— Ох, господи..! — воскликнул Ларин, откидывая голову, и прикрыл глаза, вплетая собственные пальцы в темные волосы, хватая и направляя теперь усердно работающую голову.
— Блять, — выдохнул он, когда упругие пухлые губы выпустили его член.
Спустя мгновение Ларин, закусив щеку с внутренней стороны, излился в плотный резиновый мешок, что эта шкура, сидящая на коленях, попыталась очень сексуально натянуть на него вначале.
— Ммм, можем повторить как-нибудь, — промурлыкала разодетая в обтягивающие разноцветные тряпки девка, поднимаясь с колен и дергая шпингалет на двери туалетной кабинки. — Позвони мне, — подмигнула она на прощание, сунув Ларину какую-то бумажку в нагрудный карман.
— Иди нахуй, — хрипло проговорил мужчина ей вслед, выдергивая клочок бумаги и сминая его в руке. После и несчастная переработанная древесина, и сдернутый с члена презерватив отправились в унитаз — в путешествие по бескрайним просторам рек и каналов.
Безо всякого интереса проследив за маленьким водяным водоворотом, Ларин с силой хлопнул крышкой, усаживаясь на нее сверху. Делать не хотелось ничего. Не хотелось думать. Но это происходило само собой, и влияния Дима на функции своего рассудка сейчас оказывать не мог.
Откинув голову на холодную разбитую плитку, Дмитрий Александрович глубоко вздохнул, прикрывая глаза, и снова подумал, что сюжет его жизни такой драматично-скучный и штампованный, что становится тошно. Словно рассеянная баба начинает смотреть примитивную голливудскую мелодраму сначала раз за разом, не увидев концовки, потому что очень часто отвлекается. И недосматривает она обычно именно ту часть, где герои, по законам жанра, обретают счастье, целуются в конце, а потом кто-нибудь обязательно спрашивает: «И что дальше?».
— И что дальше? — усмехнулся вдруг Ларин своим мыслям, отлепляясь от стены туалетной кабинки и осматривая остальные ее составляющие.
Изрисованные и исписанные нецензурными надписями пластиковые перегородки изначально бежевого цвета теперь казались грязно-серыми. Железный шпингалет покрылся ржавчиной и каким-то совершенно неприятным пористым налетом. А еще по ногам мерзко сквозил ветер.
Дима поморщился, снова запрокинув голову. Ему чертовски сильно хотелось выпить. Опять. Уже четвертый день он не давал себе притрагиваться к спиртному, даже несмотря на то, что весь его досуг состоял в шатании по клубам и местным притонам. Он монотонно трахал девок легкого поведения. Встречал рассветы на мостовой. И думал. Думал. Думал… Просто раз за разом глупо прокручивал в голове произошедшие события. Обещал себе не вспоминать. Но... не получалось. И теперь Ларин снова ощущал почти необходимость опрокинуть в себя пару стопок чего-нибудь очень крепкого. Чтобы залить эту чертову черную дыру в груди. В желудке?..
Кто бы мог подумать, что он будет таким чувствительным. Таким откровенным и даже простодушным. Так легко довериться подростку со сбитым гормональным фоном. Просто отдать ему всего себя.
«На, держи!»
Как же глупо!
Но Ларин ведь не был глупцом. Нет, совсем нет. Он на самом деле считал себя достаточно умным человеком. Считал…
— Ты не сравнишься ни с кем, кого я знал, — сентиментально пропел себе под нос Дима строчку из так любимой Асей бессмысленной песни, которую она распевала временами, копаясь в своем ноутбуке.
И в этот самый момент Дмитрий Александрович понял вдруг, насколько жалко выглядит сейчас, сидя на унитазе в отвратительном туалете какого-то клуба. Растрепанный, грязный, и бодрствующий уже четвертые сутки. А еще как течная шкура тринадцати лет вздыхает о парне, который бросил его по телефону.
По телефону, сука.
Прошипев сквозь зубы особенно изощренное ругательство, пришедшее в голову, Дима поднялся на ноги, опираясь рукой о сливной бачок, и нехотя пнул ногой скрипучую серую дверь кабинки.
