. Убивать я ее, все равно, не буду, будь она помоложе, раза в три-четыре, я бы, не поглядев на разницу полов, влепил ей по физиономии, а словами… Я не хочу с ней разговаривать! Но есть хочется. Идти побираться в столовую – значит общаться с той же ГД, придется доедать остаток сухпайковых сухарей, и до ужина – это всё. Ладно, переживем. С независимым видом прохожу мимо столовой, как-будто так и планировалось и иду прямо к себе, но на траверсе столовой меня перехватывают все те-же Ульяна с Сашей. Ага, дежурные. Вот не любят они друг-друга, недолюбливают, а, мало того, что в одной компании оказались, так их и жизнь постоянно вместе сталкивает. Поэтому занимают они места по обе стороны от меня, пользуясь мною, как перегородкой. Но друг-друга все-таки признают, и звучит это так: «А мы тебе обед сберегли!» С ударением на «мы». – Правда первое не удалось из столовой вынести. Поэтому – только второе и термос с какао. Ну не нравится мне здешнее какао. – Какао вам – за труды, а второе мне. А я чаем обойдусь. Интересно, как это, насквозь правильная, со слов Лены, Саша решила поучаствовать в краже продуктов? Сижу в тренерской, ем пюре с котлетой, девушки допивают какао. – Справилась без меня с уборкой, Ульяна? – А что там справляться? Конечно справилась, раньше же без тебя обходились. Ой! То есть я не хотела сказать, что ты нам совсем не нужен. И смущенно замолчала. – А я и не успел об этом подумать, не переживай. Новенький как? – Ну как. Ходит, слоняется, бормочет что-то про себя. От вожатой уклоняется. Не мешает никому, и то хорошо. Алиса его припахала площадь подмести – подмел и свалил. Ну вылитый я в молодости. А сейчас он в библиотеке должен быть, по программе, но поскольку программа давно уже слетела ко всем чертям… Да пусть ходит где хочет, в конце концов, имеет право. Я тоже имею право послать некоторых персонажей далеко и надолго, и отправляюсь на пляж, чтобы подменить там вожатую, о чем тут же и сообщаю своим прокормительницам. Вот, честное слово, если бы баба Глаша сама мне все рассказала, в том числе и про свою роль и ответственность за применение выключателя по мне подобным, я, скорее всего, ее бы не отправлял сейчас в игнор, но нет. Так или иначе, но я на пляже. Девочки разбегаются по своим делам, вожатая, кивнув мне, тоже собирается и уходит, и, из старших, остаемся на пляже только мы с Алисой. Ну, у Алисы свои дела, а я тут, вроде как за мелкими приставлен следить, поэтому в воду не лезу, а сажусь на песок рядом с Алисой и собираюсь начать светскую беседу. – На дискотеку-то идешь? Или за гитару спрячешься? Ага, щасс, ответила она мне – ко мне является делегация, в лице Гришки и обоих зайцев, и просит поработать нырятельной вышкой. Совсем страх потеряли! Алиса только смеется. – Иди-иди. Работай, физрук. Разрешил со своих плеч в воду прыгать, так чуть мне глаз пяткой не выбили. Чешу лоб – больно, может шишка даже будет. – Все, я свой прогул загладил, дальше без меня. – Семен, а почему тебя утром не было? – Отсыпался я. Не читай по ночам, а то потом днем отсыпаться придется. – Семен, а ты продолжение сказки придумал? – Нет еще. Все, хватит меня в воде держать, я на берег пошел. Пока малявки прыгали с меня, пока выбрался на берег – Алиса уже ушла, теперь даже и поговорить не с кем. Перебираюсь, на свое место – повыше, чтобы обзор был, сижу, прикидываю планы на остаток цикла. Что там нас ожидает? Сегодня дискотека, завтра, с огромной вероятностью, придется выковыривать Шурика из