Спрячь свою любовь подальше

      Искры взметнулись над бочкой и тут же шустрыми светлячками бросились врассыпную. Тени заплясали на дверях бункера, окрасили лес золотистым сиянием, слишком теплым, слишком нежным для неспокойной, страшной ночи.       Спенсер, опустошенная, потерявшая себя, устало закрыла глаза, прижалась спиной к прохладной дверце машины и, признавая поражение, позволила себе раствориться в треске огня, в стрекоте ночи да в мягком, вкрадчивом голосе Чарльза. Как когда-то, не зная сомнений и страхов, растворялась в голосе Рена…       Самообман — пусть так, порой только он и помогает выжить.       — Беттани была моим единственным другом. Когда ей становилось лучше и врачи отпускали ее домой, мне казалось, я остался один во всем мире. Мама… она была по другую сторону бронированного стекла: смотрела на меня, но не видела; слушала, но не слышала. А я просто…       Чарльз не договорил, осекся, но тут же продолжил деловым тоном:       — Когда мне исполнилось шестнадцать, маме пришлось забрать меня из Рэдли и отправить куда подальше. Но когда я наконец вернулся из Лондона, а персонал Рэдли почти полностью сменился, мне удалось устроиться туда волонтером. Никто из прежних сотрудников, кроме Эдди Лэмба, меня не признал; из пациентов о том, что я Чарльз, знала только Сиси, так что я мог без помех навещать Беттани. Пока ты не задала очередной вопрос из серии «Это ты его убил?», мой ответ: «Нет». Эдди Лэмб жив, здоров, и ему не на что жаловаться с тех пор, как он «выиграл в лотерею». Хотя убить его было бы дешевле, чем оплатить путевку в лучшую жизнь.       — Я знала, что он исчез с подачи «А»! — вырвавшись из забытья, воскликнула Спенсер. — А ведь он предупреждал, что ты в Рэдли по неправильным причинам.       — О нет, мои причины были более чем правильными, — с расстановкой припечатал Чарльз и после паузы отправил в бочку стопку старых газет, тут же проглоченных нетерпеливым, жадным огнем. Впрочем, недостаточно быстро: Спенсер успела различить на первой полосе собственное лицо — мордочку испуганного зверька, что чудом вырвался из охотничьих силков. Официальный снимок, опубликованный полицией наутро после освобождения из Кукольного домика.       Чарльз тем временем продолжал, спокойный, уверенный в своей правоте:       — Все, что я делал, я делал для того, чтобы вернуть домой Элисон и узнать, что случилось с Беттани.       — Когда Элисон вернулась домой, ты пытался ее убить!       — Нет! — Чарльз мгновенно изменился в лице и так искренне возмутился, что стал похож на маленького мальчика со старой видеозаписи. — Я никогда не пытался убить Элисон! Твою мать, чем ты слушаешь, Спенсер?! На Эли напала Сиси! Все эти сумасшедшие вещи против вас делала Сиси. И она действительно ловила кайф.       Чарльз остановился, перевел дух и продолжил спокойнее:       — Не хочется признавать, но порой поганка действительно блистала: ее фантазии мог бы позавидовать всякий. Но рождественское послание на дверях сарая — моя затея. Не удержался: не мог спокойно смотреть, как вы милуетесь парочкам, точно голубки. Немыслимо! Стоило Эли вернуться домой, и вы мигом от нее отвернулись, будто забыли, через что ей пришлось пройти. Да, она была не лучшей подругой, но Эли никогда вас не бросала: она присматривала за вами, вытащила из пожара, а вы по щелчку ополчились против нее, когда она так в вас нуждалась. Это было несправедливо! Это сводило меня с ума! Скажи мне, что это за дружба такая? Так что, да, я устроил для вашей приторно-милой компании маленький рождественский сюрприз и напугал вас с Ханной, когда вы пробрались в дом ДиЛаурентисов. Чтобы до вас, тугодумок, наконец дошло, что Эли — не «А».       