***
Городок и впрямь оказался маленьким – всего несколько основных улиц приятной свободной планировки, дома не выше четырех этажей. В центре выделялось здание с налетом помпезности, украшенное классическим греческим портиком — типичная ратуша небольших городов. Людей почти не встречалось, однако по кромке дорог стояло много автомобилей. Джип Чио свернул с главной улицы и вскоре, миновав цепочки супермаркетов, парикмахерских и маленьких кафе, остановился возле трехэтажного дома с незамысловатым фасадом, но симпатичными аккуратно стриженными кустиками по бокам от лестницы единственного подъезда. Девушка заглушила мотор, вылезла из машины, чтобы осмотреться по сторонам, и открыла дверь со стороны Ганнибала. Мужчины выбрались наружу, придерживая друг друга(совсем как во Флоренции), и последовали за Чио, которая несла забранные из багажника сумки. Топтавшиеся на ступеньках голуби при их приближении лениво перелетели на узкую полоску газона. Квартира казалась очень просторной за счет того, что мебели в ней было мало: почти все только самое необходимое. Ни занавесок, ни жалюзи — пространство свободно заливал рассеянный свет сквозь затянутое облаками небо. Местами от потолка до пола были оторваны обои, в одной из комнат какая-либо отделка стен отсутствовала вовсе, а на полу, занимая много места, лежали одна на другой две оконные рамы с облезшей краской, рядом с ними одиноко стоял раскладной стул. В другой комнате находились лишь кровать на одного человека и деревянный табурет. В центральной, соединенной с кухней, размещалось что-то похожее на кушетку; перед ней стоял невысокий столик, на котором лежали ноутбук и блокнот с зажатой меж страниц ручкой. Судя по банкам краски, стоящим вдоль стены у входа, и запаху свежей древесины, исходящему от паркета в комнате с кроватью, здесь затевался ремонт. Бросив сумки рядом с журнальным столиком, Чио скрылась за дверью, куда Уилл еще не успел заглянуть. Ганнибал присел на кушетку и с непроницаемым выражением осматривался вокруг. Уилл остался отстраненно стоять в центре комнаты, скрестив руки на груди: —И что мы будем делать дальше? — театрально поднял брови, всем видом демонстрируя скептический настрой. —Подойди сюда. — Ганнибал похлопал ладонью рядом с собой. Уилл на несколько мгновений застыл, затем все же расцепил руки и сел рядом с доктором. Он выжидающе уставился на него, будто бы уже знал все ответы, которые тот может дать, но, на самом деле, ощущая рассеянность от этого слишком правдивого города, квартиры, замершей в процессе преображения, от всего происходящего с ним на данный момент. Ганнибал осторожно поддел двумя пальцами подбородок друга и повернул в сторону его голову: —Нужно быстрее зашить. Доктор не убрал руку, когда Уилл вернул голову в прежнее положение. —Ты сделаешь? — вопрос риторический. Уилл нарочито произнес его громко, немного сбитый с толку внезапной близостью, но не желающий этого показывать. Ганнибал, распознав это, улыбнулся так обезоруживающе искренне, что губы эмпата волей-неволей растянулись в ответной улыбке, и Уилл впервые ощутил прилив уверенности, словно тонкий весенний ручей, прорезавший снежно-белый лист его будущего. Ганнибал опустил руку, легко прикоснувшись к ткани на предплечье своего друга. Уилл понял, о чем он думает, глядя, как заискрились морщинки в уголках его глаз. —Покажи мне своё плечо. Уилл снял пуловер сначала с одной руки, затем осторожней стащил со второй, демонстрируя криво перевязанный бинт. В этот момент в комнате появилась Чио, по её лицу пробежала тень какой-то мысли, но тут же исчезла. Она распахнула окно, чтобы проветрить застоявшийся в помещении воздух, затем встала через столик от сидящих мужчин: —Мне придётся на время оставить вас и сходить за всем необходимым. Интернет подключен, можете воспользоваться компьютером — пароля нет. В угловом шкафчике стоит виски, можно использовать его как антисептик. — Она задержалась взглядом на Ганнибале и тот, написав что-то на вырванном из блокнота клочке бумаги, протянул его ей. Уилл не сдержал смешка. Чио покосилась на него, оторвав глаза от перечня, затем кивнула доктору и ушла, оставив