***
Она распахнула дверь, впуская в дом сырой, пахнущий землёй воздух, отшвырнула узеньким носком сапога дремавшего на крыльце слизня и с наслаждением затянулась, вглядываясь в прозрачное утреннее небо. Ветер на днях принёс довольно обескураживающую новость — хотя, признаться, чего-то подобного она ждала уже давно — и деревья до сих пор перетирали между собой услышанное, беспокойно покачиваясь и шелестя листьями. По правде говоря, саму новость они обмусолили уже вдоль и поперёк, и теперь им только и оставалось, что наращивать поверх неё всё новые и новые слухи. Она хлопнула в ладоши. — А ну заглохли! Шелест иссяк практически мгновенно, и в эту тишину наконец-то смог пробиться робкий звук, прежде заглушаемый базарным треском местной флоры. Тонко, но настойчиво переливались колокольчики, подвешенные к балке над высоким крыльцом. Она усмехнулась им в ответ: — Уже рядом? Какой он, однако, быстрый. Отлично, сам всё и расскажет… если, конечно, дойдёт.***
— Потрясающе, — проворчал Хиробрин, остановившись и уперев руки в боки. — Невероятно, — мужчина глянул влево, вправо, вверх и на всякий случай обернулся. — Поразительно, — он отмахнулся от комара, зависшего перед его носом. — Ну охуеть теперь. Не то чтобы он заблудился на этом болоте, но… ладно, он заблудился. Здесь было мокро, душно, ему постоянно приходилось петлять, дабы не увязнуть в какой-нибудь мутной жиже; над землёй висела белёсая дымка вперемешку с комарами, мешавшая что-либо нормально разглядеть; да и сам монотонный пейзаж, состоявший сплошь из тусклых деревец различной степени корявости, усыплял бдительность и запутывал окончательно. Воняло тиной. Хиробрин прошёл на пробу ещё несколько блоков, ситуация не улучшилась. — Так, вот это дерево я точно помню. Ствол упомянутого дерева изгибался особо хитровыебнутой спиралью, и не запомнить его было сложно. Тем более, если до этого ходил мимо него раз пять во всех направлениях. Мужчина вздохнул. Он явно себя переоценил. «Будет очень позорно, если я сгнию в этом болоте. Рив просто лопнет, блядь, от смеха. Придётся всё же…» — подумал он и запустил руку в карман сумки. Стрелка компаса указывала точно на север. — Сразу надо было так сделать. Эй, ты где? — Хиробрин окликнул пса. Сонг вынырнул из-за ближайших деревьев. Длинная, некогда светло-серая шерсть на брюхе и лапах свалялась и покрылась толстым слоем грязи, которая капала с собаки при каждом движении и разлетелась брызгами во все стороны, когда Сонг начал резво отряхиваться. — Ёб же ж твою мать, — процедил Хиробрин сквозь зубы, оценивая россыпь грязных пятен на штанах. — Ну спасибо, это было очень кстати. Так, животное, держись меня, сейчас куда-нибудь да выйдем. Он сделал шаг на север. Стрелка крутанулась и показала на юг. «?» — спросил сам себя Хиробрин и сделал ещё шаг. «!» — ответила стрелка, обернулась два раза в правую сторону, один раз в левую, закачалась и встала в направлении на северо-запад. Потом внутри что-то щёлкнуло, и от компаса, ухнув прямо в грязь, отвалилась нижняя крышка, а за ней последовало всё содержимое. Хиробрин добросовестно отмолчал минуту по усопшему устройству. На вопрос «кто виноват?» дать ответ не представлялось возможным, хотя подозрения на этот счёт имелись, а вот с «что делать?» можно и нужно было работать. Пришлось по старинке ориентироваться по солнцу, благо, туман был слишком слаб, чтобы закрыть диск. Что-то даже получалось. Во всяком случае, Хиробрин теперь был уверен, что идёт по относительной прямой и даже углубляется в середину болот. Стволы росли гуще, лианы становились крепче, комары жирели чуть ли не на глазах — пришлось зажечь факел, дабы дым отгонял насекомых. Но при всей своей неприятности, это был хороший знак: Ривулет обитала в самом сердце биома, оставалось недолго. Топи также были всё более глубокими и опасными, поэтому вскоре Хиробрин притормозил, подтянул Сонга за ошейник к себе, бросив настороженное «рядом!», и осмотрелся в поисках подходящей палки. Дальше путь себе нужно было прощупывать. Ему впервые за долгое время приходилось подобным образом заморачиваться с навигацией; тем более с навигацией на болотах. Телепортирование по координатам мгновенно доставляло в необходимую точку пространства, минуя все непреодолимые участки. Зато теперь было понятно, почему Ривулет не испытывала проблем с непрошенными гостями, людьми, то есть. Они просто до неё не доходили.***
В глубинах болот мир искажался, в нём появлялось нечто нереальное, отстранённое, иллюзорное, словно весь биом был одним очень правдоподобным сновидением. Туман продолжал уплотняться, в ноздри забивался тяжёлый гнилостный запах, кругом целыми облаками висела мошкара. Факел уже не помогал, приходилось закутываться в плащ, оставляя только глаза. Сонг на каком-то моменте специально отстал, чтобы вымазаться в грязи полностью — защищало от комаров — и теперь его настоящий окрас нельзя было даже предположить. На мутной воде вздулся пузырь газа. Хиробрин ещё какое-то время смотрел туда, прикидывая, сколько разбухших трупов покоилось сейчас там, на дне, прямо у него под ногами. Присоединяться к ним не хотелось. Справа кто-то тяжело и протяжно вздохнул. Мужчина обернулся, вглядываясь, но белая пелена сильно ограничивала обзор. Скулящий Сонг прижался к его сапогу. — Спокойно, парень, спокойно… — Хиробрин, продолжая наблюдать за туманом, нагнулся и погладил пса между ушей. — Самая страшная херня на этом болоте — это я. Было тихо. Решив, что это, скорее всего, был какой-то природный процесс, мужчина направился дальше; пёс неуверенно потрусил за ним, поджимая хвост. Перед глазами плыло, и Хиробрин, пытаясь заново сориентироваться, возвёл очи горе в поисках солнца, но что-то еле ощутимым прикосновением лизнуло его щёку. Это был туман. Он стремительно поднимался вверх, где скучивался в густую непроницаемую пелену, скрывая солнечный диск от глаз. Резко стемнело. Тусклое белёсое свечение, пробивавшееся сквозь завесу, не доставало до земли, лишь добавляя какой-то морбидный оттенок окружению; и единственным реальным источником света оставалось дрожащее пламя факела. Хиробрин выругался и устремился вперёд, беспорядочно тыча перед собой палкой, дабы не угодить в трясину. Совсем немного оставалось до сухого клочка земли, там можно было остановиться, отдохнуть, прийти в себя и решить, что делать дальше. Оставалось преодолеть всего блоков десять. Однако, когда на очередном шаге палка вошла в жидкую вязкую грязь, вытащить её уже не получилось. А потом нечто дёрнуло её снизу. Мужчина от неожиданности разжал пальцы, и палка скрылась в глубине болота. Сонг вдруг завизжал, сорвался с места, перемахнул через топь и растворился в тумане. Хиробрин пытался остановить пса, но его пальцы сомкнулись уже на пустом месте. Сзади раздался долгий утробный рёв.***