подземелий, послезавтра – поход, от которого не отвертеться, пятница – ничего и суббота – отъезд и мой последний сознательный день. Что нужно будет сделать? Сегодня – ничего, разве что, понаблюдать за Вторым и… Может посводничать? Электроник и Женя? Нет, пусть этим девочки занимаются. Опять ко мне та же самая делегация мальков. – Семен, а как порох поджигают? – В смысле? – Ну, когда взорвать, что-нибудь хотят, его же поджечь надо. – А-а-а, понятно. В старину – фитилем, а сейчас все больше электричеством. Стоп-стоп-стоп, а что это вы взрывать собрались? Не Генду ли? – Нет, ничего мы взрывать не собрались. Мы поспорили просто. – Честно – ничего? – Честное пионерское! Ну ладно тогда, хотя проследить стоит, за Гендой. Алиса-то его явно не тронет, а завтра, по программе, попытка подрыва памятника. С системы станется на это дело малолеток отправить. Продолжаю планировать. Завтра – пусть Второй этого очкарика ищет, а я сбегаю, с утра, в шахту, под видом поиска и записку самому себе обновлю, чем черт не шутит, вдруг еще прочитаю. Значит нужно будет этой ночью автобиографию сочинить. Поход, послезавтрашний, будь он не ладен, я подумаю о нем завтра. Пятница… Меня прерывает Электроник. – Привет, о чем задумался? Смотрю на него и, как обычно, меня дергают за язык. – Как у тебя с Женей дела? Электроник только вздыхает и смотрит в сторону. – Понятно. Опять послала. Ты, главное, не сдавайся, вода камень точит. «Вредные советы», – дополнительная глава от меня. Тут меня зовут играть, и мы прерываем наш диалог. Волейбол, с пяти, до половины седьмого, стал уже привычным и ожидаемым всей компанией. Правда, на этот раз в регламент мы внесли изменения, вся компания резвится не на спортплощадке, а на пляже. Отвлекают красивые девушки в купальниках, отвлекают. Так что я не играю, а только пялюсь, в попытках играть, не смотря на то, что знаком с этими девушками уже бесконечное время, и на ранее декларированное к девушкам братское отношение, хи-хи-хи. Наконец, время отведенное на игру заканчивается, заканчивается и «пытка» эротикой. Алиса смеется. – Ну слава богу – живой, а не робот. В каждой по дырке проглядел, а то мы уже беспокоились – что с нами не так? – Так вы нарочно, что ли меня дразнили? Алиса, властью физрука, заставлю прыжки и стометровку сдавать. – Ой, Семен Семенович, только не бросайте меня в терновый куст. А, когда уже подошли к спортзалу, Алиса хлопает себя по лбу. – Вспомнила! Дискотечный усилитель не работает, кибернетики его разбирали, починяли, а починить и собрать не успели. Помоги мне с эстрады второй принести. – Хорошо. Сразу после ужина? Идем к столовой. Тихо спрашиваю у Лены. – Заметила? Второй стоял поодаль, смотрел, как ты играешь. – Заметила. А подойти так и не решился. – Лена вздыхает, опускает глаза и, на мгновение, превращается в Лену повседневную. – Леночка, мне нужно рассказать тебе, все, что я знаю. Выбери время до конца цикла. – Хорошо. Больше, сейчас, говорить не о чем, поэтому подходим к столовой молча. – Семен, не забудь, сегодня дискотека! Вы, только что, прослушали традиционное приветствие вожатой при входе в столовую. – Ольга, я-то не забуду. А вот отдельные пионеры – те могут. Баба Глаша поглядывает из глубины кухни, но молчит. Я делаю вид, что не замечаю ее. Беру поднос с ужином, сам сажусь рядом с амазонками. – Ульяна, рыбу возьмешь? А то я минтай не ем. Та еще мясорубка, не глядите, что мелкая. От минтаины остается только скелет, а я довольствуюсь рисом и