на столике вторую связку ключей. —Даже сейчас есть желание приготовить что-нибудь особенное? — Уилл поднялся и прошёл к шкафчику, о котором упомянула девушка. —Сомневаюсь, что в местных магазинах будут ингредиенты для чего-то особенного. Но я знаю неплохие рецепты, достаточно простые, которые подошли бы в нашем случае. Доктор, нисколько не таясь, откровенно разглядывал его. Даже развернувшись к нему спиной, чтобы достать с полки виски, Уилл ощущал себя будто под светом прожекторов. Когда Ганнибал оказался на свободе, стеклянная стена метафорически все еще оставалась между ними; после убийства же она пала, и теперь их больше ничто не разделяло. Уилл пригубил виски прямо из бутылки, морщась, заставил себя подержать жидкость во рту, тем самым обеззараживая ранение. —Наподобие того отвара петрушки? — из-за жжения в щеке речь давалась с трудом. —Чтобы восстановительный процесс протекал быстрее, необходимо правильно питаться. В петрушке много аскорбиновой кислоты, которая, как известно, является мощным антиоксидантом. Ты прав, я указал ее в списке. —Ненавижу петрушку. Ганнибал мягко засмеялся. —Я не буду готовить. Этим займётся Чио — она тоже неплохо владеет этим искусством. В частности, происхождение даёт о себе знать в её мастерстве приготовления блюд японской кухни. — Ганнибал еще смотрел на него некоторое время, затем произнес уже без тени улыбки: — Гастрономические изыски сейчас интересуют меня в последнюю очередь. Я написал Чио список лекарств и обязательных для выздоровления продуктов. У тебя жар, Уилл. Уилл вспомнил, что Ганнибал пострадал сильнее его. Хотя посторонний, услышав их разговор, подумал бы наоборот. Вероятно, у него действительно жар. —Тебе налить воды? Или, может, виски? —Лучше воды, — затем, подумав, глядя, как Уилл достаёт из шкафчика стакан и наполняет его водой из встроенного в раковину фильтра, добавил: — бутылку тоже прихвати. Уилл послушно захватил её с собой, передал Ганнибалу воду, потом вернулся за вторым стаканом для себя и сел обратно на кушетку. Он плеснул себе жидкости на два пальца, но пить не спешил, покручивая стакан в руке. Теперь он был готов к тому, чтобы обсудить произошедшее. —Как ты отнесся к тому, что я сделал? Доктор не стал сразу отвечать. Он выпил воду, затем налил себе виски, понюхал его, оценивая, сделал глоток. Эмпат не чувствовал от него ни злости, ни обиды, однако, зная Ганнибала, лучше во всем убедиться с его собственных слов. Нет, не по причине того, что Уилл боялся отмщения, а потому, что ему хотелось разобраться в том, что происходит. —Еще несколько лет назад я бы не смог позволить тебе остаться безнаказанным, —доктор развернулся к своему собеседнику, и тот, заметив это движение, оторвался от созерцания стены напротив, — я бы расценил это как еще одно предательство и, скорее всего, довел до конца то, что начал во Флоренции. Однако теперь я вижу твой поступок иначе и, пожалуй, восхищаюсь твоей верностью своим принципам. Ты остался собой: признал то, кем мы являемся, но принял решение за обоих, подвергнув нас смерти. Мы выжили, поэтому это я должен теперь задать тебе вопрос — Уилл, что ты собираешься делать дальше? Уилл молчал, пытаясь прислушаться к себе и понять, сможет ли жить с Ганнибалом. Он тысячу раз представлял себе, что было бы, будь они вместе на одной стороне, но сейчас совершенно не знал, чем все может обернуться. Ведь рано или поздно Ганнибал захочет крови, и маловероятно, что его жертва будет маньяком наподобие Долархайда. Однако после падения он не видел себя без Ганнибала, поэтому ответил то, в чем точно был уверен: —Я хочу быть с тобой. —Уилл, то что мы совершили совместное убийство не значит, что нет пути назад. Мы ещё можем придумать историю. И тут Уилл осознал, что и Ганнибал пересмотрел свои взгляды, приняв то, что его друг никогда не сможет уподобиться ему до конца. Теперь Ганнибал открыто предоставляет ему выбор, а не навязывает манипуляциями свой образ мысли. В его глазах эмпат прочел смирение, готовность принять любой ответ, а также отчаянную надежду на то, что он искренен в своем желании. В голове всплыли слова Беделии, и Уилл, лихорадочно