Та поддалась. Противно отозвалась режущим по ушам звуком, но отползла в сторону, позволяя Ларину подойти к раковинам. Вымыть руки, взглянуть в зеркало. Ужаснуться и брезгливо царапнуть отросшими ногтями небритую впалую щеку.
Преподаватель вспомнил, что последний раз ел дня три назад: засунул в рот галеты, оставшиеся на полке в квартире. Квартире, на судьбу которой сейчас ему было совершенно плевать. Риэлтор должен написать ему, когда появится покупатель: надо будет подписать бумажки и забрать деньги. Все свои вещи же Ларин сдал в камеру хранения в утро того же дня, когда злой и обиженный на все в мире разбил свой прежний телефон о столб около дома Юлика. Сейчас в его кармане лежала черная кнопочная «нокиа» за пятьсот рублей с совершенно новой симкой внутри.
Сначала Дима планировал поехать к Конникову — как-никак, а этот парень приютит его у себя даже в том случае, если Ларин самолично всадит человеку в сердце нож из нержавеющей стали и придет прятаться. Хотя… навряд ли при таком раскладе. Но суть оставалась та же: Гриша не выгнал бы Диму на улицу в мороз. Да и вообще не выгнал бы. Вот только Диме совершенно не хотелось в таком состоянии переться к другу. И выслушивать его причитания на тему «А я тебе говорил». И поэтому Ларин уже четвертый день бродил по окрестностям города без пропитания и крова.
— Дурак, — хмуро прошипел мужчина своему отражению и резко отвернулся, на ходу распахивая дверь из туалета.
Захватив из импровизированного гардероба свою куртку, он стремительным шагом направился сквозь шум и светодиодные импульсы прямиком к выходу. Отчего-то захотелось бежать. Просто бежать. Сломя голову. И непонятно куда. Непонятно зачем. Просто…
И Ларин, запнувшись о порог, толкнул тяжелую дверь от себя, вдруг рванув через дорогу к автобусной остановке. Не брал с собой машину он не только потому, что имел расчет на то, что может потерять ключи от нее, напившись, но и потому, что не собирался садиться в автотранспорт ближайшее время: Дмитрию Александровичу нужно было развеяться. И поэтому он бездумно шлялся по паркам и пешеходным зонам все свое время. Сейчас же ему было необходимо как можно быстрее попасть домой. В свою квартиру. Ту самую, в которую еще пять минут назад, он был уверен, не вернется никогда.
Вселенная словно встала на сторону Димы: нужный автобус появился на остановке в ту самую секунду, когда появился на ней и сам мужчина. Турникет на какой-то бабке заело, и поэтому водитель махнул рукой, мол, такое бывает и мы забиваем, поэтому не пришлось платить. А у Ларина внутри все словно кипело. Он не мог сесть, переминался с ноги на ногу и покусывал губы. В нем будто бушевал маленький ураган, что-то не переставая свербило во всем теле. Дмитрий Александрович не знал, то ли это было предчувствие, то ли просто он начинал сходить с ума, но, охваченный каким-то бешеным чувством, он на всех парах уже летел к своему подъезду. Без ключей, без разумного объяснения. Его просто несло вперед.
Вбежав по ступеням, он, запыхавшийся и еще более растрепанный, чем прежде, резко остановился, застыв перед дверью в свою квартиру. Не доходя пару ступеней, прямо на середине последней лестницы, тупо уставился на пролет. И запертую на ключ дверь.
Вдруг в сознании прояснилось. В голову Ларина полезли здравые, заглушенные внезапным порывом прежде вопросы.
И зачем он пришел сюда? Что ожидал увидеть?
Похоже, преподаватель истории правда стал сходить с ума. Потому что он стоял на старых грязных ступенях, смотрел вперед, перед собой. И просто раз за разом оббегал глазами глухое и холодное, а что самое главное — пустое пространство лестничной клетки. Совершенно безликое. Сухое и безжизненное пространство без намека на присутствие чего-то, к чему так отчаянно рвался мужчина.