жареным луком. Ульяна смотрит на это безобразие в моей тарелке, потом исчезает на кухне и появляется с котлетой на блюдце. – Ешь. А то скажешь, что тебя объедаю. Гм. Есть хочется, но моральные принципы, как же они? – Ульяна, котлету украла или повариха дала? – Повариха, а что? – Да ничего, поругался я с ней, правда она об этом не знает. А эта котлета, это вроде как косточка собачке, чтоб не обижалась. – Я для себя просила, если тебя это беспокоит. Спиной чувствую, как баба Глаша поглядывает на нас в окошко раздачи. Несчастная старуха, окруженная тоской и одиночеством. Представляю себе сцену. Ульяна. Баба Глаша, а дайте еще чего, не наелась. Повариха. Вон котлеты на сковородке… – И реплика, в сторону: «Знаю, что он рыбу почти не ест.» А пофигу. Убила меня выключателем, пусть не лично, но приказы соответствующие отдавала, пусть теперь котлетками надежду на прощение покупает. Так и запишем. Пока размышлял – котлета закончилась. – Давно хотела тебе сказать. Не делай так. – Это Ульяна. – Как? – Иногда, когда ты так задумываешься… Тебя, как будто нет. Тело – вот оно, сидит жует, а глаза пустые, как у тех пионеров у ворот. – Уля, я не умею иначе. А заметно? – Если не присматриваться, то не очень. А если присматриваться, то страшно – вдруг уйдешь в себя и обратно не вернешься. Корми тебя потом с ложечки, вытирай тебе попу. – Да ну тебя, все бы тебе хиханьки. – Сам улыбаюсь, девки улыбаются. – Ну что, – спрашиваю Алису, пошли? Алиса кивает, мы относим тарелки на мойку, выходим из столовой и направляемся в сторону сцены. Но когда проходим по площади и уже собираемся свернуть на аллею ведущую к сцене, я, краем глаза, замечаю непонятную вспышку в одном из домиков и слышу хлопок, а потом звон стекла. Обрываю какую-то маловажную беседу с Алисой и бегу туда. Одиннадцатый домик, рядом с Жениным. Домик Васьки и Сереги-зайца. А вот и обитатели: оба жильца и плюс Оксана, а из окна и двери домика выползает густое облако белого дыма. – Стоять, не двигаться! Васька не слушает меня и забегает, обратно на крыльцо, примериваясь прыгнуть внутрь. Хватаю его за плечо. – Сдурел?!! Этот домик сгорает за две минуты! – Гришка там! О госссподя, думаю с досадой, избавь меня от этих подвигов, ну почему, почему я? А сам отталкиваю Ваську, выдергиваю за ремень уже заныривающую в дверь Алису, юбка с нее, при этом, сползает, обнажая приятные глазу ягодицы, трещит материя – будет мне потом пендель от девочки, но мне не до этого. Набираю полные легкие воздуха и прыгаю в домик сам. Огня почти нет, только горят скатерть и занавеска, но дыму, мама дорогая! Пока не занялся сам домик одним прыжком оказываюсь у противоположного двери окна. Разбить стекло, сорвать занавеску, выкинуть в окно занавеску и скатерть, на столе миска с какой-то раскаленной массой – туда же, в окно, на столе под тарелкой черное обугленное пятно, древесина, по центру пятна тлеет – залить ее водой из банки, а воздух в легких уже кончается, пора на выход, только Гришку найти. Какое счастье, что домик маленький, правда Гришка еще меньше. Ладонями провожу по обоим кроватям, заглядываю под кровати – никого. У самого пола, кстати дыму почти нет, и почти можно дышать. Тумбочки, шкафы, пространство за шкафами, Наконец, в углу, справа от двери обнаруживаю сидящий на корточках объект. Хватаю его на руки и вываливаюсь на улицу. А там уже толпа, но она меня сейчас не интересует. Алиса, сидит на траве, закрыла лицо руками и плачет – ясно, помощи не будет. Зайцы, стоят