Конец пути

Воспоминания о двух годах, проведенных почти неразлучно, были до странного обрывочными. Хронология событий путалась, и все прожитое казалось втиснутым в один пестрый, бесконечно длинный день. Наверное, дело было в том, что Кайло всегда не хватало. Он ускользал, даже когда находился рядом, и не было средства удержать его. А может, виной всему был алкоголь. Возможно, он и правда помогал забывать. Чтобы привести мысли в подобие порядка, Хакс решил нумеровать воспоминания. Этой ментальной практике его научили еще в Академии: «наклеивание» мысленных ярлыков было способом систематизировать большой объем информации. Кто знал, что однажды Хаксу придется использовать знакомую схему не для учебы и работы, а для укрощения собственной слабости. Было, впрочем, и еще кое-что: числа не лгали. Последовательное нумерование давало иллюзию контроля — над собой, над жизнью, над Кайло, будь он проклят. Хакс знал: однажды настанет момент, когда он подумает о Кайло — и не почувствует ничего. Ни злости, ни обиды, ни разъедающей тоски, ни потребности ввязаться в самую глупую и опасную авантюру, только чтобы забить внутреннюю пустоту. Все чувства имели свой срок годности, и это не исключение. По крайней мере, Хаксу очень хотелось верить в возможность освобождения. *** 3. Кайло держит руки за спиной, старательно пряча что-то. — У меня для тебя подарок. Откровенно говоря, Хакс не знает, как реагировать. Последний раз подарки на день рождения ему дарили в детстве. В сознательном возрасте он предпочитает игнорировать этот праздник. Даже те, кто общается с Хаксом достаточно близко, не знают, когда именно он родился. Впрочем, Кайло, разумеется, знает. — Не скажешь, что за подарок? — Это сюрприз. — Кайло ухмыляется. — Для начала сядь, отвернись и закрой глаза. Хакс подчиняется. Любопытство мешается с раздражением — он не любит сюрпризов, тем более внезапных. Кайло садится рядом. Время тянется слишком медленно; Хаксу хочется открыть глаза и прекратить эту нелепость, но что-то заставляет его медлить. Кайло придвигается ближе и обнимает со спины. — С днем рождения, — горячий шепот отзывается теплом внутри. Горла касается остро наточенный нож. Самый обычный, старомодный, стальной. — Неожиданно. — Хакс сглатывает. Лезвие сильнее впивается в шею. — Это то, о чем я думаю? — Зависит от того, о чем ты думаешь, — отвечает Кайло. — Кстати, можешь открыть глаза. Лезвие мягко скользит ниже, касается ключицы. Хакс давится прерывистым вдохом. Он бы никогда не осмелился попросить о таком. Не оттого, что стесняется своих предпочтений, вовсе нет. Просто Кайло не поймет. Не должен понимать, он совсем не похож на человека, любящего причинять боль, да и Хакс слишком привык доверять в этом деле только себе. — Как ты узнал? — только и спрашивает он. — Я ни разу не занимался этим при тебе. Залез ко мне в голову? — Твои фантазии обо мне бывают слишком громкими. — Кайло давит на нож чуть сильнее. На правой ключице появляется небольшой порез. — Сволочь. От возбуждения кружится голова. — Неудобная рукоятка, — отмечает Кайло. — Если сделаю слишком больно, скажи. Хакс уже заранее знает, что не скажет. Он лежит на спине, Кайло режет его грудь. Движения осторожные, нежные. Порезы чуть кровоточащие, мелкие, слегка щиплющие. Кайло ведет лезвие от солнечного сплетения к паху издевательски медленно. — Сильнее, — приказывает Хакс. Кайло смотрит на него внимательно, затем отводит взгляд и бросает короткое: — Нет. Пока нож в моих руках, играем