Ларин сглотнул, с оттяжкой потер веки пальцами, а после накрыл лицо обеими ладонями и с силой ударил себя по щекам. Передернул плечами и исподлобья глянул на чертову деревяшку между ним и его прежней жизнью. А потом Дима развернулся, шаркнул ботинком, и стал медленно спускаться вниз, засунув руки в карманы пуховика. Настроение его испортилось окончательно. Снова ему не хотелось совершенно ничего.
***
Последние дни Юлик спал на редкость плохо. С трудом засыпал, просыпался ночью каждый час или даже полчаса, а потом по пятнадцать минут не мог заснуть, бездумно залипая в покрытый ночной дымкой высокий потолок.
Со временем родители стали странно поглядывать на Онешко, который из-за регулярного недосыпа выглядел совершенно болезненно. Капилляры в глазах полопались, и теперь вокруг радужки на одном белок окрасился в нездорово-красный. В мешки под глазами, как говорится, можно было складывать картошку, а бледный румянец едва перебивал заставляющий краснеть кожу жгучий мороз на улице.
На уроках во временной воронежской школе парень пребывал в каком-то непонятном анабиозе. Одноклассники шарахались от него, поначалу некоторые пытались провоцировать и докапываться, но быстро забросили эту идею, не получив никакой ответной реакции, да и вообще — хоть какой-то реакции.
А Юлик помнил сбивчивые смутные отрывки своих кратковременных сновидений. И, как ни ожидаемо, все они были так или иначе связаны со статным образованным мужчиной, в которого юноша втрескался по самые, мать вашу, уши. И если раньше Онешко испытывал обиду, боль и ревность и сомневался в своих глупых подростковых чувствах, сейчас он, ощущая, как каждый день с новой силой начинало тянуть и ныть прямо за решеткой из ребер, понимал — нихуя это не просто его выдумки.
Вся эта херня с любовью была совершенно реальной.
Вот только Ларин ни разу не написал и не позвонил с момента их последнего разговора. И Юлик от этого испытывал почти физическую боль.
Возвращаться в родной город хотелось все меньше. А еще, вместе с тоской по Диме, Онешко чувствовал вполне себе рациональную злость и еще большую обиду на этого «слабохарактерного мудака».
Хотя, кто Юлик такой, чтобы обвинять Дмитрия Александровича? Может, это он один только с самого начала считал, что все может зайти хоть куда-то дальше, чем просто секс втайне от Аси? Может, Ларин не планировал ничего большего? А если ему это не в первой? Если это просто способ немного отвлечься? Как и предполагал Юлик раньше?
То есть, выходит, Дима действительно любит Асю…
Ну естественно! Не просто так же он выбрал ее!
Мысль больно царапнула Онешко изнутри. Дернула за ребра, щелкнула по позвоночнику и… крепко вцепилась в сердце. Глупо олицетворять душевные терзания сердечными патологиями, да? Считать, что все сосредоточение эмоций всего лишь в обычной мышце. Насосе, качающем кровь. Но люди привыкли это делать. Привык и Юлик. И именно потому он снова лежал в темноте комнаты, как дурак положив руку на грудь и считая частые удары крови о стенки сосудов.
Волосы на затылке и спина у него взмокли от очередного прерывистого сна, а комната кружилась перед глазами — выплясывала чечетку, испещряя ударами голову парня.
Он мог бы лежать так еще долгое время, если бы телефон коротко не брякнул — пришло оповещение о новом сообщении в социальной сети.
Онешко нехотя свесился с кровати, подцепил телефон и сощурился от яркого света, ударившего в глаза.
«Какого черта я не могу до тебя дозвониться?!», — гласило пришедшее сообщение от Сони. Юлик нахмурился и обеспокоено проверил историю вызовов.
«У меня нет пропущенных», — напечатал он в ответ. Девушка прочитала мгновенно.
«В смысле? Я звонила тебе раз пятнадцать, если не больше!», — снова пришло крайне несдержанно от подруги. Онешко всерьез заволновался.
«Что-то случилось?», — набрал он и отправил.
«Да, случилось! Твою мать, Юлик… Мы… Мы с Ильей взяли машину его отца — он решил меня прокатить… И…» — Соня недописала непонятно почему. То ли не смогла, то ли просто не захотела.