держась за руки и смотрят на меня, тут же рядом Васька. Выискиваю глазами Ольгу – вот она, в полном ступоре. Докторши не видно. – Вася, бегом в медпункт! Предупреди доктора, что сейчас Гришку принесу, он дымом надышался и без сознания. Если там доктора нет, то найди его и тащи в медпункт, хоть силой. А вы, зайцы, пойдемте со мной, по дороге все расскажете. Беру Гришку на руки, и несу его в лечилище. Ну, история, как история. Детям фейерверк на празднике Нептуна понравился, дети решили украсить дискотеку фейерверком. Поскольку про ракеты в бомбоубежище они ничего не знают, то решили сделать ракеты сами. В процессе приготовления случился бабах. По счастью вспыхнувшую скатерть и занавеску я успел выкинуть и пожара удалось избежать, но дыму было. Пока нес – пострадавший начал приходить в себя, что несколько порадовало. Донес. Сдаю с рук на руки, а что за кровищща у него на рубашке? А, так это же моя собственная кровищща, когда окно голой рукой разбивал – порезался, и вот только сейчас заметил. Прошу у докторши бинт и перекись и тут же, на крыльце медпункта, перевязываюсь, точнее пытаюсь это сделать. Левой рукой трудно бинтовать правую, прибежавшая Саша отбирает у меня бинт и перевязывает сама. И тут действие гормонов заканчивается, ноги у меня начинают трястись в коленях и я опускаюсь на ступеньки крыльца, рядом садится и подозрительно всхлипывает Саша. Подходит совершенно белая, как мел, Ольга, я встречаюсь с ней взглядом и мы успокаивающе киваем друг-другу, Ольга просачивается мимо меня в медпункт и о чем-то там беседует с докторшей, слышны только голоса. А меня, кажется, начинает отпускать. Пиротехники – тут же, стоят топчутся, никуда не уходят, интересно, как бы повела себя с ними Ольга? Громко бы кричала? – Ну что, пиротехники? Я даже наказывать вас не буду. До конца смены домик отмыть от копоти, переклеить обои и вставить стекла. Со стеклом помогу. На время работ освобождаю вас от тренировок. Всё. Нет, не всё. Вась, за то, что кинулся Гришку спасать – моя личная благодарность. Вот теперь всё. И уже обращаюсь к Саше. – Пошли, глянем, как там Алиса, и усилитель принесем, наконец. Зачем народ дискотеки лишать? Поднимаемся с крыльца и идем к одиннадцатому домику. Толпа уже рассосалась, у домика пусто, только Оксана собирает осколки стекла в ведро. Алиса сидит тут же, на траве, но, похоже, пришла в себя. – Алиса, у тебя на складе пленка найдется – окна затянуть, пока стекла не вставили. И, прости, я, кажется, нечаянно юбку порвал. – Одни расстройства и переживания от тебя. Нет, чтобы нарочно её порвать. Да, Алиса пришла в себя. – Пойду к себе, юбку чинить после общения с озабоченным физруком. – Точно, теперь можешь с чистой совестью всем говорить, что физрук тебя домогается и вот доказательство – юбку порвал. Все это произносится обеими сторонами с абсолютно серьезным видом. – Как ты, сестренка? Я подхожу практически вплотную, а Алиса на секунду прижимается ко мне. – Спасибо, уже нормально. Но я очень испугалась за тебя, придурка. – Испугалась. А сама первая в домик кинулась. – Сама – не в счет. – Ага, я понимаю. Ладно, иди чинись, на дискотеке увидимся. Идем с Сашей на сцену за усилителем и обратно, от сцены на площадь. Я тащу, попеременно на плече и в руках эту железяку, Саша несет свернутые в бухту провода, а до меня доходит, что, во-первых, я бы мог в том домике и остаться, он, действительно, сгорел бы за две минуты, а, во-вторых, можно было бы Гришку и не вытаскивать. Уж