дернувшись, поспешил отпить из своего стакана. Боль более-менее отрезвляла. —Хватит. — Ганнибал забрал из его пальцев виски. — Позволь мне зашить. Уилл нашел в стоящих рядом пакетах ту самую аптечку, которую ему давала Чио, и доктор, придвинувшись ближе, принялся аккуратно орудовать иглой с нитью. Это было больно, но терпимо. Однако эта боль больше не могла отвлечь от чего-то нарастающего внутри. Его мутило, как если бы он выпил слишком много алкоголя, но такой эффект не мог проявиться настолько быстро и всего после нескольких глотков. —Выглядишь плохо. Надеюсь, Чио быстро найдет нужные антибиотики. — Ганнибал смотрел на него с неподдельным беспокойством. Уилл хотел ответить ему, что тот выглядит не лучше, но говорить, когда тебе зашивают щеку — идея не из лучших. Поэтому он просто разглядывал вблизи его лицо, вспоминая объятия на обрыве, кровь на щеках, подбородке, губах. Такой открытый, как никогда и ни для кого, кроме своего единственного друга, ради которого лишил себя трех лет свободы. —Я буду с тобой, —произнес Уилл спустя какое-то время, когда доктор закончил с щекой и собрался перейти к плечу, — но лишь с одним условием: ты никого не убьешь без моего согласия. Ганнибал долго смотрел на него, замерев с иглой в руке. По его лицу было невозможно что-либо прочесть. Уилл ждал: если Ганнибал согласится на это условие, то он действительно изменился, и, возможно, они смогут разделить свое будущее. —Ты идешь на это потому, что хочешь остановить меня, если не убив, то взяв под контроль, — медленно проговорил он, — или ты действительно этого хочешь? —И то, и другое. Доктор, опустив иглу, обдумывал его слова. —Компромисс — фундамент всех благополучных отношений. Я соглашусь, но и у меня есть одно условие. —Какое? —Ты будешь участвовать в этом со мной. —Это все? —Да. Уилл приблизился и крепко обхватил Ганнибала ладонью у основания челюсти, уперевшись большим пальцем в линию скулы. Все это напоминало приручение льва, с которым в дальнейшем всегда есть риск того, что он передумает подчиняться, предпочтя последовать своей дикой природе. Но свое слово, как известно, доктор всегда держал. —Хорошо, я согласен. Но я хочу, чтобы ты пообещал мне. —Я обещаю, что никого не убью без твоего позволения. — шелестящим шепотом отозвался доктор. Глаза застилала какая-то мутная пелена, отчего все, кроме Ганнибала, немного расплывалось. Не до конца веря в услышанное, эмпат еще некоторое время вглядывался в его лицо, силясь найти что-то, говорящее о том, что тот думает каким-то образом обойти данное обещание. Однако Ганнибал был абсолютно искренен, и Уилл, осознавая всю широту значения произнесённых слов, испытал то пьянящее ощущение всемогущества, которое испытывал, забирая человеческую жизнь. Ему хотелось попросить доктора повторить это еще раз, но он забыл, как строятся фразы. Ганнибал в этот момент выглядел таким по-человечески живым, таким настоящим, лишенный шелухи роскоши, с синяками и ссадинами, но со взглядом жреца в момент приношения жертвы, обуянный благоговением и открытый всем сердцем перед тем, что значит для него больше всего. И эмпат, ощутив себя точно во сне, где воздух становится жидкой субстанцией, замедляя движения, схватился второй рукой за доктора, как утопающий хватается за борт лодки; его взгляд на мгновение метнулся ниже, заставив ресницы Ганнибала дрогнуть в понимании, и, влекомый какой-то неведомой ранее силой, почти бессознательно, Уилл потянулся к нему, прижимаясь к его губам своими; и потерял сознание, провалившись в бархатную тьму.***