по моим правилам. Острие впивается в подбородок. Сердце стучит чаще. Хакс хочет возразить, но тогда Кайло уйдет, это ясно. Приходится принять чужие правила. К тому же постепенно выдержка отказывает Кайло, и порезы становятся глубже. Прикосновения холодной стали, вид собственной крови и легкая боль пьянят до головокружения. В какой-то момент оба забывают про нож. Они целуются, долго и жадно, соприкасаются телами, трутся друг о друга и, едва получив разрядку, засыпают обнявшись. Кровь и сперма засыхают на коже, и с утра становится немного стыдно за себя вчерашнего. Вскоре они делают это снова. И снова. Хакс старается обрабатывать ранки и смывать грязь, но сил на тщательную гигиену хватает не всегда. Тонкий белесый шрам на животе останется на долгие годы. Вечное напоминание о прошлой жизни. 7. Когда нож в руках у Хакса, правила другие. Кайло сидит у него в ногах, подставив спину. На ней достаточно шрамов, но добавлять новые приятно. — Тебе не больно? — спрашивает Хакс, оставив глубокий порез. — Можем прерваться. — Мне хорошо. — Плечи часто вздымаются. — Продолжай. Спина медленно покрывается симметричными алыми полосами. — Строишь на мне чертежи? — Кайло улыбается. Не нужно смотреть на его лицо, чтобы видеть это. — Навожу порядок, — парирует Хакс. — Сиди смирно. Потом он тщательно дезинфицирует порезы и только после этого позволяет поцеловать себя. Кайло терпеливо ждет, не спорит, и на миг Хаксу кажется, будто у него и правда есть над ним некая власть. Ложь, ложь и самообман. 6. — Тебе не больно? — негромко спрашивает Кайло и замирает. Он неизменно задает этот вопрос, когда оказывается сверху. Каждый раз Хаксу хочется придушить его за этот снисходительный, заботливый тон. Своей ненужной нежностью Кайло заставляет чувствовать себя слабым. Это отвратительно — и одновременно приятно. Это не должно быть приятно. — Я же просил не спрашивать. — Хакс легко бьет его по щеке. — Продолжай молча. Но Кайло не двигается; на его лице застывает странное, незнакомое выражение. Наверное, не стоило распускать руки. — Извини за пощечину, это случайность. — Хакс не знает, как ему загладить вину прямо сейчас. — Я увлекся. Больше не повторится. Но Кайло снова удивляет. — Сделай так еще, — просит он. — Только сильнее. Хакс замахивается и ударяет. Кайло издает тихий, сдавленный стон — и входит глубже, резче, на этот раз не сдерживаясь. Он так и не отучится спрашивать это свое отвратительное «тебе-не-больно». 5. Широкие запястья Кайло стянуты веревкой. Он сам так захотел. — Зачем тебе это? — спрашивает Хакс, поправляя узел. Веревка, даже самая крепкая — ничто против Силы. — Мне так спокойнее, — отзывается Кайло после долгой паузы. — Сложно объяснить. «Ты уже знаешь», — мелькает в голове. Хакс кивает. Сконцентрировавшись, он почти физически чувствует невысказанную просьбу. Останься со мной, помоги мне спрятаться от себя, удержи меня. Хакс уже заранее знает, что не удержит — как и то, что никогда себе этого не простит. — Чего ты хочешь теперь? Кайло улыбается. — Ты знаешь, чего я хочу. Трахни меня. 9. — Нет, — твердо отвечает Хакс. — Об этом меня не проси. Я не стану бить тебя по-настоящему. И говорить то, что ты хочешь от меня услышать — тоже. — Почему? — Взгляд у Кайло тяжелый. — Мне это нужно, правда. — А мне — нет, — отрезает Хакс. — Я не тот человек, который имеет право требовать раскаяния. — Но ты можешь сыграть эту роль. — Нет. Я не машина для удовлетворения твоих потребностей. Тишина дрожит от всплеска взаимной злости. — Знаешь, я бы мог тебя заставить, — бросает Кайло, уходя. — Знаю, — Хакс кивает. — Но чего тогда будет стоить твое раскаяние? Он тут же жалеет о своих словах — Кайло смотрит на него презрительно и одновременно беззащитно. — Иногда я действительно тебя ненавижу, — произносит он безо всякого выражения. Дверь бесшумно закрывается. Больше они не возвращаются к этому разговору. Иногда Хакс жалеет, что не подчинился тогда. Кто знает, возможно, это был его последний шанс все исправить. 