Он старался ступать медленно и легко, чтобы производить как можно меньше шума и нигде не увязнуть, непроизвольно пригинался, время от времени приникал спиной к ближайшему мшистому стволу и слушал. Нечто шло за ним. Шаги были неспешны, даже ленивы, но в то же время очень упорны. У нечто было четыре ноги. Минимум. Оно много вздыхало, сопело и изредка разражалось тем самым рёвом, от которого у Хиробрина, даже несмотря на его недавнее бурное прошлое, волосы вставали дыбом. Мощное эхо только усиливало эффект. Хиробрин не знал, сколько уже продолжалась эта медленная погоня: может, десять минут, а может, два часа — даже время, казалось, в какой-то момент перестало работать по привычным законам. Да и волновало мужчину другое. Он не мог оторваться ни на блок. Пока он сжимал в руке факел, он был для твари словно маяк, яркое светящееся пятно на тёмном фоне. Тварь знала, куда он идёт, как идёт, где поворачивает, где останавливается, и пользовалась этим, поворачивая и останавливаясь вместе с ним. Всегда в паре десятков блоков позади. Ни блоком дальше, ни блоком ближе, оставаясь на самой границе тумана. Она не делала ни единой попытки напасть, но кто мог гарантировать, что она просто не выжидала удобный момент? «Я добыча, — настойчиво крутилось у Хиробрина в голове. — Я добыча, и меня загоняют. Оно ждёт, пока я выдохнусь. Пусть ждёт, я не собираюсь ему проигрывать. Самая страшная херня на этом болоте — это я. Самая страшная херня на этом болоте — это…» Он крепче вцепился в рукоять пистолета. Может, у него и был бы шанс скрыться, брось он факел. Но куда бы он побежал? Кругом полутьма, он тыкался бы по болоту как слепой котёнок, окончательно сбиваясь с пути, и рано или поздно пришёл бы либо в трясину, либо обратно, прямо твари в пасть. Таким образом, оставалось всего два очевидных выхода. Либо прямо сейчас повернуть и принять бой — но кто знает, насколько сильно существо? нет ли у него непробиваемой брони или смертельного яда? не успеет ли оно напасть первым? — либо бежать изо всех оставшихся сил в надежде на то, что он доберётся до Ривулет раньше, чем нечто доберётся до него. Но, опять же, какую скорость оно могло развить? Что делать, если впереди поджидает очередная топь? Был ли выбор? И Хиробрин, развернувшись, дал два выстрела в то место, где туман был плотнее всего, а потом рванул прочь сломя голову, выбирая путь по одной лишь интуиции и молясь, чтобы ему повезло. Сзади его догонял разъярённый болезненный стон, деревья скрипели над его головой, хлестали ветвями по лицу, преграждали путь лохматыми мясистыми лианами, гнилой ил хлюпал под ногами, с каждым шагом затягивая всё глубже и глубже. Сумка будто потяжелела вдвое. Он обернулся на ходу, и там оно было: большое, бесформенное, покрытое какими-то отростками; оно показалось на мгновение и снова скрылось за белой пеленой. Но Хиробрин видел; видел, чёрт побери, эту хрень! И это была далеко не самая страшная хрень на его веку, точно не после Дракона и Иссушителя. Он всё ещё не знал, чего ожидать, но, по крайней мере, у существа было тело, и даже такая маленькая прореха в завесе тайны вернула ему достаточно уверенности, чтобы попробовать ещё раз. Эта тварь тоже не знает всей его силы. Нужно только остановиться, подпустить её поближе и прицелиться… Что-то схватило его за ногу, и он рухнул на четвереньки. Факел при падении вылетел у него из рук, с громким плеском ныряя в глубокую лужу. Раздалось шипение, огонь умер. Наступила темнота.***
Подняться Хиробрин не рискнул. Он так и застыл, упираясь ладонями и коленками в грязь, не в силах даже нормально вдохнуть. Нечто кружило вокруг него, громко топая и втягивая воздух, будто пытаясь учуять потерянную добычу. Какая-то мелкая тонкая щепка колола Хиробрина в середину правой ладони, умудрившись проткнуть кожу перчатки, но он никак не мог собраться с духом, просто чтобы её вытащить. Что уж говорить о том, чтобы дотянуться до сумки и зажечь новый факел, тем более, когда нечто ходит прямо здесь, всего в нескольких блоках — и теперь оно очень, очень злое. Из горла вырвался немой смешок, и плечи мужчины затряслись в наплыве нервного, истерического веселья. «О Небо, а ведь гениально! Как только выкарабкаюсь из всего этого дерьма, возьму себе на заметку — просто ходить вслед за жертвой и громко дышать…» Смех иссяк, а его плечи всё ещё дрожали. Хиробрин свернулся плотнее, практически касаясь лбом земли, и крепко зажмурил глаза в бессознательной попытке спрятаться, когда прятаться некуда. Так, кажется, делают животные? Если я не вижу врага, то и враг не видит меня? Шаги развернулись и направились к нему. У существа было шесть ног. Минимум. «Я не выкарабкаюсь. Второго чуда не будет. Я сдохну прямо здесь, и никто даже не догадается, куда я пропал. Пройдёт несколько веков, и я стану не более чем полузабытым преданием глубокой старины. Кто бы мог подумать… Какой же я… какое…» — Какое жалкое создание. «И перед смертью мне мерещится голос Рив. Чудесно. А именно это она бы и сказала…» — Ну давай, ответь что-нибудь, не молчи. Я тебя прямо не узнаю, раньше ты бы взвился ещё на слове «какое». А вот это ему точно не мерещилось. Хиробрин резко открыл глаза. Первым, что он увидел, были узенькие носки сапог, чуть загнутые вверх и обитые золотом, отчего казались ещё