Спрячь свою любовь подальше

      — Согласись, Спенсер, судьба постоянно сталкивает нас.       — Не путай судьбу с простым… невезением.       — Ты бы хотела забыть о некоторых вещах, которые случились между нами?       — Нет. Я не хочу ничего забывать.       Что ж, теперь у Спенсер были все основания поменять свое мнение и желать лишь одного — забыть.       Она смотрела на Чарльза, чужого, незнакомого, опасного, и не могла понять, где ошиблась, как могла обмануться?       Рен казался таким искренним и добрым, он был единственным, перед кем она не стыдилась своих слез и своих слабостей; он без труда заставлял ее улыбаться, когда хотелось плакать, всегда находил верные слова и протягивал руку, помогая выбраться из эмоционального хаоса. Спенсер верила ему, она ему доверяла. И потому правда оказалась столь сокрушительной: с самой первой встречи, с первой же минуты он был не тем, за кого себя выдавал. Под маской благородного, внимательного, заботливого молодого человека скрывался враг. А Спенсер была так непростительно слепа…       — Я знаю, о чем ты думаешь, Спенсер. — Чарльз стоял у неприметной ниши, ранее скрытой за листом фанеры, и с видом радушного хозяина наливал новую порцию водки в ее стакан. — Все написано на твоем прекрасном личике. Бьюсь об заклад, ты гадаешь, под каким кустом в Шервудском лесу я похоронил настоящего Рена Кингстона.       — Вопрос напрашивается сам собой, — буркнула Спенсер себе под нос, и Чарльза явно позабавила ее реакция.       — Тебе не понравится эта история, моя маленькая Спенсер: она разрушит образ жестокого, бессердечного психопата Чарльза, который тебе, вероятно, так хочется сейчас пестовать и лелеять. Так что, с твоего позволения, вопрос останется без ответа.       Чарльз пригубил водку с содовой, перехватил хмурый взгляд Спенсер и спросил с насмешливой улыбкой, чуть скрытой за ободком стакана:       — А теперь думаешь о том, как бы изловчиться и получить мой образец ДНК?       — Зачем? Чтобы ты опять подделал результаты анализов?       — Как бы то ни было, эту историю уже не отмотать назад, Спенсер.       — Не боишься, что Сиси расскажет правду?       — Нет. Ей нравится быть бедным, несчастным малышом Чарли, давить на жалость и пускать слезу Элисон в жилетку. Иногда наглая дрянь даже звонит мне и потешается над наивностью моей сестренки.       Спенсер едва ли поверила услышанному и во все глаза уставилась на Чарльза:       — Сиси в лечебнице разрешали пользоваться телефоном?       — Ты удивишься, как много привилегий можно получить, если пожаловаться судье, что в детстве жестокие родители не разрешали мальчику носить платья. Сиси вцепилась в эту историю, как собака в кость, и выжимает из нее по максимуму. А я-то наивно полагал, что за убийство полицейского ей придется ответить по полной программе. Но нет. М-да… Когда эта зараза позвонила в первый раз, чтобы похвастаться, как хорошо устроилась, я, признаться, даже не нашел что ответить. Зато Мелисса закатила такую истерику, что я понял, пришла пора нам распрощаться. Не скажу, что твоя сестра была в восторге от такого решения: кажется, ей действительно нравилось жить в Лондоне у меня под крылышком.       — Быть может, причина в Стокгольмском синдроме? — предположила Спенсер с ехидцей.       — Или в том, что я был идеальным фальшивым бойфрендом. Никто другой с Мелиссой бы не ужился: она определенно не из тех девушек, с которыми легко иметь дело, — Чарльз произнес это с очередной улыбкой. Затем не спеша подошел к Спенсер, чтобы с шутливым поклоном вручить ей стакан и встать рядом, облокотившись спиной о рояль.       Спенсер тут же решительно отодвинулась, однако недостаточно далеко, чтобы не чувствовать тепло его тела, и воспоминания, словно сонм призраков, обступили ее со всех сторон. Приятные, черт возьми, воспоминания…       Чувствуя, как запылали щеки и ненавидя себя за слабость, Спенсер нарочито громко откашлялась и спросила деловым тоном, который, однако, мало соответствовал этой, мягко говоря, нестандартной ситуации:       — Почему твой отец не рассказал полиции, что Сиси — племянница твоей мамы?       — Вероятно, когда он сложил два плюс два и пришел к выводу, что настоящий Чарльз мертв, а эта чокнутая каким-то чудом заняла мое место, он вздохнул с облегчением, и остальное уже мало его волновало. Так для него типично, что я и не ожидал иного.       