«Что „и“, Соня?» — напряженно спросил Юлик, а дыхание его участилось.
«И… Все вышло… очень нехорошо… Господи, Юлик! Илья… он… Он на операции, мы с его родителями сидим в приемной. Нам ничего не говорят! Мне очень страшно, Юлик… А вдруг… Что, если он не… Твою мать», — Онешко задохнулся, прочитав сообщение. Внутри у него все похолодело.
«Никаких „а вдруг“, Соня! С ним все будет в порядке, это же Кулич. И не такое перенесет! Ты-то в порядке?» — руки у Юлика нехорошо тряслись, пальцы ног были ледяными.
«Я… я знаю. Но не могу быть уверена. Со мной все хорошо. Почти. Относительно Ильи, со мной все замечательно. Просто пара царапин и вывих», — написала Соня. А затем последовало еще одно краткое сообщение:
«Я ведь теперь не смогу без него», — Онешко отчаянно поджал губы. Сейчас он нужен был подруге. А еще Илье, который, похоже, держался из последних сил.
«Я прилечу ближайшим рейсом», — бездумно, почти импульсивно Юлик кликнул на кнопку «отправить» и сорвался с места — подскочил на кровати и влетел в спальню родителей.
Разбудив обоих ярким светом и грохотом, Онешко сбивчиво стал рассказывать, что произошло и что ему нужно к друзьям.
Походу рассказа глаза матери Юлика все больше округлялись, а отец сидел, хмурился и сосредоточенно смотрел на сына. Когда Онешко закончил, мужчина вздохнул, потер глаза, и кратко ответил: «Собирайся, я куплю билеты и мы выходим».
И в этот самый момент парень готов был броситься на шею к отцу и благодарить его вечность — больше всего он боялся, что тот запретит ему куда-либо ехать.
— Спасибо, — облегченно выдохнул Юлик и скользнул обратно в комнату, начав собирать вещи.
***
Вопрос, почему до десятиклассника не дошел ни один звонок Сони, так и не посетил его вплоть до прилета на место назначения, когда он попытался набрать подругу и… ничего не вышло.
— То есть ни ты позвонить не можешь, ни до тебя ничего не доходит? — уточнил отец, прокручивая в руке телефон сына, когда они уже ехали в такси.
— Да, — ответил Юлик и нахмурился.
— Ну, не знаю. Возможно, транслятор сломался. У тебя ведь и раньше барахлил мобильник?
Онешко кивнул.
— Надо будет отдать в ремонт. Если транслятор действительно сломан — ты не можешь использовать сотовую сеть.
— То есть мне мог кто-то написать или позвонить, и я об этом даже не узнаю? — настороженно спросил Юлик, а в груди у него нехорошо екнуло.
— Да, — кивнул отец и вернул телефон парню. А потом снова нахмурился, попросил таксиста остановиться и отдал ему насчитанные счетчиком монеты.
Пока Юлик с родителем искали в больнице нужный этаж и помещение, в голове у Онешко крутились сбивчивые мысли о том, мог ли написать ему кто-то в то время, пока он был вне зоны доступа. Это как-то странно пугало, а еще давало надежду. Глупую и неоправданную, но надежду.
Только спустя мгновение парень больше не думал о своем телефоне. Все домыслы выбило из сознания, когда он увидел напряженную подругу, растрепанную, с бинтом на предплечье и влажным от слез взглядом сидящую рядом с такими же родителями его лучшего друга.
Едва увидев Юлика, Соня подскочила, всхлипнула, и кинулась к нему на шею, уткнувшись носом в ткань теплой кофты парня.
Следующие несколько минут они не говорили. Юлик поглаживал девушку по спине, а та тихо всхлипывала у него на плече, вцепившись в его спину своими бледными тонкими пальцами.
В палате, прямо за дверью в соседнюю комнату, подключенный к аппарату жизнеобеспечения и нескольким растворам через капельницу, неподвижно лежал Илья, обмотанный бинтами и повязками. А рядом с ним незабвенно причитали две немолодых медсестры о распущенности подростков.
Ларин монотонно жевал салат, сидя за столом в квартире очаровательной блондинки с мягкой улыбкой.