В ответ на эмоциональную речь Чарльза Спенсер лишь сухо хмыкнула:       — Как у тебя все просто.       — А почему бы и нет? В конечном счете я никому из вас не был ничего должен. Элисон — моя сестра, Беттани — мой лучший друг, а кто для меня вы? Кем была ты, Спенсер? Девушкой, которая давала мне надежду, а на следующий день не удосуживалась перезвонить или ответить на мои сообщения? Вспомни тот вечер у меня дома: ты была готова отдаться мне, а потом как ни в чем не бывало скидывала мои звонки. И не надо теперь хмурить бровки с видом оскорбленной невинности.       Спенсер задохнулась от возмущения, но не сразу нашла что ответить: Чарльзу удалось ее пристыдить. Точнее, удалось бы, если бы речь шла о Рене, а не о том, кто столько лет скрывался за маской. И потому Спенсер без сожалений ринулась в наступление:       — Ты не просто напугал нас в доме ДиЛаурентисов — ты чуть не убил Ханну!       Чарльз попытался сдержать смешок, но у него плохо получилось, и на лице, озаренном всполохами огня, заиграла яркая мальчишеская улыбка.       — Я мог бы сказать, что сбил ее с ног, когда убегал, но на самом деле Ханна так подскочила, когда увидела «А», что просто не устояла на своих высоченных каблуках. Такая потеха! Неприятно, но как бы сказала Сиси: «Она умерла? Нет». Впрочем, я думаю, Ханна в любом случае может подать на «А» в суд за этот инцидент и потребовать с Сиси компенсацию. За рождественскую иллюминацию, кстати, я послал счет дорогой кузине. Но в остальном я не поклонник подобной показухи. Все эти куклы, надписи помадой на стекле, погребальные венки — бред. Ни один мужчина не станет играть в такие игры без крайней необходимости, на такое способны только женщины, которым больше заняться нечем. У меня же была конкретная цель. Когда Мона попали в Рэдли и, накачанная таблетками, рассказала мне, что Элисон жива, я сразу понял, что под беседкой нашли тело малышки Беттани. Эти идиоты, судебные эксперты, палец о палец не ударили! Они объявили, что это тело Элисон только из-за дурацкого топа. Если бы ты знала, как меня это взбесило! Я хотел, чтобы Беттани была похоронена под своим именем, а не числилась пропавшей без вести. Поэтому я выкопал тело «Элисон»: надеялся, что полиция начнет новое расследование. Тогда же я прислал вам первое сообщение как «А»: благодаря рассказам Моны у меня были основания думать, что вы имеете прямое отношение к событиям той ночи.       Спенсер хотела запротестовать, но Чарльз не дал ей и слова вставить и заговорил таким тоном, будто рассказывал сказку на ночь:       — Я наблюдал за вами, Спенсер. Долгое время я просто наблюдал. И знаешь, что бросалось в глаза? Вы вели себя так, словно в чем-то виноваты. В чем-то серьезном, в чем-то помимо несчастного случая с Дженной. Вот почему я поверил, что вы имели отношение, если не к исчезновению Элисон, то к тому, что случилось с Беттани. Так что, когда Мона рассказала про свои игры в «А», я решил, что это хороший способ разобраться во всем. И тогда я прислал вам первое смс.       — «Мона играла с куклами, я играю с частями тела», — процитировала Спенсер, с ужасом осознавая, что помнит, должно быть, каждое из полученных сообщений.       — Да.       — Тоже мне Alpha A, — с презрением фыркнула Спенсер и забаррикадировалась в спасительном укрытии из скрещенных на груди рук.       — Хм, забавно. Мне нравится.       И снова лицо Чарльза озарила завораживающая мальчишеская улыбка, за которую его следовало бы расстрелять.       