2. С Кайло лучше, чем наедине с собой. Это открытие ошеломляет. Хакс слишком убежден в том, что так не бывает. Всю жизнь он сам был своим самым близким человеком, и это вполне устраивало. Но теперь рядом Кайло, и с ним… хорошо. Да, хорошо. Этого простого слова не хватает, чтобы передать все оттенки эмоций, прежде незнакомых, но суть оно отражает неплохо. «Я надеялся, что мое общество тянет как минимум на «прекрасно», — насмешливо раздается в голове. — Но я понимаю, что нельзя требовать от тебя сразу слишком много. Я буду терпелив». «Если кому и приходится быть терпеливым, то это мне. — Хаксу неловко оттого, что Кайло так легко читает его даже на расстоянии. — Кстати, о терпении: когда ты вернешься?» «Скоро, — отзывается Кайло. — Если ты думаешь, что для нашего корабля легко подобрать запчасти, то ты сильно ошибаешься». «Если ты думаешь, что это я выбрал такой корабль, то у тебя проблемы с памятью, — парирует Хакс и прибавляет мягче: — Возвращайся скорее». Однажды Кайло не вернется, но Хакс еще не знает этого. Знает, но не верит. 1. Вопреки всем договоренностям, они все-таки говорят о прошлом. Однажды начав, невозможно остановиться. Кайло чаще говорит, чем слушает. Он рассказывает о детстве. О том, как однажды так долго не видел маму, что не узнал ее при встрече. О том, что до последнего надеялся стать обыкновенным: если бы он не был одаренным, то занялся бы чем-то стоящим вместо идиотских медитаций. Например, выучился бы на пилота. — А потом я впервые взял в руки меч и смирился с судьбой, — заключает он и улыбается. Но чаще всего Кайло рассказывает о дяде. Иногда Хакс ловит себя на ревности. — Перед тем, как я стал его учеником, мы отправились в путешествие, — говорит Кайло, и его лицо светится. — Недолгое, но мне оно показалось вечным. Мне тогда лет семь было, кажется. Я был уверен, что мы с ним облетели как минимум четверть галактики. На самом деле мы, наверное, и тысячной доли не видели. Потом, когда я стал старше, Люк иногда брал меня с собой в деловые поездки. Чтобы я мир посмотрел, так он это называл. Он молчит, и Хакс видит в его взгляде печаль. — Мне все завидовали, — продолжает Кайло. — Еще бы, сам Люк Скайуокер был моим дядей. Плевать, что я старался, как мог, многие так и продолжали считать, что мои успехи — его заслуга, — он рефлекторно сжимает кулаки, на миг снова становясь обозленным подростком. — Эта их зависть все портила. Зависть и то, что я всегда хотел быть лучшим. В этом Хакс его понимает — он и сам хотел быть лучшим. До сих пор хочет. — Говорят, что я убил всех учеников Люка. — Кайло смотрит перед собой невидящим взглядом. — Это неправда. Не всех. Часть стала рыцарями Рен. Мне жаль, что правильный выбор сделали не все. — Какой выбор ты считаешь правильным? — Хакс и сам не знает, какой ответ хочет получить. Кайло пожимает плечами. — Я бы предпочел, чтобы они остались живы. Не все из них были завистливыми ублюдками. Искреннее милосердие к врагам — то, чего Хакс никогда не сможет понять до конца. 