Чарльз хмыкнул, как ни в чем не бывало обхватил сильными пальцами запястье Спенсер, притянул ее стакан к своим губам и, смакуя момент, сделал небольшой глоток. Ему явно нравилось выбивать ее из колеи, и потому Спенсер из принципа не стала сопротивляться. Хотя от его прикосновений кожу жгло, будто кислотой.       Чарльз же тем временем продолжил:       — Впрочем, кое-чем отцу удалось меня удивить: он мало того что сохранил фальшивую могилу во дворе у тетушки Кэрол, так еще и повадился приносить туда цветы в день моего рождения. Видимо, это дань чертям, чтобы Чарльз не вернулся из ада. Но отцу не о чем волноваться: я не вернусь, меня вполне устраивает жизнь Рена Кингстона.       — Тогда зачем ты все это рассказываешь мне сейчас?       — Элисон — моя сестра, пусть она никогда и не узнает об этом. И ты нужна мне, чтобы защитить ее.       Такого поворота Спенсер не ожидала и недоверчиво хмыкнула в ответ:       — Защитить от кого? От тебя самого?       Чарльз оставался невозмутим:       — От Варжака.       — Разве это не ты?       — Только потому, что Холли в «Завтраке у Тиффани» называла Варжака Фредди в честь старшего брата, не значит, что это я.       — Значит, Варжак — это Сиси?       — Забудь ненадолго о Сиси. Не думаю, что она представляет сейчас реальную угрозу: моими стараниями в последнюю пару лет ей прописывали столько лекарств, что она лишь чудом не превратилась в овощ. Ее поджаренных электрошоком мозгов не хватит, чтобы начать новую игру. К тому же ей и раньше недоставало ни организованности, ни самодисциплины. А если бы ты видела палату Сиси в Рэдли… Свинарник! Странно, что полиция на каждом шагу не находила ее ДНК: эти посеченные волосы, обгрызенные ногти… Бррр! Если бы эта Свинка Пеппа вздумала хозяйничать в моем логове или Кукольном домике, я бы сошел с ума.       — ОКР*. Ты говорил, у тебя ОКР, — запоздало озарило Спенсер. — В Кукольном домике все книги были расставлены по алфавиту! В игровой, в гостиной, в «Комнате памяти»…       — Ты должна была раньше догадаться, Спенсер. Вам не нужно было поджигать мои вещи, достаточно было переставить книги, и это бы здорово выбило меня из колеи. Я так прокололся, когда признался тебе… Тогда я еще не знал, что мы окажемся по разные стороны баррикад. Тогда я верил, что мы будем вместе. Но все авансы, что ты мне давала… — Паузу заполнил грустный вздох. — Для тебя это ничего не значило, ты играла мной, словно я — йо-йо. Это приводило меня в отчаяние.       Чарльз вновь вздохнул, но его чувства — искренние или нет — были последним, что заботило сейчас Спенсер.       — Ты пытался убить Тоби! Ты подстроил несчастным случай со строительными лесами!       Чарльз встретил эти обвинения со спокойствием олимпийских богов:       — Я хотел, чтобы вы с Тоби расстались, но я не стал бы марать об него руки — он того не стоит. Да и к «А» в то время я не имел никакого отношения, так что все претензии к Моне.       — Ты заставил меня поверить, что Тоби мертв! Я попала из-за тебя в Рэдли! Только потому, что я не перезвонила после того поцелуя?       — Нет, тебя заставила Мона. Но все же тебе стоило перезвонить.       — Ты вынудил Тоби сбежать из города!       — Да. После того, как ты узнала, что он — «А». Я хотел обезопасить тебя. И лучше ему было не возвращаться. Он был в команде Моны и Сиси, их безвольной марионеткой и как миленький плясал под их дудку. Спроси его, что именно ему приходилось делать против вас, когда он носил черный капюшон? Он расскажет много интересного, если у него хватит духу признаться. Ох, бедный-бедный Тоби.       — Он делал это, чтобы защитить меня!       — Он делал это, потому что живая ты была для него менее важна, чем ответы о смерти его матери. Я скажу больше: Тоби знал историю Чарльза ДиЛаурентиса, когда вы еще даже не догадывались о его существовании.       — Ты врешь! — решительно выпалила Спенсер. И лишь потом вспомнила, что Тоби действительно вел себя странно, когда она впервые рассказала ему о Чарльзе и показала детскую фотографию старшего отпрыска ДиЛаурентисов. Но Спенсер не желала допускать предательскую мысль, что Тоби не был с ней честен. — Я не верю тебе! Тоби бы мне рассказал!       