Спенсер ущипнула себя за локоть и со злостью выпалила:       — Зачем ты заманил Эмили на кладбище и заставил раскапывать могилу?       — Вот только ее мне там и не хватало, — поморщился Чарльз, и Спенсер порадовалась, что ей удалось стереть с его лица поганую улыбку. — Мне и так было непросто: не каждый день приходится раскапывать могилу того, кто был тебе дорог.       — Ты присылал нам в качестве сообщений кости и зубы того, кто был тебе дорог.       — Пфф… Я похож на психа? — Чарльз подавился смешинкой и вновь посмотрел на Спенсер так, словно сомневался в ее хваленных умственных способностях. — Это были даже не настоящие зубы, так, милые пустячки. Вот кости в свадебном поясе были настоящими, но это уже проделки Сиси. Невинные на фоне прочих ее выходок.        Чарльз вздохнул и продолжил мечтательно, с таким выражением лица дети фантазируют о рождественских подарках:        — Если бы я мог, я бы запер Сиси в Кукольном домике и заварил вход. Но у нее были страховочные варианты: все против вас, против меня, против моей семьи. К тому же я никогда не мог быть уверен, кто еще работает на нее. Мне понадобилось много времени, чтобы подобраться к этой суке. А вы вечно все портили! Почему вы не могли просто сидеть тихо и никуда не лезть? Вы сами находили себе проблемы. Каждое чертово утро начиналось для меня с мысли: «Куда сегодня вляпаются эти дурочки?»       — Вляпывались мы по твоей вине!       — Боже, Спенсер! Просто посмотри на это беспристрастно! — внезапно взмолился Чарльз, и, казалось, от отчаяния, звеневшего в его голосе, сильнее разгорелось пламя, громче зашумел лес. — Хотя бы на минуту перестань видеть во мне врага. Пожалуйста! На одну чертову минуту!       Спенсер упрямо поджала губы, покачала головой и прокляла себя за то, что приехала, за то, что позволяла его голосу вновь и вновь гипнотизировать и сбивать с толку, и так жаждала ответов, которым не верила.       — Ну же, Спенсер, — Чарльз почуял ее сомнения, сделал пару шагов навстречу и заговорил таким тоном, будто пытался выманить из укрытия непослушного котенка. Еще немного — и протянет руку, аккуратно погладит по загривку, чтобы затем сжать в кулаке и выволочь на свет силой. Не голос — ловушка.       — Это ведь я рассказал тебе про карту сокровищ Моны, это по ней ты нашла тайник с пропусками, которые доказывали, что Мона работала на пару с Сиси. Это я рассказал тебе, что Сиси возненавидела Элисон из-за случая на вечеринке братства. Я ведь предупреждал тебя, что Сиси перешла на другую сторону и хочет стать образцом для Моны. Да я же практически все тебе рассказал. — Довольный собой, но столь явно разочарованный в Спенсер, Чарльз громко щелкнул пальцами прямо у нее перед носом. — А ты даже не потрудилась вдуматься в мои слова. Все лежало на поверхности. Все с самого начала лежало на поверхности!       Спенсер прикусила язык и презрительно сморщилась: только бы не признавать, что не видела дальше собственного носа. Глупая, глупая Спенсер! Не из осколков — из букв не сумела сложить слово «вечность».       Но Чарльз не позволил ей утонуть в самоедстве. Подошел вплотную, положил ладони на ее стыдливо горящие щеки и одарил таким теплым взглядом, будто не мог налюбоваться:       — Как думаешь, почему ты оказалась в команде «А»? Ты была моим Троянским конем, ангелочек.       Спенсер дернулась, но он и не думал ее держать: отвел ладони в стороны, но не опустил. Так что Спенсер почувствовала себя заключенной в раму из его рук, будто одна из нарисованных лошадей Беттани, навсегда похороненных на пожелтевшей хрусткой бумаге.       