8. Куча разнообразного блестящего барахла преграждает путь к кровати. — Не смотри так. Что я могу поделать? Люди сами виноваты. Удивительно, как много они готовы платить за предметы, связанные с Силой, — отмечает Кайло, будто бы извиняясь. — И ни один из этих идиотов даже не ознакомился с историей вопроса. Настоящие артефакты крайне редки, их слишком хорошо прячут. — Да вы просто мелкий жулик, магистр, — Хакс не удерживается от подколки. Кайло чуть морщится, услышав старое прозвище. — Допустим, накладные на них я тебе нарисую. Но что мне за это будет? — Отсосу, если попросишь как следует. — Кайло смотрит с вызовом. — То, чем я занимаюсь, и в твоих интересах вообще-то. Хаксу нравится, когда он такой. Когда они оба такие — беззаботные и почти нормальные. 4. Хакс рассказывает о себе неохотно. Он не привык к откровенности и боится привыкать. Но в тот вечер вино слишком сладкое и крепкое. — Правда, Хакс. — Кайло пьяно ухмыляется. — Ты сам это выбрал. — Может, поменяем на вызов? — без особой надежды спрашивает тот. — Обещаю, что ты не пожалеешь. — Нет, я хочу, чтобы ты рассказал о себе. Хотя бы сейчас. Давай, не будь трусом. — Хорошо. Что именно ты хочешь узнать? — Ну, например, про твой первый раз. — Ты серьезно? — Хакс фыркает. — Это же пошлятина. Сколько тебе лет, чтобы спрашивать такое? — Рассказывай уже. — Кайло переворачивается на живот, свешивается с постели и тянется за бутылкой. — Я жду. — Ладно, — Хакс кривится. Откровенность причиняет почти физически ощутимый дискомфорт. — Мне было пятнадцать, он был на три года старше, это случилось ночью, в саду, недалеко от дома его отца. Ты доволен? — Нет. — Кайло делает неспешный глоток и облизывает красные от вина губы. — Мне нужны подробности, Хакс. Давай, расскажи мне все. Он протягивает бутылку, и Хакс с благодарностью принимает ее. Так должно выйти проще. — Это случилось весной, — начинает Хакс, сделав пару больших глотков. — Да ты романтик, — перебивает его Кайло. — Пошел в задницу. — Хакс подавляет возмущение. — Еще одно замечание — и не буду ничего тебе рассказывать. — Ладно, извини, я слушаю. — Была весна, и у нас были каникулы. Совсем короткие. — Но ты, я так понимаю, успел, что хотел. Хакс запускает в него лежащей на полу подушкой и, разумеется, не попадает в цель. — Да, я успел, — с достоинством признает он. Хакс помнит это как сейчас: розово-лиловая дымка цветущего сада, заброшенная белая беседка, загорелые руки Ричи и осторожные мягкие поцелуи. Ричи — Ричард Уиллоу — был красавчиком: светлые волосы, синие глаза, широкая улыбка. Хакс и не думал, что такой обратит на него внимание, но все вышло как-то само собой. Несмотря на разницу в возрасте, они всегда приятельствовали. К этому располагало все: их дома стояли рядом, отцы были сослуживцами, матери вместе ходили на курсы флористов. Младшая сестра Ричи, хорошенькая блондинка Лили, была тайно (по крайней мере, ей так казалось) влюблена в Хакса, но его не интересовали малолетки. Той весной его интересовал только Ричи. У них ничего не было, кроме нескольких поцелуев и торопливой взаимной дрочки в беседке, но Хакс считал себя всерьез влюбленным. О последнем он сейчас благоразумно умалчивает. — И где он теперь, этот твой Ричи? — спрашивает Кайло. — Мертв, — коротко отвечает Хакс. — Погиб на учениях. Это случилось давно, соболезнований не нужно. Теперь он ничего не чувствует по этому поводу, но тогда, в пятнадцать, он даже поплакал, пока никто не видел. — Надеюсь, сейчас ты понимаешь, почему я не люблю эту игру, — прибавляет Хакс. — У меня нет веселых историй. Даже не знаю, зачем я выбрал правду. — Я готов слушать и невеселые. — Кайло касается его плеча. — Если ты захочешь рассказывать. Хакс кивает. Ему не нравится, каким откровенным он становится рядом с Кайло, но закрыться снова уже невозможно. 