острее. Они хвастливо выглядывали из-под широких, подвёрнутых снизу штанин, по которым шёл ряд круглых металлических заклёпок, загадочно мерцавших в ярком бирюзовом свете. Свет исходил от мелких точек, хаотично носившихся кругом и очень смахивавших на каких-то мошек. Одна такая мошка зависла у мужчины перед носом, словно исследуя, и Хиробрин увидел, что у неё не было ни крыльев, ни тела — один только свет, который плавно приобретал форму пламени свечи. Его взгляд невольно пополз выше. Широкий тканевый пояс, обмотанный на бёдрах, к которому были прицеплены подозрительного вида мешки, кисеты и какая-то узорчатая палка. Выше. Скрещённые на груди руки, пальцы украшены необычными кольцами, правый кулак держит натянутую верёвку. Выше. В зубах крепко зажат изящный мундштук с дымящейся сигаретой, тонкие губы искривлены в насмешке. Выше. Цепкие, колкие совино-жёлтые глаза. Пышная копна светлых кудрявых волос с серебристыми проблесками седины. Ещё выше стремительно рассеивалась пелена тумана. — Давно не виделись. — Ага. Ривулет.***
Ривулет придержала левой рукой мундштук, выдохнула облачко плотного белого дыма и язвительно предложила: — Может, встанешь с колен? Я, конечно, понимаю, что я хороша, но не настолько же, чтобы на меня молиться. — Заткнись, — огрызнулся Хиробрин в неловких попытках подняться. Ноги не слушались. — Я всего лишь навернулся об очередной сраный корень. Как раз собирался встать. Просто заткнись, ладно? — В штанах… — она затянулась, — …прохладно. А вот теперь узнаю. Видимся всего минуту после двух лет разлуки, а ты уже меня затыкаешь. Действительно, старый добрый… — Рив! — …ладно, старый недобрый, — она выдохнула, — Хиро. И какими же судьбами ты ко мне пожаловал? Да ещё и, кхм, пешкодралом. Только не говори, что тебе просто нравится гулять по болотам. — Рив. — С другой стороны, — она будто намеренно пропустила обращение мимо ушей, продолжая рассуждать вслух, — болота стрёмные, ты тоже. Вы неплохо сочетаетесь! Хотя я слабо верю, что твоя любовь к болотам могла перевесить твою любовь к телепортации. Должно быть, тут всё серьёзнее, я права? Хиро наконец-то принял более-менее вертикальное положение и поднял голову, глядя прямо в жёлтые глаза ведьмы. — Рив, у меня проблемы. У нас у всех проблемы. И я не знаю, на кого ещё я могу надеяться. Блуждающие огни, коими оказались светящиеся точки, беспокойно заметались из стороны в сторону. Ривулет переложила верёвку и медленно поднесла к его лицу правый мизинец, проводя чуть заметным касанием под его левым глазом, и тут же дёрнулась, будто обжёгшись. — Рухон? — спросила она. — Да. Сможешь чем-нибудь помочь? — Посмотрим. Насколько всё плохо? — У меня нет доступа к магии, зато сердце запустилось. А ещё лёгкие, желудок, болевые рецепторы и так далее. Как по мне, всё очень плохо. Рив нахмурилась и тихо, почти шёпотом, пробормотала: — Так вот что они сделали. — «Они»? Да ведь ты уже обо всём знаешь? И зачем тогда мне голову начинала морочить?! — вскипел Хиробрин. Ведьма лишь молча смотрела в ответ. Она не моргала, и Хиро чувствовал, как её пронзительный взгляд проникает куда-то вглубь — вглубь тела, вглубь сознания, вглубь души и глубже души, но и сам не мог оторваться от двух золотистых дисков. И под их внимательным, изучающим, пристальным напором росток ярости завял и умер, так и не успев распуститься в полную силу. Наконец, она заговорила: — Я знаю, что не всё в порядке в Крае. Знаю, что Странники с каждой минутой всё сильнее отчуждаются от нас, земных жителей. Знаю, что захвачена Крепость, в которой ты не появлялся уже несколько дней, и теперь догадываюсь, почему. Знаю, что к этому имеет отношение Зенеб и кто-то ещё, кого Странники зовут Ведущим. То есть, я знаю лишь то, что принёс ветер из той стороны. А ветра, они… — Ривулет сделала неопределённый жест рукой, — …чересчур легкомысленны, чтобы много запомнить, и чересчур неусидчивы, чтобы остановиться и разобраться в ситуации. Они лишь цепляют на себя слухи, которые показались им любопытными, и разносят их всем, кто сможет их услышать. Я знаю не более, чем любая мало-мальски умелая ведьма, и уж точно не более, чем ты. Единственный козырь, которым я располагаю, это расплывчатые сведения о нескором будущем. Впереди ждут интересные времена, Хиро, и это всё, что я могу тебе сейчас сказать. А теперь пойдём, попробуем разобраться с твоей маленькой проблемой. Она мягко улыбнулась ему, и Хиробрин ощутил укол стыда за то, что на неё взъелся. Ведь Рив всегда была на его стороне. Она много язвила, выёживалась, заставляла его чувствовать себя идиотом, но она искренне приходила ему на помощь. Не как Калавера, которому он просто не дал выбора. Не как Зенеб-не-к-ночи-будь-помянут, который всё это время преследовал какие-то собственные цели, видя в Хиробрине лишь средство. Не как Стивен, который запросил за своё содействие практически заоблачную цену, и время от времени у Хиробрина проскальзывала подлая, но ужасающе практичная мысль: прикончить человека, как только всё это закончится, и не придётся никому ничем платить. Но он давил эту мысль, гнал взашей, потому что никакого больше предательства, потому что всё должно быть по справедливости, и если Стивен вопреки здравому смыслу, вопреки инстинкту самосохранения, вопреки всей своей боли и страху выслушал его и попытался понять, то он заслужил эту плату. Он заслужил её как никто другой. Рив уже уходила вперёд, и мужчина поспешил за ней, всё ещё зацикленный на мыслях о человеке. Раздался долгий утробный рёв. — Ёбаный твой рот! — Хиро аж подпрыгнул, вырванный из раздумий, и настороженно завертел головой. — Какого… — Тихо, малыш, ну что ты так расстроился? Мама здесь, всё хорошо, — заворковала Ривулет с кем-то третьим. И только теперь до Хиробрина дошло, что они были не одни. Он наконец-то соизволил обратить внимание на верёвку, конец которой сжимала ведьма. Ко второму концу была прикреплена та самая тварь, лениво плетущаяся сбоку от «мамы». Тварь и правда была большой и бесформенной, но на свету выяснилось, что её просто