А Чарльз все смотрел и смотрел. И под его внимательным, впитывающим взглядом Спенсер начало казаться, что она исчезает, как исчезает по весне талая вода.       — Ты умная, Спенсер, ценный кадр, — наконец нарушил молчание Чарльз, но его слова прозвучали отнюдь не комплиментом. — У Сиси хватало причин, чтобы попытаться заполучить тебя в команду. К тому же ни для кого не было секретом, как сильно ты мне небезразлична, а Сиси, конечно же, жутко хотелось мне насолить. Я знал, что однажды она решит перетянуть тебя на свою сторону, — это было несложно просчитать.       «Паришься с Реном? Попарься со мной», — вспыхнуло в памяти.       — Так ты поцеловал меня на глазах у Красного пальто, чтобы втянуть в игру?! — сложив два плюс два, выдохнула Спенсер в шоке, и новое разочарование ударило под дых. Захотелось кричать, захотелось разорвать чертову ночь на сотню обрывков. — Ты меня подставил?! Да меня же тогда чуть заживо не сварили в парилке!       — Ты меня поцеловала, Спенсер, — с невинным видом поправил Чарльз. — Вероятно, для того, чтобы насолить Тоби. Но с моей стороны все было искренне. Хотя бы потому, что мне не было нужды втягивать тебя в игру: вы и так уже давным-давно застряли в паутине. И раз уж ты все равно всюду совала нос, я решил помочь, чтобы ты изнутри разобралась что к чему, чтобы узнала, что за всем стоят Сиси и Мона. Я не мог предположить, что они решат «убить» Тоби, чтобы выбить тебя из колеи, но я знал, что рано или поздно тебя позовут в команду. Я думал, моя умненькая мисс Холмс живо во всем разберется и выведет сучек на чистую воду. Спенсер… я ведь давал тебе столько подсказок, я всегда был рядом, страховал, держал руку на пульсе. Это же я сделал тебе пропуск, чтобы ты могла ускользнуть из Рэдли, выполнить задание «А» и доказать свою лояльность. И караулил под дверью палаты, чтобы тебя никто не хватился.       И вновь Чарльз завелся: на лбу яростно запульсировала жилка, злая ухмылка скривила губы, и голос громом прокатился по ночному лесу:       — Но нет! Тебя интересовал только этот болван Тоби! Вместо того чтобы прислушаться к моим подсказкам, чтобы разобраться что к чему, ты при первой же возможности сиганула к нему в койку!       — Оставь Тоби в покое! — удивляясь собственной смелости, рявкнула Спенсер и, заставляя Чарльза попятиться, решительно ткнула пальцем ему в грудь. Только защищала она не Тоби, а свое разорванное в клочья сердце.       — Ох, трудно оставить его в покое, — скривился Чарльз, но послушно отступил, так что между ним и Спенсер пролегла спасительная бездна. — Святая Спенсер не погнушалась разбить сердце лучшей подруги и развести Арию с Эзрой только для того, чтобы найти этого тормоза и позволить навещать себе лапшу на уши. «Наши отношения были настоящими, я притворялся, что работаю на Мону, чтобы защитить тебя. Верь мне». Тьфу!       — Ты был там?.. В кафе… — почему-то растерялась Спенсер и теперь уже сама попятилась назад.       — Не надо было подслушивать, чтобы догадаться, — фыркнул Чарльз и поспешно отвернулся, так что теперь Спенсер могла видеть лишь его взъерошенный затылок. — В этом секрет, да, Спенсер? Если бы я, как Тоби, распускал нюни и выдавливал из себя слезу при всяком удобном случае, ты была бы со мной? Вот в чем ключ к твоему сердцу: щенячьи глазки на мокром месте и надутые, как у малыша, губы? С тем же успехом мы могли бы завести с тобой настоящего щенка. Он был бы куда сообразительнее, чем этот болван с опилками в голове.       — Оставь Тоби в покое, — повторила Спенсер, на этот раз чеканя слова. И с удивлением отметила, как Чарльз по-детски ссутулил плечи, как сделал еще один шаг в сторону, как уверенность, которой он недавно лучился, растворилась под ее тяжелым взглядом, от которого он старательно уворачивался, пряча лицо в тени.       И все же Чарльз умел держать удар: еще минута — и он встряхнул плечами, резко развернулся, сверкнул непроницаемой маской кукловода и, громко хлопнув в ладони, продолжил, будто паузы не было вовсе:       — Ладно, тебе хотелось поверить в сказку про то, как лягушонок превращается в принца, — твое дело. Но дальше… М-да… Сама же заманила подруг в Thornhill Lodge, а затем бросила их под прицелом «А» и отправилась вместе с Тоби бегать по лесу в поисках приключений. «Фейспалм», — Чарльз провел ладонью по лицу, точно оживший интернетовский мэм, одарил улыбочкой сквозь растопыренные пальцы, но добавил сурово и жестко: — Неудивительно, что твой бракованный принц получил-таки по башке. Жаль, что стукнул его не я, — хотя бы душу отвел.       — Не твое дело, с кем я по лесу бегаю, — огрызнулась Спенсер. Но что-то внутри заворочалось и приказало заткнуться.       Чарльз в ответ не спеша потер двумя пальцами переносицу и устало вздохнул, в очередной раз сбивая с толку бесконечным калейдоскопом масок:       — Той ночью все могло бы решиться, Спенсер. Возможно, вы бы не разоблачили Сиси, но я бы встретился наконец с Элисон. Я бы рассказал ей всю правду о себе, все с самого начала. Я бы убедил ее, что она под моей защитой, что может вернуться домой. Но из-за пожара все пошло наперекосяк. Тоже мне… устроили шабаш ведьм.       — Это ты заставил Мелиссу послать в Thornhill Lodge Дженну и Шану? — нарочито деловым тоном спросила Спенсер, жалея, что под рукой не было блокнота, чтобы хоть как-то упорядочить тот хаос, что бурлил и взрывался искрами в ее голове.       — Да. Мне нужны были глаза и уши: я не мог в одиночку уследить за всем в эту вальпургиеву ночь. Признаю, ошибся. Пфф, верно говорят, не лезь в бабские разборки — целее будешь. И не спрашивай меня, что там произошло, потому что я понятия не имею.       — Я тебе расскажу, — ядовито-медовым голоском процедила Спенсер. — Твоя Шана заперла девочек в доме, а Уилден устроил пожар.       — Моя Шана? — К Чарльзу моментально вернулось игривое расположение духа. — Кажется, кто-то ревнует.       Спенсер промолчала, и ему против воли пришлось сбавить градус веселья:       — Шана сказала Мелиссе, что дом поджог Уилден, но велика вероятность, что это была сама Шана, чтобы отомстить вам за Дженну. Или Сиси, Сара Харви или даже твой Тоби. Никогда не замечала, что у этого парня взгляд маньяка? Такой способен за все.       — Интересно, ты и просыпаешься с его именем на устах? — с издевкой спросила Спенсер, но едва ли верила, что сможет задеть Чарльза за живое. — Все никак не можешь смириться, что я предпочитала его тебе? Что я любила Тоби, а ты был всего лишь… коротким увлечением? Никогда не думал, что единственная твоя ценность в моих глазах — то, что ты был женихом Мелиссы?       — Многим ты можешь меня задеть, мой маленький провокатор, но не этим: ты сама не веришь тому, что говоришь.       Чарльз одарил Спенсер до одури ласковой улыбкой и, подойдя ближе, одним быстрым движением припечатал ее тело к многострадальной дверце машины.       — Ты сам сказал… — Спенсер испуганно сглотнула, попыталась увернуться, но все, что смогла, — чуть приподнять голову, чтобы уткнуться подбородком в его мерно вздымающуюся грудь, взглядом — в черную бабочку поверх белой рубашки. — Я давала тебе авансы, которые ничего для меня не значили…       Чарльз не спешил отвечать: наклонил голову набок, пробежал пальцами по ее взятым в плен волосам и наконец выдохнул прямо в губы:       — С тех пор ты успела пролить бальзам на мои сердечные раны и доказать, что по-прежнему ко мне неравнодушна. Помнишь, ты рассказывала про пресс-папье, которое украла и закопала на заднем дворе? Оно ведь до сих пор там, и ты знаешь, что оно там — никуда не делось. Ты можешь врать мне, но не ты сможешь обмануть себя: я был бо́льшим, чем короткое увлечение. А теперь посмотри на меня и повтори эту свою оскароносную речь про единственную ценность.       Спенсер честно попыталась, но язык отчего-то отказался повиноваться. Чарльз с удовлетворением поддел пальцем кончик ее носа и тут же коснулся его коротким поцелуем:       — То-то же.       И вмиг переключился, будто разговора о чувствах не было вовсе:       — Знаешь, каким был бы первый вопрос, который я задал бы Эли, если бы в ночь пожара мы встретились лицом к лицу? Какого черта, находясь в бегах, она следила за вами, исправно наряжаясь в этот дурацкий красный плащ, привлекающий внимание? Меня до сих пор с ума сводит этот вопрос.       — Говорит парень, разгуливающий в черной толстовке, капюшоне и кожаных перчатках, — наконец найдя силы оттолкнуть Чарльза, парировала Спенсер.       Он с одобрением кивнул, принимая ее замечание, затем как ни в чем не бывало присел на бампер джипа и с готовностью пояснил:       — Я действительно не поклонник маскарада, но экипировка «А» пришлась мне по душе. Для меня важен порядок, ритуалы, определенные последовательности — это помогает мне чувствовать, что я держу ситуацию под контролем. «Униформа» помогала проводить грань между Чарльзом и Реном, между игрой в «А» и реальной жизнью. Судя по тому, что малявка Сиси вдруг становилась неуловимым суперменом, наряжаясь в толстовку, это даже круче, чем Черный плащ.       Чарльз потянулся, точно большой сытый кот, затем ловко соскользнул на землю и, на ходу снимая смокинг, отошел к бочке, чтобы швырнуть его в огонь. Следом ту же полетела бабочка.       Спенсер была уверена, для пущего эффекта Чарльз сбросит с себя и рубашку, но он лишь закатал рукава и расстегнул пару верхних пуговиц. Но и этого оказалось достаточно, чтобы Спенсер судорожно вздохнула и стыдливо отвела глаза, боясь поддаться искушению, боясь представить, чем могла бы закончиться та пьяная ночь в его доме, если бы Рен не включил джентльмена… Рен или Чарльз?       Спенсер зажмурилась и, зачарованная, провела ладонью по шее, чувствуя отголоски хмеля и легкое покалывание, чувствуя, как земля в очередной раз пошатнулась и поплыла куда-то в сторону.       Сумасшествие…       Проснуться бы! Открыть глаза и, как в дешевом бульварном романчике, с облегчением понять, что сегодняшняя ночь — лишь сон, плод больного воображения, пьяная хмарь. И где-то там, в реальности, по ту сторону океана все еще существует добрый милый Рен, чей мягкий голос без труда развеется все ее страхи, сомнения и невзгоды.       И нет в той реальности ни темного сырого бункера, ни трескучего огня, ни обтянутой белым шелком мускулистой спины, по которой хочется ударить ножом, чтобы затем долго наблюдать, как расплывается красное, как трепещет оно в отсветах огня, запекается, остывает…       Вот только где она, та реальности, в которой хочется любить? И почему сейчас так сильно, так нестерпимо хочется убивать? Чтобы чувствовать на руках жар чужой крови да смешивать ее со своей…