Чарльз в ответ громко рассмеялся:       — Ну уж, конечно! Как много он рассказывал тебе о том, как был в команде «А»? Или о том, как ему работается в полиции? О ходе расследований? О том, зачем он заявился ко мне в Лондон? Тоже мне дорогой гость. Сиси под видом «А» внушила ему, что я знаю, как найти Чарльза, который может рассказать, что на самом деле случилось с его матерью, и этот твой Тоби ходил за мной по пятам. Даже намекал, что уступит тебя мне, если я помогу ему найти ответы.       — Ложь! Тоби полетел в Лондон, чтобы рассказать Мелиссе о моих проблемах, он заботился обо мне!       — А что, в Роузвуде нет телефонов?       Губы Чарльза расплылись в широкой кривой усмешке, но его взгляд выражал неприкрытую жалость, бьющую наотмашь.       — Брось, Спенсер. Глупенькая. Вовсе не ради тебя он летел через океан, чуть ли не спал на коврике у меня под дверью и торчал в Лондоне до тех пор, пока не оброс, как Рапунцель. При условии, что Мелиссы в то время вообще не было в Англии. Признай, если бы Тоби действительно заботился о тебе, он был бы рядом с тобой, а не оббивал мой порог. Я прилетел в Лондон на пару дней, чтобы разобраться с неожиданными проблемами, которые мне подкинула твоя сестрица, а из-за этого прилипчивого болвана, который не давал мне и шагу ступить, застрял там и не смог быть в Штатах, когда Шана охотилась на вас в Нью-Йорке, когда моя сестра вернулась наконец домой!       От прежнего спокойствия не осталось и следа, Чарльз завелся не на шутку, но все же сумел взять себя в руки и, сбавив обороты, процедил сквозь зубы:       — Боже, как я разозлился, когда вы заявились в аркаду и испортили мой день рождения. Но когда я узнал, что Тоби обожрался мармеладных медвежат с сюрпризом и его вштырило, — это был отличный подарок.       Спенсер не сочла нужным это комментировать и лишь угрюмо спросила:       — Там, в аркаде, был ты?       — Конечно я. А ты правда думала, что с Джейсоном хотела встретиться Сиси? Как ты себе это представляешь? «Привет, Джейсон, я — твоя бывшая девушка, а еще я — твой брат и твой воображаемый друг». Ох, Спенсер, — Чарльз разочарованно покачал головой, — ты же умная девочка. Хотя теперь я сильно в этом сомневаюсь. Ну давай, пожалуйся, как я чуть не убил вас теннисными мячами.       — Ты сбросил на Лоренцо трубы и повредил ему руку.       — А следовало стоять на месте, распахнув объятия, чтобы ему было удобнее в меня целиться?       — Было бы неплохо. — Теперь настала очередь Спенсер ухмыляться, и, к ее удивлению, Чарльза как будто задели ее слова.       — Я не собирался отдавать богу душу в день своего рождения, — отчеканил он холодно. — Никто вас туда не звал — я хотел увидеться с Джейсоном. После этого я собирался разобраться наконец с поганкой Сиси и вернуться в Лондон. А вы все испортили!       — И в ответ ты решил подменить фотографии и испортить выставку Арии?       — Я не стал бы размениваться на месть, Спенсер, тем более такую жалкую. Это сообщение было исключительно для Таннер.       — Хотел довести до ее сведения, что мы по-прежнему твои куклы?       Чарльз вновь покачал головой:       — И чего ради я тут распинаюсь?       Обошел рояль, поднял крышку и, будто потеряв к Спенсер интерес, с отвлеченным видом наиграл первые аккорды «Anytime», любимой мелодии Марион Кавано.       Теперь Спенсер не сомневалась, кто от имени «А» прислал Тоби старые нотные листы с этой песней, однако по-прежнему отказывалась верить, что тот что-то скрывал. Но одного Спенсер не могла отрицать: Тоби был одержим поисками ответов и цеплялся за каждую ниточку, не готовый смириться, что его мать покончила с собой. Но внезапно отступил, согласившись принять денежную компенсацию от руководства Рэдли и замять это дело, несмотря на то, что были все основания полагать: смерть его матери — ни самоубийство, ни несчастный случай, и вина лежит на ком-то конкретном. Спенсер всегда казалась странной подобная перемена. И все же она не желала об этом думать! Потому что от мысли, что Тоби мог темнить и действовать у нее за спиной, ее тошнило даже сильнее, чем от предательства Рена.       Чувствуя, как во рту мерзко отдало горечью, Спенсер с отчаянной решимостью опрокинула в себя водку, закашлялась и от всей души пожалела, что алкоголя в стакане оказалось значительно меньше, чем содовой.       — Поаккуратнее, Спенсер, — заботливо предостерег ее Чарльз, на мгновение поднял голову и вновь сосредоточился на черно-белых клавишах. — Выпив лишнего, ты имеешь обыкновение вешаться мне на шею. На твоем месте я не стал бы усугублять ситуацию: уверен, наутро у тебя и так будет, о чем посокрушаться.       Спенсер едва сдержалась, чтобы не послать его к черту, но решила, что реагировать на подобные речи выше ее достоинства. С демонстративным видом подошла к нише, взяла початую бутылку и наполнила стакан до краев. Чарльз отреагировал на ее действия, сменив «Anytime» на мелодию детской колыбельной, и Спенсер тут же ударило током: эту песню о пересмешнике в числе прочих играла в Кукольном домике Мона, вынужденная притворяться Элисон.       Спенсер бы не удивилась, если бы следующей музыкальной композицией на очереди оказалась «Donʼt Fence Me In», чтобы окончательно ее добить.       — Я бы хотел вернуться к своему рассказу до того, как ты надерешься до потери сознания, ангелочек, — вторгся в мысли Спенсер Чарльз и одарил ее мягкой улыбкой, от которой, однако, явственно веяло холодом. — С другой стороны, полиция оставила твою кровать на прежнем месте… Ммм, хорошая мысль, хотя ты бы, конечно, предпочла диван.       — Прекрати! — возмутилась до глубины души Спенсер и воинственно скрестила на груди руки.       — Прекращу, когда ты отставишь выпивку в сторону. Я не собираюсь распинаться перед тобой только для того, чтобы наутро ты интерпретировала мою историю так, как подскажет тебе похмелье.       На этот раз голос был строг, Чарльз явно не собирался мириться с возражениями, но Спенсер и не думала подчиняться. Достаточно того, что пять лет назад ей приходилось выполнять его приказы и ходить по струнке. По́лно! Она ему не игрушка!       Спенсер с вызовом вскинула брови и подняла руку, салютуя стаканом, — о да, она, безусловно, провоцировала Чарльза и все же не ожидала того, что последует дальше.       В тот же миг он с силой захлопнул крышку рояля, в два больших шага сократил расстояние между ними, еще секунда — и стакан с грохотом врезался в стену, разлетелся на осколки, и те градом хлынули на пол.       Спенсер задохнулась от ужаса и, парализованная, замерла на месте. Ее рука так и осталась поднятой, и дрожащие пальцы в панике вцепились в пустоту…       — Этой реакции ты ждала от меня, Спенсер? — спросил Чарльз с ледяным спокойствием, которое пугало больше, чем его прежний гнев. — Не стоит меня провоцировать, моя радость. Не на того напала. Я несколько лет прожил под одной крышей с твоей сестрой, подобное закаляет даже лучше, чем Рэдли. Но если хочешь, — в голубых глазах без труда можно было прочесть разочарование, — так уж и быть, мы можем поиграть по твоим правилам.       Спенсер едва успела перевести дыхание, когда сильные пальцы сомкнулись на ее предплечье, и Чарльз одним рывком выволок ее из гостиной в темный коридор.

***

      Эта борьба была заведомо неравной: как бы Спенсер ни сопротивлялась, у нее не было ни единого шанса вырваться, и она лишь беспомощно дергалась, точно попавший в капкан зверек.       Чарльз даже не смотрел на нее: он решительно шел вперед и без лишних усилий тащил ее за собой, так что Спенсер едва успевала перебирать ногами, опасаясь, что иначе споткнется и что-нибудь себе сломает. Впрочем, она вряд ли могла связно думать — она не могла даже дышать, пронзенная страхом, будто стрелой.       Казалось, ситуация уже не может стать хуже. Но Спенсер ошиблась, и когда наконец поняла, куда привел ее Чарльз, сердце оборвалось.       Они стояли на пороге ее лжеспальни.       — Нет… — выдохнула Спенсер с отчаянием и в приступе неконтролируемой паники замотала головой. — Нет!       Та самая комната… На стенах по-прежнему висели карандашные наброски, изображавшие лошадей, а на ковре темнело припорошенное пылью кровавое пятно: полиция вырезала лишь маленький фрагмент, но бо́льшая часть так и осталась на месте.       Страшные воспоминания вспышками пронеслись перед глазами, голова закружилась, ноги потеряли опору… Но Чарльз не позволил Спенсер осесть на пол, встал сзади, положил тяжелые ладони на ее плечи и легонько подтолкнул вперед:       — Этого ты хотела, мой ангел? — Его голос звенел, точно лед.       Спенсер не успела сообразить, что происходит, — в следующее мгновение она уже стояла посреди комнаты, и дверь с громким стуком захлопнулась у нее за спиной.       — НЕТ!