если я, с перебитым стрелой позвоночником, очнулся, через несколько часов, у озера, то и Гришка бы смог. Но ведь полез бы, даже если бы вспомнил об этих наших способностях, все равно бы полез. И, как прочитав мои мысли, Саша начинает разговор. – Семен, ты такой смелый! – Сашенька, я отчаянный трус, если ты об этом пожаре. Я тогда хотел, чтоб пожар случился, когда я был где-нибудь в другом месте. Чтобы не я в домик лез, а кто-то другой. У меня первая мысль была: «Ну почему я?» – Ну ведь полез же. Почему тогда? Мы уже пришли на площадь и подключили усилитель, можно разбегаться, но Саша не уходит. – Я в медпункт, узнаю, что там с Гришкой и руку покажу. А я знаю – почему? Но полез, и еще полезу, хотя и бессмысленно это. Но… – Во-первых, я, как представитель администрации лагеря, несу ответственность за жизнь и здоровье пионеров. – Врешь, ты не такой человек, чтобы из-за этого в огонь лазить. Что-ж ты меня все на откровенность вызываешь, блондиночка ты моя дорогая? Стыдно мне было бы потом, что мог спасти и не спас, а еще, все время Славяну бы вспоминал. Как она горела в душевой. – Саш, это уже личные вопросы пошли, ты не находишь? Однажды одна девочка сгорела в душевой. Я не хочу, чтобы подобное запечатлевалось в памяти и у зрителей, и у участников. Других подробностей не будет. Ульяна бы дальше допрос продолжила, Саша же отстала с расспросами – переваривает информацию. – Ладно, я к себе. Пока. – Ага, пока, Саша. У медпункта спокойно. Только Ольга сидит на лавочке. – Как ты Оль? На тебя смотреть было страшно. – Испереживалась вся. Знаешь, в первый раз у меня такое. – Надеюсь, что и в последний. Я этих пироманьяков не стал наказывать. Определил им ремонт домика, чтоб все следы пожара убрали, а пока работают от тренировок освободил, пусть остальным завидуют. Хочешь покарать – сама карай. – Наверное ты прав. Так и оставим. А пока стекла не вставили – расселим их, третьими в домики. – Ладно, зайду Гришку проведаю, да повязку поправлю, и только и успею, что к дискотеке переодеться. Гришка уже оклемался и выглядывает из изолятора, но сперва не к нему. Докторица снимает с меня повязку, разглядывает порезы, один порез на внешней стороне предплечья разглядывает особо внимательно. – Может зашить? Чтобы не расходилось и большого шрама потом не было? А смысл? Через три дня все рассосется. – Доктор, я боюсь. Давайте лучше так оставим. Просто беречь пока буду. – Ну как знаете. – Григорий то как? – Да, что с ним сделается? Переночует здесь, а утром, если все в норме, отпущу. – Хорошо, спасибо доктор. Я с Гришкой еще побеседую, если вы не против. – Беседуйте. – Докторша кивком отправляет меня в изолятор. Григорий вовсе не похож на больного, да и глубокого раскаяния в нем не чувствуется. Подбегает ко мне, хватает меня за руку и усаживает рядом с собой на кушетку. – Семен, а мне на тренировку завтра можно? – Если доктор отпустит, то… нельзя. – Почему? Кажется, перспектива быть отлученным от тренировок ну очень огорчает Григория. Аж слезы на серых глазах проступили. – … ты нас выгнал? – Вы вчетвером приведете в порядок домик, и чем скорее, вы это сделаете, тем раньше я вас к тренировкам допущу. Хотя, можешь отпроситься у товарищей. Если они тебя отпустят, конечно. – Не, если так, то нормально, мы быстро управимся. – Ладно, пока. Да, тебе не страшно тут будет одному ночевать? – Нет, я смелый. До свидания. Выхожу от Гришки, докторица заполняет какой-то журнал, и на моё «До свиданья» только кивает, пока-мол, а