покрывал толстый слой лиан, болотной тины и какого-то лишайника, и странные отростки оказались не чем иным, как обычными ветками, запутавшимися в этой мешанине. А кем на самом деле было животное, оставалось загадкой. Хиро направил указательный палец на существо и со всей возможной злобой выплюнул: — Ты. — А, познакомься, — бросила Рив через плечо, — это Себастиан. — Я тебя ненавижу, Себастиан. — Фу, как грубо! За что ты его так, он же всего лишь ребёнок. — Нихрена себе ребёнок, — Хиробрин снова был полон возмущения. — Эта скотина за мной по всему болоту гонялась! И я, по-твоему, должен после такого воспылать к нему любовью?! Ривулет фыркнула. — Ясен пень, он за тобой гонялся! Войди в его положение: он ушёл из загона, потерялся, ему было холодно и страшно, вот он и прибился к первому живому встречному. Он-то думал, ты его домой выведешь, а дядя Хиро, как всегда, оказался не в духе. Вот скажи мне, зачем ты стрелял в бедное животное? И не отнекивайся, я слышала выстрелы. — Потому что «бедное животное» преследовало «дядю Хиро» с непонятной целью и ревело так, что Дракон и рядом не стоял? Откуда мне было знать, что оно потерялось? Я, вообще-то, полагал, что меня собираются сожрать с особой жестокостью! — А как же твоё хвалёное бессмертие? — Не знаю, блядь, нихера не знаю, что с ним, и проверять не хочу. Может, просрал, может, нет. Думаешь, я ебу, что там это говно на ножках со мной накрутило? — Я тебе сейчас по лицу дам за такие слова. Себастиан, постой, я прикрою твои ушки, тебе нельзя слышать подобное. — Да что это вообще за криптид такой?! — прошипел Хиробрин, обгоняя Себастиана с чёткой целью определить его видовую принадлежность. Он резко откинул в сторону слой растительности, закрывавшей фас животного. На него смотрела самая обычная коровья морда. Возможно, чуть более красная, чем положено для коровы, но в остальном — ничего примечательного. Вздох, вырвавшийся у Хиро, по своей тяжести превосходил суммарную тяжесть всех вздохов мира, которые есть, были и будут. Он закрыл лицо ладонью. Мимо, вихляя задом, прошёл Себастиан. — Эй, ты там в порядке? Хиробрин вздохнул ещё раз и процедил сквозь зубы: — Как же сложно на свете жить, когда ты долбоёб. — Золотые слова! — Рив одобрительно кивнула. — Сделай их своим девизом. Он не нашёлся, что ответить. Дальше путь проходил в тишине. Ведьма шла впереди, легко и непринуждённо, словно бы летела над землёй. На её вычурных сапогах не было заметно ни единого пятна грязи. За собой она тащила грузного и неповоротливого Себастиана, мирно пожёвывашего лианы, которые он сам же с себя снимал. Хиро ковылял позади с восхитительно непередаваемым выражением лица, смешавшим в себе стыд, удивление, озадаченность и острое желание кого-нибудь покалечить, возможно, даже самого себя. Время от времени он оступался, потому что земля после копыт быка была разворочена, будто мотыгой. Ривулет метала на него ехидные взгляды. — Да скажи уже, — в конце концов, подал голос Хиробрин. — Я отсюда вижу, как тебя распирает. И учти, если ты намереваешься лишний раз напомнить мне, что я сейчас, по факту, человек — я к этому готовился. Хрен ты добьёшься от меня какой-либо реакции. Ведьма обернулась и внимательно уставилась на него. — Нет, — ответила она. — Над этим я смеяться не хочу. А вот над тем, как ты добирался сюда, хочу. Потому что я эти болота знаю, а ты не знаешь. Ну что, сильно они тебя унизили? Мужчина нахмурился. — Кто? — Они! — Рив взмахнула рукой. — Всё, что ты видишь кругом, всё, на что падает твой взгляд. Деревья, вода, туман, камни… — Сильнее всего меня сейчас унизило твоё животное. Но вообще, к камням у меня точно претензий нет. А вот к остальным… Что это, твоя хитрая охранная система? — Я к этому не имею ни малейшего отношения. Не удивляйся, — добавила женщина, заметив, как недоверчиво покосился на неё Хиробрин. — Когда я пришла сюда, оно уже было так. Биом сам настроен на охрану себя. Он и меня пытался выжить поначалу, но, как видишь, не вышло. Весёлые времена были… — Да, такую сволочь, как ты, попробуй выживи. — Это был комплимент или изящное оскорбление? — Тебе выбирать. У Ривулет вырвался шипящий смешок. Потом она ещё раз усмехнулась каким-то своим мыслям, затянулась, выдохнула и сказала, глядя в небо: — И всё-таки они синие. А мы-то гадали, какого же цвета… В итоге сошлись на зелёных. — Что, прости? — Да так, — ответила она, пренебрежительно помахав ладонью. — Хэдканоны, всего лишь хэдканоны…***
— Вот и пришли, — оповестила Рив, когда уродливые, скособоченные деревья наконец-то расступились, являя взорам поросшую болотными орхидеями поляну, на которой гордо возвышалась хижина ведьмы — насколько, конечно, способен возвышаться полутораэтажный сарай, даже если он стоял на трёхблоковых сваях, как этот. Жилые комнаты и высокое крыльцо были сложены из аккуратно обработанных брёвен и гладких тёмных досок. Под высоким крыльцом виднелось ещё одно помещение с отдельным входом, на этот раз каменное. Возможно, то был погреб или нечто вроде, Хиробрин не мог сказать точно, поскольку ни разу туда не заглядывал. Низкая покатая крыша, закрывавшая также и часть крыльца, была выложена деревянной черепицей, поверх которой были набросаны сухие ветки и трава. Под скатом гнездились стрижи. Поодаль виднелись грядки, явно предназначенные, чтобы прокормить только одного, максимум двух; к ним прилегал просторный, но пустой загон, из которого, видимо, и совершил свой побег печально известный Себастиан. От крыльца к загону вела тропа из крупных округлых камней, на которой валялся жалкого вида серовато-бурый мешок. Завидев прибывших, мешок вскочил и с одурелым лаем бросился навстречу. — Сука, фу, блядь, уйди! — Хиро чуть не завалился на спину, когда Сонг — грязный, мокрый, провонявший прелой землёй, но это, несомненно, был Сонг — в порыве огромной любви взлетел ему на грудь. — Не буду я с тобой целоваться! Нахуй, нахуй, слезь, — ему всё-таки удалось скинуть с себя пса, на что тот, впрочем, ничуть не обиделся. — Ты понимаешь, что ты сбежал, как ссыкливый