10. Кайло сидит за столом и с помощью ножа неуклюже делит на дорожки ярко-синий порошок. — Ты слишком часто закидываешься этой дрянью, — недовольно отмечает Хакс. — Мне не нравится, каким ты становишься под веществами. — А мне не нравится, какой я без них, — огрызается Кайло. От бешенства болит голова. Хакс не понимает, в какой момент все пошло не так. Он тупо смотрит, как Кайло склоняется над столом и, зажав одну ноздрю, вдыхает дорожку порошка. Внутри совсем пусто. Совсем недавно все было почти хорошо — Хакс получил гонорар за пару аналитических статей по военной истории, Кайло провернул несколько выгодных, хоть и не слишком легальных, сделок по продаже поддельных артефактов. Они даже подумывали о том, чтобы перестать мотаться по галактике и осесть там, где их никто не знает. По крайней мере, на некоторое время. Но ничего из этой затеи не вышло. Покой — он для других, не для них. Синие дорожки на столе кончаются быстро. — Они зовут меня, Хакс. — Глаза у Кайло покрасневшие, больные. — Я не смогу долго сопротивляться. Меня разрывает на части. Я должен уйти и исполнить, что обещал. Хаксу хочется заткнуть себе уши, чтобы не слышать. Не понимать. Не думать. — Я не могу остаться, — продолжает Кайло. — Да, я уже говорил это, но ты не хочешь понимать. Рядом с тобой я слишком счастлив. Не думаю, что для меня правильно быть счастливым. — Да почему?! — взрывается Хакс. — Что ты заладил, а? Перестань уже верить в эту мистическую чушь. Ты выжил, чтобы жить, а не чтобы... Не чтобы снова убивать себя. Он знает, что неправ, но сдаться и признать поражение не может. Кайло смотрит на него печально, точно прощаясь. — Нет, — он качает головой. — Я выжил, чтобы уйти. У меня свой путь. Тебе придется меня отпустить. — Никогда, — отвечает Хакс. Он подходит ближе, притягивает Кайло к себе и зарывается лицом в его растрепанные волосы. — Я никогда тебя не отпущу, ясно? Это все та дрянь, что ты нюхаешь, бросай ее. Это из-за нее ты такой. — Ты неправ, — шепот Кайло стучит в висках. — Благодаря этой дряни я еще с тобой. Так зов становится тише. Хакс хочет забыть эти слова. Если на неприятные вещи не обращать внимания, можно сделать вид, что их вовсе не существует. Но однажды Кайло уйдет, и обманывать себя больше не выйдет. И как только ему удалось сбежать так незаметно? …Воспоминания множатся, путаются, их десятки, сотни, их невозможно сосчитать. Лучше даже не пытаться, лучше отпустить и жить дальше. Беда в том, что отпускать Хакс не умеет. *** Случившееся было логичным: Кайло постепенно отказывался от всего, что было ему дорого, и в итоге отказался от Хакса. Этого следовало ожидать, и все же Хакс оказался неготовым. Беззащитным. Все это время, все эти мимолетные два года, Хакс думал, что постепенно приручает Кайло. Их внутренняя связь крепла, и тот постепенно открывался, учился доверять. Однако Хакс ошибался: это он был тем, кого приручали. Это он открылся, он пустил в душу другого, он оказался слабее, он проиграл. Кайло не нужно было приручать тогда, и теперь спасать его не нужно. Пусть идет своей дорогой. Но, к сожалению, Хакс так и не научился отпускать.