Пребывание в холодных водах океана не прошло бесследно, поэтому первые дни оба преимущественно отсыпались каждый в своей комнате(Ганнибалу, как наиболее пострадавшему, выделили ту самую единственную кровать, Уилл спал на матрасе, положенном прямо на пол, а Чио заняла кушетку). Когда сон занимает большую часть времени, часто, но ненадолго разрываясь реальностью, все становится подобно единому нескончаемому сновидению. Недавние события превратились в воспоминание о сюрреалистическом сне, однако возможность видеть друг друга каждый день подтверждала зыбкую действительность. Так однажды, проснувшись среди ночи с пересохшими губами, Уилл нашел в себе силы откинуть одеяло и пойти на кухню за стаканом воды. Ему вновь снилась Атлантика, черная, как нефть, как кровь в лунном свете. Лицо Чио, выбеленное призрачным светом из-за крышки ноутбука, обратилось к появившемуся в проеме двери Уиллу. Она сидела в темноте, полностью одетая и с собранными в тугой узел волосами. —Куда-то собираешься? — поинтересовался Уилл, проходя мимо нее. Девушка вернулась к своему занятию, почти бесшумно что-то набирая на клавиатуре. Похоже, она все так же испытывала к нему какую-то неприязнь, вызванную недоверием со времен событий в Европе. Они больше ни разу не разговаривали с тех пор, как выбрались на сушу, но при этом Чио внимательно следила за его физическим состоянием, ровно так же, как и за здоровьем Ганнибала: готовила еду, приносила в определенное время горсть таблеток в крохотной чашечке, помогала со сменой перевязок и т. п. Без Чио они определенно не справились бы, не смотря на широкий опыт обоих выбираться из самых нестандартных ситуаций. —Ганнибал попросил меня заняться вашими документами. —Документами? —Новыми паспортами и всем остальным. Это делается непросто и займет некоторое время. Мне придется покинуть вас на несколько дней, чтобы встретиться с нужными людьми и все устроить. Уилл оперся о столешницу и прижал к щеке холодное стекло опустевшего стакана. Температура стала значительно ниже, чем в первые пару дней, но все еще имелась. —Я же могу оставить тебя с Ганнибалом на пару дней? — спросила с сомнением девушка. —Боишься, что я надумаю задушить своего накаму? —Я не понимаю, какие отношения вас сейчас связывают. —Я и сам не до конца понимаю, —Уилл сполоснул стакан в раковине и вернул его в шкафчик, — Но можешь быть уверена, убивать его я больше не собираюсь. Он что-то говорил тебе о своих планах? —Почему бы тебе самого его не спросить? Уилл пожал плечами. —Пожалуй, мне все равно, куда отправляться. Ярко-белое пятно в форме надкусанного яблока погасло. Чио поднялась со своего места и, на ходу накидывая на себя пальто, подошла вплотную к Уиллу. Последний раз, когда она стояла так близко, он встретился лицом с рельсами. —Ты понял то, что я говорила о других способах воздействия? — девушка внимательно смотрела ему в глаза. Уиллу захотелось отодвинуться от нее подальше, но уходить было некуда. —Ты думаешь, я смогу его контролировать? —Ганнибал любит тебя. Это видно по тому, как он на тебя смотрит. Уилл усмехнулся, потерев ладонью челюсть, как если бы у него заболели зубы: —Ты уже не первая, кто мне это сообщает. —Я не знаю, о чем вы говорили на обрыве, но все случившееся, что я видела, было актом подлинной любви. В кармане Чио завибрировал телефон. Она достала его, мельком взглянула на экран, затем вновь посмотрела на Уилла, и, процедив на прощание «позаботься о нем», ушла, мягко прикрыв за собой входную дверь. Развернувшись к окну, Уилл видел, как она спускалась по лестнице. Джип дважды приветливо мигнул фарами, прежде чем впустил ее тонкую фигуру внутрь. Когда автомобиль уехал, Уилл почувствовал, как пространство резко сузилось до него и Ганнибала, спавшего в соседней комнате, а воздух ватой заполнила тишина. Мужчина посмотрел на электронные часы, встроенные в дверь холодильника — «5:53». Можно было бы пойти и лечь спать дальше, но после отъезда Чио ему сильно захотелось оказаться рядом с человеком, с которым они теперь делили эти квадратные метры выпавшего из реальности мира. Мужчина постоял с минуту над безмятежным доктором, затем опустился на пол подле кровати. Когда он проснулся в гостевой спальне на вилле Лектера, в воздухе таяли отзвуки доносящейся сквозь стены мелодии. Пока Уилл шёл по коридору, текучесть резко сменилась атакой: элегантное гарцевание тяжелых нот переплеталось с падением хрустального града, и эмпат замер на пороге, ощущая, как его скручивает торнадо сжимающейся полифонии звуков. Ганнибал сидел за роялем, уже переодетый в свои собственные вещи, и музыка отскакивала от его порхающих пальцев, то обрушиваясь ливнем, то замедляясь и переливалась, как свет в глубинах океана. Позже доктор