щенок?! Сонг с тупым, но безмерно счастливым выражением морды взирал на палец, обвиняюще выставленный в его сторону. Рядом гнусно хихикнула Ривулет. — Твой пёсик? — невинно поинтересовалась она. — Не совсем. — «Не совсем»? Какой кошмар, ты спёр пёсика? — Он сам. — Он сам тебя спёр?! Вот это да, — ведьма присвистнула и потрепала Сонга по грязному загривку. — Отличный улов, малыш. Ты первый, кому это удалось. — Рив, твою мать. Она подняла руки в примирительном жесте. Мундштук незаметно исчез где-то в складках одежды. — Ладно, ладно. И всё-таки, откуда он у тебя? — в её голосе проскользнул неподдельный интерес. — Долгая история. Но это связано с последними событиями. Ривулет хмыкнула. — Ну тогда скажи мне, милый друг, что ты предпочитаешь? Сразу перейдём к делу, или ты сначала поведаешь мне свою версию того, как тебя угораздило так вляпаться? — Сразу к делу, Рив. Мне нужно разобраться с этой хернёй как можно скорее, а поговорить мы успеем всегда. — Разумно. Но перво-наперво… — она потянула за собой одновременно Сонга и Себастиана, сграбастав первого за шкирку, а второго за рог, — …иди отмойся, демон болотный, а я прополощу этих двоих. Сам, надеюсь, справишься? — Во-первых, укажи, куда идти. Во-вторых, если ты не заметила, я добирался сюда несколько дней по жаре и пыли, а потом ещё и повалялся во всяком дерьме. Я к тому, что мне не мешало бы почистить одежду, чтобы сохранить хотя бы остатки достоинства. Найдётся у тебя на такие случаи какой-нибудь особый взмах палочкой? Рив критически его оглядела, фыркнула протяжно и сообщила: — Тут лучше нормально постирать. — Ты учти, что сменной у меня нет, а бегать перед тобой в чём мать родила я пока что не согласен. Ведьма беспечно отмахнулась: — Ой, да что я там не видела. — Смею тебя заверить, там, — он махнул руками в направлении загадочного «там», — ты точно ничего не видела! Такое я бы запомнил. — Ну ладно, допустим, своими глазами не видела, но наслышана. И, смею заверить тебя, там нет ничего, что заставило бы меня содрогнуться в ужасе, что бы ни болтали человеческие подростки с их буйным воображением. — Рив. — Серьёзно, я просто поражаюсь, до чего они додумываются, — продолжала она, подставляя ведро под кран чего-то, что смутно напоминало водокачку. — И шипы и раскалённая лава — это ещё самые банальные и безобидные варианты. А вот версии про искривление пространства-времени и твою миниатюрную копию… — Рив! — Длина, кстати, всегда разная. Но меньше сорока девяти с половиной не опускается. Интересно, почему именно с половиной?.. — Рив, блядь! — Ась? — рассеянно отозвалась женщина, продолжая скрипеть рычагом водокачки. — Что значит «наслышана»?! Она пожала плечами: — Ну надо же было Люсиль кому-то жаловаться. А тут как раз я мимо пробегала… Всё затихло кругом. Ривулет замерла, беззвучно отсчитывая: — Один… Два… Три. — ЛЮСИЛЬ ЖАЛОВАЛАСЬ?! Из-под крыши ломанулись обделавшиеся стрижи. Воздух ещё долго колыхало от количества децибел. Когда эхо улеглось, ведьма, как ни в чём не бывало, продолжила набирать воду, заметив небрежно: — Ладно, по большей части она всё же хвасталась. Но ей неприятно, что ты не уделяешь ей никакого внимания — думаю, это можно счесть за жалобу. — А я должен? — фыркнул Хиробрин, вскинув бровь. — Ну как же, я думала, у вас всё серьёзно. — С хрена ли? — А разве нет? Он скрестил руки на груди. — Я вообще не собирался оставаться дольше, чем на пять минут, но мне, что, отказываться от Люсиль, тем более, если она сама предлагает? Если она рассчитывала на какое-то продолжение, могла бы мне прямо об этом и сказать. — Продолжение подразумевалось по умолчанию. Бестолочь ты, конечно… — упрекнула его женщина, оставив в покое водокачку и копошась по мешочкам на поясе. — Рив, у меня и так сейчас нихера не ладится, можешь хотя бы ты мозги не насиловать? — Не обещаю. — Что с одеждой? Ривулет озадаченно крякнула, продолжая шариться в поисках. Потом она крякнула довольно, и её тонкие цепкие пальцы выудили из очередного мешочка прямую колбу с прозрачной жидкостью. Ведьма откупорила зубами пробку и вылила треть в ведро, после чего убрала колбу обратно и взяла ведро на руки, слегка взбалтывая. По поверхности воды пошла пена. — Иди в дом, там не заперто. Заодно сбросишь где-нибудь свой багаж. Откуда у тебя багаж, кстати? Успел подготовиться ещё до всего этого? — Расскажу по ходу дела. — Ясно-понятно. В общем, подожди меня внутри, сейчас что-нибудь соображу. Она щедрой рукой перевернула ведро на Сонга. Оставив пса обтекать, а Ривулет — отчитывать Себастиана за недостойное поведение, Хиробрин поднялся по ступеням. Старые доски приятно поскрипывали. Над головой невесомо звенели колокольчики. Наверху он чуть не вступил в слизня, пригревшегося на солнце, за что тот попытался пожрать его сапог, но был безжалостно запущен пинком в полёт с крыльца. Хиро толкнул резную дверь, дал глазам время привыкнуть к уютному домашнему полумраку и вошёл внутрь. Пахло травами и чем-то ещё. На стене тихо шли часы. Он оставил сумку около входа, повесил пропитавшийся болотной водой плащ на крючок и прошёл на кухню. В углу чуть теплился грубый каменный очаг; угли тлели странным зеленоватым пламенем. На столе Хиробрин заметил колоду карт. Две карты были отложены рубашкой вверх. Любопытство победило, и он их перевернул. Водоворот. Три. У него были подозрения насчёт этого, но он всё равно не собирался их озвучивать. Он не садился, дабы не развозить грязь по мебели. Остался стоять у окна, разглядывая передний двор, и настолько утонул в собственных мыслях, что не услышал, как вошла Ривулет. Он заметил ведьму, только когда она мелькнула на краю зрения, орудуя чем-то возле очага. Изумрудное пламя набрало силу, разгорелось, Рив махнула над ним рукой — и оно, загудев, взвилось столбом. Когда огонь улёгся, он был ярко-синим. — Про Крепость точно больше ничего? — спросил мужчина вполголоса. — Ничего. Хиробрин прерывисто вздохнул, поёжившись, хотя в помещении холодно не было, даже наоборот. — Я волнуюсь за тех, кто остался там, — признался, наконец, он. — Крепость