я иду к себе. В тренерской глянул на будильник – уже пора на дискотэку. Смотрю на дверь в душевую, смотрю на свою свежезабинтованную руку, потом засовываю руку в полиэтиленовый пакет и прихватываю его горловину изолентой. Душ, причесаться, свежая рубашка, – всё, можно идти. На дискотеку я чуть опаздываю, но не критично. Музыку только-только включили и публика еще только начала разогреваться, но вот встречают меня аплодисментами и если это продлится еще тридцать секунд я сбегу. К счастью, вожатая ставит очередную запись, и пионеры, забыв обо мне, начинают дергаться в ритме музыки. Оглядываюсь – все здесь, даже Женя с Леной и Семен-второй, сидят родные, оккупировали, каждый свою лавочку. Ко мне подбегает Саша и тянет меня в круг, приходится идти и принимать участие в коллективных конвульсиях, хотя Саша не так проста. Если танцевать вдвоем, то, в этом грохоте, вполне можно задать нужный вопрос, который никто не подслушает. – Семен, почему вы что-то не договариваете нам с Мику? – Ты в этом уверена? – Абсолютно точно! Раньше только вы трое секретничали, а теперь и Лена стала такая-же. – Саша, ты уверена, что ты хочешь это знать? Я не прячу ничего, я боюсь, чтоб тебе хуже не сделать. Но если ты это заметила, то, наверное, уже не сделаю. Вспоминаю, кстати, свою первую встречу с Пионером. Сделал он мне хуже? Все равно, проснулся я далеко не в тот цикл, но вот ту встречу помню. Тем более, уж я то точно вреда Саше не хочу. – Конечно хочу! Знаешь, каково это – полной дурочкой себя чувствовать! «Иди девочка погуляй, не мешай взрослым». Музыка заканчивается и мы отходим к скамейке. А я перехватываю взгляд Мику. – Саш, а ты и от лица Мику говоришь? – Да. Тогда приходи сегодня на сеновал… – Тогда приходите через час в музыкальный кружок. И, если Лена с Семеном-вторым танцевать не будет, то и ее приводите. Но это лишит вас медленных танцев. Медляк, танцую с Алисой. – Первый раз тебя вижу в платье. Мне понравилось. – Спасибо, но юбку-то, кто мне порвал? Тот же тип, который не может расслабиться, когда танцует. – Не может, ты права. Кавалеров явно не хватает, поэтому некоторые девочки танцуют промеж себя, вот как Саша с Мику. Те танцуют, поглядывают на меня и о чем-то разговаривают. Понятно. Кибернетики, те медленные танцы не танцуют, поэтому отошли куда-то к периферии площади. Но, прогресс, Электроник медленно и неуверенно движется к Жене. – Как ты думаешь, что сейчас произойдет? – Ну, или отошьет, или нет. Танец заканчивается и я отхожу в тень от Генды. Еще несколько быстрых танцев, опять медляк. Нацеливаюсь на Лену, а сам, одним глазом, слежу за Вторым. Нет, сидит. Значит приглашаю Лену. – Ты ждала, что он тебя пригласит? – Да. Боюсь, не в этом цикле. – Терпи. У тебя через две недели еще шанс будет, а для него – все по новой. – Как это не справедливо. – Леночка, подпишусь под каждой буквой. Но смотри, Женя не прогнала Сыроежкина в этот раз. В первый раз, на моей памяти. – Да, сидят беседуют. – О кибернетике. Лена прыскает и сбивается с шага, но и танец уже заканчивается. Еще раз улыбаемся друг другу с видом заговорщиков и расходимся по разным углам площадки. Наконец час проходит и мы: я, Мику и Саша разными путями исчезаем с площади. Перед тем, как уйти окончательно, я останавливаюсь, чтобы оглянуться, и чуть не сталкиваюсь с Леной. – Тоже сбегаешь? Ты в каком направлении? – В медпункт. Доктор попросила посидеть с Гришей, пока он не уснет – маленький же.Зеркало
10 апреля 2016 г. в 06:07