Лебединая песня

      На следующее утро состояние Венди резко ухудшилось. Она несколько часов мучилась от жары, хотя тело было ледяным, её тошнило каждые два часа, лицо стало белым, как снег. Венди, казалось бы, превращалась в фарфоровую куколку. Она могла разбиться в любой момент.       Сидя рядом с ней, держа её за холодную руку, я думала, моё сердце вот-вот разорвётся. Я чувствовала, как учащённо бился её пульс при малейшем вздохе. Она пыталась, она изо всех сил пыталась улыбнуться мне сквозь пелену слёз, застилавшие ей глаза.       — Всё будет хорошо, Люси, — раз за разом шептала она, бездумно глядя в белый потолок. Её взгляд не выражал никакие эмоции, чувства грусти или сожаления. Венди, будто бы, готовилась к этому дню очень давно, когда её душа поднимется по лестнице в небо. Я старалась не расплакаться, слыша за дверью отчаянные крики Нацу о том, что его сестрёнка крепкая и перенесёт операцию. Он умолял доктора спасти её, несмотря на очевидный результат.       — Люси, ты нужна ему, — пробормотала Венди. — Прямо сейчас. Иди к Нацу.       — Я не могу… Нет. Я остаюсь. Она осторожно помотала головой, поджала губы, изобразив наподобие улыбки, и сказала:       — Скоро придёт бабушка. Я хочу побыть с ней наедине. Иди. Не волнуйся. У меня не было права её ослушаться, продолжать отнекиваться, заставляя её говорить, когда ей на самом деле тяжело.       Неожиданно мне стало страшно до дрожи. Я вскочила со стула, попятилась назад, неотрывно глядя на умирающую Венди. Мной овладел необъяснимый, ни с чем несравнимый испуг. Я подняла взгляд на потолок, туда, где Венди всё время смотрела и будто заметила мрачную тень, нависшую над ней. Страх оказался невообразимым. Нащупав за спиной тумбочку, затем саму дверь, я дёрнула за ручку и выскользнула из палаты. Ноги перестали подчиняться, я упала на холодный, мраморный пол. Перед глазами коридор начал раскачиваться из стороны в сторону, что, по ощущениям, казалось, я находилась в лодке. Я знала, что через минуту потеряю сознание, знала, что потом не проснусь ближайшие сутки. Кое-как облокотившись локтями на скамейку, я поднялась и прикрыла глаза, стараясь унять головокружение. Это всё галлюцинации. Это не по-настоящему.       Мне надо найти Нацу. Найти его, как можно скорее. Я ведь обещала Венди. Как мне выполнить данное ей обещание, когда я не в состоянии позаботиться даже о себе?       «Надо найти его» — эти слова я твердила без устали, пока медленно передвигалась в холл. Там его не оказалось. Понятия не имела, куда идти дальше, но стоило проверить одно место, которое разгоняет любую грусть. Как ни странно, тем местом была крыша. Правда, что может лучше исцелить раны в сердце, как свежий воздух и потрясающий вид на город.       Поднимаясь наверх, по металлическим ступенькам, я крепко держалась за перила, ощущая рвотные позывы, холодный пот, что мерзко струился по спине, дрожащие коленки, но меня это не остановило. Когда я приложила все силы, чтобы толкнуть вычурно-железную дверь, мой взор резко затуманился и, всё же, я разглядела Нацу, сидевшего на самом краю крыши. Увидев его из моих глаз хлынули слёзы, мне хотелось сейчас лишь обнять его.       — Н-Нацу? — мой голос предательски дрогнул. Он никак не отреагировал, смотрел куда-то вдаль. Я замерла от него в трёх шагах и позвала снова, более громко.       — Не подходи. Стой на месте.       — Венди там… Ты должен пойти к ней, Нацу. Он буркнул что-то невнятное, протяжно вздохнул и мотнул головой.       — Не произноси её имени.       — Иди к Венди.       — Замолчи. Из-за его упрямства, отношения, эгоизма во мне зажглась неудержимая злость. Крики невольно вырвались с моего горла:       — Нацу! Встань и иди!       — Я сказал, заткнись! — он резво ко мне обернулся. Его глаза были красными от слёз. — Хочешь, чтобы я наблюдал за ней до самого её последнего вздоха? Ты этого хочешь?! А я не хочу смотреть на смерть Венди. Не хочу! Не могу. И Нацу заплакал, теперь открыто, не скрывая ту щемящую боль. Он плакал громко, словно потерявшийся ребёнок, нелепо пытаясь спрятать лицо рукавом толстовки. В моём уме тотчас сработал тот самый механизм поддержки, я сделала один неуверенный шаг, затем другой, третий, заключив Нацу в своих объятиях. Я не знала, что говорить в этот момент, поглаживая его по спине. Сейчас я не думала ни о чём, кроме него. Чувствовала его тепло своим телом, слышала его нескончаемый плачь, ощущала его страдания, перенимая их на себя.       Этот миг мы не забудем. Это был миг, когда наши сердца облились кровью, когда слишком частая боль стала привычной, когда опустели наши души.       — Даже если тяжело, ты обязан навестить её, чтобы потом не пожалеть. Наверное, мне не стоило так рьяно давить на Нацу, но он был спокоен. После стольких пролитых слёз, ему, по-видимому, полегчало. Мы сидели на бетонной крыше, наблюдая, как солнце исчезает за горизонт.       — Мне страшно, Люси, — выдал вдруг Драгнил. — У меня никого нет, кроме неё. Она — вся моя семья. Я от неожиданности на секунду онемела.       — Как же ваша бабушка?       — Она? Она, наверное, даже не знает о нашем существовании.       — Но Венди…       — Венди не знает. Когда умер наш отец и маму увезли в психиатрическую лечебницу, Венди часто плакала. Она спрашивала всё время, есть ли у нас родственники, кто будет о нас заботиться, кого ей назвать близким человеком, ведь мы остались одни. Тогда я ответил: «Венди, у нас есть бабушка. Она тебя очень любит. Когда кто-нибудь спросит, почем у тебя нет мамы, папы, просто скажи, что у тебя есть твоя любящая, заботливая бабушка и я». Мне до сих пор не верилось. Казалось бы, я готова заплакать вновь.       — Но Венди сейчас ждёт её. Нацу выглядел пугающе спокойным, он даже слегка улыбнулся.       — Поверь, к ней придёт не менее близкий, любящий человек. В ночь на 12 сентября, Венди Драгнил уснула навечно.       Я не знала, кто к ней приходил в последние минуты. Как я и обещала Венди, я не отходила от Нацу ни на шаг. Возможно, даже надоела ему своими визитами к нему домой. Он не ходил в колледж, сидел в тёмной комнате, на полной громкости слушал музыку. Иногда мне приходилось сидеть до ночи под дверью до тех пор, пока он не откроет. Это продолжалось целых три недели.       — Нацу, сегодняшний ужин — это домашние пельмени. Оставлю здесь, хорошо? Ну, как обычно. Съешь обязательно. Я знала, что он не выйдет. Но ведь не стоит делать поспешных выводов, да? Я собиралась уже уходить, как услышала за спиной скрип открывающейся двери, после чего меня мгновенно хватают за талию, прижав к стене. Неосознанно я зажмурила глаза, скорее от удивления, чем от страха. Учащённое сердцебиение выводило из себя, мне ужасно хотелось убежать, но крепкие руки, сомкнувшиеся на моих запястьях, намертво сковали меня на месте.       — Люси. Услышав своё имя из его уст, мне, словно дали попить, когда я умирала от жажды. Где-то внутри души я была рада услышать этот голос вблизи, не за дверью, а совсем рядом.       — Посмотри на меня, Люси. Почувствовав, как он сжал мои запястья ещё сильнее, как бы говоря, что мне всё равно не сбежать, я решилась и медленно подняла глаза на него. Передо мной действительно стоял Нацу Драгнил, которого я знала. В нём присутствовала та уверенность, привлекательность, хладнокровность. Это был тот Нацу, который мог за себя постоять. И я понимала, что теперь не нужна ему.       — Ответь на один мой вопрос. Когда он это произнёс у меня пересохло во рту. С тревожным волнением, я лишь кивнула. Нацу взял меня за подбородок, глядя прямо мне в глаза, по его губам скользнула едва различимая улыбка.       — Я не сумасшедший, верно?       — В каком смысле?       — Посмотри на меня. Я ведь не выгляжу, как душевнобольной?       — Когда ты спрашиваешь такие вопросы, это уже ненормально. Но, пожалуй, что нет. На сумасшедшего ты не похож, — я пожала плечами. Нацу продолжал притворно, с какой-то изюминкой, улыбаться, и буквально навис надо мной, как огромное дерево, хотя он был выше меня на голову и задал вопрос, от которого у меня перехватило дыхание.       — Тогда почему… Я думаю о тебе всё время. Каждые чёртовы минуты...