давала приют стольким, что могла сравниться с целым городом по числу населения. Если эндермены решили вернуть её себе, то они вполне могут решить, что им не нужны… посторонние. — «Посторонние» справятся, Хиро, — заверила Ривулет. — Твой народ сильнее, чем ты думаешь. — Да какое там… — мужчина горько усмехнулся и махнул рукой. — Одни разваливаются на ходу, у вторых мозг в зачатке, третьи — вообще кусты ходячие[1]. Разве что скелеты? Но что они могут сделать? При всех их неоспоримых навыках, стрелы здесь бесполезны. Единственный, кому на моей памяти удалось попасть в Странника, — это Калавера, ещё в бытность его… — А, тот мальчик. Помню-помню. — Я попробовал с ним связаться, кстати. Нашёл того, кто знает, где он. Передал письмо. Надеюсь, у гонца хватит здравого смысла не ввязываться в неприятности, пока он его не доставит. — В плане сообщения теперь, конечно, будет туго. — Я надеюсь, долго это не продлится. Ты выяснишь, что со мной, мы это исправим, я пойду и натяну Ведущему глаз на задницу, и всё вернётся на круги своя. А если быстро исправить не получится, то не могли же все Странники разом ориентацию сменить? Кто-то должен был остаться с нами. Препоручу Калавере их поиск. — Тоже вариант. В любом случае, всё будет хорошо, Хиро, — Ривулет ободряюще улыбнулась. — Очень хочу в это верить. Они встретились взглядами. Глаза ведьмы искрились болезненным, сочувствующим блеском, и в синих отсветах огня тонкие морщины на её лице резко углубились. Она моргнула и встрепенулась. — Ладно! — Рив легонько прищёлкнула пальцами. — За мной, за мной! И так время тратим. Хиробрин проследовал в тесную гостиную, стягивая на ходу перчатки. Под них забилась влага и грязь, и ладони начинали противно зудеть. Ривулет куда-то исчезла. — Стой там где-нибудь! — донеслось из соседней комнаты. Это, насколько он помнил, было что-то вроде мастерской. — Я уже, — ответил мужчина, закладывая руки за спину и слегка покачиваясь на носках. Через несколько секунд ведьма возникла в помещении, встряхивая тонкую узорчатую палку, снятую с пояса. Вокруг шеи у неё была обмотана красная шёлковая лента. — Руки по швам и не двигайся, — скомандовала она. — Если будет неприятно, говори сразу, не молчи. Хиро коротко кивнул. Лента тонкой сверкающей змеёй взвилась в воздух, поддерживаемая концом палки, и — он сам не заметил, как — обернулась вокруг него наподобие обруча, нигде не касаясь. Рив отвела палку в сторону. Лента осталась висеть в воздухе, медленно вращаясь по часовой стрелке. Ведьма отступила на несколько шагов и провела рукой сначала вниз, от его пояса до ступней, потом наверх, до середины головы; красный обруч следовал по её указке. Внутри него ощущались колебания чар, будто лёгкий ветер дул сразу со всех сторон. — Щекотка считается? — уточнил Хиробрин. — Если неприятно, то считается. — А если терпимо? — А если терпимо, тогда терпи. — Да уж, логично, — проворчал мужчина, отводя взгляд. Ривулет шептала что-то себе под нос, выписывая сложные пассы своим устройством, потом резко опустила ленту вниз и сообщила: — Готово, отходи. Мужчина, переступив, сделал шаг в сторону, и лента быстро задвигалась по размашистой вертикали на том месте, где он только что стоял. Внутри области, ограниченной ею, понемногу образовывалась прозрачная дымка. Наконец, алый обруч совершил последний рывок вверх, разомкнулся и упал на пол безжизненным куском ткани. Дымка осталась. Ривулет, напевая носом нехитрый мотивчик, прошла на другой конец комнаты и раздвинула тяжёлые шторы, закрывавшие всю стену. За ними прятались ряды сундуков в отдельных деревянных ячейках. Самые нижние стояли прямиком на полу; верхние поддерживались полками, как оказалось, выдвижными — Рив потянула за одну, и она плавно поехала вперёд. Было слышно, как перекатывались маленькие колёсики. Ведьма откинула крышку сундука, заглянула внутрь, отрицательно хмыкнула и полезла в соседний. — Нет… И тут нет… Куда же я их дела? Может, здесь? Тоже нет. Так, а тут что… ого, какой ужас. Ладно, потом разберусь. О, вот, есть! Она вытащила из сундука, шестого по счёту, приличных размеров кусок чёрной ткани, небрежно его свернула и бросила на грубый деревянный диван, больше смахивавший на скамью с мягкими сиденьями. Вслед полетело ещё несколько отрезов, преимущественно тёмных цветов, хотя среди них и затесался небольшой рулон чего-то тонкого и белого. Наконец, она воскликнула: «Ага!» — и торжественно извлекла на свет самую уродливую простыню, которую видел Хиробрин за всю свою довольно долгую и насыщенную жизнь. Вероятно, предположил он, тот, кто создавал узор для этого чудовища, просто не различал цвета. Или вообще был слепым, что куда более вероятно. Или просто-напросто поехавшим, потому что зрячий человек в здравом уме не поместил бы на ярко-синий фон ядрёно-алые, жгуче-оранжевые и ядовито-жёлтые цветы, чем-то отдалённо напоминавшие… «Куча анусов. Куча анусов, объятых пламенем». Хиро среагировал моментально. В пару шагов он оказался у женщины за правым плечом, наклонился над её ухом, практически касаясь губами ушной раковины, и ласково прошептал: — Даже не думай. Даже, блядь, не думай, я это не надену. Ривулет отсутствующе уставилась в никуда, растягивая губы в кривой виноватой ухмылочке. — Оно занимает пространство уже который год, — проговорила она сквозь сжатые зубы. — Мне нужно его куда-то утилизировать, а тут как раз ты подвернулся. — Почему обязательно нужно утилизировать в меня? — Хочу на это посмотреть, — её голос звучал сдавленно из-за сдерживаемых смешков. — Рив, нет. — Никто больше не увидит. — Ты увидишь. — Я не в счёт. — Ты это запомнишь. — Запомню. — И припомнишь. — И припомню. И это не единственная вещь, которую я тебе припоминала, припоминаю или буду припоминать. — Рив, нет. — А помнишь, как я тебя два года назад веником… — Рив, нет! — В общем, — ведьма перекинула выкидыш текстильного ремесла через локоть, — я тебе сейчас собираюсь оказывать услугу, вернее, даже серию услуг. По сути, они должны быть оплачены. И либо ты сейчас в качестве оплаты