поведал, что сочинил эту композицию, размышляя об их дружбе в просторных залах дворца памяти. Уилл закрыл глаза и воспроизвёл в уме ее мотив. Слова Беделии лишь оформили в телесное обличие то, что происходило между ними, обозначили понятием, принятым среди людей. Музыка же, как самое абстрактное из всех искусств, передавала чувства в их первозданном, разверзнувшимся по Вселенной, виде. Не поддаваясь заключению в слова, она вмиг проникала в душу и вела через чистый поток эмоций — не обязательно являться эмпатом, чтобы понять все то, что хотел сказать ею автор. Откинув голову на мягкое одеяло позади, Уилл вспомнил письмо, присланное Ганнибалом до начала всей этой истории с Красным Драконом. Доктор не прав, у него больше нет выбора — свой выбор он сделал еще тогда. И вернуться назад он больше не мог. И не хотел. Их совместная смерть была лучшим решением той дилеммы двух мировоззрений, что поставил Ганнибал своим появлением в жизни профайлера. «Невозможно жить с ним, невозможно жить без него». —Уилл? Голос Ганнибала как голос внутри головы. Эмпат не вздрогнул от неожиданности, а лишь повернул голову, рассеянно встретившись с темными глазами доктора. —Чио уехала. —Я знаю. —Получается, ты уже решил, куда мы двинемся дальше? —Нет, я только хотел обеспечить нас свободой передвижения на тот случай, если ты поедешь со мной. —Я уже говорил, что поеду. —Ты больше не хочешь меня убить? Уилл развернулся к нему, положив локти на постель. Весь вид его выражал тысячелетнюю усталость. —Теперь это бессмысленно. Ганнибал дотронулся до его руки, и Уилл расслабил ее, позволив ему рассматривать его пальцы. —Ты выкинул кольцо. — доктор улыбался. Уилл был уверен, что тот приметил эту деталь еще в первый же день после того, как очнулся, но теперь больше не смог устоять перед тем, чтобы продемонстрировать свое довольство. —Да, ты добился своего. Уилл отнял свою кисть обратно, и с минуту оба молчали. Он думал о том, что жизнь с Ганнибалом должна быть полной противоположностью тому тихому довольству, что делила с ним Молли. Он пытался представить себе, каким был Ганнибал с Беделией, единственным человеком, побывавшем по ту сторону завесы. Чем они занимались все то время, что находились в Европе, о чем разговаривали, исполнял ли Ганнибал свой «супружеский» долг или ограничивался лишь моральными истязаниями? Доктор вздохнул, перевернувшись на спину и устремляя взгляд в потолок: —У тебя все еще остались сожаления? —Только о том, что я больше не могу хотеть тебя убить, — глаза Уилла были опущены, но он готов был поклясться, что губы Ганнибала улыбались в этот момент. И почему-то волна отстранения, вызванная замечанием доктора, сразу схлынула: — Как ты себя чувствуешь? Чио попросила меня присмотреть за тобой. —Я чувствую себя подобно обуянному вдохновением художнику, лишенному своих холстов и красок. —Я так полагаю, ты о том, что мы застряли здесь на какое-то время? —Все верно. Физически довольно скверно, но уже лучше, чем в первые дни. А как себя чувствуешь ты, Уилл? По всей видимости, у тебя все еще есть температура. Может, стоит вернуться обратно в постель? —Не хочу туда. Можно, я прилягу рядом с тобой? Ганнибал посторонился, будто это было обычным делом, и Уилл лег к нему боком. Кровать явно не предназначалась для двоих взрослых мужчин, но теснота и близость Ганнибала не приносили дискомфорта, а последнее скорее даже умиротворяло. Доктор внимательно смотрел своему другу в глаза, не произнося ни слова и больше не совершая попытки дотронуться. Уилл не видел в нем мужчину — Ганнибал был вне гендерных рамок, он вообще был вне всего того, что эмпат видел в других людях. И поэтому Уилл совершенно не знал, как вести себя с ним теперь и чего он хочет сам. Он ощущал лишь, как тают и растекаются границы его разума, принося чувство парения, словно во время медитации. Эмпат мог протянуть невидимые руки и коснуться ими самой живой сути Ганнибала, в ее вечном и настоящем. Ганнибал был так близок всем своим существом, что Уилл прикрыл веки, позволяя себе раствориться в его неповторимой ауре и осознавая, что никогда больше не вынесет сошествия с её орбиты.