не брыкаешься и позволяешь мне напялить на тебя вот это, — она демонстративно подняла руку, — потому что я большой ребёнок с дурацкими шутками. Либо я потом выдумываю что-то ещё, что заставит тебя пожалеть о том, что ты в своё время не согласился всего лишь погулять от купальни и обратно в страшненьком кусочке ткани. Сечёшь? — Рив… — Нет? — …ладно. Она хлопнула в ладоши и счастливо заулыбалась, обнажая острые белые клыки. — Вот и славненько! — и с этими словами она взмахнула тканью, выпуская её из рук. У Хиро зарябило в глазах. Ткань неспешно накрыла собой всё ещё висящее в воздухе прозрачное облако, но на пол так и не опустилась, вместо этого обтекая дымку по контуру, ложась на неё, словно на совершенно материальное существо. Ривулет снова выудила свою палку и подскочила к полотну, шатром торчащему посреди комнаты. Касание там, касание здесь, и ткань повиновалась её руке, как змея повинуется флейте факира. Она расходилась на лоскуты, сбрасывала с себя всё лишнее и сходилась заново, уже по строгим швам, подгиналась, подшивалась, подбиралась складками, сжималась, разжималась и волновалась, пока ведьма, наконец, не дёрнула палкой, будто затягивая нить. На невидимом манекене красовался отлично пошитый халат из отвратительной ткани. Ривулет лёгким движением сняла его и бросила Хиробрину с напутствием: — Ступай, приличный ты наш. Броню кинь прямо здесь, остальную одежду оставишь в купальне, я разберусь. Тебе вниз по лестнице и под крыльцо. Мужчина коротко улыбнулся краем губ в благодарность, повесил халат на спинку дивана и начал расстёгивать многочисленные ремни на защитном жилете. Жилет глухо бряцнул при столкновении с полом. Перчатки полетели ему вслед.***
Хиро медленно разомкнул веки. Зелёный. Много зелёного. Он светил малахитовым солнцем с потолка, играл бликами над его головой, переливался на его теле, шумел в ушах — хотя это, скорее, всё же был ток его собственной крови, который теперь был слышен очень отчётливо. Странный звук, непривычный. Неприятный. Глаза защипало, и он пару раз моргнул, чувствуя, как цепляются друг за друга намокшие ресницы. Хотелось заснуть прямо здесь, в мягком обволакивающем тепле, и больше не очнуться, и будь что будет. Пусть ему вечно снятся Далёкие Земли. Из-под его пальцев сорвалось несколько дрожащих пузырей воздуха, устремляясь к поверхности. Нет, спать было нельзя. Он последовал за пузырями. Хиробрин вынырнул, тяжело дыша, и облокотился на каменный борт неглубокой ванны-бассейна. В купальнях Ривулет знала толк. Маленькое каменное сооружение под крыльцом оказалось лишь самой верхушкой, простым входом, и уже оттуда, вниз по лестнице, можно было попасть в главное помещение, хотя это слово не очень хорошо сюда подходило. Оно вызывало ассоциации с чем-то искусственным, возведённым в строгих пропорциях, сплошные прямые линии и прямые углы. А это место напоминало, скорее, пещеру; явно рукотворную, но всё же. Высокий потолок и стены, слегка неровные, выложенные гладким тёмно-зеленоватым камнем, образовывали полукруг. В самом центре полукруга, в самой высокой точке, сияла ярким травянистым светом единственная лампа. Её мощности не хватало, чтобы осветить самые края купальни, оставляя их чуть подёрнутыми темнотой, но это слишком хорошо смотрелось, поэтому так, скорее всего, и было задумано. Под лампой в полу находился круглый мелкий бассейн, в котором сейчас плескалась вода, и свет, отражавшийся от неё, таинственно бликовал на стенах. Только теперь Хиробрин по-настоящему почувствовал, как устал он за эти несколько дней пути. Он всё оттягивал тот момент, когда ему придётся вылезти из тёплой воды и шлёпать босиком наверх, чтобы подвергнуться очередному сомнительному ритуалу. Не то чтобы у него был выбор. Счёт шёл на часы, если не на минуты. Люди Края всегда казались ему довольно пассивными существами, нападавшими, только если их хорошо попросить или хорошо разозлить, но последние события разносили вдребезги эту картину мира. Если уж выкладывать всю правду, он всегда сомневался, что Странники действительно были на его стороне. Теперь, подпитанное предательством Зенеба, нападением в каньоне, захватом Крепости, это маленькое жалкое сомнение вымахало в большую и сильную Уверенность: они всегда были сами за себя. Ибо что только не водится в тихом омуте. «Край берёт то, что есть его по праву». Как много он собирается взять? Где заканчивается его право? Так много вопросов, и ни единого внятного ответа. Хиробрин откинул со лба намокшие волосы. Пора было вылезать. Когда весь мир переворачивается с ног на голову, становится не до ванны.***
Ривулет уже ждала его, лениво прислонившись к стенке и сверкая ехидными золотистыми глазами. — Ну-ка повегхнись, — зубами она снова держала свой неизменный мундштук, поэтому «р», обычно раскатистое и чёткое, ей пришлось проглотить. — Нахер, — гавкнул на неё Хиро, поплотнее заворачиваясь в эстетическое мракобесие, именуемое халатом. — Так полюбуешься. — Тебе идёт. — Ага, конечно, — он раздражённо скривился. — Всё готово? Сил нет больше ждать. Ведьма махнула рукой в сторону кухни: — Проходи, я там стол испортила. Мужчина поднял бровь в недоумении и опасливо заглянул внутрь, отыскивая глазами пострадавший предмет мебели. Прямоугольная столешница по всему краю была изрезана витиеватыми узорами и иероглифами; внутри прямоугольника шёл ряд концентрических окружностей. — Головой на восток, — пробубнила над его ухом подкравшаяся сзади Рив. — Восток — это туда. — Что от меня требуется-то? — спросил Хиробрин немного растерянно. — Ложись, — женщина пожала плечами. — На стол? — Ну да, — она пожала плечами ещё раз. — А что ты хочешь, у меня из других доступных плоских поверхностей только пол, а бегать вокруг тебя на карачках я не собираюсь. Неудобно. — Ла-адно, — протянул Хиробрин с явной неохотой. — Всяко лучше, чем на коне на сосне… [2] — Хм? Конь здесь причём? Он отмахнулся: — Да так, была одна история, ещё давно. Неважно. Стол так стол. Хиро опёрся о столешницу руками и ловким движением запрыгнул наверх, укладываясь так, чтобы твёрдое дерево не сильно давило на кости. — А теперь закрой глаза и думай о мировом господстве, — послышался голос Ривулет откуда-то сзади. — Или о кроличках. Или о мировом господстве кроличков. Мне просто нужно, чтобы ты расслабился. Кролички в голову не шли. А то, что шло, расслаблению никак не способствовало. «Крепость. Крепость захвачена. На кой гаст им именно Крепость, вернее, на кой им именно эта крепость? Они, что, мало понастроили в своё время? Если им нужна база в Верхнем мире, могли взять любую другую». «А конкретно ко мне у них какие претензии? Они не могли попробовать со мной поговорить для начала? Мы же не люди, в самом деле, мы бы договорились. Хотя стоп. Край берёт то, что есть его по праву. А если у них ещё более масштабные планы? Доминирование в голову ударило? И тогда в первую очередь им нужно было избавиться от самого опасного противника. И одним ударом, да… Чтобы сразу и меня, и основной центр». — Хиро, я сказала, расслабься, — вклинилась в поток мыслей Ривулет. Халат распахнулся, обнажая грудную клетку и живот, и к солнечному сплетению прикоснулось что-то холодное и тонкое. Оно вывело пару линий и исчезло. — Кто же расслабляется с таким сложным хлебальником? — Я пытаюсь, — процедил он. — Искренне пытаюсь думать о кроличках. «Так, кролички. Пушистые хвосты, смешные носы. Кролички, кролички, крол… Калавера. Где эту суку опять носит? Почему его никогда нет рядом, когда он нужен?! Минуту, а он разве не считается за опасного противника? Если у Странников серьёзные виды на Верхний мир, они вполне могут избавиться и от Калаверы. С другой стороны, он тот ещё увёртливый гад. Если он мне столько времени не давался, хрена с два он дастся этому их Ведущему». «Кстати, а откуда вообще вылез Ведущий? Почему я раньше о нём ничего не слышал? Я вроде бы не так уж и редко бываю в Крае, хоть какие-то слухи должны были до меня дойти. Неужели эндермены так тщательно шифровались? Сколько это уже продолжается?» — И руки в кулаки ты сейчас сжимаешь тоже от мыслей про кроличков? — Ривулет поспешным движением разогнула его ладони и вычертила узор на тыльной стороне каждой. — Всё в порядке? В теории, Рухон не должен реагировать на простую диагностику, но я не могу предсказать, как он поведёт себя на практике. Говори сразу, как почувствуешь, что что-то не так. — Со всем миром что-то не так. У меня просто никак не получается думать о чём-то отвлечённом. Прости. Я всё ещё пытаюсь, но кролики — это последнее, что меня сейчас волнует. — Что обычно тебя успокаивает? Попробуй сосредоточиться на этом. Хиро вздохнул и крепче сомкнул веки. «Покой. Покой и умиротворение, и ничего больше. Где ты в последний раз их ощущал? Наверное, внизу, в купальне, было довольно спокойно. Уютно. Уединённо. Плещись себе в воде, думай о всяком… Нет, не то. Нужно что-то ещё». «Моя комната в Крепости? Кресло, книги… Чёрт, Крепость. Нет, ни в коем случае. Забудь про Крепость хотя бы на пять минут. Где же этот грёбаный покой, Иссушитель его побери? Где его найти? Я ведь… я ведь находил его, совсем недавно…». Ответ, казалось, был совсем близко, протяни руку — и схватишь, но в последний момент образы уворачивались и разбегались, оставляя Хиробрина в обиженной растерянности. Он хотел уже предложить Рив не заморачиваться и просто вырубить его чем-нибудь потяжелее, потому что так было бы куда более эффективно, но тут под окном гавкнул Сонг. Внимание мужчины тут же переключилось на пса. Потом — как он этого пса встретил, потом — где он его встретил, потом — чей это пёс, и Хиробрин вдруг обнаружил, что один из образов он всё-таки поймал и крепко держит. Закатные лучи падали на степную траву, чуть волнующуюся под лёгким ветром так, что казалось, будто внизу переливается море жидкого золота. Над кромкой горизонта багряными глыбами высились горы, и по их вершинам растекался заходящий солнечный диск. Сквозь красноватые и тёмно-лиловые тучи просвечивало небо, переходящее из светло-рыжего в голубое, постепенно темнеющее… Молодой парень, в плане внешности ничем не примечательный, явно старше двадцати, но не дотягивающий до тридцати… Вид с крыши был всё таким же великолепным, а мелкая суета хозяина дома действовала всё так же умиротворяюще. Иногда мы находим удовольствие в самых странных вещах. Тогда, возле шахты, он так и не признался Стивену, что обязан ему несколькими неделями приятного душевного штиля. Он не смог переступить через свою гордость ради простого: «Да, мне нравилось за тобой наблюдать. Я успокаивался, глядя на тебя». «Я не смеялся над тобой. Я не хотел тебя убить. Мне всего лишь было любопытно твое поведение, потому что ты необычный, и ты мне не отвратителен. Мне кажется, что мы с тобой похожи». И Хиро подумал, что, может быть, наверное, когда всё закончится, он всё же скажет Стивену эти слова. Потому что Стивен был их достоин. Он был умён, находчив, проницателен и решителен. Он сумел поддёрнуть маску из чёрствости и превосходства, заглянуть под неё, всего раз и совсем на чуть-чуть — но даже этого хватило, чтобы вызвать у Хиробрина мимолётное изумление от того, как ловко ввинтился в его чувства простой человек, с которым он провёл бок о бок лишь пару дней. Было в этом что-то… нечеловеческое. Стивен был прав, от начала и до конца, когда говорил, что Хиробрин не сможет его обмануть, потому что он действительно не мог, и он знал об этом, прекрасно знал. Как знал и о том, что на месте Стивена он наверняка запросил бы ту же самую цену. Будущее для всех. Он почему-то не хотел себе в этом признаваться. «А если бы со Стивеном случилось то же, что и со мной, стал бы он тем же, кем стал я?» Его виски вдруг обожгло холодом, и закатная степь начала сжиматься, отдаляться, превращаясь в точку, словно его сознание затягивалось вглубь самого себя. Он отключился. И это было хорошо, потому что следующая мысль, которую он должен был подумать, но так и не успел, вышибла бы его из состояния шаткого покоя, как вышибает пробку из бутылки. Потому что ему нельзя было думать о людях в таком ключе.